Внутренний человек в русской языковой картине мира - Языковедение - Скачать бесплатно
Кроме того, в
исследовании использованы наблюдения над живой разговорной речью, в том
числе звучащей в быту, на радио и телевидении; во внимание приняты и
рекламные тексты (телевизионные ролики, плакаты, содержащие политическую
рекламу и рекламу промышленных товаров).
Представляющие языковой узус, демонстрирующие стереотипы русского
языкового сознания единицы и конструкции (конвенциональные метафоры,
сравнения, перифразы; фразеологизмы и близкие к ним явления – пословицы,
поговорки и крылатые слова, достаточно широко употребляющиеся в современной
русской речи) получены в результате выборки из словарей разных типов:
Русский ассоциативный словарь: В 6 кн. / Ю.Н. Караулов, Ю.Р. Сорокин. М.,
1996; Горбачевич К.С., Хабло Е.П. Словарь эпитетов русского литературного
языка. Л., 1979; Горбачевич К.С. Словарь эпитетов русского литературного
языка. М., 2000; Новый объяснительный словарь синонимов русского языка: В 2
вып. / Ю.Д. Апресян, О.Ю. Богуславская и др.; под общ. рук. Ю.Д. Апресяна.
2-е изд. М., 1999; Берков В.П., Мокиенко В.М. Большой словарь крылатых слов
русского языка. М., 2000.; Баранов О.С. Идеографический словарь русского
языка. М., 1995; Фразеологический словарь русского языка / Л.А. Войнова,
В.П. Жуков и др.; под ред. А.И. Молоткова. 4-е изд., стереотип. М., 1986;
Фразеологический словарь русского литературного языка: В 2 т. / Сост. А.И.
Федоров. Новосибирск, 1995; Мелерович А.М., Мокиенко В.М. Фразеологизмы в
русской речи: Словарь. М., 1997; Фразеологизмы в русской речи: Словарь-
справочник / Сост. Н.В. Баско. М., 2002), Убийко В.И. Концептосфера
внутреннего мира человека в русском языке: Функционально-когнитивный
словарь. Уфа, 1998; Словарь русского языка: В 4 т. / АН СССР; Ин-т рус.
яз.; под ред. А.П. Евгеньевой. 2-е изд., стереотип. М., 1985-1988; Ожегов
С.И. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой. 22-е изд. М., 1990.
В настоящем исследовании языкового образа внутреннего человека принят
синхронный подход: основное внимание при выборе источников отдано тем,
которые отражают современное, периода 3-й трети ХХ – начала ХХI вв.,
состояние языка и речевой практики. Однако вследствие необходимости
расширить, разнообразить материал, иллюстрирующий отдельные положения
исследования; продемонстрировать относительную устойчивость языковых
способов образной категориальной репрезентации внутреннего мира человека
использованы - в дополнение к основным источникам - тексты отдельных
произведений русской классической литературы, фрагменты сборников пословиц
и поговорок ХVIII – ХХ в., представленные в хрестоматии «Малые жанры
русского фольклора» В.Н. Морохина (М., 1986), идиом, паремий из отдельных
словарных статей, посвященных номинациям психических феноменов, из
«Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля (репринт. изд.
СПб, 1996).
Методика исследования. В диссертации реализован комплексный
лингвоантропологический метод семантико-прагматического категориального
анализа и систематизации содержания и функционирования высказываний и их
фрагментов, а также значений групп слов и устойчивых выражений, описывающих
явления и события внутреннего мира человека. Названный общий метод
опирается на целый ряд конкретных приемов анализа языкового и речевого
материала, среди которых: контекстуальный, компонентный, трансформационный;
прием сопоставления данных словарей и текстовых смыслов слов и выражений;
прием тематических и функциональных группировок фактов языка и речи; приемы
анализа поэтических высказываний и др. В теоретической части работы,
посвященной обобщению имеющихся подходов к изучению языкового образа
внутреннего человека, использованы приемы сопоставления и объединения
(интеграции) принципов, идей и результатов этих подходов.
Научная новизна исследования состоит в разработке и апробации
категориального семантического и прагмастилистического подхода к описанию
языковых репрезентаций феноменов психики в современном русском языке.
