Митчелл Маргарет - Унесенные ветром - Скачать бесплатно
службы с большими загонами для лошадей и мулов, а на окраинных улицах -
госпитали. Слушая дядюшку Питера, Скарлетт начинала понимать, что Атлан-
та стала городом раненых: здесь были общие госпитали, инфекционные гос-
питали, госпитали для выздоравливающих, - всех не перечесть. И каждый
день продолжали прибывать поезда с новыми партиями раненых и больных.
От прежнего тихого городка не осталось и следа, и новый, быстро раз-
раставшийся город шумел и бурлил с невиданной энергией. У Скарлетт, при-
выкшей к неспешному, ленивому течению сельской жизни и к тишине, просто
дух захватывало от всей этой суматохи, но она пришлась ей по вкусу. Ки-
пучая атмосфера Атланты приятно волновала и бодрила, и сердце Скарлетт
учащенно забилось, словно ей передалось лихорадочное биение пульса горо-
да.
Пока коляска медленно пробиралась по грязным колдобинам главной улицы
города, Скарлетт с интересом разглядывала новые здания и новые лица. В
толпе на тротуарах мелькали мундиры с нашивками, указывавшими на принад-
лежность к различным родам войск и различные звания. Узкая улица была
сплошь запружена повозками, колясками, кабриолетами, санитарными и ар-
мейскими фургонами; мулы с трудом волокли их по разбитым колеям, возницы
отчаянно чертыхались. Вестовые в серой форменной одежде носились, разб-
рызгивая грязь, из одной воинской части в другую, доставляя приказы и
депеши; раненые ковыляли на костылях - нередко в сопровождении двух за-
ботливых дам; с учебного плаца, где новобранцев в спешном порядке обуча-
ли строевой службе, доносилась дробь барабана, звуки горна, выкрики ко-
манды, и у Скарлетт перехватило дыхание, когда она - впервые в жизни -
увидела воочию мундиры северян: дядюшка Питер, указав кнутом на группу
мрачного вида людей в синих мундирах, шагавших в направлении вокзала в
сопровождении отряда конфедератов с винтовками наперевес, сказал, что их
ведут, чтобы погрузить в вагоны и отправить в лагерь для военнопленных.
"О! - мысленно воскликнула Скарлетт, впервые со дня памятного барбекю
ощутив подлинную радость. - Кажется, мне здесь понравится. Жизнь тут
бьет ключом, и все так интересно!"
А жизнь в городе действительно била ключом, и отнюдь не все стороны
этой жизни были доступны взору Скарлетт: десятки новых салунов открыва-
лись один за другим; следом за войсками в город хлынули толпы проститу-
ток, и бордели процветали - к ужасу благочестивых горожан. Все гостини-
цы, пансионы и частные дома были забиты до отказа приезжими: к раненым,
находившимся на излечении в переполненных госпиталях Атланты, родствен-
ники стекались отовсюду. Каждую неделю устраивались балы, приемы, бла-
готворительные базары и бесчисленные свадьбы на скорую руку, на военный
лад; отпущенные на побывку женихи венчались в светло-серых с золотыми
галунами мундирах, невесты - в пышных подвенечных уборах, прорвавших
блокаду наряду с шампанским, пенившимся в бокалах, когда поднимались то-
сты в честь новобрачных; в церквах в проходах между скамьями повсюду
торчали сабли, и за венчаньями следовали прощанья и слезы. Всю ночь тем-
ные, обсаженные деревьями улицы гудели от топота танцующих ног, а из
окон неслись звуки фортепьяно, и мужественные голоса воинов-отпускников,
сплетаясь с нежными сопрано, выводили меланхолические напевы: "Горнисты
в горн трубят" и "Письмо твое пришло, увы, так поздно", увлажняя слезами
волнения юные глаза, еще не познавшие всей глубины истинного горя.
Коляска, увязая в жидкой грязи, катилась по улице, а у Скарлетт, не
иссякая ни на мгновение, слетали с языка вопросы, и дядюшка Питер, гор-
дый своей осведомленностью, отвечал на них, тыча то туда, то сюда кну-
том,
- Вон там - это арсенал. Да, мэм, у них там винтовки и всякое такое
прочее. Нет, мэм, это не лавки, это конторы тех, кто прорывает блокаду.
Как, мэм, да неужто вы ничего не знаете про это? Это конторы чужеземцев
- они покупают у нас хлопок и везут его морем из Чарльстона и Уилмингто-
на, а нам привозят порох. Нет, мэм, не знаю я, кто они такие. Мисс Питти
говорит - они вроде бы англичане, да только никто ни слова не понимает,
что они лопочут. Да, мэм, большой дым, от этой копоти у мисс Питти сов-
сем пропали ее шелковые занавески. Это все от прокатных и литейных це-
хов. А уж шуму-то от них по ночам - мочи нет! Никому спать не дают! Нет,
мэм, смотреть - смотрите, а останавливаться я не могу. Пообещал мисс
Питти привезти вас прямехонько домой... Мисс Скарлетт, поклонитесь-ка.
Это мисс Мерриуэзер и мисс Элсинг здороваются с вами.
Скарлетт смутно припомнила двух вышеназванных дам: они приезжали на
ее свадьбу из Атланты... Кажется, это закадычные подруги мисс Питтипэт.
Она поспешно обернулась в ту сторону, куда указывал кнут дядюшки Питера,
и поклонилась. Дамы сидели в коляске перед мануфактурным магазином. Хо-
зяин и два приказчика стояли перед ними на тротуаре, держа в руках руло-
ны хлопчатобумажных тканей. Миссис Мерриуэзер была высокая тучная дама,
так исступленно затянутая в корсет, что, казалось, ее бюст, выпирая из
корсажа, устремляется вперед, словно нос корабля. Ее черные с проседью
волосы обрамляла бахрома безупречно каштановых искусственных локонов,
упорно не желавших гармонировать с природным цветом волос, а круглое ру-
мяное лицо было хоть и добродушным, но и властным. Миссис Элсинг, худо-
щавая, хрупкая, со следами былой красоты и годами несколько моложе своей
спутницы, сохраняла остатки увядающей свежести и горделивую осанку поко-
рительницы сердец.
Обе эти дамы, вкупе с третьей - миссис Уайтинг, были столпами светс-
кого общества Атланты. Они безраздельно управляли тремя церквами в своих
приходах - их клиром, певчими и прихожанами. Они устраивали благотвори-
тельные базары, председательствовали в швейных кружках, руководили уст-
ройством балов и пикников. Им было точно известно, кто составил удачную
партию и кто - нет, кто предается тайному пьянству, кто должен родить и
когда. Они были непререкаемыми знатоками всех родословных, если речь шла
о лицах, имевших какой-то вес в Джорджии, Южной Каролине и Виргинии, а
все прочие штаты в расчет не принимали, ибо, по твердому убеждению этих
дам, всякий, кто был хоть кем-то, не мог быть выходцем ни из какого дру-
гого штата, кроме вышеупомянутых трех. Они точно знали, что прилично и
что нет, и никогда не упускали случая заявить об этом во всеуслышание:
миссис Мерриуэзер - громко и внятно, миссис Элсинг - изысканно-певучим
замирающим голоском, миссис Уайтинг - трагическим шепотом, дающим предс-
тавление о том, как ей тяжело говорить о подобных вещах. Все три дамы
ненавидели друг друга и друг другу не доверяли с не меньшей искренностью
и острой неприязнью, чем первый римский триумвират, и это, по-видимому,
и служило основой их нерасторжимого союза.
- Я сказала Питти, что вы непременно должны быть в моем госпитале, -
крикнула миссис Мерриуэзер, сияя улыбкой. - Не вздумайте что-нибудь поо-
бещать миссис Мид или миссис Уайтин!
- Ни за что, - отвечала Скарлетт, не имея ни малейшего представления
о том, что подразумевает под этим миссис Мерриуэзер, но чувствуя, как у
нее потеплело на сердце, оттого что ее так радушно приветствуют и она
кому-то нужна. - Я надеюсь, мы скоро увидимся.
Коляска потащилась дальше, но тут же стала, давая дорогу двум дамам,
пробиравшимся через улицу, прыгая с камня на камень, с полными бинтов
корзинами в руках. В эту минуту внимание Скарлетт привлекла к себе
чья-то яркая, необычно яркая для улицы одежда: на тротуаре, завернувшись
в пеструю кашемировую шаль с бахромою до пят, стояла высокая красивая
женщина с нагловатым лицом и копной ненатурально рыжих волос. Скарлетт
еще никогда не видела женщины, которая бы так явно "что-то делала со
своими волосами", и она уставилась на нее как зачарованная.
- Дядюшка Питер, кто это? - шепотом спросила она.
- Не знаю.
- Знаешь, знаешь. Я же вижу, что знаешь. Кто она?
- Ее зовут Красотка Уотлинг, - сказал дядюшка Питер, презрительно от-
топырив нижнюю губу.
Скарлетт не преминула отметить про себя, что он не прибавил к имени
ни "мисс", ни "миссис".
- А кто она такая?
