Вскоре на него поступил донос, что он выбегал из укрытия для того, чтобы
перерезать телефонные провода и оставить корпус без связи. Георгий
Константинович вначале пытался защитить А.М. Кущева, но почувствовав, что
обостряются отношения с "органами", не стал упорствовать, надеясь, как он
говорил позже, после окончания боев переговорить об этом с Наркомом Ворошиловым.
Но Кущев все же был арестован и только позже освобожден. Войну он уже заканчивал
снова под командованием Жукова в должности начальника штаба 5 ударной армии 1-го
Белорусского фронта при взятии Берлина.
Об этом во время учения в БВО в 1955 г. Жуков вспомнил в связи с тем, что
рекомендовал маршалу Тимошенко взять к себе генерала Кущева заместителем
командующего войсками округа. В последующем генерал Кущев много лет проработал
представителем командования Варшавского Договора в Чехословакии.
На Халхин-Голе у Жукова возникали некоторые непростые ситуации и по
взаимодействию с монгольскими войсками, и он вовремя уяснил, что с них
невозможно так же требовать, как со своих войск. Все это и многое другое
приходилось терпеливо сносить. Вот в таких неоднозначных условиях приходилось
начинать Жукову свой полководческий путь.
За успешные действия по разгрому японских войск в районе р. Халхин-Гол, умелое
управление войсками и проявленное мужество Г.К. Жуков был удостоен звания Героя
Советского Союза; в июне 1940 г. ему присвоено воинское звание -- генерал армии.
Накануне и в начале войны
После Халхин-Гола Жуков был назначен командующим войсками Киевского особого
военного округа. Было ясно, что война уже назревает, и он со свойственной ему
кипучей энергией начал заниматься разработкой оперативных и мобилизационных
планов, подготовкой подчиненных органов управления и войск к выполнению
поставленных перед ними задач с учетом приобретенного им боевого опыта, уроков
советско-финской войны и начавшейся второй мировой войны.
Шла также напряженная работа по развертыванию и формированию новых
механизированных, авиационных, артиллерийских и других соединений и частей.
Одновременно новому командующему пришлось заниматься подготовкой и проведением
похода советских войск по освобождению Сев. Буковины, Бессарабии. По
договоренности с румынским правительством советским войскам следовало
продвигаться ежесуточно на 20 км по мере ухода румынских войск. При этом румыны
должны были оставлять на местах железнодорожный состав, оборудование
промышленных предприятий. Однако в нарушение этого соглашения они пытались
кое-что увезти с собой. Тогда Жуков по своей инициативе принимает решение
высадить в районах переправ через р. Прут две воздушно-десантные бригады и
навстречу им выслать танковые части, чтобы пресечь несанкционированные действия
румынских властей. Последние подняли шум. От Жукова потребовали объяснений, но в
дальнейшем Сталин одобрил его действия. В ходе подготовки и проведения похода
Жуков получил практику по управлению войсками фронта и имел возможность
предметно проверить боевую готовность войск округа, предназначенного для
действий в случае войны на важнейшем Юго-Западном стратегическом направлении.
В конце декабря 1940 -- начале января 1941 г. впервые был проведен оперативный
сбор высшего руководящего состава Красной Армии под руководством Наркома обороны
маршала С.К. Тимошенко. Характерно, что в отличие от сборов, практиковавшихся в
послевоенные годы, на этом сборе с докладами, лекциями выступал не только
руководящий состав Наркомата обороны, но и командующие, начальники штабов
военных округов. Это позволяло, с одной стороны, более полно учесть их мнения и
опыт, с другой -- достигалась более основательная подготовка и активное,
заинтересованное участие на занятиях руководящего состава войск.
В ходе сбора один из основных докладов по проблемам наступательных операций был
поручен командующему войсками КОВО генералу Жукову. В своем докладе он глубоко
проанализировал опыт наступательных операций германской армии в Польше, в
Западной Европе, действия советских войск на Халхин-Голе, советско-финляндской
войне и обосновал возможности общевойсковой армии, фронта по ведению
наступательных операций, наиболее целесообразное построение, размах и возможные
темпы ведения этих операций.
Наиболее поучительным из опыта начавшейся второй мировой войны Жуков считал
массированное применение авиации, танковых и моторизованных соединений, и
широкое использование воздушных десантов. Его доклад привлек внимание участников
сбора глубиной анализа, творческим подходом к рассмотрению ряда новых явлений в
военном искусстве, аргументированностью выдвигаемых положений, четким изложением
мыслей.
В заключительной части доклада было подчеркнуто, что "при равных силах и
средствах победу обеспечит за собой та сторона, которая более искусна в
управлении и создании условий внезапности и использовании сил и средств.
Внезапность современной операции является одним из решающих факторов победы...".
Перечитывая доклад, сделанный 55 лет назад и сопоставляя с тем, что в
последующем произошло, ясно видишь, что Жуков уже в то время в основном
правильно уловил суть главных изменений, которые происходили в то время в
способах подготовки и ведения наступательных операций.
Это особенно наглядно проявилось в ходе оперативно-стратегических военных игр,
проведенных в процессе сбора. Первая игра проходила со 2 по 6 и вторая с 8 по 11
января 1941 г. В этой игре за фронты или армии выступали лишь небольшие
оперативные группы и управление войсками в полном объеме не отрабатывалось. В
частности, за командование фронта вместе с командующим войсками фронта Г.К.
Жуковым выступали 7 человек (начштаба, нач. оперотдела штаба, зам. нач. штаба
фронта по тылу, нач. управления ВОСО, командующий и начальник штаба ВВС), за
армии по 3 человека (командующий, начштаба и командующий ВВС). Действия
обучаемых оценивались в основном по принятым ими решениям, оперативным расчетам
и отданным оперативным директивам, боевым приказам армиям.
На первой игре Г.К. Жуков командовал Северо-Восточным фронтом "Западной
стороны". Ему противостоял Северо-Западный фронт "Восточной стороны" во главе с
генерал-полковником Д.Т. Павловым. На второй игре Жуков командовал Юго-Западным
фронтом "Восточной стороны", ему противостоял Южный фронт "Западной стороны" под
командованием генерал-лейтенанта Ф.И. Кузнецова.
По исходной оперативной обстановке на военную игру положение сторон было дано на
10-й день войны. Поэтому самые трудные вопросы стратегического развертывания и
ведения операций в начале войны не отрабатывались. Вообще эта проблема высшим
военным руководством явно недооценивалась. Обучаемые принимали решения по
обстановке, сложившейся в ходе начавшейся войны. Анализ решений по этой
обстановке, проведенной руководством военной игры, показал, что на обеих играх
существенное преимущество получила сторона, которой командовал Г.К. Жуков. По
заключению руководства именно его войска могли выиграть "сражение". Он более
глубоко анализировал обстановку за свои войска и противника, самым непостижимым
образом подмечал наиболее слабые стороны оперативного положения и боевых
возможностей противостоящей стороны, умело оценивал местность и в своих
решениях, как правило, упреждал противника в перегруппировке войск, наращивании
усилий, в завоевании господства в воздухе, в решительном массировании сил и
средств на направлении главного удара, добивался более выгодного положения своих
войск, обеспечивающего нанесение ударов по флангам основных группировок
противника.
Причем Жуков показал хорошее знание оперативно-стратегических взглядов
германской армии. В ходе игры возникали драматические моменты для восточной
стороны. Они оказались во многом схожими с теми, которые возникли при нападении
фашистской Германии на Советский Союз в июне 1941 г.
Таким образом, если Жуков в своем докладе показал глубину теоретических знаний,
умение мыслить по-современному, то в ходе военных игр выявилось органическое
сочетание им теории и практики, умение с учетом конкретных условий обстановки
творчески подходить к решению сложных оперативно-стратегических задач. Причем
оперативные решения подкреплялись обоснованными расчетами, принятием необходимых
мер по организации взаимодействия, материального и технического обеспечения
войск в предстоящей операции. Его решения были настолько убедительны, что даже
командующие противостоящей стороны, в частности, Д.Г. Павлов, вынуждены были
признать, что их войска в конечном счете оказывались в менее выгодном положении.
Вообще доклады и полководческие действия Жукова на сборе произвели большое
впечатление на высшее политическое и военное руководство.
