Митчелл Маргарет - Унесенные ветром - Скачать бесплатно

Знаешь, Брент, сдается мне, ухнула теперь наша поездка в Европу. Ты пом-
нишь, ма сказала: если нас снова вышибут из университета, не видать нам
большого турне как своих ушей.
- Ну и черт с ним, верно? Чего мы не видали в Европе? Чем, скажи на
милость, могут эти иностранцы похвалиться перед нами, что у них там та-
кое есть, чего нет у нас в Джорджии? Держу пари, что девушки у них не
красивее наших и лошади не быстрее, и могу поклясться, что их кукурузно-
му виски далеко до отцовского.
- Эшли Уилкс говорит, что у них потрясающая природа и замечательная
музыка. Эшли очень нравится Европа. Он вечно про нее рассказывает.
- Ты же знаешь, что за народ эти Уилксы. Они ведь все прямо помешаны
на музыке, на книгах и на красивых пейзажах. Мать говорит - это потому,
что их дедушка родом из Виргинии. Она утверждает, что они все там только
этим и интересуются.
- Ну и пусть забирают себе все это. А мне дайте резвую лошадь, стакан
хорошего вина, порядочную девушку, за которой можно приволокнуться, и не
очень порядочную, с которой можно поразвлечься, и забирайте себе вашу
Европу, нужна она мне очень... Не пустят нас в это турне - ну и напле-
вать! Представь себе, что мы сейчас были бы в Европе, а тут, того и гля-
ди, начнется война? Нам бы нипочем не поспеть назад! Чем ехать в Европу,
я лучше пойду воевать.
- Да и я, в любую минуту... Слушай, Брент, я знаю, куда нам можно по-
ехать поужинать: дернем-ка прямо через болота к Эйблу Уиндеру и скажем
ему, что мы опять дома, все четверо, и в любую минуту готовы стать под
ружье.
- Правильно! - с жаром поддержал его Брент. - И там мы уж наверняка
узнаем все последние новости об Эскадроне и что они в конце концов реши-
ли насчет цвета мундиров.
- А вдруг они подумают нарядить нас, как зуавов? Будь я проклят, если
запишусь тогда в их войско! Я же буду чувствовать себя девчонкой в этих
широких красных штанах! Они, ей-богу, как две капли воды похожи на женс-
кие фланелевые панталоны.
- Да вы, никак, собрались ехать к мистеру Уиндеру? - вмешался Джимс.
- Что ж, езжайте, только не ждите, что вам там добрый ужин подадут. У
них кухарка померла, а новой они еще не купили. Стряпает пока одна нег-
ритянка с плантации, и мне тамошние негры сказывали, что такой поганой
стряпни не видано нигде во всем белом свете.
- Вот черт! А чего ж они не купят новой поварихи?
- Да откуда у такой нищей белой швали возьмутся деньги покупать себе
негров? У них сроду больше четырех рабов не было.
В голосе Джимса звучало нескрываемое презрение. Ведь его хозяевами
были Тарлтоны - владельцы сотни негров, и это возвышало его в собствен-
ных глазах; подобно многим неграм с крупных плантаций, он смотрел свысо-
ка па мелких фермеров, у которых рабов было раз, два, и обчелся.
- Я с тебя сейчас шкуру за эти слова спущу! - вскричал взбешенный
Стюарт. - Да как ты смеешь называть Эйбла Уиндера "нищей белой швалью"!
Конечно, он беден, но вовсе не шваль, и я, черт побери, не позволю нико-
му, ни черному, ни белому, отзываться о нем дурно. Он - лучший человек в
графстве, иначе его не произвели бы в лейтенанты.
- Во-во, я и сам диву даюсь, - совершенно невозмутимо ответствовал
Джимс. - По мне, так им бы надо избрать себе офицеров из тех, кто побо-
гаче, а не какую попало шваль.
- Он не шваль. Ты не равняй его с такой, к примеру, швалью, как Слэт-
тери. Эйбл, правда, не богат. Он не крупный плантатор, просто маленький
фермер, и если ребята сочли его достойным чина лейтенанта, не твоего ума
дело судить об этом, черномазый. В Эскадроне знают что делают.
Кавалерийский Эскадрон был создан три месяца назад, в тот самый день,
когда Джорджия откололась от Союза Штатов, и сразу же начался призыв во-
лонтеров. Новая войсковая часть еще не получила никакого наименования,
но отнюдь не из-за отсутствия предложений. У каждого было наготове свое,
и никто не желал от него отказываться. Точно такие же споры разгорелись
и по вопросу о цвете и форме обмундирования. "Клейтонские тигры", "Пожи-
ратели огня", "Гусары Северной Джорджии", "Зуавы", "Территориальные вин-
товки" (последнее - невзирая на то, что кавалерию предполагалось воору-
жить пистолетами, саблями и охотничьими ножами, а вовсе не винтовками),
"Клейтонские драгуны", "Кровавые громовержцы", "Молниеносные и беспощад-
ные" - каждое из этих наименований имело своих приверженцев. А пока воп-
рос оставался открытым, все называли новое формирование просто Эскадро-
ном, и так оно и просуществовало до самого конца, хотя впоследствии ему
и было присвоено некое весьма пышное наименование.
Офицеры избирались самими волонтерами, ибо, кроме некоторых ветеранов
Мексиканской и Семинольской кампаний, никто во всем графстве не обладал
ни малейшим военным опытом, а подчиняться приказам ветеранов, если они
не вызывали к себе личной симпатии и доверия, ни у кого не было охоты.
Четверо тарлтонских юношей были всем очень по сердцу, так же как и трое
молодых Фонтейнов, но, к общему прискорбию, за них не пожелали голосо-
вать, ибо Тарлтоны легко напивались и были буйны во хмелю, а Фонтейны
вообще отличались вспыльчивым нравом и слыли отчаянными головорезами.
Эшли Уилксу присвоили звание капитана, поскольку он был лучшим наездни-
ком графства, а его хладнокровие и выдержка могли обеспечить некое подо-
бие порядка. в рядах Эскадрона. Рейфорд Калверт был назначен старшим
лейтенантом, потому что Рейфа любили все, а звание лейтенанта получил
Эйбл Уиндер, сын старого траппера и сам владелец небольшой фермы.
Эйбл был огромный здоровяк, старше всех в Эскадре не по возрасту,
добросердечный, не шибко образованный, но умный, смекалистый и весьма
галантный в обхождении с дамами. Дух снобизма был Эскадрону чужд. Ведь в
его составе насчитывалось немало таких, чьи отцы и дети нажили свое сос-
тояние, начав с обработки небольшого фермерского участка. А Эйбл был
лучшим стрелком в Эскадроне, непревзойденно метким стрелком - попадал в
глаз белке с расстояния в семьдесят пять ярдов - и к тому же знал толк в
бивачной жизни: был отличным следопытом, умел разжечь костер под пролив-
ным дождем и найти ключевую воду. Эскадрон оценил его по заслугам, он
пришелся всем по душе, и его сделали офицером. Он принял оказанную ему
честь с достоинством и без излишнего зазнайства - просто как положенное.
Однако жены и рабы плантаторов, в отличие от своих мужей и хозяев, не
могли забыть, что Эйбл Уиндер выходец из низов.
На первых порах в Эскадрон набирали только сыновей плантаторов, это
было подразделение джентльменов, и каждый вступал в него со своим конем,
собственным оружием, обмундированием, прочей экипировкой и слугой-рабом.
Но в молодом графстве Клейтон богатых плантаторов было не так-то много,
и для того чтобы сформировать полноценную войсковую единицу, возникла
необходимость набирать волонтеров среди сыновей мелких фермеров, траппе-
ров, охотников за пушным зверем и болотной дичью, а в отдельных редких
случаях - даже из числа белых бедняков, если они по личным достоинствам
несколько возвышались над своим сословием.
Эти молодые люди, так же как и их богатые соотечественники, горели
желанием сразиться с янки, если война все же начнется, - но тут возникал
деликатный вопрос денежных расходов. Редко кто из мелких фермеров имел
лошадей. Они возделывали свою землю на мулах, да и в этих животных у них
не было излишка, - в лучшем случае две-три пары. Пожертвовать своими му-
лами для военных нужд они не могли, даже если бы в Эскадроне возникла
потребность в мулах, чего, разумеется, никак не могло произойти. А белые
бедняки почитали себя на вершине благоденствия, если имели хотя бы одно-
го мула. Что же до охотников и трапперов, то у тех и подавно не было ни
лошадей, ни мулов. Они питались тем, что приносил им их клочок земли,
или подстреленной дичью, а также за счет простого товарообмена; пятидол-
ларовая бумажка раз в году являлась большой редкостью в их руках, и ни о
каких лошадях и мундирах им не приходилось и помышлять. Однако они в
своей бедности были столь же непреклонно горды, как плантаторы в своем
богатстве, и никогда не приняли бы от богатых соседей никакой подачки,
ничего, хотя бы отдаленно смахивающего на милостыню. А посему, дабы
сформировать Эскадрон, не уязвляя при этом ничьего самолюбия, отец Скар-
летт, Джон Уилкс, Бак Манро, Джим Тарлтон, Хью Калверт и другие, а в
сущности, каждый крупный плантатор графства, за исключением одного
только Энгуса Макинтоша, выложили денежки на экипировку и лошадей для
Эскадрона. В конечном счете каждый плантатор согласился внести деньги на
экипировку своих сыновей и еще некоторого количества чужих молодцов, но
все это было облечено в такую форму, что менее имущие члены Эскадрона
могли получить обмундирование и лошадь без малейшего ущемления своей
гордости.