Использование в качестве теоретической основы исследования понятия
межуровневой СК позволило представить языковой образ внутреннего человека в
его стереотипных и индивидуально-авторских средствах выражения - с
приоритетным вниманием к образно-ассоциативному потенциалу каждой из
категорий и субкатегорий. Новизна исследования состоит также в привлечении
нового речевого материала (извлеченного из текстов разной стилистической и
жанровой принадлежности, преимущественно 3-й трети ХХ в.), ранее не
описанного в работах, посвященных языковому образу внутреннего человека.
Теоретическая значимость исследования состоит в использовании
относительно нового, категориально-семантического, теоретического подхода к
описанию языкового образа внутреннего человека, в обосновании
перспективности этого подхода. Полученные результаты могут считаться
определенным вкладом в антропоцентрическую семантику.
Практическая значимость исследования заключается в возможности
использования его результатов и материала при разработке общих и
специальных курсов по семантике русского языка, в том числе обращенных к
образу человека в русской ЯКМ. Отдельные наблюдения и выводы исследования
значимы для лингвокультурологии, для стилистики художественной речи, других
стилей современного русского языка. Исследование можно считать
индивидуальным опытом, примером для выполнения аналогичных работ на
материале других языков с целью сопоставления способов языковой
репрезентации, их образно-ассоциативного потенциала в семантическом
пространстве внутреннего человека, содержащего как универсальные, так и
национально-специфические черты. Кроме того, в диссертационном исследовании
содержится речевой материал, который способен дополнить существующие
лексикографические описания концептов внутреннего мира человека.
Положения, выносимые на защиту:
1. Комплексный семантико-прагматический подход к изучению языкового
образа внутреннего человека, интегрирующий методы и результаты описания
образно-ассоциативных репрезентаций явлений психики в русском языке и
опирающийся на понятие межуровневой СК, открывает перспективы системного и
многоаспектного исследования указанного фрагмента ЯКМ.
2. В языке и речи обнаруживаются «гетерогенность», нестрогий характер
образной категоризации явлений «внутренней вселенной» и вместе с тем
семантическая гибкость и обратимость категорий пространства, субъекта,
объекта, инструмента; богатые возможности обновления и расширения
предикатных и пространственно-предметных компонентов пропозиций, являющихся
главными способами фразовой репрезентации психических процессов и
характеристик человека.
3. Каждая из указанных СК представлена в текстах и контекстах разного
прагмастилистического качества как совокупность традиционных и новых,
стереотипных и индивидуально-авторских образов-ассоциаций. Одна их часть
входит в общелитературную базу крылатых выражений (они фиксируются в
словарях, специальных работах), другая часть – это результат индивидуальной
лингвокреативной работы, состоящей в расширении состава и структурно-
семантическом обновлении узуальных языковых единиц.
4. Межуровневые СК косвенной репрезентации внутреннего человека
устроены иерархически – по принципу от самых абстрактных (интегративных)
смыслов к более конкретным (субкатегориальным), вплоть до отдельных
(единичных) образов, характеризующихся интегральной семой категории. Между
категориальными смыслами в образных ситуациях психической жизни человека
наблюдаются характерные семантические отношения и взаимодействия:
комплементарности, противоречия, превращения (метаморфозы), интенсификации.
5. Лексико-семантическая и фразеологическая словарная база СК,
формирующих языковой образ внутреннего человека, имеет общую часть (в нее
входят, например, лексемы «душа», «сердце, «ум», «совесть» и др.) и
специфические номинативные средства. Обе части словаря категорий включают
как номинации целостного человека, так и номинации частичного человека.
6. Субъективно-прагматические модусы исследованной семантики
типизируются главным образом на оценочной шкале, для которой характерно
усиление (интенсификация) оценки, поэтизация (возвышение) или прозаизация
(снижение) объектов аксиологической рефлексии. Речевой материал позволяет
обнаружить также нейтральные контексты, в которых доминирует
изобразительность.
Апробация работы. Основные положения диссертации апробированы на
региональной научно-практической конференции «Славянские чтения» (Омск,
2002 г.), Международной научной конференции «Язык. Время. Личность» (Омск,
2002 г.), на заседании кафедры русского языка ОмГУ (Омск, 2004 г.).
Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из
введения, трех глав, заключения, библиографического списка, списка
эмпирического материала, списка сокращений, приложения. Основной текст
изложен на 150 страницах.