Уже на второй день после разбора военной игры Сталин вызвал Жукова и предложил
ему должность начальника Генерального штаба. Георгий Константинович, по его
словам, пытался отказаться, сославшись на то, что все время служил на командных
должностях и не имеет опыта штабной работы. Но Сталин настоял на своем. Для
Жукова началась совершенно новая полоса в жизни и на службе.
В должности начальника Генерального штаба он пробыл около 7 месяцев в самые
напряженные и сложные периоды накануне и с началом войны. Причем перед войной
около 5 с половиной месяцев. Конечно, за это время никто, в том числе и Жуков,
не мог в полной мере освоить эту сложнейшую и ответственную должность. Всегда
считалось, что для настоящего становления начальника Генштаба требуется не менее
3-4 лет. Мольтке-старший 30 лет возглавлял германский Генштаб. Что-то, с точки
зрения организации управления вооруженными силами, тщательности стратегического
планирования, выработки более совершенной системы поддержания боевой и
мобилизационной готовности войск (сил), он возможно не смог осуществить так, как
это сделал бы более опытный начальник Генштаба. И действительно, накануне войны
в этих вопросах было много упущений и ошибок.
Но надо признать и другое: с точки зрения трезвости оценки обстановки,
самостоятельности, инициативы, принципиальности и настойчивости в принятии ряда
мер по подготовке вооруженных сил к отражению агрессии в обстановке того времени
вряд ли Б. М. Шапошников или другой опытный начальник Генштаба мог сделать то,
что удалось сделать Тимошенко и Жукову. Во всяком случае могло не быть и таких
решений, как частичное отмобилизование (призыв 800 тыс. человек) для
доукомплектования пограничных военных округов, выдвижение 4-х армий из глубины
на рубеж реки Днепр, что позволило с середины июля создать новый фронт обороны к
северу от устья Березины. Да и директива о подготовке войск к отражению
нападения фашистской Германии возможно не была бы подписана и вечером 21 июня
1941 г., когда наши пограничные военные округа могли оказаться в еще более
тяжелом, а может быть и непоправимом положении. К тому же Жуков обладал и рядом
таких качеств, которые особенно важны для военачальника, возглавляющего Генштаб
в чрезвычайных условиях 1941 г. Это прежде всего трезвый ум, отменная память,
умение уловить суть самой сложной противоречивой обстановки, предвидеть
возможный ход ее развития, сохранить взвешенность и самообладание, мужество и
принципиальность в отстаивании предлагаемых решений.
А.М. Василевский, Н.Ф. Ватутин, А.А. Гречко и другие работавшие в Генштабе в
начале войны генералы и офицеры отмечали, что Жуков для них всех являл собой
воплощение полной уверенности, твердости духа, спокойствия, непоколебимой веры,
что сложившееся тяжелое положение еще можно изменить и обеспечить перелом в
пользу наших войск.
Особенно большое значение имела его огромная работоспособность. Еще до войны он
работал по 15--16 часов в сутки, а с началом войны почти круглые сутки. Без
такой выносливости и работоспособности при всех других чертах таланта ни один
штабной офицер и тем более начальник Генштаба не может реализовать лучшие свои
свойства и выдержать неимоверную нагрузку и напряжение, которые приходится
испытывать штабам всех степеней во время войны.
Все эти качества у Жукова проявились сполна и может быть уберегли нашу армию от
многих напастей, которые благодаря этому не случились.
Надо иметь в виду, что после освобождения Западной Белоруссии, Западной Украины,
Сев. Буковины, Бессарабии, окончания советско-финской войны изменилась
государственная граница на Западе, основные группировки войск выдвинулись вперед
до 300 км.
Поэтому требовалась переработка всех оперативных и мобилизационных планов,
доведение их до военных округов и организация их исполнения.
В соответствии с этими планами уточненные задачи округам по прикрытию
государственной границы Генштабом были доведены в начале мая 1941 г. Штабы
округов только к началу июня разработали свои планы и представили их на
утверждение в Наркомат обороны. В соединениях и частях эта работа так и осталось
незавершенной.
В связи с явными приготовлениями фашистской агрессии против нашей страны
возникала срочная необходимость повышения боевой готовности войск. Но высшим
политическим руководством решения по этим вопросам всячески сдерживались.
В последнее время много различных суждений о записке Генштаба от 15.05.1941 г. с
предложением о нанесении упреждающего удара по немецко-фашистским войскам.
Сама записка отражает, конечно, жуковский дух и его полководческий почерк.
Но появление такого документа в мае 1941 г. не случайно и он не мог родиться
только по инициативе Жукова и генштабистов. Действительно, в политическом
руководстве "наступательные настроения" имели место. В активно-наступательном
духе было выдержано выступление Сталина перед выпускниками военных академий 5
мая 1941 г.
Вместе с тем, как говорил Молотов в беседе с писателем Ф. Чуевым, выбор в пользу
"наступательной политики" не ставил перед собой агрессивных целей, не
провоцировал Германию на "превентивную войну". В политическом плане эти
наступательные установки были больше рассчитаны на поднятие морального духа
армии и народа.
Упомянутый выше доклад от 15.05.41 г. был написан А.М. Василевским и его должны
были подписать нарком обороны С.К. Тимошенко и начальник Генерального штаба Г.К.
Жуков. Но документ хранится в архиве без их подписей. Неизвестно также, был ли
он доложен Сталину и рассматривался ли он установленным в то время порядком. На
этот счет существует несколько неподтвержденных версий. В принципе любой Генштаб
обязан предусматривать различные варианты, способы действия. Упомянутый
жуковский план предназначался на последующий период, когда была бы обеспечена
необходимая готовность страны и вооруженных сил и на тот случай, если состоится
политическое решение на упреждающие действия. Больше надо удивляться, почему
такого плана не было до прихода Жукова в Генштаб.
Но многие обстоятельства того времени говорят за то, что упреждающий удар со
стороны Советского Союза, по крайней мере в 1941 г., был практически исключен и
не мог быть реализован, если бы даже кто-то этого захотел.
Во-первых, не было политического решения на превентивную войну против Германии.
Советское руководство не могло не понимать, что страна и вооруженные силы еще не
были готовы к войне. Экономика не была переведена на военное положение.
Производство новых образцов танков, самолетов и других видов вооружения только
началось. Красная Армия находилась в стадии коренной реорганизации. Советскому
Союзу было крайне необходимо оттянуть начало войны хотя бы на 1--2 года.
Кроме того, Гитлер до последнего момента продолжал свою политическую игру,
пытаясь склонить на свою сторону Англию, где были влиятельные прогерманские
силы. Именно для контакта с ними был направлен туда Гесс.
Что значило в такой обстановке предпринять упреждающий удар против Германии?
Советский Союз предстал бы перед всем миром в качестве агрессора и в той же
Англии могли взять верх силы, выступающие за союз с Германией. Советская
разведка обо всем этом докладывала Сталину, и поэтому он всячески избегал шагов,
которые могли бы спровоцировать войну.
Во-вторых, для нанесения упреждающего удара необходима готовая, отмобилизованная
и развернутая для войны армия. Но по изложенным выше соображениям Сталин не
хотел идти на полное мобилизационное и оперативное развертывание вооруженных
сил. Частичное отмобилизование 800 тыс. человек и переброска из глубины страны
некоторых армий (всего 28 дивизий) не позволяло создать группировки, необходимые
для проведения наступательных операций. А без этого невозможно начинать войну.
Попытки командующих выдвинуть к госгранице хоть какие-то дополнительные силы
жестко пресекались. Сталин и Нарком обороны требовали от Генштаба немедленного
прекращения подобных действий. Так, 11.06.41 г. начальник Генштаба Г.К. Жуков
направил командующему КОВО телеграмму: "Народный комиссар обороны приказал:
1) Полосу предполья без особого на то приказания полевыми и уровскими частями не
занимать. Охрану сооружений организовать службой часовых и патрулированием.
2) Отданные Вами распоряжения о занятии предполья уровскими частями немедленно
отменить".
Приходилось отдавать и ряд других таких же распоряжений.
Пусть те, кто придерживается версии о превентивной войне с нашей стороны хоть на
минуту задумаются: как можно готовиться к упреждающему удару и отдавать подобные
распоряжения?
Как отмечал Г.К. Жуков, "введение в действие мероприятий, предусмотренных
оперативным и мобилизационным планами, могло быть осуществлено только по особому
решению правительства. Это особое решение последовало лишь в ночь на 22 июня
1941 года, да и то не полностью".