Дважды в неделю Эскадрон собирался в Джонсборо - проходить строевую
подготовку и молить бога, чтобы поскорее началась война. Нехватка в ло-
шадях еще была, но те, кто уже сидел в седле, проводили - как это им
представлялось - кавалерийские маневры в поле позади здания суда, подни-
мая облака пыли, надрывая глотки до хрипоты и размахивая саблями времен
Войны за независимость, снятыми со стен гостиных или кабинетов. Те же,
кто еще не обзавелся конем, сидели на приступочке перед лавкой Булларда,
наблюдали за своими гарцующими на лошадях товарищами по оружию, жевали
табак и делились слухами. А порой состязались в стрельбе. Особой нужды в
обучении этих парней стрельбе не возникало. Большинство южан приобщались
к огнестрельному оружию чуть не с колыбели, а повседневная охота на все-
возможную дичь сделала каждого из них метким стрелком.
Самые разнообразные виды огнестрельного оружия поступали из домов
плантаторов и хижин трапперов всякий раз, как Эскадрон объявлял сбор.
Длинноствольные ружья для охоты на белок, бывшие в ходу еще в те годы,
когда поселенцы впервые перевалили за Аллеганы; старые, заряжающиеся с
дула мушкеты, имевшие на своем счету немало индейских душ во времена ос-
воения Джорджии; кавалерийские пистолеты, сослужившие службу в 1812 году
в стычках с индейским племенем семинолов и в Мексиканской войне; ду-
эльные пистолеты с серебряной насечкой; короткоствольные крупнокалибер-
ные пистолеты; охотничьи двустволки и красивые новые винтовки английской
выделки с блестящими отполированными ложами из благородных пород дерева.
Обучение всегда заканчивалось в салунах Джонсборо, и к наступлению
ночи вспыхивало столько драк, что офицеры были бессильны уговорить своих
сограждан не наносить друг другу увечья - подождать, пока это сделают
янки. В одной из таких стычек и всадил Стюарт Тарлтон пулю в Кэйда Кал-
верта, а Тони Фонтейн - в Брента. В те дни, когда формировался Эскадрон,
близнецы, только что изгнанные из Виргинского университета, возвратились
домой и с воодушевлением завербовались в его ряды. Однако после упомяну-
той перестрелки, два месяца назад, их матушка снова отправила своих мо-
лодцов в университет - на этот раз в Джорджии, - с приказом: оттуда ни
шагу. Пребывая там, они, к великому огорчению, пропустили радости и вол-
нения учебных сборов и теперь сочли, что университетским образованием
вполне можно пожертвовать ради удовольствия скакать верхом, стрелять и
драть глотку в компании приятелей.
- Ладно, поехали к Эйблу, - решил Брент. - Мы можем переправиться че-
рез реку вброд во владениях мистера О'Хара, а потом в два счета доберем-
ся туда через фонтейновские луга.
- Только не ждите, что вас там чем-нибудь накормят, окромя жаркого из
опоссума и бобов, - бубнил свое Джимс.
- А ты вообще не получишь ничего, - усмехнулся Стюарт. - Потому как
ты сейчас отправишься к ма и скажешь ей, чтоб нас не ждали к ужину.
- Ой, нет, не поеду! - в ужасе вскричал Джимс. - Не поеду, и все!
Больно-то мне надо, чтоб хозяйка с меня заместо вас шкуру спустила! Пер-
во-наперво она спросит, как это я недоглядел, что вас опять из ученья
выперли. А потом я буду виноват, что вы сейчас из дома улизнули и она не
может дать вам взбучку. Вот тут она и начнет меня трепать, как утка дож-
девого червя, и я один стану за нее в ответе. Нет уж, ежели вы не
возьмете меня с собой к мистеру Уиндеру, я убегу в лес, схоронюсь там на
всю ночь, и пущай меня забирает патруль - все лучше, чем попасться хо-
зяйке под горячую руку.
Близнецы негодующе и растерянно поглядели на исполненного решимости
чернокожего мальчишку.
- С этого идиота и вправду хватит нарваться на патруль, и тогда ма не
успокоится еще неделю. Честное слово, с этими черномазыми одна морока.
Иной раз мне кажется, что аболиционисты не так-то уж и плохо придумали.
- Нечестно, если на то пошло, заставлять Джимса расплачиваться за
нас. Придется взять его с собой. Но слушай ты, черномазый негодник, пос-
мей только задирать нос перед тамошними неграми и хвалиться, что у нас
жарят цыплят и запекают окорока, в то время как они питаются только кро-
ликами да опоссумами, и я... я пожалуюсь на тебя ма. И мы не возьмем те-
бя с собой на войну.
- Задирать нос? Чтоб я стал задирать нос перед этими нищими неграми?
Нет, сэр, я не так воспитан. Миссис Беатриса научила меня по части хоро-
ших манер, почитай что не хуже вас умею.
- Ну, в этом деле она не слишком-то преуспела - что с нами, что с то-
бой, - сказал Стюарт. - Ладно, поехали.
Он осадил своего крупного гнедого жеребца, а затем, дав ему шпоры,
легко поднял над редкой изгородью из жердей и пустил по вспаханному полю
Джералда О'Хара. Брент послал свою лошадь за гнедым жеребцом, а следом
за юношами перемахнул через изгородь и Джимс, прильнув к луке и вцепив-
шись в гриву. Джимс не испытывал ни малейшей охоты перепрыгивать через
изгороди, но ему приходилось брать и более высокие препятствия, дабы не
отставать от своих хозяев.
В сгущавшихся сумерках они поскакали по красным бороздам пашни и,
спустившись с холма, уже приближались к реке, когда Брент крикнул брату:
- Послушай, Стю, а ведь, что ни говори, Скарлетт должна была бы приг-
ласить нас поужинать?
- Да я все время об этом думаю, - крикнул в ответ Стюарт. - Ну а по-
чему, как ты полагаешь...


ГЛАВА II

Когда близнецы ускакали и стук копыт замер вдали, Скарлетт, в оцепе-
нении стоявшая на крыльце, повернулась и, словно сомнамбула, направилась
обратно к покинутому креслу. Она так старалась ничем не выдать своих
чувств, что лицо у нее от напряжения странно онемело, а на губах еще
дрожала вымученная улыбка. Она тяжело опустилась в кресло, поджав под
себя одну ногу и чувствуя, как сердцу становится тесно в груди от разди-
равшего его горя. Она болезненно ощущала его короткие частые толчки и
свои странно заледеневшие ладони, и чувство ужасного, непоправимого нес-
частья овладело всем ее существом. Боль и растерянность были написаны на
ее лице - растерянность избалованного ребенка, привыкшего немедленно по-
лучать все, чего ни попросит, и теперь впервые столкнувшегося с неведо-
мой еще теневой стороной жизни.
Эшли женится на Мелани Гамильтон!
Нет, это неправда! Близнецы что-то напутали. Или, как всегда, разыг-
рывают ее. Не может, не может Эшли любить Мелани. Да и кто полюбит этого
бесцветного мышонка! Скарлетт с инстинктивным презрением и сознанием
своего превосходства воскресила в памяти тоненькую детскую фигурку Мела-
ни, ее серьезное личико, напоминающее своим овалом сердечко - такое
простенькое, что его можно было даже назвать некрасивым. К тому же Эшли
не виделся с ней месяцами. После тех танцев в прошлом году в Двенадцати
Дубах он был в Атланте не более двух раз. Нет, Эшли не любит Мелани, по-
тому что... - вот тут уж она никак не может ошибаться - потому что он
влюблен в нее, в Скарлетт! Он любит ее - это-то она знает твердо!
Скарлетт услышала, как под тяжелой поступью Мамушки в холле задрожал
пол, и, поспешно выпростав из-под себя ногу, постаралась придать лицу
насколько возможно безмятежное выражение. Ни под каким видом нельзя до-
пустить, чтобы Мамушка заподозрила что-то неладное. Мамушка считала всех
О'Хара своей непререкаемой собственностью, принадлежащей ей со всеми
потрохами, со всеми мыслями и чувствами, и полагала, что у них не может
быть от нее секретов, а потому малейшего намека на какую-либо тайну дос-
таточно было, чтобы пустить ее по следу - неутомимую и беспощадную,
словно гончая. Скарлетт по опыту знала: если только любопытство Мамушки
не будет немедленно удовлетворено, она тут же побежит к хозяйке, и тог-
да, хочешь не хочешь, придется во всем признаваться или придумывать ка-
кую-нибудь более или менее правдоподобную историю.