Во введении кратко обосновывается актуальность темы и проблематики
предпринятого исследования; определяются его объект, предмет, источниковая
база; дается описание основного метода исследования, его частных методик;
определяются цель и задачи работы, ее научная новизна, теоретическая и
практическая значимость; формулируются положения, выносимые на защиту.
В главе 1 «Теоретические основы интегративного категориально-
семантического описания языковой картины внутреннего мира человека»
освещаются теоретические вопросы, необходимые для обоснования избранного
подхода к изучению языковых репрезентаций внутреннего человека.
Характеризуются апробированные методы изучения семантического пространства
внутреннего мира человека, определяется перспективность интегративных
категориально-семантических исследований. На основе разработанных в науке и
философии концепций категории и категоризации, определяется содержание
понятия СК в лингвоантропологических исследованиях. Дается характеристика
прагмастилистического аспекта описания языкового образа внутреннего
человека.
Главы 2,3 посвящены описанию универсальных СК в аспекте их
использования для образной языковой репрезентации внутреннего человека.
Глава 2 «Семантическая категория пространства как способ языковой
репрезентации внутреннего человека: образно-ассоциативный и
прагмастилистический потенциал» целиком посвящена одной из наиболее
богатых и разнообразных по образному наполнению семантических категорий –
пространству. В главе 3 «Образно-ассоциативный и прагмастилистический
потенциал актантных категорий как способов языковой репрезентации
внутреннего человека» рассматриваются образные непространственные актантные
СК, репрезентирующие реальных и представляемых (воображаемых) участников
психологической ситуации (внутреннего человека целостного и частичного) как
субъекты, объекты и инструменты.
Каждой из указанных категорий отведен определенный раздел текста
диссертации, основными частями которого являются: описание лексико-
грамматической базы СК (лексика, узуальная сочетаемость, идиоматика,
грамматические формы и конструкции); характеристика содержания категории,
системы субкатегориальных смыслов (актуализированных в речи или не
актуализированных, остающихся на уровне внутренней формы языковых единиц),
формирующих ее образно-ассоциативный потенциал; описание базовых
пропозитивных семантических моделей как способов образной категориальной
репрезентации явлений «внутренней вселенной» в событийных контекстах.
Представленный здесь же текстовый материал позволяет попутно
продемонстрировать случаи «прагматически нагруженного» использования
стереотипных и индивидуально-авторских способов категориальной
репрезентации психических феноменов с целью их оценочно-экспрессивного,
изобразительно убедительного, стилистически мотивированного воплощения.
В заключении формулируются наиболее общие выводы и намечаются
перспективы исследования.
Приложение содержит лингвокультурологический комментарий к понятию
«внутренний человек».
Глава 1. Теоретические основы изучения языковой картины внутреннего мира
человека в современной лингвоантропологии
1.1. Существующие подходы к описанию
семантического пространства внутреннего человека,
их взаимодополнительность
Обобщая опыт отечественной лингвоантропологии, выделим основные
взаимодополняющие друг друга аспекты изучения языковой картины внутреннего
мира человека. Эта картина может быть представлена: 1) как фрагмент
наивной «анатомии» и «физиологии», 2) система физических (внешних)
симптомов внутренних состояний, 3) как микрокосм, 4) как «образная
грамматика иносознания».
1. Наивная «анатомия» и «физиология» внутреннего человека. В
соответствии с постулируемым когнитологами универсальным принципом
человеческого мышления о том, что в основе языка и его категорий лежит
наглядный, телесный опыт человека, позволяющий выходить в более
абстрактные сферы и строить свои сообщения о ненаблюдаемом непосредственно,
внутренний человек моделируется «по образу и подобию» человека внешнего,
причем главное здесь не визуальное подобие, а схожесть устройства и
функционирования целого. «Анатомическую» интерпретацию концептов психики
можно обнаружить в выражениях типа сердце кровью обливается, напрягать
память, стимулировать воображение, где «сердце», «память» и «воображение»
представлены в виде органов, функционирующих внутри человека и, подобно
обычным органам тела, отвечающих за определенные способности человека
(переживать, запоминать и творчески мыслить). Исследователи склонны видеть
здесь проявление характерной черты архаического языкового сознания, «для
которого естественно описание абстрактных способностей человека, его
поступков через название органов, обеспечивающих эти способности»
(Виноградов, 1977, с.69(. Поэтому отсутствие / потеря органа может
квалифицироваться в языке как утрата / отсутствие закрепленных за ним
функций человека: обезножеть ('от усталости / болезни лишиться возможности
ходить') – обезуметь ('утратить способность здраво соображать'); потерять
пальцы (о пианисте: 'утратить подвижность, силу пальцев') – потерять голову
('утратить способность понимать, принимать решения'). Выделяют органы
«душевной» жизни человека, как правило, с опорой на предложенный Е.В.