- Мисс Скарлетт, - угрюмо произнес дядюшка Питер и вытянул кнутом ни-
как этого не ожидавшую лошадь, - мисс Питти совсем будет не по нраву,
что вы все спрашиваете про то, о чем вам вовсе не надобно спрашивать.
Теперь в этом городе столько всякого непотребного народу, что о нем и
говорить-то негоже.
"Боже милостивый! - подумала Скарлетт, сразу прикусив язык. - Должно
быть, это падшая женщина!"
Еще ни разу в жизни не доводилось ей видеть женщин такого сорта, и
она чуть не свернула себе шею, разглядывая эту особу, пока та не затеря-
лась в толпе.
Лавки и новые, возникшие за войну здания стали теперь попадаться все
реже и реже, а между ними лежали пустыри. Наконец деловая часть города
осталась позади и вдали показались жилые кварталы. Скарлетт мгновенно
узнавала их, как старых друзей: вот солидный величественный дом Лейде-
нов; вот белые колонны и зеленые жалюзи Боннеллов; вот красный кирпич-
ный, насупившийся за невысокой дощатой оградой дом в георгианском стиле
- это особняк Маклюров. Теперь они продвигались вперед еще медленнее,
так как со всех крылечек, из всех палисадников, со всех дорожек к Скар-
летт неслись приветствия. Кое-кого из хозяек этих домов она немного зна-
ла, других припоминала очень смутно, по большей же части они были ей
незнакомы. Тетя Питтипэт явно оповестила всех о ее приезде. Малютку Уэй-
да приходилось время от времени приподымать повыше, чтобы те дамы, кото-
рые рискнули, несмотря на грязь, приблизиться к коляске, могли громко
выразить свое восхищение. И все они утверждали, что Скарлетт должна при-
соединиться именно к их вязальным и швейным кружкам и госпитальным коми-
тетам и ни к каким другим, а она беспечно раздавала обещания направо и
налево.
Когда коляска проезжала мимо покосившегося тесового домика, выкрашен-
ного в зеленую краску, маленькая негритянка, стоявшая на крылечке, крик-
нула:
- Эй, она приехала! - И доктор Мид со своей супругой и тринадцатилет-
ним Филом появились из дома, чтобы ее приветствовать. Скарлетт припомни-
ла, что они тоже были у нее на свадьбе. Миссис Мид взобралась на камень,
возле которого приезжавшие останавливали лошадей, чтоб удобнее было сой-
ти, и, вытянув шею, разглядывала ребенка, а доктор Мид прошлепал по гря-
зи к самой коляске. Это был высокий, худой мужчина с остроконечной седо-
ватой бородкой. Одежда болталась на его тощей фигуре, словно наброшенная
на плечи только что пронесшимся ураганом. Он был кладезем мудрости в
глазах всей Атланты и ее надежным оплотом, и потому нет ничего удиви-
тельного, если такого же мнения о себе отчасти придерживался и сам. Но
невзирая на его напыщенные манеры и привычку изрекать свои суждения то-
ном оракула, доктор был добрейшей душою в городе.
Поздоровавшись со Скарлетт, ткнув Уэйда пальцем в живот и похвалив
его, доктор тут же заявил, что тетушка Питтипэт дала клятвенное обеща-
ние: Скарлетт будет скатывать бинты и работать в госпитале, в комитете у
миссис Мид, и только у миссис Мид.
- О господи, что же мне делать! Я уже надавала обещаний нескольким
десяткам дам! - воскликнула Скарлетт.
- В том числе, конечно, и миссис Мерриуэзер! - возмущенно вскричала
миссис Мид. - Чтоб ей пусто было! Она, должно быть, днюет и ночует на
вокзале!
- Я пообещала, потому что просто не имела представления, о чем она
говорит, - призналась Скарлетт. - А что, кстати, это за комитеты?
Доктор и его супруга были, казалось, слегка шокированы проявленным
Скарлетт невежеством.
- Ну, понятно, вы ведь были погребены у себя на плантации, откуда же
вам знать, - поспешила найти для нее извинение миссис Мид. - У нас соз-
даны комитеты сестер милосердия для обслуживания разных госпиталей по
разным дням. Мы ухаживаем за ранеными, помогаем докторам, готовим пере-
вязочный материал и одежду, а когда раненые поправляются настолько, что
могут покинуть госпиталь, мы берем их к себе домой до полного выздоров-
ления, после чего они возвращаются в армию. И мы заботимся о семьях ра-
неных, поскольку некоторые из них терпят просто ужасную нужду. Наш коми-
тет создан при том госпитале, где работает доктор Мид, и все в один го-
лос утверждают, что доктор поистине творит чудеса...
- Хватит, хватит, миссис Мид, - ласково прервал ее супруг. - Нечего
меня перед всеми расхваливать. Вы вот не пустили меня на фронт, а то,
что я здесь делаю, это все пустяки.
- Не пустила? - возмущенно вскричала супруга. - Я не пустила? Это же
город вас не отпустил, и вы это прекрасно знаете. Понимаете, Скарлетт,
когда людям стало известно, что он намерен отбыть в Виргинию в качестве
военного врача, все дамы в городе подписали петицию, умоляя его остаться
здесь. Само собой понятно, что город не может обойтись без него.
- Ну будет, будет, - миссис Мид, - повторил доктор, явно польщенный
ее похвалами. - Что ж, пожалуй, хватит пока и одного сына на фронте.
- А на будущий год пойду на войну я! - воскликнул Фил, подпрыгивая на
месте от волнения. - Барабанщиком! Я уже учусь бить в барабан. Хотите
послушать? Сейчас побегу, принесу барабан!
- Нет, не сейчас, - сказала миссис Мид и притянула сына к себе. Глу-
бокое душевное волнение отразилось на ее лице. - Не на будущий год, до-
рогой. Еще через годик, может быть.
- Но война же тогда кончится! - обиженно закричал Фил, выскальзывая
из материнских объятий. - А ты обещала!
Взгляды родителей встретились, и Скарлетт прочла все в их глазах.
Дарси Мид сражался в Виргинии, и трепетная любовь родителей была устрем-
лена на младшего, оставшегося с ними сына.
Дядюшка Питер откашлялся.
- Мисс Питти была страх в каком волнении, когда я уезжал. Надо ехать
домой, она и так уж, небось, лежит в обмороке.
- До свидания. Я наведаюсь к вам после обеда! - крикнула миссис Мид.
- И передайте от меня Питти: если она не отдаст вас в мой комитет, ей
еще не раз придется падать в обморок.
Коляска, раскачиваясь из стороны в сторону в скользких глинистых ко-
леях, потащилась дальше, а Скарлетт, улыбаясь, откинулась на подушки.
Впервые за много месяцев у нее посветлело на душе. Атланта с ее шумной
уличной толпой, с ее неистовостью, спешкой, подспудным напряжением воз-
буждала в ней приятное волнение - она была ей куда милее пустынной план-
тации в окрестностях Чарльстона, где ночное безмолвие нарушали лишь кри-
ки аллигаторов, милее и самого Чарльстона, дремлющего в тени своих садов
за высокими оградами, милее Саванны с ее широкими, обсаженными пальмами
улицами и мутной рекой. И - пока что, быть может, милее даже Тары, доро-
гой ее сердцу Тары.
Этот город с узкими грязными улочками, раскинувшийся среди пологих
красных холмов, чем-то таинственно влек ее к себе; в нем крылась ка-
кая-то глубокая первозданная сила, находившая отклик в ее душе, где под
тонкой оболочкой привитых усилиями Мамушки и Эллин понятий оставалось
живо то, что было сродни этой силе. Здесь она внезапно почувствовала се-
бя в своей стихии - здесь, а не среди спокойного величия старых городов,
распластавшихся на равнине у желтых рек.
Теперь дома отстояли друг от друга все дальше и дальше, и вот, высу-
нувшись из коляски, Скарлетт увидела красные кирпичные стены и шиферную
крышу дома мисс Питтипэт. Дом стоял на отшибе, на северной окраине горо-
да. За ним Персиковая улица, сужаясь, превращалась в тропу, вьющуюся
между высоченными деревьями, и скрывалась из глаз в тихой чаще леса. Ак-
куратная деревянная ограда сияла свежей белой краской, а цветник перед
входом золотился желтыми звездочками последних в этом сезоне жонкилей.
На крыльце стояли две женщины в черных платьях, а позади них огромная
мулатка, скрестив под передником руки, расплывалась широченной белозубой
улыбкой. Толстушка мисс Питтипэт переминалась от волнения на своих ма-
леньких ножках, прижав руку к пышной груди, дабы унять биение растрево-
женного сердца. Скарлетт поглядела на стоявшую рядом с ней Мелани и с
мгновенно вспыхнувшим чувством неприязни поняла: вот она - ложка дегтя в
бочке меда Атланты: эта хрупкая фигурка в траурном платье, с гривой не-
покорных темных кудрей, безжалостно стянутых в степенный тугой узел, с
радостной приветливой улыбкой на нежном широкоскулом личике с острым
подбородком.
Когда кому-нибудь из южан припадала охота собрать пожитки и отпра-
виться за двадцать миль проведать родных или друзей, визит этот редко
продолжался менее четырех-пяти недель, а иной раз затягивался и дольше.