Даже с началом войны в первые часы Сталин еще не терял надежды, что конфликт,
возможно, удастся погасить. Он, конечно, серьезно ошибался, но внутренне он был
уверен, что войны еще можно избежать.
Как писал Черчилль в своих мемуарах, Сталин в августе 1941 г. сказал ему: "Мне
не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал,
что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около этого". И к этому, а не к
упреждающему удару стремился Сталин в тот период.
В-третьих, не было утвержденного плана стратегического развертывания для
нанесения упреждающего удара не только в Генштабе, но и в военных округах.
Последние никаких задач на этот счет не получали.
По оперативным вопросам военные округа имели задачу: силами войск прикрытия
отразить вторжение противника и после полного развертывания основных сил фронтов
перейти в наступление. Очевидно, что переход в наступление после отражения
вторжения противника и упреждающий удар -- это не одно и то же. Например,
согласно "Плану действий войск в прикрытии на территории Западного особого
военного округа", представленного на утверждение Наркома обороны в июне 1941 г.,
были определены следующие общие задачи войск округа по обороне госграницы:
"а) Упорной обороной полевых укреплений по госгранице и укрепленных районов:
1) Не допустить вторжения как наземного, так и воздушного противника на
территорию округа;
2) Прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск
округа...".
Люди, не посвященные в вопросы оперативного планирования и их практической
реализации, полагают, что стоит собраться и поговорить высшему руководству о тех
или иных желательных, на их взгляд, способах действий армии, как сразу следует
их осуществление. Но после утверждения оперативного плана Генштаба для
разработки соответствующих планов объединений, соединений и частей (с допуском
ограниченного количества исполнителей) и практической организации их выполнения
при самой интенсивной и напряженной работе требуется не менее 3--4 месяцев.
Совершенно очевидно, что план действий, изложенный в докладной от 15.05.41 г.,
если бы он даже был утвержден, ни при каких обстоятельствах не мог быть
реализован на практике.
Версию о готовившемся упреждающем ударе с советской стороны некоторые авторы
пытаются обосновать тем, что войска фронтов не располагались в оборонительной
группировке, не были подготовлены и оборудованы в инженерном отношении
оборонительные рубежи в глубине. Но все это не имеет прямого отношения к идее
упреждающего удара. Эти упущения связаны с устарелым представлением о характере
военных действий в начальный период войны и общей недооценкой в предвоенные годы
оперативной и стратегической обороны. Ведь не только оборонительные, но и
наступательные операции не были подготовлены должным образом.
Таким образом, подводя итог сказанному, можно сделать вывод, что в 1941 г.
Советский Союз никакого превентивного удара против Германии нанести не мог.
Каким все же на деле был стратегический замысел действий Красной Армии:
наступательным или оборонительным? В основе своей планы Красной Армии носили
наступательный характер. В случае начала войны имелось в виду соединениями
прикрытия отразить вторжение противника, завершить отмобилизование и затем
перейти в решительное наступление. Но такой способ действий не имеет ничего
общего с упреждающими действиями и тем более с превентивной войной.
Если к тому же учесть, что советские войска не были приведены в боевую
готовность, даже после того, как нападение на СССР свершилось, войскам был отдан
приказ отразить наступление противника, но госграницу не переходить, то ни о
каком нападении не может быть и речи (стоит только вдуматься: готовить
превентивный удар и с началом войны требовать от войск границу не переходить!).
Вместе с тем со всей определенностью можно сказать, что начиная первыми военные
действия, как предлагал Жуков, войска Красной Армии не понесли бы столь больших
потерь, особенно в авиации, действовали бы более организованно, чем это удалось
в июне-июле 1941 г. И даже в случае неудачных наступательных операций и
встречных сражений имели бы возможность в более благоприятных условиях
переходить к обороне. Противник лишился бы возможностей для нанесения внезапных
ошеломляющих ударов.
Наиболее благоприятный момент для нанесения упреждающего удара по германской
армии был в мае-июне 1940 г., когда шли военные действия против Франции, но
такие действия не входили в намерения СССР.
Примечательно, что историки и политики, поднимающие шум по поводу этого
жуковского плана, считают правомерным уже состоявшийся превентивный удар Гитлера
в 1941 г. и гневно осуждают лишь предполагавшийся план Жукова.
Если говорить в целом, то несмотря на огромную работу руководства страны по
промышленной и военно-технической подготовке к войне, накануне ее были допущены
и серьезные, теперь широко известные, ошибки и просчеты, в том числе и
Генштабом, возглавляемым Жуковым.
Недостаточно разрабатывались и осваивались формы и способы стратегической и
оперативной обороны, а именно эти задачи пришлось решать в начальный период
войны. Совершенно неправильно оценивались способы ведения операций в начальный
период войны. Не была предусмотрена возможность перехода противника в
наступление сразу всеми заранее развернутыми группировками войск одновременно на
всех стратегических направлениях. И Жуков очень самокритично все это признавал.
По данному поводу он писал: "При переработке оперативных планов весной 1941 года
практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в ее
начальном периоде. Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими
крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее
существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней
после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков
сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами. На самом
деле и силы и условия были далеко не равными".
Опыт начавшейся войны в Европе с применением ряда новых способов стратегических
действий явно недооценивался. Нарком обороны С.К. Тимошенко считал, что в смысле
стратегического творчества опыт войны в Европе не дает ничего нового.
Недооценка обороны и неправильная оценка изменившегося характера начального
периода войны имели более тяжелые последствия, чем это иногда изображается в
военной литературе. Дело ведь не в формальном признании или непризнании обороны,
а прежде всего в тех практических выводах и мероприятиях, которые из этого
вытекают.
Во-первых, как показал опыт, следовало учитывать возможность внезапного
нападения заранее отмобилизованного и изготовившегося к агрессии противника. А
это требовало соответствующей системы боевой и мобилизационной готовности
Вооруженных Сил, обеспечивающей их постоянную высокую готовность к отражению
такого нападения, более решительного скрытого наращивания боевой готовности
войск.
Во-вторых, признание возможности внезапного нападения противника означало, что
приграничные военные округа должны иметь тщательно разработанные планы отражения
вторжения противника, то есть планы оборонительных операций, так как отражение
наступления превосходящих сил противника невозможно осуществить мимоходом,
просто как промежуточную задачу. Для этого требуется ведение целого ряда
длительных ожесточенных оборонительных сражений и операций. Если бы эти вопросы
теоретически и практически были разработаны и такие планы были, то в
соответствии с ними по-другому, а именно -- с учетом оборонительных задач,
располагались бы группировки сил и средств этих округов, по-иному строилось бы
управление и осуществлялось эшелонирование материальных запасов и других
мобилизационных ресурсов.
Готовность к отражению агрессии требовала также, чтобы были не только
разработаны планы оборонительных операций, но и в полном объеме подготовлены эти
операции, в том числе в материально-техническом и инженерном отношениях, чтобы
они были освоены командирами и штабами. Совершенно очевидно, что в случае
внезапного нападения противника не остается времени на подготовку таких
операций. Но этого не было сделано в приграничных военных округах. В теории и
практике оперативной подготовки в штабах и академиях оборона отрабатывалась
далеко не так, как пришлось ее вести в 1941--1942 гг., а как вид боевых
действий, к которому прибегают на непродолжительное время и на второстепенных
направлениях, с тем чтобы отразить нападение противника в короткие сроки и самим
перейти в наступление. Из этих ошибочных позиций исходили и при постановке задач
войскам накануне и в начале войны.
Идея непременного перенесения войны в самом ее начале на территорию противника
(причем идея не обоснованная ни научно, ни анализом конкретной обстановки, ни
оперативными расчетами) настолько увлекла некоторых руководящих военных
работников, что возможность ведения военных действий на своей территории
практически исключалась. Все это отрицательно сказалось на подготовке не только
обороны, но и в целом театров военных действий в глубине своей территории.
На вновь присоединенных территориях требовалось построить новые сети аэродромов,
большое количество дорог, мостов, осуществить наращивание линий и узлов связи.
Однако необходимых сил и средств для этого не было.
Медленно шло создание оборонительных сооружений. УРы на старой госгранице были
частично демонтированы, из ДОТов снято артиллерийское вооружение. Строительство
долговременных сооружений на новой границе еще не было закончено, система
обороны в новых УРах не организована, между укрепленными районами оставались
промежутки до 50--60 км.
Большие изъяны были допущены в организации управления Вооруженными Силами на
военное время. Отрицательно сказывалась разобщенность наркоматов обороны и ВМФ.