Мамушка выплыла из холла. Эта пожилая негритянка необъятных размеров
с маленькими, умными, как у слона, глазками и черной лоснящейся кожей
чистокровной африканки была душой и телом предана семейству О'Хара и яв-
лялась главным оплотом хозяйки дома, грозой всех слуг и нередко причиной
слез трех хозяйских дочек. Да, кожа у Мамушки была черная, но по части
понятия о хороших манерах и чувства собственного достоинства она ничуть
не уступала белым господам. Она росла и воспитывалась в спальне Соланж
Робийяр, матери Эллин О'Хара, - изящной, невозмутимой, высокомерной
француженки, одинаково жестко каравшей как детей своих, так и слуг за
малейшее нарушение приличий. Будучи приставлена к Эллин, Мамушка, когда
Эллин вышла замуж, прибыла вместе с ней из Саванны в Северную Джорджию.
Кого люблю, того уму-разуму учу - было для Мамушки законом, а поскольку
она и любила Скарлетт, и гордилась ею безмерно, то и учить ее уму-разуму
не уставала никогда.
- А где ж жентмуны - никак уехали? Как же вы не пригласили их отужи-
нать, мисс Скарлетт? Я уже велела Порку поставить два лишних прибора.
Где ваши манеры, мисс?
- Ах, мне так надоело слушать про войну, что я просто была не в сос-
тоянии терпеть эту пытку еще и за ужином. А там, глядишь, и папа присое-
динился бы к ним и ну громить Линкольна.
- Вы ведете себя не лучше любой негритянки с плантации, мисс, и это
после всех-то наших с вашей маменькой трудов! Да еще сидите тут на ветру
без шали! Сколько раз я вам толковала и толковала - попомните мое слово,
схватите лихорадку, ежели будете сидеть ввечеру с голыми плечами. Марш в
дом, мисс Скарлетт!
Скарлетт с деланным безразличием отвернулась от Мамушки, радуясь, что
та, озабоченная отсутствием шали, не заметила ее расстроенного лица.
- Не хочу. Я посижу здесь, полюбуюсь на закат. Он так красив. Пожа-
луйста, Мамушка, принеси мне шаль, а я подожду здесь папу.
- Да вы, похоже, уже простыли - голос-то какой хриплый, - еще пуще
забеспокоилась Мамушка.
- Вовсе нет, - досадливо промолвила Скарлетт. - Принеси мне шаль.
Мамушка заковыляла обратно в холл, и до Скарлетт долетел ее густой
голос, звавший одну из горничных, прислуживавших на верхнем этаже.
- Эй, Роза! Сбрось-ка мне сюда шаль мисс Скарлетт! - Затем последовал
еще более громкий возглас: - Вот безмозглое созданье! Ну, чтоб хоть раз
был от нее какой-то прок! Нет, видать, придется самой лезть наверх!
Скарлетт услышала, как застонали ступеньки лестницы, и тихонько под-
нялась с кресла. Сейчас вернется Мамушка и снова примется отчитывать ее
за нарушение правил гостеприимства, а Скарлетт чувствовала, что не в си-
лах выслушивать весь этот вздор, когда сердце у нее рвется на части. Она
стояла в нерешительности, раздумывая, куда бы ей укрыться, пока не утих-
нет немного боль в груди, и тут ее осенила неожиданная мысль, и впереди
сразу забрезжил луч надежды. Отец уехал после обеда в Двенадцать Дубов с
намерением откупить у них Дилси - жену Порка, его лакея. Дилси была по-
вивальной бабкой в Двенадцати Дубах и старшей над прислугой, и Порк ден-
но и нощно изводил хозяина просьбами откупить Дилси, чтобы они могли
жить вместе на одной плантации. Сегодня Джералд, сдавшись на его мольбы,
отправился предлагать выкуп за Дилси.
"Ну конечно же, - думала Скарлетт, - если это ужасное известие -
правда, то папа уж непременно должен знать. Ему, разумеется, могут ниче-
го и не сказать, но он сам заметит, если там, у Уилксов, происходит
что-то необычное и все чем-то взволнованы. Мне бы только увидеться с ним
с глазу на глаз до ужина, и я все разузнаю - быть может, просто эти пар-
шивцы-близнецы снова меня разыгрывают".
Джералд с минуты на минуту должен был возвратиться домой. Значит,
чтобы увидеть отца без свидетелей, надо перехватить его, когда он будет
сворачивать с дороги на подъездную аллею. Скарлетт неслышно спустилась
по ступенькам крыльца, оглядываясь через плечо - не следит ли за ней Ма-
мушка из верхних окон. Не обнаружив за колеблемыми ветром занавесками
широкого черного лица в белоснежном чепце и укоряющих глаз, Скарлетт ре-
шительным жестом подобрала подол своей цветастой зеленой юбки, и ее ма-
ленькие ножки в туфлях без каблуков, перехваченные крест-накрест лента-
ми, быстро замелькали по тропинке, ведущей к подъездной аллее.
Темноголовые кедры, сплетаясь ветвями, превратили длинную, посыпанную
гравием аллею в некое подобие сумрачного туннеля. Укрывшись от глаз под
надежной защитой их узловатых рук, Скарлетт умерила шаг. Она с трудом
переводила дыхание из-за туго затянутого корсета; бежать она не могла,
но шла все же очень быстро. Вскоре она достигла конца подъездной аллеи и
вышла на дорогу, но продолжала идти вперед, пока за поворотом высокие
деревья не скрыли из виду усадебного дома.
Раскрасневшаяся, запыхавшаяся, она присела на поваленное дерево и
стала ждать отца. Он запаздывал, но она была этому даже рада. Есть время
успокоиться, отдышаться и встретить его с безмятежным видом, не возбуж-
дая подозрений. Еще минута, и до нее долетит стук подков, и она увидит:
вот он бешеным, как всегда, галопом гонит коня вверх по крутому откосу.
Но минуты бежали одна за другой, а Джералд не появлялся. В ожидании его
она смотрела вниз с холма, и сердце у нее снова заныло.
"Нет, неправда это! - убеждала себя она. - Но почему он не едет?"
Она смотрела на вьющуюся по склону холма дорогу, багрово-красную пос-
ле утреннего дождя, и мысленно прослеживала ее всю, вплоть до илистой
поймы ленивой реки флинт, и дальше вверх по холму до Двенадцати Дубов -
усадьбы Эшли. Теперь в ее глазах эта дорога имела только одно значение -
она вела к Эшли, к красивому дому с белыми колоннами, венчавшему холм
наподобие греческого храма.
"Ах, Эшли, Эшли!" - беззвучно воскликнула она, и сердце ее заколоти-
лось еще сильнее.
Холодное, тревожное предчувствие беды, не перестававшее терзать ее с
той минуты, как близнецы принесли страшную весть, вдруг ушло куда-то в
глубь сознания, будучи вытеснено уже знакомым лихорадочным жаром, томив-
шим ее на протяжении последних двух лет.
Теперь ей казалось странным, что Эшли, вместе с которым она росла,
никогда прежде не привлекал к себе ее внимания. Он появлялся и исчезал,
ни на минуту не занимая собой ее мыслей. И так было до того памятного
дня, два года назад, когда он, возвратясь домой после своего трехгодич-
ного путешествия по Европе, приехал к ним с визитом, и она полюбила его.
Вот так вдруг полюбила, и все!
Она стояла на ступеньках крыльца, а он - в сером костюме из тонкого
блестящего сукна, с широким черным галстуком, подчеркивающим белизну его
плоеной сорочки, - внезапно появился на подъездной аллее верхом на лоша-
ди. Она помнила все до мельчайших деталей: блеск его сапог, камею с го-
ловой медузы в булавке, которой был заколот галстук, широкополую панаму,
стремительным жестом снятую с головы, как только он увидел ее, Скарлетт.
Он спешился, бросил поводья негритенку и стал, глядя на нее; солнце иг-
рало в его белокурых волосах, превращая их в серебряный шлем, и его меч-
тательные серые глаза улыбались ей. Он сказал: "О, вы стали совсем
взрослой, Скарлетт!" И, легко взбежав по ступенькам, поцеловал ей руку.
Ах, этот голос! Никогда не забыть ей, как забилось ее сердце при звуках
этого медлительного, глубокого, певучего, как музыка, голоса. Так заби-
лось, словно она слышала его впервые.
И в этот самый миг в ней вспыхнуло желание. Она захотела, чтобы он
принадлежал ей, захотела не рассуждая, так же естественно и просто, как
хотела иметь еду, чтобы утолять голод, лошадь, чтобы скакать верхом,
мягкую постель, чтобы на ней покоиться.
Два года он сопровождал ее на балы и на теннисные матчи, на рыбную
ловлю и на пикники, разъезжал с ней по всей округе, хотя и не столь час-
то, как братья-близнецы Тарлтоны или Кэйд Калверт, и не был столь назой-
лив, как братья Фонтейны, и все же ни одна неделя не проходила без того,
чтобы Эшли Уилкс не появился в поместье Тара.