Южане с равным энтузиазмом ездили в гости и принимали гостей у себя, и
не было ничего из ряда вон выходящего, если, заглянув на Рождество,
родственники задерживались до июля. Нередко случалось также, что и но-
вобрачные, заехав с обычным визитом, заживались у радушных хозяев до по-
явления на свет своего второго ребенка. И столь же часто бывало, что ка-
кой-нибудь престарелый дядюшка или тетушка, завернув в воскресенье ото-
бедать, много лет спустя отправлялся из этого же дома на погост, так и
не удосужившись убраться восвояси. Гости никого не утруждали, ибо дома
были вместительны, в челяди недостатка не ощущалось, а прокормить нес-
колько лишних ртов в этом краю изобилия не составляло труда. Во всех до-
мах постоянно было полно гостей разного возраста и пола: приезжали с ви-
зитом новобрачные; приезжали молодые матери - похвалиться своим новорож-
денным; приезжали выздоравливающие - окрепнуть после болезни; приезжали
удрученные горем молодые девушки, усланные родителями из дома, дабы убе-
речь их от нежелательного брака, и молодые девушки, достигшие критичес-
кого возраста и еще не обручившиеся и отправленные к родственникам в на-
дежде, что с их помощью и на новом месте удастся поймать подходящего же-
ниха. Гости вносили разнообразие, оживляли неспешное течение жизни Юга,
И им всегда оказывали радушный прием.
Так и Скарлетт приехала в Атланту, не имея ни малейшего представления
о том, как долго она здесь пробудет. Если ей покажется тут так же скуч-
но, как в Саванне и Чарльстоне, она возвратится домой через месяц. Если
понравится, она будет тут жить, сколько поживется. Однако не успела она
приехать, как тетушка Питти и Мелани повели на нее атаку, стараясь убе-
дить ее обосноваться у них навечно. Все и всяческие аргументы были пуще-
ны в ход. Они хотят, чтобы она жила с ними, потому что они ее любят. Они
очень одиноки, и по ночам им бывает ужасно страшно в этом большом доме,
а Скарлетт такая храбрая, и с ней они ничего не будут бояться. Она такая
очаровательная, сумеет развеять их печаль. Теперь, после смерти Чарлза,
ее место и место его сына - здесь, с родней усопшего. К тому же, соглас-
но завещанию Чарлза, половина дома принадлежит ей. И наконец: Конфедера-
ции дорога каждая пара рук, чтобы шить, вязать, скатывать бинты и ухажи-
вать за ранеными.
Дядюшка Чарлза, старый холостяк Генри Гамильтон, живший в отеле "Ат-
ланта" возле вокзала, также имел с ней серьезную беседу на этот счет.
Дядюшка Генри - маленький, гневливый джентльмен с округлым брюшком, ро-
зовым личиком и длинной гривой седых волос - отличался свирепой нетерпи-
мостью к тому, что он называл женским сюсюканьем и ломаньем. По этой
причине он почти не общался со своей сестрой мисс Питтипэт. С детства
они отличались резким несходством характеров, окончательный же разрыв
произошел у них из-за несогласия дядюшки Генри с тем, как тетушка Питти
воспитывала их племянника Чарлза. "Делает какую-то слюнявую девчонку из
сына солдата!" - возмущался дядюшка Генри. И несколько лет назад он поз-
волил себе так оскорбительно высказаться по адресу тетушки Питти, что
она теперь говорила о нем только приглушенным шепотом и с такими та-
инственными умолчаниями, что непосвященному человеку могло показаться,
будто речь идет не о честном старом юристе, а по меньшей мере о потенци-
альном убийце. Оскорбление было нанесено в тот день, когда тетушка Питти
подделала изъять пятьсот долларов из доходов от своей недвижимости, опе-
ку над которой осуществлял дядюшка Генри, дабы вложить эти деньги в не-
существующие золотые рудники. Дядюшка наотрез отказался выдать ей эту
сумму и сгоряча заявил, что у тетушки не больше здравого смысла, чем у
блохи, и у него через пять минут пребывания в ее обществе делаются нерв-
ные колики. С того дня тетя Питти встречалась с дядей Генри только раз в
месяц на деловой почве: дядюшка Питер отвозил ее в контору, где она по-
лучала у дяди Генри деньги на ведение хозяйства, и всякий раз после этих
коротких визитов - вся в слезах и с флаконом нюхательных солей в руке -
укладывалась в постель на весь остаток дня. Мелани и Чарлз, находившиеся
в наилучших отношениях со своим дядей, предлагали тетушке избавить ее от
этого тяжкого испытания, но она, упрямо сжав свой детский ротик, реши-
тельно мотала головой и отказывалась наотрез. Она должна до конца нести
свой крест, ниспосланный ей в лице дядюшки Генри. Чарлз и Мелани пришли
к заключению, что эта периодическая нервная встряска - единственная в ее
спокойной упорядоченной жизни - приносит ей глубокое удовлетворение.
Дядюшке Генри Скарлетт с первого взгляда пришлась по душе, ибо, ска-
зал он, несмотря на все ее глупые ужимки, сразу видно, что у нее есть
крупица здравого смысла в голове. Дядя был доверенным лицом и вел дела
не только тети Питти и Мелани, но ведал и той частью имущества, которая
досталась Скарлетт в наследство от Чарлза. Для Скарлетт это было неожи-
данным и приятным сюрпризом: оказывается, она состоятельная молодая вдо-
ва - ведь Чарлз завещал ей вместе с половиной дома еще и землю и кое-ка-
кую собственность в городе. А стоимость доставшихся ей в наследство ам-
баров и товарных складов, разместившихся вдоль железнодорожного полотна
за вокзалом, возросла за время войны втрое. Вот тут-то, делая обстоя-
тельный доклад о состоянии ее недвижимой собственности, дядюшка Генри и
предложил ей избрать местом постоянного жительства Атланту.
- Достигнув совершеннолетия, Уэйд Хэмптон станет богатым человеком, -
сказал дядя Генри. - Атланта растет, и через двадцать лет недвижимое
имущество мальчика будет стоить в десять раз больше, чем теперь. Было бы
только разумно, чтобы он жил там, где находится его собственность, дабы
иметь возможность самому управлять ею, да и имуществом Питти и Мелани
тоже. Вскоре он останется единственным мужским представителем рода Га-
мильтонов, поскольку мне ведь не жить вечно.
Дядюшка Питер просто с самого начала считал само собой разумеющимся,
что Скарлетт приехала в Атланту, чтобы обосноваться здесь навсегда. У
него как-то не укладывалось в голове, что единственный сын Чарлза будет
воспитываться где-то далеко и он не сможет следить за его воспитанием.
Скарлетт выслушивала все эти доводы с улыбкой, но не отвечала ничего.
Она не хотела связывать себя какими-либо обещаниями, еще не будучи уве-
ренной в том, понравится ли ей жизнь в Атланте и постоянное общение с ее
новыми родственниками. К тому же она понимала, что Джералд и Эллин на-
верняка воспротивятся этому. И кроме того - теперь, вдали от Тары, в ней
уже пробуждалась мучительная тоска по дому - по красным, вспаханным по-
лям, и по зеленым всходам хлопка, и по благоуханной тишине вечерних су-
мерек. Впервые она начинала смутно прозревать, что имел в виду Джералд,
говоря о любви к этой земле, которая у нее в крови.
Поэтому она пока что ловко уклонялась от окончательного ответа, не
раскрывая, как долго намерена погостить, и понемногу входя в жизнь крас-
ного кирпичного дома на тихом краю Персиковой улицы.
Ближе знакомясь с родственниками Чарлза, приглядываясь к дому, в ко-
тором он вырос, Скарлетт стала мало-помалу лучше понимать этого юношу,
который так стремительно, за такой короткий срок успел сделать ее своей
женой, матерью своего сына и вдовой. Теперь ей открылось, откуда была в
нем эта застенчивость, это простодушие, эта мечтательность. Если даже
Чарлз и унаследовал что-то от того сурового, вспыльчивого, бесстрашного
воина, каким был его отец, то изнеживающая, женственная атмосфера дома,
где он рос, заглушила в нем еще в детстве наследственные черты характе-
ра. Он был глубоко привязан к тете Питти, так и оставшейся до старости
ребенком, и необычайно горячо любил Мелани, а обе они были на редкость
добры и на редкость не от мира сего.
Тетушку при крещении - это произошло шестьдесят лет тому назад - на-
рекли Сарой Джейн Гамильтон, но уже давно, с того самого дня, когда обо-
жавший ее отец, заслышав быстрый легкий топот маленьких ножек, внезапно
придумал ей прозвище, никто и никогда не звал ее иначе, как Питтипэт. С
этого второго крещения прошло много лет, внешность тетушки претерпела
роковые изменения, и прозвище стало казаться несколько неуместным. Ма-
ленькие ножки тети Питтипэт несли теперь слишком грузное для них тело, и
разве что склонность к бездумному и несколько ребячливому лепету могла
порой воскресить в памяти забытый образ живой шаловливой девчушки. Тетя
Питтипэт была теперь кругленькая, розовощекая, сереброволосая дама,
страдающая легкой одышкой из-за слишком туго затянутого корсета, ее ма-
ленькие ножки, втиснутые в чрезмерно тесные туфельки, с трудом могли
покрыть расстояние свыше одного квартала. При самомалейшем волнении
сердце тетушки Питти начинало болезненно трепетать, и она бесстыдно ему
потакала, позволяя себе лишаться чувств при каждом удобном и неудобном
случае. Всем и каждому было известно, что обмороки тетушки - не более
как маленькие дамские притворства, но, любя ее, все предпочитали об этом
умалчивать. Да, все любили тетушку и баловали, как ребенка, но никто не
принимал ее всерьез - никто, кроме дядюшки Генри.