Руководство ВМФ пыталось решать свои вопросы в отрыве от Генштаба. Неправильным
было отношение к Генеральному штабу, как основному органу оперативного
управления Вооруженными Силами.
Даже после преобразования штаба РККА в Генштаб в 1935 г. из его ведения были
изъяты вопросы формирования военно-технической политики, оргструктуры и
комплектование Вооруженных Сил. В частности, организационно-мобилизационными
вопросами ведало управление, подчиненное зам. Наркома Е.А. Щаденко. Это привело
к недостаточной согласованности мероприятий по этим видам деятельности и решения
их другими ведомствами Наркомата обороны в отрыве от оперативно-стратегических
задач. Хотя и Жуков не проявил настойчивости, чтобы приостановить формирование
такого количества механизированных и воздушно-десантных соединений, что привело
к большому распылению танков и других средств.
Главное разведывательное управление РККА начальнику Генштаба не подчинялось
(начальник ГРУ был заместителем Наркома обороны), фактически же оно подчинялось
самому Сталину. Очевидно, что Генштаб не мог полноценно решать вопрос
стратегического применения Вооруженных Сил без своего разведоргана.
В Наркомате обороны не было единого органа управления тылом, службы снабжения
подчинялись Наркому и различным его заместителям.
Всю систему управления Вооруженными Силами лихорадила чехарда с непрерывными
перестановками руководящего состава в Центральном аппарате и военных округах.
Так, за пять предвоенных лет сменилось четыре начальника Генштаба. За полтора
года перед войной (1940-1941 гг.) пять раз (в среднем через каждые 3--4 месяца)
сменялись начальники управления ПВО, с 1936 по 1940 г. сменилось пять
начальников разведывательного управления и др. Поэтому большинство должностных
лиц, не успевало освоить свои обязанности, связанные с выполнением большого
круга сложных задач перед войной. Кстати, такая практика продолжалась и во время
войны. Жуков не раз прямо говорил об этом Сталину, но на деле ничего не
менялось.
Накануне войны не был продуман даже такой вопрос: кто будет Главнокомандующим
Вооруженными Силами во время войны? Первоначально предполагалось, что им должен
быть нарком обороны. Но уже с самого начала войны эти функции взял на себя
Сталин. До сих пор трудно понять, почему еще до войны не были подготовлены
защищенные пункты управления для Главнокомандования, Генштаба и фронтов. Всю
работу Главнокомандования, Наркомата обороны и Генштаба пришлось на ходу и
экспромтом перестраивать применительно к военному времени. Все это не могло не
сказаться отрицательно на управлении действующей армией и обеспечивающими ее
органами.
Слабость стратегического руководства фронтами в начале войны пытались
компенсировать созданием в июле 1941 г. главкоматов северо-западного, западного
и юго-западного направлений, но это еще больше усложнило управление войсками и
от них вскоре пришлось отказаться.
Во всех звеньях слабо была организована связь, особенно радиосвязь. В
последующем это привело к тому, что проводная связь во фронтах, армиях, дивизиях
была нарушена противником в первые же часы войны, что в ряде случаев привело к
потере управления войсками.
Серьезным упущением Генштаба и прежде всего Б.М. Шапошникова, было то, что им не
была разработана четкая система приведения войск в высшие степени боевой
готовности. Оперативные и мобилизационные планы были недостаточно гибкими. Они
не предусматривали промежуточных степеней наращивания боевой и мобилизационной
готовности войск, а также поочередного приведения их в боевую готовность. Войска
должны были оставаться в пунктах постоянной дислокации или сразу полностью
развертываться. В Генштабе не были установлены даже такие короткие сигналы
(команды) как в ВМФ, для быстрого доведения распоряжений о приведении войск в
боевую готовность.
В условиях, когда на Жукова сразу обрушилось огромное количество нерешенных
вопросов и острого недостатка времени и он не смог своевременно разглядеть и
устранить эти упущения.
Г.К. Жуков с самого начала своей деятельности в должности начальника Генштаба
пытался поставить и решить некоторые из этих вопросов. Но при существовавшей
тогда системе руководства оборонными делами их очень трудно было "пробивать".
Не отвечали интересам ведения оборонительных операций в начале войны базирование
авиации и расположение складов с материальными запасами. Аэродромы строились в
непосредственной близости от границы, базирование на имевшихся аэродромах было
крайне скученным.
По свидетельству Маршала Советского Союза А.М. Василевского, Жуков и органы
снабжения Наркомата обороны считали наиболее целесообразным иметь к началу войны
основные запасы подальше от госграницы, примерно на линии Волги. Но такие
деятели, как Г.И. Кулик, Л.3. Мехлис, Е.А. Щаденко категорически возражали
против этого. Они считали, что агрессия будет быстро отражена и война во всех
случаях будет перенесена на территорию противника. Эта линия, к сожалению,
возобладала. В результате советская авиация и материальные запасы в первые же
дни войны оказались под ударами противника.
В целом у Советского государства были обширные планы по коренному преобразованию
и повышению боевой мощи Красной Армии и Военно-Морского флота, рассчитанные на
несколько лет. "Когда же все это будет нами сделано, -- говорил И.В. Сталин, --
Гитлер не посмеет напасть на Советский Союз". Но все это, к сожалению, не
суждено было осуществить. Война застала нашу страну и ее вооруженные силы в
стадии многих незавершенных дел по перевооружению, реорганизации и
переподготовке армии и флота, создания обороны, перестройки промышленности,
создания государственных резервов и мобзапасов.
Накануне войны особенно большое значение приобрела разведка. После войны много
писали и говорили о том, что разведка своевременно докладывала об основных
мероприятиях по сосредоточению германских войск у советских границ и их
подготовке к наступлению. Но при этом излишне упрощается обстановка того времени
и не учитывается, что поступали не только донесения, подтверждающие подготовку к
нападению на СССР, но и данные, которые опровергали подобные сообщения.
В 1941 г. тяжелый пресс предвзятых политических установок оказывал огромное
давление не только на разведку, но и на всю практическую деятельность по
организации обороны страны.
Сталин, стремясь оттянуть войну, продолжал пытаться обеспечить безопасность
страны политическими, дипломатическими средствами, в то время как другая сторона
уже перевела курс своей политики на военный путь. В такой обстановке, особенно
накануне войны, требовалось более активное и непосредственное участие в
выработке военно-политических решений Наркомата обороны и Генштаба, но "боги" от
политики считали все это излишним.
Некоторые командующие (в частности, М.П. Кирпонос) просили у Москвы разрешения
хотя бы предупредительным огнем препятствовать действиям фашистских самолетов,
которые безнаказанно летали над нашей территорией. Но им отвечали: "Вы что --
хотите спровоцировать войну?". Сталин не хотел дать Гитлеру повода для
развязывания войны. Но ему это и не было нужно, как, например, при нападении на
Польшу.
Подводя итог сказанному, можно еще раз подчеркнуть, что без учета всей
обстановки и того, какие действия диктовались сверху, трудно объективно оценить
деятельность Жукова как начальника Генштаба и все, что произошло в начале войны.
В целом, несмотря на крупные упущения и ненормальную обстановку, затруднявшую
подготовку войск к отражению агрессии, советским командованием накануне войны
был осуществлен и ряд важных мер по усилению боеспособности Вооруженных Сил и, в
первую очередь, западных военных округов. По настоянию С.К. Тимошенко и Г.К.
Жукова проведен призыв на учебные сборы около 800 тыс. военнообязанных запаса,
что было равносильно частичной мобилизации. В состав этих округов было
переброшено 28 дивизий из восточных районов страны. Удалось существенно
увеличить производство новых образцов вооружения. Усиленными темпами
продолжалось оборонительное строительство. Уточнялись оперативные и
мобилизационные планы в соответствии с изменившимися условиями обстановки.
Советско-финская война имела не только отрицательные военно-политические
последствия. Опыт этой войны имел и положительное значение. Более объективно и
остро стала оцениваться боеспособность Красной Армии и на этой основе были
приняты срочные меры по устранению выявившихся недостатков и слабых мест в ее
строительстве и подготовке. Под руководством нового Наркома обороны Маршала
Советского Союза С.К. Тимошенко особенно много было сделано по укреплению
единоначалия, порядка и воинской дисциплины, активизации и максимальному
приближению обучения войск к условиям боевой действительности. В этом отношении
за 1--1,5 года было сделано больше, чем за 30-е гг. Накануне войны проводились и
другие мероприятия по повышению боеспособности армии и флота.