Правда, он никогда не домогался ее любви и в его ясном сером взоре
никогда не вспыхивало того пламени, которое она привыкла подмечать в об-
ращенных на нее взглядах других мужчин. И все же... все же... она знала,
что он любит ее. Тут она ошибиться не могла. Ей говорил это ее инстинкт
- тот, что проницательнее рассудка и мудрее жизненного опыта. Часто она
исподтишка ловила на себе его взгляд, в котором не было присущей ему от-
решенности, а какая-то неутоленность и загадочная для нее печаль. Она
знала, что Эшли любит ее. Так почему же он молчал? Этого она понять не
могла. Впрочем, она многого в нем не понимала.
Он всегда был безупречно внимателен к ней - но как-то сдержанно,
как-то отчужденно. Никто, казалось, не мог проникнуть в его мысли, а уж:
Скарлетт и подавно. Эта его сдержанность всех выводила из себя - ведь
здесь все привыкли сразу выпаливать первое, что приходило на ум. В любых
традиционных развлечениях местной молодежи Эшли никому не уступал ни в
чем: он был одинаково ловок и искусен и на охоте, и на балу, и за кар-
точным столом, и в политическом споре, и считался, притом бесспорно,
первым наездником графства. Но одна особенность отличала Эшли от всех
его сверстников: эти приятные занятия не были смыслом и содержанием его
жизни. А в своем увлечении книгами, музыкой и писанием стихов он был со-
вершенно одинок.
О боже, почему же этот красивый белокурый юноша, такой изысканно, но
холодно учтивый, такой нестерпимо скучный со своими вечными разгла-
гольствованиями о европейских странах, о книгах, о музыке, о поэзии и
прочих совершенно неинтересных вещах, был столь притягателен для нее?
Вечер за вечером Скарлетт, просидев с Эшли в сумерках на крыльце допозд-
на, долго не могла потом сомкнуть глаз и находила успокоение лишь при
мысли о том, что в следующий вечер он несомненно сделает ей предложение.
Но вот наступал следующий вечер, а за ним еще следующий, и все остава-
лось по-прежнему. А сжигавшее ее пламя разгоралось все жарче.
Она любила его и желала, но он был для нее загадкой. Все в жизни
представлялось ей непреложным и простым - как ветры, дующие над планта-
цией, как желтая река, омывающая холм. Все сложное было ей чуждо и непо-
нятно, и такой суждено ей было оставаться до конца дней своих. А сейчас
впервые судьба столкнула ее лицом к лицу с натурой несравненно более
сложной, чем она.
Ибо Эшли был из рода мечтателей - потомок людей, из поколения в поко-
ление посвящавших свой досуг раздумьям, а не действиям, упивавшихся ра-
дужными грезами, не имевшими ничего общего с действительностью. Он жил,
довольствуясь своим внутренним миром, еще более прекрасным на его
взгляд, чем Джорджия, и лишь нехотя возвращался к реальной действи-
тельности. Взирая на людей, он не испытывал к ним ни влечения, ни анти-
патии. Взирая на жизнь, он не омрачался и не ликовал. Он принимал су-
ществующий миропорядок и свое место в нем как нечто данное, раз и нав-
сегда установленное, пожимал плечами и возвращался в другой, лучший мир
- к своим книгам и музыке.
Скарлетт не понимала, как мог он, чья душа была для нее потемки,
околдовать ее. Окружавший его ореол тайны возбуждал ее любопытство, как
дверь, к которой нет ключа. Все, что было в нем загадочного, заставляло
ее лишь упорнее тянуться к нему, а его необычная сдержанная обходи-
тельность лишь укрепляла ее решимость полностью им завладеть. Она была
молода, избалованна, она еще не знала поражений и ни секунды не сомнева-
лась в том, что рано или поздно Эшли попросит ее стать его женой. И
вдруг как гром среди ясного неба - эта ужасная весть. Эшли сделал пред-
ложение Мелани! Да нет, не может быть!
Как же так! Ведь не далее как на прошлой неделе, когда они в сумерках
возвращались верхом с прогулки, он неожиданно произнес: "Мне нужно ска-
зать вам нечто очень важное, Скарлетт, но я просто не знаю, с чего на-
чать".
У нее бешено заколотилось сердце от сладкого предчувствия, и, пони-
мая, что желанный миг наконец настал, она скромно опустила глаза, но тут
Эшли прибавил: "Впрочем, нет, не сейчас. Мы уже почти дома, у нас не бу-
дет времени на разговор. Ах, какой же я трус, Скарлетт!" И, пришпорив
коня, он следом за ней взлетел на холм, к усадьбе.
Сидя на поваленном дереве, Скарлетт вспомнила эти слова, переполнив-
шие ее тогда такой радостью, и внезапно они обрели для нее совсем иной,
ужасный смысл. А может быть, он просто хотел сообщить, что обручен с
другой?
Господи! Хоть бы папа вернулся! Она не в силах была больше выносить
это состояние неизвестности. Снова и снова нетерпеливо вглядывалась она
вдаль, но все было напрасно.
Солнце уже закатилось, и багряный край небес поблек, став тускло-ро-
зовым; лазурь над головой постепенно окрашивалась в нежные, зеленова-
то-голубые, как яйцо зорянки, тона, и таинственная сумеречная тишь при-
роды неслышно обступала Скарлетт со всех сторон. Призрачный полумрак
окутывал землю. Красные борозды пахоты и красная лента дороги, утратив
свой зловеще-кровавый оттенок, превратились в обыкновенную бурую землю.
На выгоне, по ту сторону дороги, лошади, коровы и мулы тихо стояли возле
изгороди в ожидании, когда их погонят к конюшням, коровникам и к ужину.
Их пугал темный силуэт зарослей вдоль реки, и они прядали ушами в сторо-
ну Скарлетт, словно радуясь соседству человека.
В этом призрачном полумраке высокие сосны в пойме реки, такие соч-
но-зеленые при свете дня, казались совершенно черными на блеклой пастели
неба - могучие, величественные гиганты, они стояли сомкнутым строем,
преграждая доступ к неспешно бегущей желтой воде. Белые трубы усадьбы
Уилксов на том берегу реки, на холме, меркли все больше среди густой
темной зелени дубов, и только мерцавшие кое-где огоньки зажженных к ужи-
ну ламп манили на ночлег.
Влажное, теплое дыхание весны, напоенное запахом свежевспаханной зем-
ли и молодых, рвущихся к небу побегов, сладко обволакивало Скарлетт.
Весна, закаты, нежно-зеленая поросль никогда не пробуждали в душе
Скарлетт ощущения чуда. Прекрасное было повседневностью, частицей жизни,
как воздух, как вода. Ее сознание было восприимчиво к красоте лишь впол-
не конкретных, осязаемых предметов - породистых лошадей, женских лиц,
нарядных одеяний... И все же торжественная тишина этих сумерек, спустив-
шихся на возделанные земли Тары, принесла успокоение ее взбаламученной
душе. Она любила эту землю - любила безотчетно и беззаветно, как любила
лицо матери, склоненное в молитве при свете лампады.
А Джералда все еще не было видно на безлюдной извилистой дороге. Если
сидеть здесь и ждать. Мамушка, без сомнения, отыщет ее и прогонит в дом.
Продолжая вглядываться в уходящую во мрак дорогу, она вдруг услышала
стук копыт, долетевший от подножия холма со стороны выгона, и увидела
разбегающихся в страхе коров и лошадей. Джералд О'Хара возвращался домой
напрямик через поля и гнал коня во весь опор.
Он взлетел на холм на своем плотном, длинноногом гунтере, похожий из-
дали на мальчишку, оседлавшего коня себе не по росту. Седые волосы его
стлались на скаку по ветру, он стегал лошадь хлыстом и понукал криком.
Забыв на мгновение о снедавшей ее тревоге, Скарлетт с гордостью и
нежностью любовалась отцом, ибо что ни говори, а Джералд О'Хара был ли-
хим наездником.
"Стоит ему выпить, и его тут же понесет махать через изгороди, - по-
думала Скарлетт. - А ведь как раз на этом месте в прошлом году он выле-
тел из седла и сломал ногу. Хороший вроде бы получил урок. Да еще клят-
венно пообещал маме прекратить эти штуки".
Скарлетт не испытывала ни малейшего страха перед отцом. Он был как бы
ее сверстником - даже больше, чем сестры, - ведь Джералд, словно
мальчишка, любил втайне от жены скакать по полям напрямик, а Скарлетт -
тоже большая охотница до всяких эскапад - была его верной союзницей про-
тив Мамушки. Она поднялась с дерева - поглядеть, как он будет прыгать.
Высокий жеребец приблизился к ограде и, подобравшись, без малейшего,
казалось, усилия взял препятствие под ликующие возгласы седовласого
всадника, махавшего в воздухе хлыстом. Не замечая дочери, стоявшей в те-
ни под деревьями, Джералд одобрительно потрепал лошадь по холке и свер-
нул на дорогу.