Самым излюбленным занятием тетушки было почесать язычок; она любила
это даже больше, чем вкусно покушать, и могла часами добродушно и безо-
бидно обсуждать чужие дела. Не будучи в состоянии запомнить ни одного
имени, ни одной даты или названия места, она постоянно путала действую-
щих лиц одной разыгравшейся в Атланте драмы с действующими лицами дру-
гой, что, впрочем, никого не вводило в заблуждение, так как никто не был
настолько глуп, чтобы принимать ее слова на веру. К тому же ей никогда и
не рассказывали ничего по-настоящему скандального или неприличного, так
как, невзирая на ее шестидесятилетний возраст, все считали своим долгом
оберегать целомудрие этой старой девы, и благодаря молчаливому сговору
ее добрых друзей она так и осталась на всю жизнь невинным, избалованным
старым ребенком.
Мелани во многих отношениях походила на свою тетку. Она была так же
скромна, так же застенчива, так же заливалась краской, однако при всем
том вовсе не лишена здравого смысла. "Да, конечно, на свой лад", - не-
вольно признавала в глубине души Скарлетт. Лицо Мелани, как и лицо те-
тушки Питти, было невинно и безоблачно, словно лицо ребенка, встречавше-
го в жизни лишь доброту и правдивость, искренность и любовь. Лицо ребен-
ка, ни разу еще не столкнувшегося ни с жестокостью, ни со злом и не су-
мевшего бы распознать их при встрече. Мелани была счастлива, и ей хоте-
лось, чтобы все вокруг тоже были счастливы или хотя бы довольны своей
судьбой. Поэтому она стремилась видеть в человеке только лучшие его сто-
роны и всегда доброжелательно отзывалась о людях. В любом, самом тупом
из слуг она обнаруживала черты преданности и доброты, искупавшие в ее
глазах тупость; в любой, самой уродливой и несимпатичной из знакомых де-
виц открывала благородство характера или приятное обхождение и о любом
мужчине, сколь бы он ни был незначителен или скучен, старалась судить не
по бросающимся в глаза недостаткам, а по скрытым в нем, быть может, дос-
тоинствам.
За эти искренние и непосредственные порывы ее великодушного сердца
все любили Мелани и невольно тянулись к ней, ибо кто может остаться не-
чувствительным к чарам такого существа, умеющего открыть в других поло-
жительные черты характера, о коих сам их обладатель даже и не подозрева-
ет? И у Мелани было больше подруг, чем у любой другой женщины в городе,
а также больше друзей-мужчин, хотя и меньше, чем у других девушек пок-
лонников, так как она была лишена самоуверенности и эгоизма, играющих
немалую роль в деле покорения мужских сердец.
Правила хорошего тона предписывали всем девушкам-южанкам стремиться к
тому, чтобы окружающие чувствовали себя легко, свободно и приятно в их
обществе, и Мелани всего лишь следовала общим канонам. Этот установлен-
ный женщинами неписаный кодекс поведения и придавал привлекательность
обществу южан. Женщины Юга понимали, что тот край, где мужчины довольны
жизнью, привыкли не встречать возражений и могут преспокойно тешить свое
тщеславие, имеет все основания стать для женщин весьма приятным местом
обитания.
И от колыбели до могилы женщины прилагали все усилия к тому, чтобы
мужчины были довольны собой, а довольные собой мужичины щедро вознаграж-
дали за это женщин своим поклонением и галантностью. В сущности, они от
всей души были готовы одарить женщин всеми сокровищами мира, за исключе-
нием ума, которого никак не желали за ними признавать.
Скарлетт умела быть столь же обходительной, как Мелани, но не бессоз-
нательно, а с хорошо отработанным мастерством, со знанием дела. Разница
между ними заключалась в том, что Мелани говорила приятные, лестные сло-
ва, просто желая доставить людям хоть мимолетную радость, Скарлетт же
всегда преследовала при этом какую-то свою цель.
От двух самых близких ему женщин Чарлз не мог почерпнуть знания жизни
со всеми теневыми ее сторонами - ничего, что помогло бы закалить его во-
лю, и дом, в котором он жил и мужал, был похож на теплое, мягкое птичье
гнездышко. Тихая, старомодно-чинная атмосфера этого дома ничем не напо-
минала Тару. Скарлетт не хватало здесь многого: мужского запаха - брен-
ди, табака, фиксатуара; резких голосов и случайно слетавших с уст креп-
ких словечек; ружей, бакенбард, седел, уздечек, путающихся под ногами
гончих собак. Непривычно было не слышать перебранки слуг за спиной у Эл-
лин; извечных перепалок Мамушки с Порком; пререканий Розы с Тиной; гроз-
ных окриков Джералда; не хватало и собственных ядовитых пикировок со
Сьюлин. Не приходилось удивляться, что Чарлз, выросший в этом доме, был
робок и застенчив, как пансионерка. Здесь не повышали голоса, не прихо-
дили в состояние ажитации; все учтиво прислушивались к чужим мнениям, и
в конечном счете черный седой властный автократ правил из своей кухни
всем и вся. Скарлетт, рассчитывавшая стать сама себе хозяйкой, вырвав-
шись из-под Мамушкиной опеки, обнаружила, к своему огорчению, что дядюш-
ка Питер придерживается еще более суровых понятий о том, как должна вес-
ти себя молодая дама, а тем более - вдова мистера Чарлза.
Тем не менее в атмосфере этого дома Скарлетт мало-помалу снова воз-
рождалась к жизни, и незаметно для нее самой к ней возвращалась прежняя
жизнерадостность. Ей едва минуло семнадцать лет, она обладала превосход-
ным здоровьем и несокрушимой энергией, а родня Чарлза всячески старалась
сделать ее жизнь приятной, и если это не всегда им удавалось, не их была
в том вина. У Скарлетт и сейчас еще при упоминании имени Эшли больно
сжималось сердце, но тут уж изменить что-нибудь никто был не властен. А
это имя так часто слетало с губ Мелани! Между тем Мелани и тетушка Питти
без устали изобретали всевозможные способы развеять ее печаль, которую
они, естественно, приписывали совсем другим причинам. Всячески стараясь
развлечь Скарлетт, они не давали воли своему горю. Они проявляли беско-
нечную заботу о ее питании, настаивали, чтобы она всякий раз вздремнула
после обеда, а потом поехала покататься в коляске. Они безудержно восхи-
щались ею - ее живым нравом, ее прелестной фигурой, ее белой кожей, ее
маленькими ручками и ножками - и не только неустанно твердили ей об
этом, но тут же, в подкрепление своих слов, принимались обнимать ее, це-
ловать, душить в объятиях.
Скарлетт принимала их ласки без особого восторга, но расточаемые ей
комплименты согревали душу. Дома она никогда не слышала по своему адресу
так много приятных слов. Мамушка, собственно, только и делала, что ста-
ралась искоренить ее тщеславие. Малютка Уэйд уже не был для нее теперь
докукой, так как все население дома - как белое, так и черное (и даже
соседи) - боготворило ребенка, и право подержать его на руках непрерывно
отвоевывалось с боем. А больше всех обожала его Мелани. Она находила его
восхитительным даже в те минуты, когда он заучивался неистовым ревом, и
восклицала:
- Сокровище мое! Ах, как бы я хотела, чтобы ты был моим сыном!
Порой Скарлетт становилось нелегко скрывать свои чувства, ибо она
по-прежнему считала тетушку Питти невыносимо глупой старухой, а бессвяз-
ный лепет и пустословие этой дамы нестерпимо действовали ей на нервы.
Мелани же возбуждала в ней чувство ревности и неприязнь, которые стано-
вились все острее. Порой, когда Мелани, сияя от любви и гордости, прини-
малась говорить об Эшли или читать вслух его письма, Скарлетт вынуждена
была внезапно встать и покинуть комнату. Однако при всем том она находи-
ла жизнь здесь довольно сносной. Атланта предоставляла ей больше разно-
образия, чем Чарльстон, или Саванна, или Тара, а новые, совсем непривыч-
ные для нее обязанности, налагаемые войной, не оставляли времени для
размышлений и тоски. И все же порой, потушив свечу и зарывшись головой в
подушки, она тяжело вздыхала и думала:
"О, если бы Эшли не был женат! Почему должна я возиться с ранеными в
этом чертовом госпитале! Ах, если бы я могла завести себе поклонника!"