Урысон (Урысон, 1995( перечень приписываемых им признаков, типичных для
обычных, материальных органов: 1) закрепленность за определенной функцией
(примеры см. выше); 2) способность испытывать физические ощущения (душа
болит, сердце ноет); 3) возможность мыслиться как вместилище (сидеть в
печенках у кого-то, отложиться в памяти, держать в уме что-либо); 4)
компактность, которую мы склонны понимать как способность иметь границы,
объем и другие, связанные с ними измерительные признаки, описанные М.В.
Пименовой [Пименова, 1999] (захватить чье-либо воображение, безграничная
любовь); 5) локализация (сердце не на месте, душа в пятки ушла; жесты,
сопровождающие описание душевных состояний: душа болит за него – рука
прижата к середине груди; повредиться в уме – палец у виска); 6)
функционирование независимо от воли субъекта (ср. сердцу не прикажешь;
Думал увижу его и обрадуюсь, а в душе не осталось ничего, кроме горечи[1]);
7) контролируемость субъектом (напрячь волю, подхлестывать воображение).
Устройство внутреннего человека, таким образом, включает: душу, дух,
сердце, ум (разум, рассудок), память, совесть, воображение, фантазию, волю,
способности, чувства - [Урысон, 1995, 1999б], нутро, чутье, нюх, мозг
(мозги), инстинкт, интуицию – [Пименова, 1999] и печень (печенку, печенки)
и грудь (метонимический заменитель сердца) – [Шмелев, 1997, 2002].
Наиболее распространенная классификация органов «душевной» жизни
строится с учетом их природы. Одни концепты, например сердце, печень,
мозг, относятся к материальным, реально существующим органам, которым
наивное сознание приписывает дополнительные, имеющие отношение к психике
человека функции. Другие (душа, ум и др.) - к квазиорганам - нематериальным
«представляемым» органам психики. Типология, предлагаемая Е.В. Урысон
[Урысон, 1995], выявляет сходство «представляемого» органа с обычными,
материальными. Душа, например, обладает всеми признаками типичного органа
человека, а воля, способности имеют лишь два таких признака. У остальных
органов количество «анатомических» признаков колеблется от трех до шести.
В ЯКМ также заложено представление об иерархии органов «внутреннего»
человека и их взаимосвязи. Так, в паре голова – сердце (представляющей в
языке оппозицию 'рациональное - эмоциональное') 1-му концепту приписывается
контролирующая функция. Разум призван управлять сердцем (сердце разуму
послушно), хотя в то же время язык и сознание допускают ситуацию, когда
чувства берут верх над разумом (кровь бросилась в голову, где голова –
квазисиноним разума) [Шмелев, 1997]. По той же причине сема «сознание как
следящее устройство» регулярно входит в структуру значения лексем,
обозначающих различные состояния человека [Апресян, 1995]: в парах типа
паника – страх, потерять голову – растеряться левые элементы в отличие от
правых указывают не только на бульшую интенсивность состояния, но и на его
выход из-под контроля разума.
Наивная «анатомия» дополняется наивной «физиологией»: внутренний
человек представлен в языке не просто как структура – набор особым образом
организованных органов «душевной» жизни, но и как сложная система –
целостный организм, жизнедеятельность которого обеспечивается согласованной
работой и взаимодействием нескольких систем («Интеллект», «Желания»,
«Эмоции»), локализующихся в определенном органе, приводящем человека в
соответствующее состояние или формирующем нужные реакции организма
[Апресян, 1995]. Функционирование этих систем не является автономным, оно
тесно связано с работой систем «внешнего» действия и еще двух особых сил –
воли и совести: интеллектуальные действия связаны с восприятием (ср.: Из
письма мне стало понятно, что…), желания – с волей (ср.: Волен поступать,
как хочешь) и т.п.