- Любому коню в округе дашь сто очков, а может, и во всем штате, -
гордо поведал он своему жеребцу, и ирландский акцент, от которого ему
так и не удалось избавиться за все тридцать девять лет жизни в Америке,
отчетливо прозвучал в его речи. Затем он поспешно принялся приглаживать
волосы и оправлять мятую, выбившуюся из-за пояса сорочку и съехавший на-
бок галстук. Скарлетт понимала, что эти прихорашивания нужны для того,
чтобы предстать перед женой в таком виде, какой подобает джентльмену,
степенно возвратившемуся домой верхом после визита к соседям. И тут же
она сообразила, что это дает ей повод начать разговор, не открывая ис-
тинной цели своего появления здесь.
Она звонко рассмеялась. Джералд, как она и ожидала, вздрогнул от нео-
жиданности, затем увидел ее и придержал жеребца; вид у него сделался
сконфуженный и вместе с тем вызывающий. Он спешился с трудом - повреж-
денное колено еще давало о себе знать - и, ведя лошадь в поводу, напра-
вился к дочери.
- Так-так, мисс, - сказал он и ущипнул ее за щеку, - вы, значит, взя-
лись шпионить за мной и, совсем как ваша сестрица Сьюлин на прошлой не-
деле, побежите жаловаться маменьке?
Голос его звучал негодующе и в то же время жалобно, и Скарлетт, желая
немного подразнить его, насмешливо прищелкнула языком и потянулась поп-
равить ему галстук. На нее пахнуло крепким запахом виски и более слабым
- свежей мяты. И еще пахло жевательным табаком, кожей и лошадьми. Этот с
детства любимый запах был всегда связан в ее представлении с отцом, но
безотчетно нравился ей и как принадлежность других мужчин.
- Нет, па, я же не ябеда, вроде Сьюлин, - заверила она отца и, отсту-
пив на шаг, окинула его оценивающим взглядом, дабы удостовериться, что
все в порядке.
Джералд был невысок ростом - чуть больше пяти футов, - но обладал та-
ким массивным торсом и могучей шеей, что сидя производил впечатление
крупного мужчины. Этот могучий торс держался на двух коротких, но чрез-
вычайно крепких ногах, неизменно обутых в сапоги из самой лучшей кожи и
столь же неизменно широко расставленных, как у задиристого мальчишки.
Низкорослые мужчины обычно кажутся немного смешными, если начинают пы-
житься и напускать на себя важность, но бойцовский петух, даже если он
мал, всегда пользуется уважением на птичьем дворе, и то же самое можно
было сказать о Джералде О'Хара. Ни одному самому отчаянному смельчаку не
пришло бы в голову отозваться о Джералде О'Хара как о смешном маленьком
коротышке.
Ему уже стукнуло шестьдесят, и его жесткие курчавые волосы выбелила и
посеребрила седина, но на лукавом лице этого жизнелюбца еще не обозначи-
лось морщин, а небольшие голубые глаза были по-прежнему молоды и взгляд
юношески безмятежен и тверд, ибо Джералд О'Хара не привык терзать свой
мозг отвлеченными проблемами, выходящими за пределы целесообразности
прикупа или блефа при игре в покер. И более типичную ирландскую физионо-
мию - широкоскулую, краснощекую, большеротую, курносую и воинственную -
не так-то легко было бы сыскать на всем пространстве его далекой, давно
покинутой родины.
А под этой холерической внешностью скрывалось нежнейшее из сердец.
Вопли раба, получавшего, быть может, и заслуженную порку, детский плач
или жалобное мяуканье котенка были невыносимы для его ушей. Но пуще все-
го на свете он страшился, как бы эта его слабость не была кем-нибудь
подмечена, и даже не подозревал, что через пять минут знакомства с ним
его доброта бросалась в глаза каждому: такое открытие нанесло бы самолю-
бию Джералда чувствительнейший удар. Ведь ему казалось, что, заслышав
громовые раскаты голоса хозяина, все, трясясь от страха, опрометью бро-
саются исполнять его волю. Он был далек от мысли о том, что только одно-
му голосу - негромкому голосу его жены - повиновалось все в поместье.
Это должно было навеки остаться для него тайной, ибо все, начиная с Эл-
лин и кончая самым тупым негритенком, были участниками безмолвного дели-
катного заговора: хозяин должен считать, что здесь его слово - закон.
А уж Скарлетт бурные вспышки его гнева не пугали и подавно. Она была
старшей из детей Джералда, и теперь, когда трое его сыновей лежали в мо-
гилах на семейном кладбище и стало очевидно, что он уже не будет иметь
наследника, у него мало-помалу образовалась привычка беседовать со Скар-
летт как мужчина с мужчиной, что весьма льстило ее тщеславию, и она по-
любила эти беседы. Скарлетт больше походила характером на отца, чем ее
сестры - мечтательная, хрупкая Кэррин, в крещении Кэролайн-Айрин, и
изящная Сьюлин, крещенная Сьюзин-Элинор, чрезвычайно гордившаяся своими
аристократическими манерами.
Более того - Джералда и Скарлетт связывали узы взаимного укрыва-
тельства. Если Джералд ловил Скарлетт на месте преступления, когда она,
ленясь прогуляться полмили до ворот, перелезала через ограду или засижи-
валась допоздна на ступеньках крыльца с очередным поклонником, он само-
лично яростно отчитывал ее, но никогда не сообщал об этом ни Эллин, ни
Мамушке. Если же Скарлетт видела, что отец, невзирая на данное жене обе-
щание, скачет верхом через изгороди, или ненароком узнавала от местных
кумушек подлинную сумму его карточного проигрыша, она, в свою очередь,
тоже воздерживалась за ужином от упоминания об этих его провинностях, не
в пример Сьюлин, выдававшей его секреты с деланно невинным видом. Дже-
ралд и Скарлетт торжественно заверяли друг друга, что все эти мелочи
только зря взволновали бы Эллин и посему никакая сила на свете не заста-
вит их ранить ее нежные чувства.
Скарлетт, вглядываясь в смутно различимое в меркнущем свете лицо от-
ца, безотчетно почувствовала себя увереннее от его близости. Его грубо-
ватая простота, исходившая от него жизненная сила находили в ней живой
отклик. Будучи от природы совершенно неспособной к самоанализу, она не
отдавала себе отчета в том, что те же свойства присущи и ей, несмотря на
все усилия Эллин и Мамушки, пытавшихся на протяжении шестнадцати лет пе-
рекроить ее на свой лад.
- Ну, теперь у вас вполне благопристойный вид, - сказала она, - и ес-
ли вы будете держать язык за зубами, никто не заподозрит, что вы опять
откалывали свои номера. Хотя, после того как вы в прошлом году сломали
ногу, прыгая через эту самую изгородь, мне кажется...
- Не хватало еще, черт побери, чтобы я получал указания от дочери,
через что мне дозволено прыгать, - загремел Джералд, снова ущипнув ее за
щеку. - Моя шея, надо полагать, это моя шея, и только моя. А вот что вы,
мисс, делаете здесь, да еще в таком виде, без шали?
Понимая, что отец пользуется своим излюбленным способом, чтобы
увильнуть от неприятного разговора, Скарлетт сказала, беря его под руку:
- Я дожидалась вас. Я же не знала, что вы так задержитесь. Мне хоте-
лось узнать, удалось ли вам купить Дилси.
- Купил, купил. Отвалил за нее больше денег, чем мне по карману. И ее
купил и эту ее девчонку, Присей. Джон Уилкс хотел мне их подарить, но
Джералд О'Хара никогда не допустит, чтобы про него говорили, будто он
способен использовать дружбу в корыстных целях при заключении торговой
сделки. Я заставил Джона взять с меня за них три тысячи.
- Боже милостивый, неужели три тысячи, папа! И совершенно ни к чему
было покупать еще и Присей!
- Вот как! Оказывается, я уже дожил до того, что мои поступки выно-
сятся теперь на суд моей дочери? - высокопарно изрек Джералд. - Присей -
славная девчушка, и посему...
- Я прекрасно ее знаю. Хитрое, глупое создание, - спокойно стояла на
своем Скарлетт, нимало не испугавшись взрыва его негодования. - И купили
вы ее только потому, что об этом просила Дилси.
Очередной раз уличенный в добром поступке, Джералд как всегда смутил-
ся и обескураженно умолк, а Скарлетт откровенно рассмеялась над его бес-
хитростной ложью.
- Ну и что с того? А какой был бы толк покупать Дилси, если бы она
все время убивалась из-за дочки? Ладно, больше ни одному своему негру не
позволю жениться на негритянке с чужой плантации. Слишком дорого обхо-
дится. Однако пора, пошли ужинать, малышка.
Сумрак сгущался, последние зеленоватые отблески заката догорели на
небе, и в теплом, напоенном весенними ароматами воздухе уже ощущалась
ночная прохлада. Но Скарлетт медлила, не зная, как навести разговор на
Эшли так, чтобы отец не разгадал ее мыслей. Это было непросто, ибо Скар-
летт отнюдь не отличалась изворотливостью ума, и Джералд столь же легко
распознавал ее уловки, как она - его, и не проявлял при этом особого
такта.