К уходу за ранеными она мгновенно возымела неодолимое отвращение, од-
нако ей приходилось скрепя сердце делать это, поскольку обеим дамам - и
миссис Мид и миссис Мерриуэзер - удалось заполучить ее в свои комитеты и
четыре раза в неделю она в грубом переднике, закрывавшем платье от шеи
до полу, повязанная косынкой, отправлялась по утрам в душный, смрадный
госпиталь. Все женщины Атланты, и молодые и старые, работали в госпита-
лях и отдавались этому делу с таким жаром, что казались Скарлетт просто
фанатичками. Они, естественно, предполагали и в ней такой же патриоти-
ческий пыл и были бы потрясены до глубины души, обнаружив, как мало, в
сущности, было ей дела до войны. Если бы ни на минуту не покидавшая ее
мучительная мысль, что Эшли может быть убит, - война для нее попросту не
существовала бы, и в госпитале она продолжала работать лишь потому, что
не знала, как от этого отвертеться.
Ничего романтического она в своей работе, разумеется, не видела. Сто-
ны, вопли, бред, удушливый запах и смерть - вот что обнаружила в госпи-
тале Скарлетт. И грязных, бородатых, обовшивевших, издававших зловоние
мужчин, с такими отвратительными ранами на теле, что при виде их у вся-
кого нормального человека все нутро выворачивало наизнанку. Госпитали
смердели от гангрены - эта вонь ударяла Скарлетт в нос еще прежде, чем
она успевала ступить на порог. Сладковатый, тошнотворный запах впитывал-
ся в кожу рук, в волосы и мучил ее даже во сне. Мухи, москиты, комары с
жужжанием, писком, гудением тучами вились над больничными койками, дово-
дя раненых до бессильных всхлипываний вперемежку с бранью, и Скарлетт,
расчесывая свои искусанные руки и обмахиваясь листом пальмы с таким
ожесточением, что у нее начинало ломить плечо, мысленно посылала всех
раненых в преисподнюю.
А скромница из скромниц, застенчивая Мелани, казалось, не страдала ни
от вони, ни от вида ран или обнаженных тел, что крайне удивляло Скар-
летт. Порой, держа таз с инструментами, в то время как доктор Мид ампу-
тировал гангренозную конечность, Мелани становилась белее мела. И однаж-
ды Скарлетт видела, как Мелани после одной из таких операций тихонько
ушла в перевязочную и ее стошнило в полотенце. Но в присутствии раненых
она всегда была весела, спокойна и полна сочувствия, и в госпитале ее
называли не иначе, как "ангел милосердия". Скарлетт была бы не прочь
заслужить такое прозвище тоже, но для этого ей пришлось бы прикасаться к
кишащему насекомыми белью раненых, лезть в глотку к потерявшему созна-
ние, проверяя, не застрял ли там кусок жевательного табака, от чего
больной может задохнуться, бинтовать культи и чистить от мушиных личинок
гноящиеся раны. Нет, уход за ранеными - это не для нее!
Кое с чем можно было бы примириться, если хотя бы она могла пустить в
ход свои чары, ухаживая за выздоравливающими воинами, так как многие бы-
ли из хороших семей и не лишены привлекательности, однако ее вдовье по-
ложение делало это невозможным. Уход за идущими на поправку был возложен
на молодых девушек, которые не допускались в палаты к тяжелораненым, да-
бы какое-либо неподобающее зрелище не предстало там ненароком их
девственным очам. Не имея, таким образом, перед собой препон, поставлен-
ных брачными узами или вдовством, они свободно совершали сокрушительные
набеги на выздоравливающих, и даже совсем не отличавшиеся красотой деви-
цы - хмуро отмечала про себя Скарлетт - без труда находили себе суженых.
Если не считать общества раненых или тяжелобольных, Скарлетт жила в
окружении одних только женщин, и это страшно ее раздражало, ибо она не
испытывала ни любви, ни доверия к особам одного с нею пола - ничего,
кроме скуки. Тем не менее трижды в неделю в послеобеденные часы она
должна была посещать швейный кружок и скатывать бинты в комитетах, возг-
лавляемых приятельницами Мелани. Все девушки, с которыми она там встре-
чалась, хорошо знали Чарлза и были очень добры и внимательны к ней -
особенно Фэнни Элсинг и Мейбелл Мерриуэзер, дочери вдовствующих дам-пат-
ронесс. Но вместе с тем в их отношении проскальзывала чрезмерная почти-
тельность, словно она была женщиной преклонных лет, чей век уже прожит,
а их неумолчная болтовня о нарядах и кавалерах пробуждала в ней зависть
и досаду за свое вдовство, лишавшее ее всех удовольствий. Господи! Да
она же в тысячу раз привлекательней, чем Фэнни или Мейбелл! Как чудовищ-
но несправедливо устроена жизнь! Как это ни глупо, но все почему-то счи-
тают, что она должна заживо похоронить себя в могиле вместе с Чарлзом,
когда она вовсе к этому не стремится. Когда она всеми помыслами в Вирги-
нии, с Эшли!
И все же, несмотря на все эти досады и огорчения, Атланта ей нрави-
лась. И недели бежали за неделями, а она и не помышляла об отъезде.
ГЛАВА IX
Как-то летним утром Скарлетт, сидя у окна своей спальни, мрачно наб-
людала за вереницей повозок и следовавших за ними колясок, переполненных
молодыми жизнерадостными девушками, дамами постарше и мужчинами в воен-
ной форме. Все это двигалось по Персиковой дороге, направляясь в поля и
леса за декоративной зеленью для предстоявшего в этот вечер благотвори-
тельного базара в пользу госпиталей. Под густым навесом ветвей, прони-
занных лучами солнца, красная дорога казалась пятнистой от мерцающих
бликов и теней, а копыта животных поднимали в воздух маленькие красные
облачка пыли. В первой повозке сидело четверо здоровенных негров с топо-
рами - на них была возложена обязанность нарубить побольше веток вечно-
зеленых деревьев, очистив их от лиан, а в глубине повозки виднелась гру-
да огромных, покрытых салфетками корзин со снедью, дубовых лукошек с по-
судой и дюжина дынь. Двое негров, вооружившись - один банджо, другой
губной гармошкой, - с жаром наяривали собственный вариант популярной
песни: "Хочешь жизнь не зря прожить, в кавалерию ступай". Следом за ними
двигалась праздничная процессия экипажей: девушки все были в пестрых
летних платьях, в шляпах и митенках, с маленькими зонтиками в руках для
защиты от солнца; дамы более почтенного возраста восседали довольные,
безмятежно улыбающиеся; выздоравливающие воины, отпущенные из госпита-
лей, сидели в тесных колясках между стройными девушками и дородными мат-
ронами, продолжавшими хлопотливо окружать их заботой; смех, шутки, пе-
рекличка голосов, летящих от одного экипажа к другому; офицеры, сопро-
вождавшие дам верхом, заставляли лошадей идти вровень с колясками. Скри-
пели колеса, звенели шпоры, блестели на солнце галуны, колыхались веера,
покачивались зонтики, пели негры... Все ехали по Персиковой дороге за
город на сбор зелени, на пикник с дынями. "Все, - угрюмо думала Скар-
летт, - кроме меня".
Проезжая мимо, они приветливо кричали ей что-то и махали рукой, и она
по мере сил старалась любезно отвечать на приветствия, но это было не-
легко. Где-то в груди маленьким злым зверьком зашевелилась боль, подка-
тила к горлу, сжалась комком и притаилась, чтобы, того и гляди, раство-
риться в слезах. Все едут на пикник - все, кроме нее. А вечером все пой-
дут на благотворительный базар и на бал - все, кроме нее. Кроме нее, и
кроме Мелли, и тетушки Питти, и еще двух-трех таких же невезучих, кото-
рые тоже в трауре. Но для Мелли и Питти это словно бы и не имело значе-
ния. У них как будто ни на секунду не возникало желания идти туда. А вот
у Скарлетт возникло. Ей захотелось, мучительно захотелось попасть на
этот базар.
Это же в конце концов просто несправедливо! Она трудилась не покладая
рук, она сделала вдвое больше, чем любая другая девушка в городе, для
подготовки к этому базару. Она вязала носки и детские чепчики, шали и
шарфы, и плела ярды кружев, и расписывала фарфоровые туалетные коробочки
и флаконы. И вышила с полдюжины диванных подушек, украсив их флагом Кон-
федерации. Звезды, правду сказать, получились чуточку кривоваты, и одни
с шестью и даже семью зубцами, а другие почти круглые, как блин, но об-
щее впечатление было превосходно. Вчера она до полного изнеможения рабо-
тала в старой пыльной казарме, украшая розовыми, желтыми, зелеными ки-
сейными драпировками выстроенные вдоль стен киоски. Это была поистине
тяжелая работа, да еще под наблюдением дам из комитета - словом, ничего
веселого. Да и вообще она не получала никакого удовольствия от общения с
миссис Мерриуэзер, миссис Элсинг и миссис Уайтинг, которые пытались рас-
поряжаться ею, словно какой-нибудь негритянкой. И к тому же без конца
похвалялись успехами своих дочек. В довершение всех бед она до пузырей
обожгла себе пальцы, помогая тете Питти и кухарке печь слоеные пирожки
для лотереи.