Итак, в ходе изучения языковых концептов психики под данным углом
зрения внутренний человек предстает в виде сложной системы органов
«душевной» жизни (систем и подсистем), совместно с обычными органами и
системами человеческого тела обеспечивающих возникновение, развитие и
проявление различных психических реакций и состояний.
2. Внешние проявления (симптоматика) внутреннего человека.
Представление о внешних проявлениях внутренних состояний и качеств
человека, формирующее наивную ЯКМ, манифестирует заложенную в ней
вышеупомянутую идею целостности человека, единства его внутренних
(душевных) и внешних (физических) ипостасей. Язык предоставляет говорящему
возможность выбрать один из двух способов изображения внутреннего
человека. То или иное явление психики может быть представлено в речи как
протекающее внутри человека, не выходящее за пределы его внутреннего мира и
как наблюдаемое, проявляющееся вовне - в поступках человека, его мимике,
жестах, позе, движениях, речи и т.п. Изучение «симптоматики» психического
составляет, таким образом, еще один важный аспект лингвоантропологических
исследований (Ю.Д. Апресян, Е.М. Вольф, Л.Б. Никитина, В.И. Убийко, О.В.
Коротун и др.).
Категориальный признак внешней выраженности включен в качестве
дифференциального типового компонента в разработанную Л.Г. Бабенко
семантическую модель эмотивной семемы [Бабенко, 1989]; вошел в
представленную Ю.Д. Апресяном общую схему характеристики различных
состояний человека, протекающих в его душе и сознании процессов, его
речемыслительных действий [Апресян, 1995], а также в модель описания
эмоциональных состояний в речи [Вольф, 1989].
Выявление и описание языковых средств и способов, объективирующих
«ситуацию вторичного означивания внешнего человека» (выявления внутренних
характеристик человека в его внешности), составило одну из основных задач
научного исследования О.В. Коротун [Коротун, 2001, Коротун, 2002].
«Знаками» внутреннего человека, проявляющегося вовне, в частности, называют
предикаты разной частеречной принадлежности, объединенные общим корнем вид-
. В качестве иллюстрации представим несколько портретных характеристик:
Петр открыл дверь… Вид у него был опустошенный (Д. Гранин. Вечера с Петром
Великим); Царь хорошо сложен, лицо круглое, высокий лоб… Весь вид его
свидетельствовал об уме, рассудительности (Там же). В ряду подобных
«знаков» исследователь также называет номинации отдельных "деталей"
внешнего облика человека (глаза, лицо, губы, походка, речь и т. п.),
сочетающиеся с оценочно-психологическими предикатами типа умный, веселый,
добродушный, угрюмый и таким образом участвующие в отражении внутреннего
человека.
Анализ косвенных оценочных высказываний об интеллекте человека,
представленный Л.Б. Никитиной [Никитина, 2002, Никитина, 2003], расширяет
представление о симптоматике внутреннего человека. Объектами непрямых
характеристик интеллектуальных проявлений человека, наряду с деталями
внешнего облика человека, могут служить, во-первых, номинации результатов
его деятельности (в высказываниях, построенных по модели Х какой/каков,
ср.: Глаза умные - Доклад умный) и, во-вторых, развернутые описания самих
физических действий, поступков, состояний, которые "оцениваются носителями
языка в связи с интеллектуальной ипостасью и ее активным, определяющим
влиянием" [Никитина, 2003, с. 131] (в высказываниях, реализующих модель Х
что делает, даже при отсутствии предиката интеллектуальной сферы, например:
Он защитил докторскую диссертацию - положительная косвенная оценка
умственных способностей человека, Он плохо, с трудом учится -
отрицательная оценка).
Кроме того, в русском языке есть группа глаголов (в значении которых
сема проявления, выражения является ядерной), традиционно выступающих в
качестве предикатов вышеупомянутых "знаков" внутреннего человека:
выражаться, изображаться, проскальзывать, сквозить и т.п. К ним примыкает
группа семантических дериватов, созданных по модели "процессы окружающего
мира - наблюдаемые процессы внутреннего мира человека", типа светиться,
сверкнуть, потухнуть, озариться и др. Метафора, обозначающая определенные
физические симптомы психического, исследована, в частности, ЮД. Апресяном
[Апресян, 1995, Апресян, 1993], Н.Д. Арутюновой, Е.Н. Ширяевым - в аспекте
изучения бытийных предложений личной сферы [Арутюнова, Ширяев, 1983].