Можно, конечно, во многом упрекнуть Тимошенко и Жукова за то, что они не сумели
доказать Сталину необходимость проведения более решительных мер по наращиванию
боевой готовности войск. Но при сталинской системе руководства далеко не все
было возможно. Сравнивая с тем, что было на германской стороне, немецкий
историк, издатель журнала "Шпигель" Рудольф Аугштайн напоминает эпизод, когда
разработчик плана "Барбаросса" генерал Маркс, а также начальник Генштаба Гальдер
и Главком сухопутными войсками Браухич имели сомнения в реальности плана,
понимая, что потенциал германских вооруженных сил истощится к концу 1941 г. или
в 1942 году, но не решались доложить об этом Гитлеру. В то время, как Тимошенко
и Жуков докладывали свои предложения Сталину довольно настойчиво. Р. Аугштайн
вынужден признать, что оба наших военачальника "...в условиях, сопряженных с
гораздо большей психологической нагрузкой, вели себя гораздо мужественнее, чем
Браухич и Гальдер".
Причины военных поражений СССР, как и причины того, почему ему в конечном счете
удалось в 1941 г. устоять, заключены в изложенных выше обстоятельствах по
подготовке Вооруженных Сил к отражению агрессии. Но трудности усугублялись и
серьезными недостатками в практическом управлении Вооруженными Силами с началом
фашистской агрессии. Даже когда достаточно точно стало известно о предстоящем
нападении на СССР и когда война уже началась, у Сталина еще не было однозначной
оценки того, что произошло. Отсюда половинчатость и нерешительность действий,
запоздалая постановка задач войскам. Директива на приведение приграничных
военных округов в боевую готовность была передана им в 0.30 22 июня 1941 г. В
армиях ее получили в 3--4 часа утра, когда военные действия уже начались.
К тому же директива эта была крайне противоречивой, осторожной и туманной.
Первоначально начальником Генштаба, т.е. Жуковым, была подготовлена более
определенная директива о приведении войск в боевую готовность к отражению
агрессии противника. Но Сталин как уже отмечалось, посчитал (и это за несколько
часов до войны!), что такую директиву давать преждевременно, полагая, что, может
быть, вопрос еще уладится мирным путем.
Согласно отданной директивы, по существу, не разрешалось даже введение в полном
объеме плана прикрытия госграницы.
Требовалось приведение войск в боевую готовность в местах дислокации и занятие
огневых точек на границе, а о занятии оборонительных позиций стрелковыми
соединениями ничего не говорилось. Таким образом, войскам ставилась задача не на
оборону и решительные действия по отражению нападения противника, а на то, чтобы
не поддаваться ни на какие провокационные действия, "могущие вызвать крупные
осложнения". Один этот эпизод ярко свидетельствует о непонимании Сталиным
элементарных основ военного управления, его коварстве и, можно сказать,
непорядочности по отношению к подчиненным войскам. Как известно, постановка
задач войскам требует четкости и ясности, чтобы полученная задача не вызывала у
исполнителей кривотолков и сомнений. Но в уточненной Сталиным формулировке
сквозила именно полная неопределенность поставленной задачи. Из нее нельзя было
даже понять, назревает война или ожидаются лишь провокационные действия. Если
этот вопрос не могло решить высшее руководство, полностью владеющее
стратегической обстановкой, как его можно было решить на поле боя? Как выполнять
боевую задачу, как определить, что действия по отражению нападения противника не
вызовут крупных осложнений? Вместо того, чтобы самому оценить обстановку и
определить характер предстоящих действий войск, взять прежде всего на себя
ответственность за это, распоряжения были отданы в такой форме, чтобы в случае
каких-либо неблагоприятных последствий можно было снять с себя ответственность и
обвинить тех, кто их выполнял. Даже командующие и штабы военных округов и армий
не могли толком понять, что им нужно делать и как действовать. Как вспоминает
Р.Я. Малиновский, "на уточняющий вопрос, можно ли открывать огонь, если
противник вторгается на нашу территорию, следовал ответ: на провокацию не
поддаваться и огня не открывать".
В сборнике воспоминаний немецких участников войны рассказывается о том, что
утром 22 июня штаб группы армий "Центр" перехватил запрос советской военной
радиостанции: "Нас обстреливают, что мы должны делать?". Из вышестоящего штаба
последовал ответ: "Вы, должно быть, нездоровы. И почему ваше сообщение не
закодировано?".
Например, 9-й мехкорпус К. Рокоссовского не получил ни одной машины из
присланных по плану мобилизации, которая была объявлена в момент выступления
соединений к местам предназначения.
Ввиду запоздалой отдачи директивы Главнокомандованием распоряжения из штабов
округов и армий до большинства соединений и частей вообще не дошли и такие части
приводились в боевую готовность уже под обстрелом противника.
К началу войны войска оказались на положении мирного времени -- в пунктах
постоянной дислокации, в военных городках, лагерях. Вооружение и техника
находились в парках, на консервации. Большинство соединений уже в ходе боевых
действий и под массированными ударами авиации и артиллерии противника начали
выдвигаться к госгранице навстречу его наступающим танковым группировкам, не
успев занять назначенные оборонительные рубежи в пограничной зоне. Из 57
дивизий, предназначенных для прикрытия границы, только 14 расчетных дивизий
(отдельные полки, батальоны) или 25% выделенных сил и средств успели наспех
занять назначенные районы обороны и то в основном на флангах
советско-германского фронта. Артиллерийские полки и зенитные части дивизий и
корпусов были выведены в лагеря, на учебные сборы (на значительном удалении от
своих соединений) и поэтому войска вступали в бой без артиллерийской поддержки и
противовоздушного прикрытия.
В результате в первые же часы и дни войска понесли большие потери и не смогли
оказать достаточно организованного сопротивления наступающим войскам противника.
В тяжелом положении оказались советские ВВС. Авиация, не успев рассредоточиться,
потеряла большинство самолетов на аэродромах. Например, авиация Западного фронта
за первый день войны потеряла 738 самолетов из имевшихся 1780 самолетов. Всего
советская авиация в первый день потеряла 1200 самолетов. Это позволило
германской авиации в самом начале войны завоевать господство в воздухе, она
непрерывными массированными ударами затрудняла организованный отход и
закрепление советских войск на новых оборонительных рубежах, подход к полю
сражения резервов и вторых эшелонов, подвоз материальных средств.
Германская армия с самого начала войны сумела захватить стратегическую
инициативу. В результате внезапного перехода в наступление, массированного
использования сил и средств на главных направлениях противнику удалось в первые
же двое суток продвинуться до 110--150 км, создать угрозу окружения крупных
группировок советских войск, нарушить фронт обороны.
Главное командование советских Вооруженных Сил, не получая своевременно
достоверных данных обстановки и не зная подлинного положения дел на фронте,
отдавало войскам нереальные распоряжения, не соответствующие сложившимся
условиям обстановки.
В результате всего этого оборонительные действия фронтов в первые 15--18 суток
закончились серьезной неудачей. Немецко-фашистские войска на северо-западном
направлении прорвались на глубину до 450 км; на западном -- 450--600 км, на
юго-западном -- до 350 км. Советские войска продолжали отступать с тяжелыми
боями.
Однако и в этой тяжелейшей обстановке Главнокомандование советских войск
продолжало еще неверно оценивать обстановку.
В условиях, когда устойчивость стратегической обороны была нарушена и
образовались опасные прорывы крупных группировок противника на большую глубину,
наиболее целесообразным было: заблаговременно готовить оборону на рубеже рек
Западная Двина и Днепр, отводя войска и подтягивая на этот рубеж резервы. Но
такие решения своевременно не были приняты. Стремясь любой ценой удержать каждый
рубеж и не допустить отхода, войска ставились в еще более тяжелое положение, что
и вынуждало их к дальнейшим отступлениям.
При анализе наших поражений в 1941 г. приводится много различных причин и многие
из них действительно имели место. Но все они являются производными от двух
главных, оказавших определяющее и наиболее пагубное влияние на ход трагических
событий в начале войны.