А теперь, наработавшись как негр на плантации, она, видите ли, должна
скромно отойти в тень, именно в ту минуту, когда для всех начинается ве-
селье! Как несправедливо обошлась с ней судьба, сделав ее вдовой с ма-
леньким ребенком, плач которого доносится из соседней комнаты, и лишив
всех удовольствий и развлечений! Всего лишь год назад она танцевала на
балах, носила яркие платья, а не эти траурные одеяния, и никогда не име-
ла меньше трех женихов сразу. Ведь ей же всего семнадцать лет, и она еще
не успела натанцеваться вволю. Нет, это несправедливо! Жизнь проходила
мимо - по длинной летней, тенистой дороге, в мелькании серых мундиров и
цветастых платьев, под звон банджо и шпор. Она старалась обуздать себя и
не слишком призывно улыбаться и махать рукой знакомым мужчинам - тем,
которых выхаживала в госпитале, - но ямочки на щеках играли помимо ее
воли, да и как бы могла она изобразить убитую горем вдову, когда все это
сплошное притворство.
Улыбкам и поклонам был внезапно положен конец - тетушка Питти, как
всегда слегка запыхавшаяся после подъема по лестнице, вошла в комнату и,
не говоря худого слова, оттащила ее от окна.
- Душенька! Да вы никак рехнулись! Махать рукой мужчинам из окна сво-
ей спальни! Право же, Скарлетт, вы меня изумляете! Что бы сказала ваша
матушка!
- Они же не знают, что это моя спальня.
- Но они могут догадаться, и это ничуть не лучше. Вы не должны делать
таких вещей, душенька. Про вас начнут говорить, скажут, что вы слишком
нескромно себя ведете... И к тому же миссис Мерриуэзер известно, что это
окна вашей спальни.
- И конечно, старая хрычовка не преминет оповестить об этом всех муж-
чин.
- Душенька, как не совестно! Долли Мерриуэзер - моя лучшая подруга!
- Все равно она старая хрычовка... Ах, тетя Питти, простите меня, ну
не надо, не плачьте! Я позабыла, что это окно моей спальни, я больше не
буду! Мне... мне просто очень хотелось поглядеть, как они едут. Мне бы
так хотелось поехать с ними.
- Душенька!
- Да, да, хотелось бы. Мне надоело сидеть тут взаперти.
- Скарлетт, пообещайте мне, что вы никогда не повторите больше таких
слов. Все будут думать, что у вас нет ни малейшего уважения к памяти
бедного покойного Чарли...
- Ох, тетя Питти, ну, пожалуйста, не плачьте!
- Боже мой, теперь я и вас довела до слез, - всхлипнула тетушка Пит-
типэт и с чувством облегчения полезла в карман юбки за носовым платком.
Твердый комок, стоявший у Скарлетт в горле, уступил наконец место
слезам, и она заплакала - громко, навзрыд, но не по бедному Чарли, как
полагала тетушка Питтипэт, а по затихавшему вдали смеху и скрипу колес.
Встревоженная Мелани с гребенкой в руке вбежала, шелестя юбками, в ком-
нату. Ее темные волосы, обычно всегда аккуратно уложенные в сетку, пыш-
ным облаком маленьких своевольных кудряшек рассыпались по плечам.
- Дорогие! Что случилось?
- Чарли! - сладко всхлипнула тетушка Питтипэт, упоенно отдаваясь сво-
ему горю и припадая головой к плечу Мелани.
- О! - воскликнула Мелани, и губы ее задрожали при упоминании имени
покойного брата. - Мужайтесь, моя дорогая! О, Скарлетт, не плачь!
Скарлетт же, упав ничком на кровать, рыдала в голос, оплакивая свою
впустую проходящую молодость, лишенную уготованных этому возрасту разв-
лечений. Она рыдала, как дитя, привыкшее слезами добиваться всего, чего
ни пожелает, но понимающее вместе с тем, что на сей раз слезами не помо-
жешь, и потому рыдающее уже от негодования и отчаяния. Уткнувшись голо-
вой в подушку, она со злости колотила ногами по стеганому одеялу.
- Лучше бы я умерла! - самозабвенно всхлипывала она.
Перед лицом такого бездонного горя необременительные слезы Питтипэт
высохли, а Мелани бросилась утешать сноху.
- Дорогая, не плачь! Вспомни, как тебя любил Чарлз! Пусть это послу-
жит тебе утешением! Подумай о своем драгоценном малютке!
Чувство обездоленности оттого, что она лишена теперь всех доступных
другим утех, раздражение оттого, что никто ее не понимает, сковали, по
счастью, Скарлетт язык, иначе, с унаследованной от Джералда привычкой не
стесняться в выражениях, она выложила бы напрямик все, что накопилось у
нее на сердце. Мелани погладила ее по плечу, а тетя Питти заковыляла к
окну, чтобы опустить жалюзи.
- Не надо! - яростно вскричала вдруг Скарлетт, поднимая от подушки
красное, опухшее от слез лицо. - Не опускайте! Я еще не умерла, хоть
лучше бы мне умереть! О пожалуйста, уйдите, оставьте меня одну!
Она снова уткнулась головой в подушку, и, шепотом посовещавшись друг
с другом, обе дамы на цыпочках удалились. Скарлетт слышала, как Мелани,
понизив голос, говорила тете Питтипэт, когда они спускались с лестницы:
- Тетя Питти, прошу вас, не надо при ней упоминать о Чарлзе. Вы же
знаете, как тяжело это на нее всегда действует. У бедняжки делается та-
кое странное выражение лица - мне кажется, она каждый раз с трудом удер-
живается от слез. Мы не должны усугублять ее горе.
В бессильной ярости Скарлетт снова заколотила ногами по одеялу, ища и
не находя достаточно крепких слов, чтобы выразить душившую ее злобу.
- Пропади все пропадом! - выкрикнула она наконец и почувствовала не-
которое облегчение. И как только Мелани может так спокойно сидеть дома,
не снимать траура по брату и отказываться от всяких развлечений - ей же
всего восемнадцать лет? Мелани словно не замечает, что жизнь проносится
мимо под звон банджо и шпор. Или это ее не трогает?
"Да просто она бесчувственная деревяшка, - думала Скарлетт, дубася
кулаком по подушке. - У нее никогда не было столько поклонников, как у
меня, ей и терять нечего. К тому же... к тому же у нее есть Эшли, а у
меня... у меня - никого!" И разбередив еще сильнее свои раны такими мыс-
лями, она снова залилась слезами.
В угрюмом ожесточении просидела она в спальне до обеда, и зрелище
возвращавшихся с пикника повозок, нагруженных сосновыми ветками, вьющи-
мися растениями и папоротником, отнюдь не помогло развеять ее тоску. У
всех был усталый, но счастливый вид, и все снова улыбались и махали ей,
и она уныло отвечала на их приветствия. Жизнь ничего не сулила впереди,
и жить дальше явно не имело смысла.
Избавление пришло с самой неожиданной стороны: когда после обеда все
улеглись вздремнуть, к дому подъехала коляска с миссис Мерриуэзер и мис-
сис Элсинг. Пораженные таким неурочным визитом, Мелани, Скарлетт и те-
тушка Питтипэт вскочили с кроватей, поспешно зашнуровали свои корсажи,
пригладили волосы и спустились в гостиную.
- У миссис Боннелл дети заболели корью, - заявила с порога миссис
Мерриуэзер, всем своим видом давая понять, что считает миссис Боннелл
целиком ответственной за то, что это случилось.
- А барышень Маклюр вызвали в Виргинию, - сообщила миссис Элсинг уми-
рающим голосом, томно обмахиваясь веером и, в свою очередь, давая по-
нять, что это, как в общем и все прочее, мало ее интересует. - Даллас
Маклюр ранен.
- Какое несчастье - в один голос воскликнули хозяйки дома. - Бедный
Даллас!..
- Да нет, легко, в плечо, - сухо уточнила миссис Мерриуэзер. - Но на-
до же, чтобы это случилось именно сейчас! Девочки уезжают на Север, что-
бы доставить его домой. Однако, бог мне свидетель, у нас нет времени си-
деть тут и чесать языком. Нам надо ехать развешивать зелень. Питти, вы и
Мелани нужны нам сегодня вечером, чтобы занять место миссис Боннелл и
девочек Маклюр.
- Но, Долли, это же невозможно!
- Не говорите мне, пожалуйста, "невозможно", Питтипэт Гамильтон! -
воинственно заявила миссис Мерриуэзер. - Вы должны приглядывать за нег-
рами, которые будут разносить прохладительные напитки. Вместо миссис
Боннелл. А Мелли будет сидеть в киоске девочек Маклюр.
- Но мы же не можем - еще не прошло и года, как бедный Чарли...
- Я разделяю ваши чувства, но нет жертвы, которую нельзя было бы при-
нести во имя нашего Дела, - нежно пропела миссис Элсинг, отметая все
возражения.
- Конечно, мы рады помочь, но разве вы не можете посадить в киоск ка-
кую-нибудь молоденькую хорошенькую девушку?