Своеобразными "знаками" внутреннего человека являются и так называемые
симптоматические глаголы и глагольные словосочетания со значением
произвольных и непроизвольных проявлений внутренних состояний.
Маркированными членами этой оппозиции выступают предикаты
психофизиологических реакций (бледнеть, краснеть, дрожать, вздрогнуть и
др.), немаркированными - предикаты внешних проявлений внутренних состояний
в выражении лица, мимике, движении (ср.: Он нахмурился - Он специально
нахмурился; Он поднял брови от удивления - Он нарочно поднял брови,
демонстрируя свое удивление) [Вольф, 1989, с. 71-73; Апресян, 1995].
Наряду с лексико-семантическими средствами в описании внутреннего
человека по его внешнему облику и поведению, важную роль, а в некоторых
случаях определяющую, играет и грамматический строй речевого сообщения.
Показательно в этом смысле сопоставление предложений, тождественных по
лексическому наполнению, но различающихся грамматически. Ср., например,
предложение, построенное по так называемой дативной синтаксической модели,
- Человеку грустно - с предложениями, созданными по адъективной и
глагольной моделям, - Человек грустен; Человек грустит. В первом случае
высказывание представляет собой сообщение о внутреннем состоянии субъекта
как о ненаблюдаемом, незаметном и неизвестном окружающим (признак внешней
выявленности оказывается немаркированным). Во втором - грамматическая
организация высказываний позволяет интерпретировать психическое как
обнаруживаемое вовне – в некоторых внешних признаках, побуждающих
наблюдателя предположить соответствующее состояние у этого человека
(Золотова, 1998, с. 191-192(.
Выбор синтаксической структуры со значением внешней выраженности
внутреннего состояния, кроме того, позволяет дифференцировать способы его
проявления, ср., например: В гневе Петр был грозен до ужаса…(Д. Гранин.
Вечера с Петром Великим) и Немудрено, что в Немецкой слободе Петр дышал
полной грудью, веселился…(Там же). Адъективная модель ориентирована на
передачу сообщения о состоянии, проявляющегося во внешнем облике человека.
Постановка прилагательного в позицию предиката означает, что субъект всем
своим внешним видом (мимикой, взглядом, позой и т.п.) выражает испытываемое
чувство, эмоцию, ментальное состояние, ср.: высказывания типа Он грозен
(задумчив, грустен, весел) с синонимичными: У него грозный (задумчивый,
веселый) вид; Он выглядит грустным (печальным, веселым). Глагольная модель
позволяет говорить о внутреннем состоянии, обнаруживаемом в поведении
человека. Высказывания типа Он грустит (веселится) могут быть
интерпретированы следующим образом: «Он ведет себя так, что обнаруживает
состояние грусти (веселья), Он проявляет своими действиями это состояние»
(Золотова, 1998, с.193(.
Система многообразных способов (лексических, фразеологических,
грамматических) вербального представления концепта "Выражение" (внешнее
проявление психического) - одного из базовых в концептосфере внутреннего
мира человека и, следовательно, важного аспекта исследования языкового
образа человека, в общих чертах представлена в функционально-когнитивном
словаре В.И. Убийко [Убийко, 1998].
3. Внутренний человек как микрокосм - ряды образов. Обратимся к
исследованиям, направленным на расшифровку метафоры, при помощи которой,
как известно, "мы понимаем абстрактные понятия, представляющие систему
внутреннего мира человека, и можем рассуждать о них" [Пименова, 1999,
с.24]. В зависимости от того, чту положено в качестве интегрирующего
компонента в основу семантического анализа образных выражений -
представление: 1) о каком-либо конкретном, чувственно воспринимаемом
предмете, служащем ассоциативно-образным основанием метафорического
обозначения; 2) о некоем метафорически переосмысленном качественном
признаке объекта физического мира, - определяют тип модели лингвистической
интерпретации. В первом случае она представляет внутренний мир человека в
виде аналога физической реальности – своего рода микрокосмом, включающим
все, что есть в живой и неживой природе:
. основные стихии мира: воздушная (ветер, ураган), огненная (пожар, огонь),
водная (жидкость), ср.: порыв любви, в пылу страсти, вспыхнуть от обиды,
прилив чувств и т.п.;
. болезнь, ср.: душевные муки, сердце ноет;
. животное, растение, ср.: воспарить душой, совесть гложет, расцветающая
любовь;
. свет / солнце – тьма / ночь / мрак, ср.: луч надежды, мрачные мысли;
. человек, ср.: сердце заговорило, воспитание чувств;
. текст, знак, ср.: написанное на лице удивление, прочитать в глазах
радость;
. пища, питье, ср.: горький стыд, сладкие воспоминания.