Первая из них связана с уже не раз встречавшимся в истории забвением того
элементарного положения, что война -- явление двустороннее. Непонимание и
нежелание Сталина считаться с этой простой истиной было доведено до абсурда. Он
часто упускал из виду, что при остром политическом и военном противоборстве
сторон недопустимо исходить только из собственных желаний и побуждений, не
учитывая того, какие цели преследует и что может предпринять другая сторона. Его
особенно подводила доходившая до наивности предвзятая однозначность оценки
военно-политической обстановки, не допускавшая какой-либо альтернативности ее
развития. Если, скажем, он задумал отсрочить начало войны на несколько лет, то
уверен, что и Гитлер до этого не может предпринять нападение. Поскольку по его
расчетам военная мощь Франции в 1940 г. позволяла ей противостоять Германии
сравнительно длительное время, то это уже гарантирует отсрочку агрессии против
СССР.
В намеченную им схему мышления реальная жизнь уже не укладывалась. 13 июня
нарком обороны С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков предлагают Сталину привести войска в
боевую готовность, а он рекомендует им читать на следующий день сообщение ТАСС о
том, что Гитлер не собирается нападать. Уверовав в свою непогрешимость и
привыкнув к тому, что все ему внутри страны повинуется, Сталин, видимо, внушил
себе, что так должно происходить и во всех других сферах.
Вторая причина наших военных неудач и поражений в 1941 г. объясняется совершенно
неоправданной, неимоверной централизацией руководства всеми сторонами жизни и
деятельности государства, обороны страны, строительства и подготовки Вооруженных
Сил. В принципе такая централизация накануне и в ходе войны была нужна.
Но установленная Сталиным чрезмерная централизация руководства и управления,
переходящая все разумные пределы, всеобщая подозрительность и недоверие к людям,
их придавленность и запуганность чрезвычайно сузили общий фронт работы, лишали
систему управления тех живых соков творчества и инициативы, без которых она
может функционировать только строго по вертикали сверху вниз, в пределах
установленных рамок, будучи неспособной охватывать все сложности реальной
действительности и реагировать на ее изменения. Такая система управления не
могла быть эффективной и тормозила работу по подготовке страны и Вооруженных Сил
к отражению агрессии.
Сталин не только не мог объять всех вопросов, но к тому же монополизировал право
на их личное решение и жестоко подавлял всякую самостоятельность мышления и
действий. Другие руководители и органы управления во всех звеньях должны были по
всем вопросам ждать указаний и заниматься только их механическим исполнением.
Такая практика политического руководства и управления войсками превратилась в
настоящее бедствие. Многие предложения Госплана, Наркомата обороны подолгу не
рассматривались и решение назревших вопросов многократно откладывалось. В
результате до начала войны не были приняты решения по переводу промышленности на
военное положение и форсированию производства новых видов оружия. Не были
утверждены и введены в действие новые оперативные и мобилизационные планы взамен
устаревших и не соответствовавших новым условия. До начала войны не было
проведено отмобилизование Вооруженных Сил, а самое главное -- советские войска к
началу военных действий не были приведены в боевую готовность для отражения
агрессии и оставались на положении мирного времени. На простом языке это
означало, что всесторонне изготовившийся противник наносил удар по армии,
которая к началу его нападения какое-то время была по существу безоружной и еще
не изготовилась для боевых действий.
В более ужасное и невыгодное положение армию уже поставить нельзя. В подобных
условиях армия не может реализовать ни свои возможности, ни другие боевые
качества. Если бы даже не было никаких других ошибок (несвоевременность
отмобилизования армии, распыление боевой техники по многим формированиям,
неправильное определение направления главного удара противника и многое другое),
то одно только упущение с приведением войск в боевую готовность все равно свело
бы на нет все другие осуществленные мероприятия. Это обстоятельство имело
катастрофические последствия, предопределив все наши неудачи и поражения в
начале войны.
Есть ли во всем этом вина начальника Генштаба генерала Жукова? Да, есть и
немалая. О своей ответственности за это он сам не раз говорил. Но противостоять
сталинской системе руководства в то время ни Жуков, ни кто-то другой не мог. Но
заслуга его в том, что даже в тех невыносимых условиях ему удалось некоторые еще
большие бедствия предотвратить и немало сделать.
В связи с этим хотелось бы выразить пожелание, чтобы и в современных условиях не
забывалось, что оборонительный характер военной доктрины не уменьшает, а
наоборот, неизмеримо повышает значение высокой боевой готовности Вооруженных
Сил, ибо агрессор, выбирая момент для нападения, заранее изготавливается к нему,
а обороняющаяся сторона вынуждена ориентироваться на ответные действия. Жизнь
показывает также, что полнокровная творческая деятельность Генштаба возможна
только в том случае, если она не скована слишком жестко политическим
руководством.
Маршал Конев в 1957 г., когда было приказано вовсю клевать Жукова, писал:
"Являясь начальником Генерального штаба, т. Жуков обязан был разобраться в
обстановке и разработать конкретные предложения в Центральный Комитет партии и
правительство, направленные на повышение боевой готовности Вооруженных Сил.
Однако всем известно, что своевременных мероприятий, связанных с
заблаговременным приведением войск в боевую готовность и занятием ими
соответствующих оборонительных рубежей для организованного и подготовленного
отпора врагу, осуществлено не было".
Да, не было. Но Иван Степанович не стал объяснять, почему не было.
В отличие от многих военачальников и историков Жуков не валил все на Сталина, а
самокритично анализировал причины допущенных ошибок. "Я не снимаю с себя
ответственности -- писал он -- за то, что может быть, недостаточно убедительно
обосновал перед Сталиным необходимость заблаговременного приведения нашей армии
в полную боевую готовность для отражения надвигающейся агрессии. Ни нарком, ни
я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков, ни руководящий состав
Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу
бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными
компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения
сокрушительных рассекающих ударов".
Дело усугублялось тем, что запуганные репрессиями (только в предвоенные годы
было расстреляно три начальника разведуправления) руководители разведорганов и
другие должностные лица стремились докладывать только то, что соответствовало
оценкам Сталина. В самом начале своей деятельности в должности начальника
Генерального штаба Жуков предложил Сталину некоторые срочные меры по усилению
обороны западных границ, присутствовавший при этом В.М. Молотов бросил
возмущенную реплику: "Вы что же, воевать думаете с немцами?". И это в период,
когда подготовка к нападению Германии на СССР была уже в полном разгаре и до
войны оставалось всего несколько месяцев.
Вопреки всем сообщениям разведки о сосредоточении у советских границ 170 дивизий
в мае 1941 г. Берия заверял Сталина: "Я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо
помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 г. Гитлер на нас не нападет".
Начальник разведуправления Ф.И. Голиков, сообщив Сталину данные разведки о
завершении Германией подготовки к агрессии, в конце доклада сделал вывод:
"Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против
СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже,
может быть, германской разведки". Такой же вывод в записке Сталину сделал нарком
Военно-морского флота адмирал Н.Г. Кузнецов.
"Конечно, на нас -- писал Жуков после войны, -- военных -- лежит ответственность
за то, что мы недостаточно требовали приведения армии в боевую готовность и
скорейшего принятия ряда необходимых на случай войны мер. Очевидно, мы должны
были это делать более решительно, чем делали. Тем более что, несмотря на всю
непререкаемость авторитета Сталина, где-то в глубине души у тебя гнездился червь
сомнения, шевелилось чувство опасности немецкого нападения. Конечно, надо
реально себе представить, что значило тогда идти наперекор Сталину в оценке
общеполитической обстановки. У всех на памяти еще были недавно минувшие годы; и
заявить вслух, что Сталин не прав, что он ошибается, попросту говоря, могло
тогда означать, что, еще не выйдя из здания, ты уже поедешь пить кофе к Берии.
И все же это лишь одна сторона правды. А я должен сказать всю. Я не чувствовал
тогда, перед войной, что я умнее и дальновиднее Сталина, что я лучше него
оцениваю обстановку и больше него знаю. У меня не было такой собственной оценки
событий, которую я мог бы с уверенностью противопоставить как более правильную
оценкам Сталина. Такого убеждения у меня не существовало. Наоборот, у меня была
огромная вера в Сталина, в его политический ум, его дальновидность и способность
находить выходы из самых трудных положений. В данном случае -- в его способность
уклониться от войны, отодвинуть ее. Тревога грызла душу. Но вера в Сталина и в
то, что в конце концов все выйдет именно так, как он предполагает, была сильнее.
И, как бы ни смотреть на это сейчас, это правда".