Миссис Мерриуэзер фыркнула, издав трубный звук:
- Нечто непостижимое творится с молодыми девицами в наши дни. У них
нет ни малейшего чувства долга. У всех девушек находятся какие-то отго-
ворки, чтобы не сидеть в киосках. Я, разумеется, вижу их насквозь! Они
просто боятся, что это помешает им флиртовать с офицерами, только и все-
го. Да и новые платья не будут видны за прилавком. Как бы я хотела, что-
бы этот контрабандист... как его?
- Капитан Батлер, - подсказала миссис Элсинг.
- Чтобы он привозил побольше медикаментов и поменьше кринолинов и
кружев. Если я увижу сегодня хоть одно новое платье, это значит, что он
привез их десятка два! Капитан Батлер! Я уже слышать не могу этого име-
ни. Словом, Питти, у меня нет времени препираться с вами. Вы должны
прийти, и точка. Все вас поймут. К тому же никто вас и не увидит в зад-
ней комнате, и Мелли тоже не будет слишком бросаться в глаза. Киоск этих
бедняжек, девочек Маклюр, находится в самой глубине, и он не слишком хо-
рошо разукрашен, так что никто и не обратит на вас внимания.
- Мне кажется, мы непременно должны пойти и помочь, - сказала вдруг
Скарлетт, изо всех сил стараясь скрыть, как она этого жаждет, и придать
лицу спокойное, серьезное выражение. - Уж такую-то малость мы можем сде-
лать для госпиталя.
Ни одна из приехавших дам ни разу не упомянула ее имени, и они, резко
обернувшись, воззрились на нее. Как бы остро ни нуждались они в помощи,
им даже в голову не приходило просить вдову, меньше года носящую траур,
принять участие в столь многолюдном сборище. Скарлетт ответила на их
молчаливое изумление детски простодушным взглядом широко раскрытых не-
винных глаз.
- Мне кажется, мы все трое должны помочь чем можем. Я посижу с Мелли
в киоске. По-моему, это как-то лучше для нас обеих, если мы будем вмес-
те, а не порознь. Тебе не кажется, что так лучше, Мелли?
- Право... - беспомощно пробормотала Мелли. Мысль о том, чтобы, еще
не сняв траура, появиться в публичном собрании, была для нее столь ди-
кой, что она растерялась.
- Скарлетт права, - поспешила заявить миссис Мерриуэзер, заметив ко-
лебания Мелани. Она встала, оправила кринолин. - Вы обе... все вы должны
прийти помочь. И пожалуйста, Питти, не пытайтесь снова пускать в ход
свои отговорки. Подумайте лучше о том, как госпиталь нуждается в деньгах
для новых коек и медикаментов. И я знаю, Чарлзу было бы приятно, что вы
помогаете Делу, за которое он отдал жизнь.
- Ну хорошо, - беспомощно пробормотала тетушка Питтипэт, как всегда
пасуя перед более сильным, чем у нее, характером. - Если вы считаете,
что люди не осудят...
"Какое счастье, просто не верится! Просто не верится!" - пело в душе
у Скарлетт, когда она незаметно скользнула в задрапированный розовой и
желтой кисеей киоск, предназначавшийся для барышень Маклюр. И все-таки
она здесь! После целого года траура, уединения, приглушенных голосов,
сводящей с ума скуки, она - на вечере, самом большом вечере, какой ког-
да-либо устраивался в Атланте! Она снова видит множество людей, огни,
слышит музыку, может полюбоваться на красивые наряды, кружева, ленты -
все, что этот пресловутый капитан Батлер привез, прорвавшись сквозь бло-
каду, из своего последнего плавания.
Она опустилась на один из маленьких табуретов за прилавком и окинула
взглядом длинный зал, который до этого вечера был всего лишь безобразной
голой учебной казармой Как должны были потрудиться сегодня дамы, чтобы
сделать его таким нарядным! Теперь он выглядел прелестно. Сюда, подума-
лось ей, собрали, должно быть, все подсвечники и канделябры со всей Ат-
ланты - серебряные, с дюжиной тонких, изогнутых консолей, фарфоровые, с
очаровательными фигурками, украшающими основание, старинные бронзовые
шандалы, строгие и величественные, с множеством свечей всех цветов и
размеров, благоухающих восковницей. Свечи стояли на длинных, декориро-
ванных цветами столах, и на пирамидах для винтовок, вытянувшихся вдоль
всех стен, и на прилавках киосков, и даже на подоконниках распахнутых
настежь окон, где теплый летний ветерок колебал, не задувая, их пламя.
Огромная безобразная лампа, подвешенная к потолку на заржавленных це-
пях в центре зала, совершенно преобразилась с помощью плюща и дикого ви-
нограда, начинавшего уже слегка съеживаться от жары. Сосновые ветви,
развешанные по стенам, источали приятный аромат, а по углам зала из них
было образовано нечто вроде уютных беседок для отдыха почтенных матрон и
дуэний. Все стены, окна, все затянутые разноцветной кисеей киоски укра-
сились гирляндами плюща, дикого винограда и сассапарили - длинные гибкие
плети падали каскадом. И повсюду среди этой зелени на красно-синих фла-
гах и флажках сверкали звезды Конфедерации.
Подмостки для музыкантов были оформлены с особенным вкусом. Звездча-
тые флажки и растения в горшках и кадках почти скрывали их от глаз, и
Скарлетт без труда догадалась, что все эти герани, колеусы, водосборы,
олеандры и бегонии были принесены сюда из разных домов, со всех концов
города. Даже четыре сокровища миссис Элсинг, ее четыре каучуконоса, за-
няли почетное место по углам подмостков.
С убранством же противоположного конца зала дамы так постарались, что
превзошли самих себя. Здесь на стене висели огромные портреты - прези-
дента Конфедерации Дэвиса и вице-президента Стефенса, уроженца Джорджии,
прозванного Маленьким Алексом. Над портретами был водружен гигантский
флаг, а перед ними на длинных столах красовались трофеи, собранные со
всех садов города: груды белых, желтых и алых роз, декоративные папорот-
ники; горделивые, похожие на шпаги золотистые гладиолусы, ворохи многоц-
ветных настурций и прямые, упругие стебли шток-роз, высоко вздымающие
свои пунцовые и палевые головки. И среди этого буйства цветов торжест-
венно, как на алтаре, горели свечи. Два лица, глядевшие сверху в зал,
были столь разительно несхожи, что казалось странным, как могли эти два
человека одновременно оказаться во главе столь торжественного сборища:
Дэвис - с его тонким, твердо сжатым надменным ртом, впалыми щеками и хо-
лодными глазами аскета, и Стефенс - с горящим взором темных, глубоко по-
саженных глаз; лицо человека, познавшего лишь болезни и утраты и востор-
жествовавшего над ними благодаря крепости духа и природному чувству юмо-
ра. Два всеми любимых лица.
Почтенные дамы, представительницы комитета, на плечи коих была возло-
жена ответственность за проведение базара, торжественно, как флагманские
суда, проплыли по залу, направляя запоздавших молодых дам и смеющихся
девушек к их киоскам, и скрылись за дверями задних комнат, где готови-
лись прохладительные напитки и закуски. Тетушка Питти поспешила следом
за ними.
Музыканты поднялись на подмостки и принялись настраивать свои скрип-
ки, подкручивая колки и пиликая смычками с торжественно-сосредоточенным
видом, - их черные, сверкающие белозубыми улыбками лица уже лоснились от
пота. Старик Леви, кучер миссис Мерриуэзер, руководивший оркестром на
всех благотворительных базарах, балах и свадьбах еще с тех времен, когда
Атланта звалась Мартасвиллом, постучал смычком, прося внимания. Гостей
пока собралось мало - в основном только дамы-распорядительницы, - но все
взоры обратились к нему. И тут скрипки, контрабасы, аккордеоны, банджо и
трещотки медленно, протяжно заиграли "Лорену" - медленно, потому что
время для танцев пока не настало: танцы начнутся, когда из киосков ис-
чезнут товары. Скарлетт почувствовала, как забилось у нее сердце при
нежных меланхолических звуках вальса.
Уплывает за годом год, Лорена!
Травы увядают, снег идет,
Солнце покидает небосвод, Лорена...
Раз-два-три, раз-два-три, наклон вправо, влево, раз-дватри,
раз-два-три, поворот-поворот... Какой изумительный вальс! Слегка раски-
нув руки, полузакрыв глаза, она покачивалась в такт томной, завораживаю-
щей музыке. Печальная повесть трагической любви Лорены находила отклик в
ее растревоженной душе, и к горлу подступал комок.
Внезапно, словно пробужденная к жизни музыкой вальса, залитая лунным
светом, напоенная теплыми ароматами, улица за окнами наполнилась топотом
копыт, скрипом колес, смехом, голосами, негромкой перебранкой куче-
ров-негров, отвоевывавших себе место для экипажа. Радостные, беззаботные
звуки перенеслись на лестницу; звонкие голоса девушек сплетались с басо-
витыми голосами их спутников: девушки восторженными восклицаниями при-
ветствовали своих подруг, расставшись с ними не далее как после полудня.