Подобные образные ряды представляют большой интерес: они наглядны,
достаточно конкретны и действительно позволяют представить воплощенный в
языке картинно-образный облик внутреннего мира человека. Однако их
составление связано с определенными трудностями: далеко не во всех случаях
удается точно идентифицировать явление физической реальности, "по образу и
подобию" которого изображен тот или иной компонент психики. Если, скажем, в
метафорических сочетаниях сердце подсказывает, игра воображения очевиден
антропоморфизм, то в метафорах молод душой, совесть проснулась осознается
более широкий спектр "-морфности", ибо физиологические признаки 'возраст',
'сон', приписываемые явлениям внутреннего мира, свойственны любому живому
существу. В подобных случаях выручает 2-я модель описания образной лексики:
она лишь намекает на области физического мира, втянутые в процесс
метафоризации, указывая не на предметы и явления, а на их характерные
признаки и свойства, положенные в основу универсальной или национально-
специфической образной репрезентации психики. Так, воображение,
моделируемое "по образу и подобию" живого существа, в английской ЯКМ может
наделяться такими свойствами, как 'витальность', 'болезнь', 'сила',
'слабость' и 'бодрость'. Ограничения, накладываемые на сочетаемость лексемы
"воображение" в русском языке, показывают, что в нем данному концепту
присущи 'сила', 'болезнь', 'витальность' (ср.: сила воображения, больное
воображение, живое воображение), а 'бодрость' и 'слабость' ему чужды
(*бодрое воображение, *слабость воображения) [Пименова,1999].
Представить все многообразие образной репрезентации психики в виде
исчерпывающего списка (предметов и их признаков) – задача трудно
выполнимая. Диапазон этих образов широк настолько же, насколько сложна и
многолика физическая реальность – источник интерпретаций "внутренней
вселенной". Возможным выходом из этого положения нам кажется поиск так
называемых архетипических образов (см.: [Уилрайт, 1990]). Однако на пути
исследователя при расшифровке метафоры неизбежно вырастает и другая
проблема, очевидная прежде всего для тех, кто пытается использовать
результаты реконструкции ЯКМ в лексикографии: трудно, а то и практически
невозможно связать воедино известные в литературе концептуальные метафоры
эмоций типа "любовь – путешествие", "радость – легкая жидкость", "страх –
спрут", т.к. мотивирующие их образы "относятся к чересчур различным
областям природы и деятельности человека" [Апресян, 1993, с.33]. Эта
трудность преодолевается в том случае, если расшифровку метафоры
осуществляют, исходя из приписываемого наивной антропологии принципа
единства человека "внешнего" (тела) и человека "внутреннего" (души).
Известный тезис А.А. Потебни о том, что язык является вполне убедительным
доказательством общечеловеческой наклонности " находить общее между
впечатлениями различных чувств" [Потебня, 1999, с.95], развивается
современными исследователями. Стало очевидным, что "телесная метафора души"
[Апресян, 1993, с.33] является продуктивной моделью в русском языке и
обладает при этом значительной объяснительной силой. Предложенные для
эмоций аналоги (страх – холод, жалость – физическая боль, страсть – жар и
т.д.) позволяют интерпретировать значение целого круга выражений типа
трястись от страха, до боли жалко, кипеть от ярости. Несмотря на то, что
языковая концептуализация данной модели ограничена главным образом областью
симптоматики чувств, этот путь изучения продуктивен: образы, представляющие
"телесную метафору души", складываются в последовательную систему
концептуализации внутреннего мира человека.