- Как они там все в Двенадцати Дубах?
- Да как обычно. Заезжал Кэйд Калверт, и, покончив насчет Дилси, мы
посидели на веранде, выпили пунша. Кэйд только что вернулся из Атланты,
а там все очень взволнованы слухами о войне, только и разговору что об
этом...
Скарлетт вздохнула. Если Джералд пустится рассуждать о войне и выходе
Джорджии из Союза Штатов, этого хватит на целый час. Она прервала его,
направив разговор в другое русло:
- А о завтрашнем барбекю разговора не было?
- Говорили, припоминаю. Мисс... постой, как же ее звать-то, ну, ты
знаешь, славная такая малютка, двоюродная сестричка Эшли, та, что была у
нас в прошлом году... Вспомнил - мисс Мелани Гамильтон! Она только что
приехала из Атланты со своим братом Чарлзом и...
- О, вот как! Уже приехала?..
- Да, да, приехала. Очень милое создание, держится так скромно, как и
подобает девушке. Ну, пошли же, чего ты опять стала, твоя маменька хва-
тится нас.
Сердце Скарлетт упало. Она еще питала безрассудную надежду, что ка-
кие-нибудь обстоятельства помешают Мелани Гамильтон покинуть родную Ат-
ланту, но похвалы отца, расточаемые всему, что в этой девушке было так
чуждо ей самой, заставили ее пойти напролом:
- А Эшли тоже был там?
- И Эшли был. - Джералд выпустил руку дочери и, повернувшись, пытливо
на нее поглядел. - За этим ты сюда и пришла? К чему же ходить вокруг да
около?
Скарлетт растерялась и с досадой почувствовала, что краснеет.
- Ну, что ж ты молчишь?
Она по-прежнему не проронила ни звука, сожалея в душе, что отца
нельзя схватить за плечи, тряхнуть, заставить замолчать.
- Он был там и очень ласково расспрашивал о тебе, так же как и его
сестры, и все выражали надежду, что ты непременно побываешь у них завтра
на барбекю. И я, - не без лукавства добавил он, - заверил их, что, ко-
нечно, ничто не может тебе помешать. Ну, а теперь выкладывай, что у тебя
с Эшли?
- Ничего, - сказала Скарлетт и потянула его за рукав. - Пошли домой,
папа.
- Так. Теперь ты заторопилась домой, - промолвил он. - Ну, а я наме-
рен теперь стоять здесь, пока ты мне не объяснишь. Последнее время с то-
бой, похоже, творится что-то неладное. Он что, заигрывал с тобой? Может,
делал тебе предложение?
- Нет! - отрезала Скарлетт.
- И не сделает, - сказал Джералд.
Скарлетт вспыхнула, но Джералд властным жестом не дал ей заговорить.
- Помолчите, мисс! Сегодня Джон Уилкс сообщил мне под большим секре-
том, что Эшли женится на мисс Мелани. И завтра будет объявлена их по-
молвка.
Рука Скарлетт, вцепившаяся в его рукав, безжизненно повисла. Значит,
это все-таки правда!
Боль, словно хищный зверь, вонзила когти в ее сердце. Она перехватила
взгляд отца - и уловила в нем и сострадание и досаду: эта проблема была
совсем не по его части и он не знал, как к ней подступиться. Любя дочь,
он вместе с тем чувствовал себя не в своей тарелке из-за того, что Скар-
летт вынуждала его улаживать ее детские беды. Эллин-та знает, как в та-
ких случаях надлежит поступать. Скарлетт следовало бы обратиться к мате-
ри.
- Зачем ты выставляешь себя на посмешище - позоришь и себя и всех
нас? - заговорил он, как всегда в минуты волнения повышая голос. - Веша-
ешься на шею парню, который тебя знать не хочет? А ведь к тебе готов
посвататься любой самый видный жених в графстве.
Гнев и оскорбленная гордость заглушили на мгновение боль.
- Я не вешалась ему на шею. Просто эта новость удивила меня.
- А ведь ты врешь! - сказал Джералд и, вглядевшись в ее убитое горем
лицо, добавил в порыве доброты и жалости: - Прости меня, доченька. Но
ведь ты же еще ребенок, и поклонников у тебя хоть пруд пруди.
- Маме было пятнадцать лет, когда она выходила за вас замуж, а мне
уже шестнадцать, - глухо пробормотала Скарлетт.
- Твоя мать другое дело, - сказал Джералд. - Она никогда не была та-
кой вертихвосткой, как ты. Ну, ну, дочка, голову выше! На будущей неделе
мы с тобой поедем в Чарльстон к твоей тетушке Евлалии, и ты, как послу-
шаешь, что они там рассказывают про форт Самтер, так тут же и думать пе-
рестанешь о своем Эшли.
"Он считает меня ребенком, - подумала Скарлетт. Горе и досада на отца
сковали ей язык. - Куплю ей, дескать, новую погремушку, и она забудет,
что набила себе на лбу шишку!"
- И нечего смотреть на меня бешеными глазами, - сказал Джералд. -
Будь у тебя в голове побольше мозгов, давно могла бы выйти замуж хоть за
Брента, хоть за Стюарта Тарлтона. Подумай-ка над этим, дочка. Выходи за-
муж за одного из близнецов, и мы с Джимом Тарлтоном соединим наши план-
тации, а для тебя построим красивый дом как раз посередине, на границе
между ними, там, где большая сосновая роща, и...
- Да перестаньте вы разговаривать со мной, как с ребенком! - не вы-
держала Скарлетт. - Не хочу я ехать ни в какой Чарльстон, и не нужен мне
ваш дом, и не желаю я выходить замуж ни за одного из близнецов! Никто
мне не нужен, кроме... - Она прикусила язык, но, увы, слишком поздно.
Голос Джералда звучал на этот раз странно спокойно, и слова падали
медленно, словно он раздумчиво выбирал их из того запаса, к которому
редко приходилось прибегать:
- Никто, значит, тебе не нужен, кроме Эшли, а его-то ты получить и не
можешь. И если бы даже он захотел жениться на тебе, я бы с большой нео-
хотой дал свое согласие, хотя Джон Уилкс и лучший мой друг. - И видя,
что его слова поразили Скарлетт, он добавил: - Я хочу видеть мою дочь
счастливой, а ты никогда не была бы счастлива с ним.
- О да, да, я была бы счастлива! Очень!
- Нет, дочка, никогда. Чтобы брак был счастливым, муж и жена должны
быть из одного теста.
У Скарлетт едва не слетели с языка неосторожные слова: "Но вы же
счастливы, хотя совсем не из одного теста с мамой", - однако она вовремя
удержалась, понимая, что за подобную наглость может заработать пощечину.
- Уилксы совсем другого сорта люди, не такие, как мы, - продолжал
Джералд, все так же медленно подбирая слова. - Да они и ни на кого во
всей нашей округе не похожи, я таких, как они, больше и не встречал ниг-
де. Они - странный народ, и это хорошо, что в их роду так повелось - же-
ниться на своих двоюродных сестрах и оставлять, так сказать, все свои
странности при себе.
- Да нет же, папа, Эшли вовсе не...
- Придержи язык, котенок! Ничего плохого я про этого малого сказать
не хочу, он мне нравится. Я говорю "странный" не в смысле поврежденный в
уме. И таких подвигов, как за Калвертами, которые могут просадить на
скачках все состояние, или как за Тарлтонами, у которых один-два пьяницы
в каждом поколении, или как за Фонтейнами, которые все отпетые буяны и
готовы пристрелить человека за любую безделицу, - таких подвигов за ним,
конечно, не водится. Но только это все обычные дела, каждому понятные, и
если бог уберег от такого Джералда О'Хара, так это ему просто повезло! И
опять же я вовсе не считаю, что Эшли стал бы тебя поколачивать или нас-
тавлять тебе рога. Впрочем, это бы еще полбеды, потому что тут ты, мо-
жет, сумела бы его понять. Но он совсем по-особому странный человек, и
понять его невозможно. Я его люблю, но зарежь меня, если я понимаю хоть
половину из того, что он говорит. Ну, скажи мне, доченька, сказки, по-
лоска руку на сердце, ты что-нибудь понимаешь во всей этой галиматье,
которую он несет про книжки, музыку, стихи, картины и прочую чепуховину?
- Ах, папа, - нетерпеливо вскричала Скарлетт, - будь я его женой, со
мной он стал бы совсем иным!
- Вот оно что, ты так полагаешь? - язвительно промолвил Джералд, бро-
сив на нее испытующий взгляд. - Плохо же ты знаешь мужчин, не говоря уже
об Эшли. Ни одна жена на всем свете не сумела еще переделать мужа, и со-
ветую тебе зарубить это себе на носу. А уж чтоб переделать кого-нибудь
из Уилксов - да тут сам всемогущий бог тебе не поможет, дочка! Весь род
у них такой, такими они были испокон веков. И такими, верно, и останут-
ся. Говорю тебе - это у них в крови. Ты что, не видишь, как они носятся
то в Нью-Йорк, то в Бостон - послушать оперу или поглядеть на какие-то
там масляные полотна. И целыми ящиками заказывают себе у янки французс-
кие и немецкие книжки. А потом дни и ночи просиживают за этими книжками
или раздумывают бог весть о чем, вместо того чтобы поехать на охоту или
составить партию в покер, как подобает настоящим мужчинам.