К началу войны недостаточно подготовленным оказался и сам Генштаб. К тому же в
первые дни войны Сталин разослал весь руководящий состав Наркомата обороны,
Генштаба по фронтам и тем самым еще более усложнил управление. В частности, Г.К.
Жуков был направлен в войска Юго-Западного фронта. Крупные ошибки допустили
командующие войсками, особенно командующий войсками Западного фронта генерал
Павлов. Не раз писали, что если бы на месте Павлова был Жуков, все равно бы
ничего не изменилось. Действительно, общая стратегическая обстановка
складывалась таким образом, что даже такому способному военачальнику, как Жуков,
не удалось организовать достаточно эффективный контрудар нескольких мехкорпусов
Юго-Западного фронта по танковой группировке противника в районе Соколя, хотя по
сравнению с другими именно этот контрудар был наиболее удачным и противнику были
нанесены серьезные потери и задержано его продвижение. Это был вынужден признать
и Гальдер в своем дневнике.
Но даже в этой крайне тяжелой обстановке Жуков показывает не только умение
проникать в глубинную суть складывающейся обстановки, но и далеко предвидеть ее
развитие.
Так, благодаря своей исключительной прозорливости, умению мыслить не только за
свою сторону, но и противника, разгадать скрытые процессы не только
происходящих, но и назревающих событий, он распознал план германского
командования, связанный с поворотом 2-й полевой и 2-й танковой групп
немецко-фашистских войск на юго-восток для нанесения ударов по правому флангу и
тылу Юго-Западного фронта. Против такого решения Гитлера выступали даже его
наиболее опытные генералы. В сложившейся тогда обстановке казалось просто
невероятным, что можно решиться снять силы с главного московского направления,
где наметился наибольший успех, и повернуть на юго-восток. А Жуков,
посоветовавшись с начальником оперуправления Генштаба В.Н. Злобиным, его
заместителем А.М. Василевским, уловил возможность такого решения и предложил
конкретные меры, упреждающие действия противника.
Причем такое предвидение возможного развития событий было плодом не одной лишь
хорошей интуиции, но основывалось на тщательном анализе обстановки, оперативных
расчетах и глубоком понимании внутренней логики развития военных действий.
Прежде всего было учтено, что немецко-фашистские войска, несмотря на достигнутые
ими крупные успехи, понесли большие потери. Общий фронт противника значительно
расширился. Оперативная плотность войск стала резко снижаться, и теперь их уже
не хватало для одновременного наступления на всех стратегических направлениях.
Враг был еще силен и очень опасен, но все же он был уже надломлен. Поэтому Жуков
пришел к выводу, что германское командование не рискнет в ближайшее время
наступать на Москву. Оно не было готово к этой операции, так как не располагало
ни необходимым количеством ударных войск, ни их должным качеством.
Внимательное рассмотрение различных вариантов возможных действий противника
показывало, что противник, видимо, не решится оставить без внимания опасный для
группы армий "Центр" участок -- правое крыло группы -- и будет стремиться в
ближайшее время разгромить Центральный фронт, который к тому времени имел в
своем составе всего две армии.
Было ясно, что если это произойдет, то германские войска получат возможность
выйти во фланг и тыл нашему Юго-Западному фронту, разгромят его и, захватив
Киев, обретут свободу действий на Левобережной Украине. Поэтому только после
того, как была бы ликвидирована угроза для них на фланге центральной группировки
со стороны Юго-Западного направления, гитлеровцы могли начать наступление на
Москву.
Готовность германского командования к решающему наступлению на Москву
лимитировалась и действиями на Ленинградском направлении. Только после овладения
Ленинградом и соединения с финской армией оно могло повернуть свои силы тоже на
Москву, обходя ее с северо-востока и надежно обеспечивая левый фланг группы
армий "Центр".
Но Сталин не согласился с доводами Жукова и такой оценкой обстановки.
Исходя из изложенной оценки обстановки, Жуков предложил Сталину укрепить
Центральный фронт, передав ему не менее трех армий, усиленных артиллерией. Для
этого одну армию взять из западного направления, другую -- за счет Юго-Западного
фронта, третью -- из резерва Ставки. Поставить во главе фронта опытного и
энергичного командующего. Конкретно предлагал назначить Н.Ф. Ватутина.
(Последнее тоже было важным, поскольку А.И. Еременко своими безответственными
заверениями вводил Сталина в заблуждение относительно действительно
складывающейся обстановки).
Сталин все это отвергал из опасений ослабить Московское направление. Но Жуков
был уверен, что противник на этом направлении пока вперед не двинется, а через
12--15 дней можно было перебросить с Дальнего Востока не менее восьми
боеспособных дивизий и использовать их для усиления обороны Москвы. Последующие
события подтвердили правильность таких выводов.
Весьма обоснованным было и предложение Жукова своевременно отвести войска
Юго-Западного фронта на восточный берег р. Днепр. При этом одновременно
предлагалось в районе Конотопа, Прилуки сосредоточить необходимые резервы для
парирования удара противника по флангу Юго-Западного фронта. Настойчивость
Жукова в отстаивании этого предложения вызвала у Сталина негодование, и он был
отстранен от должности начальника Генштаба. Игнорирование же мнения Жукова
привело к окружению и катастрофическому поражению войск Юго-Западного фронта,
поставив Москву в сентябре-октябре 1941 г. перед смертельной опасностью.
Если бы Сталин более внимательно прислушивался к мнению Генштаба, если бы Жуков
как нач. Генштаба обладал правом более самостоятельно решать
оперативно-стратегические вопросы, в том же 1941 г. наши войска могли
действовать более организованно и успешно.
Но, как справедливо писал Г.К. Жуков, "нет ничего проще, чем, когда уже известны
все последствия, возвращаться к началу событий и давать различного рода оценки.
И нет ничего сложнее, чем разобраться во всей совокупности вопросов... сведений
и фактов непосредственно в данный исторический момент". Надо сказать, что сам
Георгий Константинович не только задним числом правильно оценивал и судил о
многих из прошедших событий, но еще до того, как они случались, умел предвидеть
их, находить оптимальные решения, в наибольшей степени соответствующие
обстановке того времени. Не все его прозорливые выводы и предложения по
изложенным выше причинам удалось реализовать. Но печальный, трагический опыт
1941 г. многому научил и послужил еще одним крупным пластом в фундаменте
формирования полководческого искусства Жукова.
Глава вторая
Характерные черты полководческого
искусства в важнейших операциях и сражениях
1. Командование Резервным фронтом
Ельнинская операция
После освобождения от должности начальника Генерального штаба Г.К. Жуков 30 июля
1941 г. вступил в командование Резервным фронтом. Разобравшись с обстановкой и
убедившись в относительной устойчивости положения войск фронта, он приступил к
подготовке Ельнинской операции.
Для характеристики полководческого искусства Жукова эта операция, проведенная с
30.08 по 8.09. 1941 г., примечательна прежде всего тем, что это была первая
успешно проведенная наступательная операция в ходе начавшейся Великой
Отечественной войны. До этого многие попытки наших войск предпринять
наступательные действия кончались неудачей. Было исключительно важно добиться
перелома в этом отношении и удалось это сделать именно Г.К. Жукову.
Прежде всего, еще будучи в Генштабе он своевременно оценил опасность Ельнинского
выступа, образовавшегося в результате прорыва в середине июля войск 2-й немецкой
танковой группы южнее Смоленска и захвата (19 июля) г. Ельня. С этого плацдарма
германское командование имело возможность нанести удар по флангу Западного
фронта и развить по кратчайшему направлению наступление на Москву.
Позднее стало известно, что ссылаясь на потери, командование группы армий
"Центр" просило Гитлера разрешить оставить Ельнинский выступ. Он эту просьбу
отклонил, рассматривая район Ельни как выгодный плацдарм для нанесения удара на
Москву.
Жуков правильно уловил также момент для разгрома вражеской группировки в этом
районе, когда основные силы немецко-фашистских войск были связаны на других
участках Смоленского сражения, главные силы 2-й танковой группы Гудериана уже
двинулись на юг, а в глубине немецкой обороны не было крупных подвижных
резервов. Исходя из этого Жуков предложил Сталину до начала решающих сражений за
Москву ликвидировать Ельнинский плацдарм противника. В течение августа наши
войска несколько раз предпринимали наступление, но продвижения не имели.