4. «Образная грамматика иносознания». Обратимся к исследованиям,
выполненным на "макроуровне", направленным на выявление базовых для ЯКМ
семантических категорий репрезентации психики. В этом случае языковой образ
внутреннего человека представляют в виде системы категорий-ипостасей
[Одинцова, 2000б; Пименова, 1999], в основе каждой из которых наглядный,
телесный опыт человека, вернее, обобщающие этот опыт повторяющиеся
динамические образцы наших процессов восприятия. Так, все многообразие
лексико-грамматического представления психики может быть сведено к двум
основным способам (называющимся в литературе целостно-субъектным и частично-
субъектным, см.: [Одинцова, 1994; Седова, 2000; Арутюнова, 1999],),
реализующим одну и ту же образную схему "часть – целое". В одних случаях
человек мыслится мельчайшей неделимой частью мира, психическое осознается
как неотъемлемое от него (ср.: Человеку страшно; Она очень расстроится), в
других - человек представлен как сложное целое, состоящее из множества
частей (Душа радуется; На сердце тревога; Убить в себе человека).
Отчужденные от человека "части", будь то органы или квазиорганы (сердце,
мозг, душа и пр.), состояния или чувства (любовь, сомнение), плоды духовной
деятельности человека (мысль, идея) или его alter ego, выступают в роли
одного из персонажей сообщения наряду с реальным субъектом состояния или в
роли его метонимического заменителя. Внутренний человек, представленный
одной из указанных ипостасей (целостный / частичный), в свою очередь,
включен в систему более конкретных семантических категорий, формирующих
"грамматику" образов-метаморфоз сознания (в широком смысле), "как бы
наблюдаемого со стороны… подлинного (физически реального) Я-субъекта"
[Одинцова, 2001, с. 77]. Каждая из них объединяет все многообразие
лексической и семантико-синтаксической репрезентации психики (метафоры,
сравнения, конструкции из слов с прямым и переносным значением) и
представляет особую точку зрения на внутреннего человека в целом или его
"части", отводя им определенное, прагматически значимое аргументное место в
структуре моделируемой ситуации:
а. Категория субъекта (агенса) внутреннего мира. Подобно реальному
субъекту состояния, компоненты внутреннего мира человека могут наделяться
признаками самостоятельно действующих субстанций и моделироваться в речи
как некие активные существа, изнутри управляющее человеком. [В литературе
известны и другие названия этой категории – "внутренний" человек[2] (М.В.
Пименова), обитатель "внутренней вселенной" (М.П. Одинцова)]. В роли
метафорического субъекта внутреннего мира, как правило, выступает
персонифицированный партитив (условный орган психики, чувство, черта
характера, alter ego человека и т. д.). Например: Покуда мозг страдал и
сомневался, синела и ослабевала ночь (Б. Ахмадулина); Животное и
человеческое ежеминутно сражаются в человеке, и слово… "любить" ничего не
значит, если первое побеждает второе. (В. Каверин. Наука расставания).
б. Категория вместилища, или - шире - локуса. В русской ЯКМ
вместилищем субъектов и объектов внутреннего мира мыслится как человек в
целом, так и отдельные его "части". Например: Он завсегдатай сердца моего.
(Б. Ахмадулина. Сны о Грузии); Сладкая струна вдохновения вибрировала в
желудке. (М. Веллер. Ноль часов). Категория вместилища помогает также
представить событие внутреннего мира и как направленное движение одного его
элемента внутрь другого (врезаться в память, вбить мысль себе в голову).
в. Категория объекта. Она позволяет интерпретировать явления
внутреннего мира в аспекте способности служить объектом действия,
воздействия, чувства, мысли реального субъекта состояния. "Предмет" психики
может быть объектом обожания: Все обожают Пушкина и свою любовь к Пушкину.
(С. Довлатов. Заповедник) и намеренного истребления: И в конце концов
после одного разговора, помолчав, прямо спросила, как Таля думает, может ли
Вадим Андреевич жить без нее? И сама ответила. Конечно, может, но
постепенно уничтожая в себе доброго, любящего человека. (В. Каверин. Наука
расставания). Кстати, реальный субъект состояния также может получить
роль инактивного участника ситуации, испытывающего воздействие со
стороны своих эмоций, мыслей и т.п. (На меня напал страх; Эта мысль не дает
мне покоя).
|