- Во всем графстве никто лучше не сидит в седле, чем Эшли! - вне себя
воскликнула Скарлетт, глубоко задетая тем, что ее любимого заподозрили в
недостатке мужественности. - Никто, разве что его отец. И кто, как не
Эшли, всего на прошлой неделе выставил вас в Джонсборо на двести долла-
ров в покер?
- Откуда тебе известно, что на двести, - калвертские мальчишки опять
распустили язык? - сердито пробормотал Джералд. - Эшли никому не уступит
ни в седле, ни за карточным столом - разве я против этого спорю, дочка?
Да и во хмелю он крепок - любого из тарлтонских мальчишек свалит под
стол. Это все так, да только у него к этому вовсе не лежит душа. Вот по-
чему я говорю, что странный он человек.
Скарлетт молчала. У нее стало еще тяжелее на сердце. Ей нечего было
возразить отцу, она понимала, что он прав. Эшли нисколько не тянуло ко
всем этим лихим забавам, в которых он принимал участие с таким блеском.
Он просто проявлял вежливый интерес к тому, чему другие отдавали душу.
Правильно разгадав причину ее молчания, Джералд потрепал ее по плечу
и торжествующе произнес:
- Вот видишь, Скарлетт. Ты сама понимаешь, что я прав. Ну, на что те-
бе такой муж, как Эшли? У всех у них мозги набекрень, у этих Уилксов. -
И помолчав, прибавил вкрадчиво: - А Тарлтонов я просто так помянул, не
нравятся - не надо. Они славные парни, но если тебе больше по сердцу
Кэйд Калверт, то, по мне, и он хорош. Калверты все - добрый народ, хоть
старик и взял себе в жены янки. А когда пробьет мой час... Слушай, дет-
ка! Я завещаю Тару тебе и Кэйду...
- Не пойду я за Кэйда, хоть меня озолоти! - со злостью выкрикнула
Скарлетт. - И перестаньте же навязывать его мне, слышите! И не нужна мне
ваша Тара и ваши дурацкие плантации. К чему все это, если...
Она хотела сказать: "если я не могу иметь того, кого хочу", но Дже-
ралд, ужаленный в самое сердце пренебрежением, с каким был отвергнут его
великодушный дар - его Тара, которая, не считая, разумеется. Эллин, была
ему дороже всего на свете, не дал ей договорить:
- От вас ли я это слышу, Скарлетт О'Хара! По-вашему, значит, Тара -
ничего не стоящий клочок земли?..
Скарлетт упрямо мотнула головой. Она была так несчастна, что ей уже
было все равно - отец рассвирепеет, ну и пусть...
- Земля - единственное на свете, что имеет ценность, - воскликнул
Джералд, вне себя от возмущения воздев над головой свои короткие руки,
словно призывая небо в свидетели, - потому что она - единственное, что
вечно, и не мешало бы тебе зарубить себе это на носу! Единственное, ради
чего стоит трудиться, за что стоит бороться... и умереть!
- Ах, папа, - презрительно молвила Скарлетт, - вы рассуждаете, как
настоящий ирландец!
- А разве я когда-нибудь этого стыдился? Напротив, я этим горжусь. И
вы тоже наполовину ирландка, не забывайте, мисс! А для того, у кого есть
хоть капля ирландской крови в жилах, его земля - это то же, что родная
мать. И мне сейчас стыдно за тебя. Я предложил тебе в дар прекраснейшую
из всех земель, не считая, конечно, графства Мит в Старом Свете, а ты
что? Презрительно фыркнула!
Джералд в своем праведном гневе распаялся все больше и больше, но
что-то в потухшем лице Скарлетт заставило его изменить тон:
- Впрочем, ты еще молода. Она еще пробудится в тебе - любовь к своей
земле. Иначе и быть не может, ведь ты тоже ирландка. А сейчас ты еще ре-
бенок, и у тебя одни мальчишки на уме. Станешь постарше, сама все пой-
мешь... А пока подумай насчет Кэйда, или одного из близнецов, или ко-
го-нибудь из сынков Эвана Манро, и ты увидишь, какую шикарную я тебе за-
качу свадьбу!
- Ах, папа!
Но разговор этот уже донельзя утомил Джералда, и терпение его истощи-
лось - надо же, чтобы все это свалилось именно на его плечи! И особенно
досадно было то, что Скарлетт все еще казалась удрученной после того как
он предложил ей на выбор лучших женихов графства и Тару в придачу. Дже-
ралд привык, чтобы его дары принимались с благодарными поцелуями и апло-
дисментами.
- Ну, хватит дуться, мисс. Кого ты изберешь себе в мужья - не имеет
большого значения, если это будет джентльмен, южанин и человек достой-
ный. А любовь приходит к женщине уже в браке.
- Ах, папа, какие у вас старомодные взгляды!
- И очень правильные, кстати! На что нам вся эта любовная чепуха на
новомодный манер, все эти браки по любви, как у слуг или как у янки!
Лучшие браки - это те, когда родители сами выбирают супруга для своей
дочери. Ну разве может такая глупышка, как ты, разобраться, где хороший
человек, а где негодяй? Погляди хоть на Уилксов. Откуда в них такая си-
ла, такое достоинство - у всех, из поколения в поколение? Да потому, что
они заключают браки среди своей родни, женятся на двоюродных сестрах -
так уж у них заведено.
- Ах, боже мой! - вскричала Скарлетт. Слова отца снова разбередили
рану, напомнив ей о неотвратимости предстоящего союза. Джералд беспомощ-
но потоптался на месте, глядя на ее понурую голову.
- Да ты, никак, ревешь? - спросил он, неуклюже взяв ее за подбородок
и стараясь запрокинуть ей голову, и сам уже чуть не плача от жалости.
- Нет! - выкрикнула она, резко отстраняясь от него.
- Ты лжешь, и за это я тобой горжусь. Я рад, что в тебе есть гор-
дость, котенок. И завтра на этом барбекю ты должна держаться гордо. Не
хватает только, чтобы тебя подняли на смех и по всей округе пошли сплет-
ни, что ты бегаешь за парнем, который никогда не предлагал тебе ничего,
кроме дружбы.
"И вовсе это не так, - с грустью думала Скарлетт. - Я для него не
просто друг, я же знаю. Я чувствую это. Будь у меня еще хоть немножко
времени, я бы заставила его заговорить... Все ведь это только потому,
что у этих Уилксов принято жениться на кузинах!"
Джералд взял ее руку и продел под свой локоть.
- А теперь мы пойдем ужинать, и весь этот разговор останется между
нами. Я не хочу расстраивать твою мать и тебе не советую. А ну-ка, да-
вай, дочка, высморкайся.
Скарлетт высморкалась в свой истерзанный носовой платок, и они рука
об руку зашагали по темной аллее, а лошадь медленно пошла за ними. Возле
дома Скарлетт хотела было снова что-то сказать, но тут на ступеньках
крыльца она различила фигуру матери. Эллин была в шляпе, шали и митен-
ках, а за ее спиной, с лицом мрачнее тучи, держа в руках черную кожаную
сумку с бинтами и лекарствами, стояла Мамушка. Эту сумку Эллин О'Хара
всегда брала с собой, когда на плантации кто-нибудь заболевал и она шла
оказать больному помощь. В минуты возмущения и без того оттопыренная
нижняя губа Мамушки выпячивалась еще дальше, и Скарлетт с одного взгляда
поняла: что-то вызвало неодобрение Мамушки и она вся кипит.
- Мистер О'Хара! - заметив их приближение, окликнула мужа Эллин. Мать
Скарлетт принадлежала к тому поколению, которое считало необходимым соб-
людать известный декорум в отношениях между супругами, даже после сем-
надцати лет брака, увенчавшегося появлением на свет шестерых детей. -
Мистер О'Хара, у Слэттери беда: Эмми разрешилась от бремени, но ребенок
умирает, и его надо окрестить. Мы с Мамушкой хотим пойти туда, погля-
деть, чем можно помочь.
В голосе ее звучала вопросительная интонация, словно она испрашивала
у Джералда согласия, что, разумеется, было простой формальностью, но
чрезвычайно льстило Джералду.
- Час от часу не легче! - сразу вспылил Джералд. - Неужели эта белая
рвань не может дать нам спокойно поужинать! А мне как раз не терпится
рассказать вам, что говорят в Атланте о войне! Что ж, ступайте, миссис
О'Хара, вы же иначе не сомкнете глаз до утра - все будете терзаться, что
у кого-то беда, а вас там не было.