И ожил зал. Девушки - в ярких платьях, с огромными кринолинами,
из-под которых выглядывали кружевные панталончики, - словно стая пестрых
бабочек, разлетелись во все концы зала. Обнаженные хрупкие белые плечи-
ки, нежные округлые очертания грудей, чуть прикрытых кружевными рюшами;
кружевные мантильи, небрежно наброшенные на полусогнутые руки, веера -
разрисованные или расшитые стеклярусом, веера из лебяжьих перьев, из
павлиньих перьев, подвешенные к запястьям на тоненьких бархатных ленточ-
ках; темные, гладко зачесанные вверх над ушами волосы, стянутые на за-
тылке тугим, тяжелым, уложенным в сетку узлом, кокетливо - горделиво от-
тягивающим голову назад; пушистые массы золотистых, танцующих надо лбом,
ниспадающих на шею локонов в обрамлении золотых подвесок, танцующих с
локонами в лад; шелк, кружева, тесьма, ленты - все контрабандное и от
этого еще более драгоценное; все наряды, все украшения - предмет особой
гордости, выставляемый напоказ как живое свидетельство того, что контра-
бандисты и девушки утерли нос янки.
Разумеется, не все цветы города были в знак уважения и преданности
принесены к портретам вождей Конфедерации. Самые нежные и самые душистые
украшали девушек: чайные розы, прикрепленные к волосам над ухом; бутоны
роз и веточки жасмина, сплетенные венком, придерживали каскады кудрей;
букетики цветов стыдливо выглядывали из-за атласных кушаков. Всем этим
цветам суждено было еще до исхода ночи перекочевать в качестве драгоцен-
ных сувениров в нагрудные кармашки серых мундиров.
О, сколько мундиров мелькало в этой толпе и сколько знакомых мужчин
было облачено в эти мундиры-мужчин, которых Скарлетт видела на госпи-
тальных койках или на плацу, встречала на улицах. И как великолепны были
эти мундиры, с начищенными до блеска пуговицами, с ослепительным золотом
галунов на обшлагах и на воротнике! И как красиво оттеняли серое сукно
мундиров красные, желтые и синие лампасы на брюках, указывающие на род
войск! Концы пунцовых и золотых кушаков развевались, ножны сабель свер-
кали и звенели, ударяясь о блестящие ботфорты, и звон их сливался со
звоном шпор.
"Какие красавцы!" - думала Скарлетт, глядя, как мужчины издали взма-
хом руки приветствуют друг друга или склоняются над рукой какой-нибудь
почтенной дамы, и сердце ее переполнялось гордостью. Все они казались
такими юными, несмотря на свои пышные рыжеватые усы или темные каштано-
вые и черные бороды и такими красивыми и беспечными, несмотря на забин-
тованные руки в лубках и белые марлевые повязки на голове, резко отте-
нявшие их загорелые, обветренные лица. Кое-кто был даже на костылях, и
какой гордостью сияли глаза сопровождавших их девушек, старавшихся при-
ладиться к подпрыгивающим движениям своих кавалеров! Особенно ярким,
многоцветным пятном, затмевавшим все наряды дам, выделялся в толпе зуав
из Луизианы. Маленький, смуглолицый, улыбающийся, с рукой в лубке на
черной шелковой перевязи, в широких, белых в синюю полоску шароварах,
кремовых гетрах и коротком, плотно обтягивающем торс красном мундире -
он был похож не то на заморскую тропическую птицу, не то на обезьянку.
Его звали Рене Пикар, и он был главным претендентом на руку Мейбелл Мер-
риуэзер. Да, похоже, сегодня сюда прибыли все раненые из госпиталей - во
всяком случае, все, кто мог ходить, а также все, приехавшие с фронта на
побывку или отпущенные по болезни, и все железнодорожные и почтовые слу-
жащие, и весь персонал госпиталей, и все, кто работал в интендантской
службе от Атланты до Мейкона. Как довольны будут дамы-патронессы! Госпи-
тали огребут кучу денег сегодня.
С улицы донеслись дробь барабанов, топот ног, громкие восторженные
крики кучеров. Затрубили в горн, и чей-то сочный бас отдал команду:
"Вольно!" И вот уже офицеры внутреннего охранения и милиции, все в па-
радных мундирах, поднялись по узкой лестнице и появились в зале, раскла-
ниваясь, отдавая честь, пожимая руки. Юношам из войск внутреннего охра-
нения война казалась увлекательной игрой, и они уповали на то, что ровно
через год, если военные действия к тому времени еще продлятся, они тоже
отправятся в Виргинию, а седобородые старцы, которым в эту минуту хоте-
лось бы вернуть свою юность, молодцевато вышагивали в мундирах внутрен-
него охранения, озаренные светом славы своих сражающихся на фронте сыно-
вей. В мундирах же милиции были в основном мужчины средних лет и постар-
ше, но попадались и годные по возрасту для отправки на фронт - эти
чувствовали себя не так непринужденно, как юноши и старики, ибо люди уже
начали перешептываться на их счет, удивляясь, почему они не становятся
под знамена генерала Ли.
Но как же зал вместит всю эту толпу! Еще минуту назад он казался та-
ким большим и просторным, а сейчас был уже забит до отказа, и воздух
теплой летней ночи стал душен от запаха одеколона, сухих духов, помады
для волос, благоухания цветов, горящих ароматных свечей и легкого прив-
куса пыли от множества ног, топчущих старый дощатый пол казармы. В шуме
и гуле голосов тонули все слова, а старик Леви, словно подхваченный все-
общим радостным возбуждением, вдруг оборвал на полутакте "Лорену",
яростно прошелся смычком по струнам, и оркестр что было мочи грянул "Го-
лубой заветный флаг".
Сотни голосов подхватили мелодию и слились в восторженном, ликующем
гимне. Горнист из внутреннего охранения, вскочив на подмостки, затрубил
в лад с оркестром, и когда серебристые звуки горна призывно поплыли над
поющей толпой, холодок восторга пробежал у людей по спинам и обнаженные
плечи женщин покрылись от волнения мурашками.
Ура! Ура! Ура!
Да здравствует Юг и его Права!
Взвейся выше, флаг голубой
С одной заповедной звездой!
Запели второй куплет, и Скарлетт, громко певшая вместе со всеми, ус-
лышала за своей спиной высокое нежное сопрано Мелани, такое же пронзи-
тельно-чистое, как звуки горна. Обернувшись, она увидела, что Мелани
стоит, закрыв глаза, прижав руки к груди, и на ресницах у нее блестят
слезинки. Когда музыка смолкла, она заговорщически улыбнулась Скарлетт и
со смущенной гримаской приложила платочек к глазам.
- Я так счастлива, - шепнула она, - так горжусь нашими солдатами, что
просто не могу удержаться от слез.
Глаза ее горели жгучим, почти фанатичным огнем, и озаренное их сияни-
ем некрасивое личико стало на миг прекрасным.
И у всех женщин были такие же взволнованные лица, и слезы гордости
блестели на их щеках - и на свежих, румяных, и на увядавших, морщинис-
тых, - и губы улыбались, и глубоким волнением горели глаза, когда музыка
смолкла и они повернулись к своим мужчинам - мужьям, возлюбленным, сы-
новьям. И все женщины, даже самые некрасивые, были ослепительно хороши в
эту минуту, озаренные верой в своих любимых и любящих и стократно возда-
ющие им любовью за любовь.
Да, они любили своих мужчин, верили в них и готовы были верить до
последнего вздоха. Разве может беда постучаться к ним в дверь, когда
между ними и янки незыблемой стеной стоят эти серые мундиры? Ведь никог-
да, казалось им, с самого сотворения мира ни одна страна еще не растила
таких сыновей - таких бесстрашных, таких беззаветно преданных делу, та-
ких изысканно-галантных, таких нежных! И как могут они не одержать сок-
рушительной победы, когда борются за правое, справедливое дело. И это
Правое Дело не менее дорого им, женщинам, чем их мужья, отцы и сыновья;
они служат ему своим трудом, они отдали ему и сердца свои, и помыслы, и
упования, и отдадут, если потребуется, и мужей, и сыновей, и отцов и бу-
дут так же гордо нести свою утрату, как мужчины несут свое боевое знамя.
В эти дни сердца их были преисполнены преданности и гордости до кра-
ев: Конфедерация - в зените своей славы, и победа близка! Несокрушимый
Джексон триумфально движется по долине Миссисипи, и янки посрамлены в
семидневном сражении под Ричмондом! Да и как могло быть иначе, когда во
главе стоят такие люди, как Ли и Джексон? Еще одна победа, и янки на ко-
ленях возопиют о мире, а воины-южане возвратятся домой, и радости и по-
целуям не будет конца! Еще одна победа, и войне конец!
Конечно, чьи-то места за семейным столом опустеют навеки, и чьи-то
дети никогда не увидят своих отцов, и на пустынных берегах виргинских
рек и в безмолвных горных ущельях Теннесси останутся безымянные могилы,
но кто скажет, что эти люди слишком дорогой ценой заплатили за Правое
Дело? А если дамам приходится обходиться без нарядных туалетов, если чай
и сахар стали редкостью, это может служить лишь предметом шуток, не бо-
лее. К тому же отважным контрабандистам нет-нет да и удавалось провозить
|