"Ельнинская операция, -- вспоминал он, -- была моей первой самостоятельной
операцией, первой пробой личных оперативно-стратегических способностей в большой
войне с гитлеровской Германией. Думаю, каждому понятно, с каким волнением,
особой осмотрительностью и вниманием я приступил к ее организации и проведению".
Побывав в первые же дни командования фронтом на КП 24-й армии, которой
отводилась главная роль в предстоящей операции, в боевых порядках соединений и
частей, он убедился, что противник успел основательно укрепиться на Ельнинском
выступе и поэтому вместо требования любой ценой продолжать наступление, как это
было до его прибытия на фронт, он, во избежание излишних потерь и во имя
обеспечения успеха операции, решил временно прекратить наступательные действия,
перегруппировать силы и более тщательно подготовить новую наступательную
операцию.
Замысел операции предусматривал решительный оперативный маневр -- двусторонний
охват выступа с тем, чтобы ударами с севера и юга под основание Ельнинского
выступа окружить и уничтожить группировку противника в этом районе. Одновременно
предусматривались активные наступательные действия с востока, чтобы сковать его,
расчленить и уничтожить по частям. Несмотря на примерно равное соотношение сил
командующему войсками фронта удалось на направлениях ударов создать существенное
превосходство над противником в силах и средствах.
30 августа 1941 г. после короткой артиллерийской подготовки войска 24-й армии
под командованием генерала К.И. Ракутина перешли в наступление, преодолевая
ожесточенное сопротивление, прорвали укрепленную оборону противника и уже к 6
июля создали угрозу окружения всей Ельнинской группировки. Германское
командование дополнительно ввело в сражение четыре пехотные дивизии, но все
контратаки противника были отражены, хотя временами возникали весьма острые
ситуации. Опасаясь полного окружения, оно начало спешный отвод своих войск.
Преследуя противника, наши войска продвинулись на 25 км, освободили город Ельня,
разгромили опасную группировку противника. Только крайне ограниченное количество
танков и авиации не позволило нашим войскам завершить окружение и полный разгром
Ельнинской группировки немецко-фашистских войск.
Первоначально на предложение Жукова организовать контрудар в районе Ельни,
Сталин сказал, что это чепуха, опыт показал, что наши войска не умеют наступать;
и такое настроение было распространенным. Поэтому сравнительно ограниченная по
масштабам ельнинская наступательная операция имела не только
оперативно-стратегическое, но и большое морально-психологическое значение,
наглядно продемонстрировав, что войска Красной Армии при надлежащей организации
и управлении могут не только обороняться, но и успешно наступать против
немецко-фашистских войск, что очень трудно и важно было осуществить еще задолго
до перелома в ходе войны.
С точки зрения проявления полководческого искусства Жукова, наиболее
характерными являются:
-- Большое внимание уделено разведке противника, в том числе личное наблюдение
за его действиями на основных направлениях предстоящего наступления. Это
обстоятельство имело особенно большое значение для успеха операции, ибо одна из
основных причин неудач предыдущих наступательных операций состояла в том, что
артиллерия, не имея точных целей, стреляла в основном по площадям.
-- В отличие от ранее предпринимавшихся в 1941 г. частных наступательных
операций на различных фронтах, где пассивность на остальных участках позволяла
противнику перебросить силы с других направлений и локализовать наше
наступление, в Ельнинской операции для содействия 24-й армии и обеспечения
успеха были предприняты наступательные действия войск 16-й и 20-й армий
Западного фронта на Смоленском и 43-й армии Резервного фронта на Рославльском
направлениях.
-- Смелый замысел операции и решительные действия с целью окружения и
уничтожения противника.
-- Подготовка операции в короткие сроки, постоянное личное влияние на войска и
оказание помощи в организации боевых действий не только в армейском, но и в
дивизионном и полковых звеньях.
Как и на Халхин-Голе, Жуков, наряду с тщательной маскировкой подготовки
наступления, принимает ряд мер по дезинформации противника, обозначая переход
своих войск к обороне и добивается внезапности удара в условиях, когда, казалось
бы, наступательные действия на этом направлении уже шли и практически невозможно
было добиться какой-либо неожиданности.
-- В ходе операции, несмотря на ограниченность сил и средств, Жуков постоянно
маневрирует войсками и настойчиво наращивает усилия на направлениях, где
наметился успех. Весьма умело и массированно используется авиация и прежде всего
для того, чтобы затруднить отход войск противника и подход его резервов из
глубины.
На протяжении всей этой операции он находился на КП 24-й армии и чаще в
наступающих соединениях и частях, что давало возможность своевременно
реагировать на изменения обстановки и лично влиять на ход боевых действий.
Сосредоточив основные усилия на руководстве Ельнинской операцией, Жуков
внимательно следил за обстановкой в полосах других армий и твердо управлял
войсками фронта, хотя обстановка резко осложнялась то на одном, то на другом
участке. Так, 9 сентября одна из дивизий 43-й армии, получив задачу захватить
плацдарм на западном берегу р. Стряны, не обеспечила надежно свой левый фланг
после форсирования реки и без должной разведки начала продвигаться вперед.
Пользуясь беспечностью недостаточно опытного командира дивизии, противник
танковой контратакой смял боевые порядки дивизии. Жуков немедленно отправился на
наблюдательный пункт этой дивизии и до самого вечера этого дня вместе с
командиром дивизии принимал меры для отражения контратаки и исправления
сложившегося положения.
Жуков представил в Ставку обобщенный доклад по итогам операции. На основе его
Ставка ВГК, Генштаб издали приказ и директивы, обобщающие опыт Ельнинской
операции с целью доведения его до всей Красной Армии. Для воспитания
наступательного духа была учреждена Советская гвардия. В частности, 100-я,
127-я, 153-я и 161-я стрелковые дивизии первыми были удостоены звания
гвардейских.
В приказе наркома обороны No 308 от 18.09. 1941 г. было сказано:
"Почему этим нашим стрелковым дивизиям удалось бить врага и гнать перед собой
хваленые немецкие войска?
Потому, во-первых, что при наступлении они шли вперед не вслепую, не очертя
голову, а лишь после тщательной разведки, после серьезной подготовки, после
того, как они прощупали слабые места противника и обеспечили охранение своих
флангов.
Потому, во-вторых, что при прорыве фронта противника они не ограничивались
движением вперед, а старались расширять прорыв своими действиями по ближайшим
тылам противника, направо и налево от места прорыва.
Потому, в-третьих, что, захватив у противника территорию, они закрепляли за
собой захваченное, окапывались на новом месте, организуя крепкое охранение на
ночь и высылая вперед серьезную разведку для нового прощупывания отступающего
противника.
Потому, в-четвертых, что, занимая оборонительную позицию, они осуществляли ее не
как пассивную оборону, а как оборону активную... Они не дожидались того момента,
когда противник ударит их и оттеснит назад, а сами переходили в контратаки,
чтобы прощупать слабые места противника, улучшить свои позиции и вместе с тем
закалить свои полки в процессе контратак для подготовки их к наступлению.
Потому, в-пятых, что при нажиме со стороны противника эти дивизии организованно
отвечали ударом на удар противника.
Потому, наконец, что командиры и комиссары в этих дивизиях вели себя как
мужественные и требовательные начальники, умеющие заставить своих подчиненных
выполнять приказы и не боящиеся наказывать нарушителей приказов и дисциплины".
А вот какие выводы он сделал для себя, пометив их в своей записной книжке перед
отправкой на Ленинградский фронт.
"Организация и успешное проведение наступательной операции по ликвидации
Ельнинского выступа, всесторонне сложная работа в должности начальника
Генерального штаба в первые пять недель войны дали мне много полезного для
командной деятельности оперативно-стратегического масштаба и понимания различных
способов проведения операций.
Теперь я гораздо лучше осмыслил все то, чем должен владеть командующий для
успешного выполнения возлагаемых на него задач. Глубоко убедился в том, что в
борьбе побеждает тот, кто лучше подготовил вверенные ему войска в
политико-моральном отношении, кто сумел более четко довести до сознания войск
цель войны и предстоящей операции и поднять боевой дух войск, кто стремится к
боевой доблести, кто не боится драться в неблагоприятных условиях, кто верит в
своих подчиненных.
Пожалуй, одно из самых важных условий успеха проведения боя или операции --
своевременное выявление слабых сторон войск и командования противника. Из опроса
пленных стало очевидным, что немецкое командование и войска действуют сугубо по
шаблону, без творческой инициативы, лишь слепо выполняя приказ. Поэтому, как
|