- Да она только голову на подушку и тут же опять вскочит и бежать. То
надо какого-то негра полечить, то кого-то из этих белых бедняков, будто
уж: они сами о себе позаботиться не могут! - глухо проворчала Мамушка,
спускаясь с крыльца и направляясь к стоявшей в боковой аллее коляске.
- Замени меня за столом, дорогая, - сказала Эллин, и ее обтянутая ми-
тенкой рука неясно коснулась щеки Скарлетт.
Немеркнущая магия этого прикосновения, тонкий аромат сухих духов ли-
монной вербены и легкий шелест шелкового платья, как всегда, трепетом
отозвались в сердце Скарлетт, несмотря на душившие ее слезы. В присутст-
вии Эллин у Скарлетт захватывало дух-мать была неким чудом, по странному
волшебству обитающим под одной с ней кровлей, неотразимо прекрасным,
внушающим благоговейный трепет и неизменно приносящим утешение во всех
горестях.
Джералд помог жене сесть в коляску и дал кучеру наставление не гнать
лошадей и ехать с осторожностью. Тоби, двадцать лет ходивший за лошадьми
Джералда, негодующе скривил губы - хозяин мог бы и не совать нос в его
дела. Мамушка восседала рядом с ним, дополняя собой картину нескрываемо-
го африканского недовольства поведением хозяев.
"Если бы мы поменьше помогали этим несчастным Слэтгери, - хмуро раз-
думывал Джералд, - они бы с охотой продали мне свои жалкие несколько ак-
ров болотистой низины и освободили бы графство от своего присутствия".
Но тут в мозгу у него привычно мелькнула мысль о хорошей шутке, и, пове-
селев, он сказал:
- Давай-ка, дочка, скажем Порку, что я решил не покупать Дилси, а
вместо этого продал его самого Джону Уилксу.
Бросив поводья болтавшемуся поблизости негритенку, Джералд поднялся
на крыльцо. Горести Скарлетт были им уже позабыты, а мысли полны одним:
как получше разыграть своего черного лакея. Скарлетт медленно, чувствуя
холодную тяжесть в ногах, последовала за отцом. Ее брак с Эшли выглядел
бы в конце концов ничуть не более странным, чем союз ее отца с Эллин Ро-
бийяр, в супружестве Эллин О'Хара. И в который уж раз она с недоумением
спросила себя, как это могло произойти, что ее недалекий, грубоватый па-
паша ухитрился взять себе в жены такую женщину, как ее мать, ибо двух
более несхожих по рождению, воспитанию и образу мыслей людей просто не-
возможно было себе представить.


ГЛАВА III

Эллин О'Хара исполнилось тридцать два года, она уже была матерью шес-
терых детей, из коих схоронила троих, и по существовавшим в те времена
понятиям считалась женщиной среднего возраста. Она была почти на голову
выше своего горячего, вспыльчивого коротышки-супруга, но спокойная гра-
ция движений, приковывая к себе внимание, заставляла забывать про ее вы-
сокий рост. Стоячий воротничок черного шелкового платья туго обтягивал
округлую, тонкую, чуть смуглую шею. Голова была слегка откинута назад,
словно под тяжестью густых темных волос, стянутых на затылке тугим узлом
и уложенных в сетку. От своей француженки-матери, родители которой в
1791 году бежали на Гаити от революции, она унаследовала и эти темные
волосы, и темные, с узким разрезом глаза, и иссиня-черные ресницы; от
отца - офицера наполеоновской армии - прямой удлиненный нос и чуть за-
метную широкоскулость, смягченную нежной линией подбородка и щек. И уж,
верно, сама жизнь наградила Эллин и горделивой, без высокомерия, осан-
кой, и изысканной грацией, и этой меланхоличностью взгляда без малейшей
искорки веселья.
Чуть больше блеска в глазах, тепла в улыбке, живости в мелодично-неж-
ном голосе, звучавшем музыкой в ушах ее близких и слуг, и красота Эллин
О'Хара была бы неотразимой. В напевности ее говора была протяжность
гласных, характерная для жителей прибрежной Джорджии, и легкий французс-
кий акцент. Голос Эллин никогда не повышался до крика - отдавала ли она
приказания слугам или пробирала за шалости детей, - но все обитатели Та-
ры повиновались ему беспрекословно и мгновенно, преспокойно игнорируя
громы и молнии, которые привык метать ее супруг.
И всегда, с тех пор как помнила себя Скарлетт, ее мать была такой -
деятельной и невозмутимой среди всех ежедневных треволнений усадебной
жизни; укоряла она или поощряла, голос ее был неизменно мягок и тих,
спина пряма и дух несгибаем; она осталась такой даже после потери трех
малюток-сыновей. Скарлетт ни разу не видела, чтобы мать, сидя в кресле,
позволила себе откинуться на спинку. И руки у нее всегда были заняты ру-
кодельем, если только она не сидела за обеденным столом, или за усадеб-
ными счетоводными книгами, или у постели больного. Иногда (в присутствии
гостей) это могла быть изящная вышивка, в другой раз - просто рубашка
Джералда или детское платьице, требующее починки. А не то, так она шила
одежду для слуг. И шла ли она, шурша платьем, по дому, наблюдая за убор-
кой, заглядывала ли в кухню или в мастерскую, где шилась одежда для нег-
ров, занятых на полевых работах, на пальце у нее всегда блестел золотой
наперсток, а по пятам за ней следовала девочка-негритянка, на которую
была возложена обязанность носить за хозяйкой шкатулку розового дерева
со швейными принадлежностями и выдергивать из готового шитья наметку.
Скарлетт никогда не видела, чтобы мать теряла самообладание или чтобы
ее туалет, независимо от времени суток, не был в безупречном состоянии.
Если Эллин О'Хара собиралась на бал, или в гости, или в Джонсборо для
присутствия на сессии суда, ее туалет обычно занимал не менее двух часов
и требовал услуг двух горничных и Мамушки, но если возникала необходи-
мость действовать быстро, ее молниеносная готовность поражала всех.
Скарлетт в своей спальне, расположенной напротив материнской, с мла-
денчества привыкла слышать на заре легкий торопливый топот босых ног по
деревянному полу, тревожный стук в дверь к хозяйке, испуганные, приглу-
шенные голоса, сообщавшие о начавшихся родах, или о чьей-то болезни, или
смерти, приключившейся в одной из беленных известкой хижин. Не раз,
подкравшись к своей двери, Скарлетт смотрела в щелку и видела, как мать,
аккуратно причесанная, в застегнутом на все пуговицы платье, с медицинс-
кой сумкой в одной руке и высоко поднятой свечой в другой, появляется на
пороге темной спальни, откуда доносится мерное похрапывание отца.
И на ее детскую душу сразу нисходило успокоение, когда она слышала
сочувственный, но твердый шепот матери:
- Тише, не так громко. Вы разбудите мистера О'Хара. Никто не умрет,
это не такая опасная болезнь.
Приятно было снова забраться в постель и уснуть, сознавая, что мать
ушла туда, в ночь, и, значит, ничего страшного не случится.
А утром, не дождавшись помощи ни от старого доктора Фонтейна, ни от
молодого, вызванных куда-то еще, и проведя у постели роженицы или у
смертного одра всю ночь. Эллин О'Хара спускалась, как обычно, в столовую
к завтраку. И если под глазами у нее залегли глубокие тени, то голос
звучал бодро, как всегда, и ничто не выдавало пережитого напряжения. За
величавой женственностью Эллин скрывалась стальная выдержка и воля, дер-
жавшие в почтительном трепете весь дом - и не только слуг и дочерей, но
и самого Джералда, хотя он даже под страхом смерти никогда бы в этом не
признался.
Порой, перед отходом ко сну, Скарлетт, поднявшись на цыпочки, чтобы
дотянуться до материнской щеки, смотрела на нежный рот Эллин, казавшийся
таким беззащитным, на ее тонкую верхнюю губу и невольно спрашивала себя:
неужели этот рот тоже когда-нибудь беспечно улыбался и в ночной тишине
шепотом поверял свои девичьи секреты на ухо подружке? Это казалось нево-
образимым. Для Скарлетт Эллин всегда была такой, как сейчас, - сильной,
мудрой опорой для всех, единственным человеком на свете, знающим ответ
на все вопросы.
Но, конечно, Скарлетт была не права. Эллин Робийяр из Саванны умела
беззаботно улыбаться и заливаться беспричинным смехом, как любая пятнад-
цатилетняя девчонка этого живописного городка на берегу Атлантики, и,
как все девчонки, поверяла по ночам свои секреты подружкам - все секре-
ты, кроме одного. Так было вплоть до того дня, когда некий Джералд О'Ха-
ра, двадцатью восемью годами старше Эллин, не вошел в ее жизнь. И случи-
лось это в тот самый год, когда Филипп Робийяр, ее беспутный черноглазый
кузен с дерзким взглядом и отчаянными повадками, навсегда покинул город
и унес с собой весь молодой жар ее сердца, оставив маленькому кривоного-
му коротышке ирландцу только восхитительно женственную оболочку.
Но Джералду, который, женившись на Эллин, не помнил себя от счастья,