Экономика - Учебники на русском языке - Скачать бесплатно
Автор неизвестен
К вопросу теории и практики экономики переходного периода
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ И МЕЖДУНАРОДНЫХ
ОТНОШЕНИЙ
К ВОПРОСУ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ ЭКОНОМИКИ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА
Материалы заседания Ученого совета ИМЭМО РАН 3-5 июня 1996г. под
председательством академика В,А. Мартынова
Издание подготовлено при финансовой поддержке Society for Global Social
and conomic Integration, United Kingdom.
Москва 1996 г.
СОДЕРЖАНИЕ
АКАДЕМИК В.А.МАРТЫНОВ
ВВЕДЕНИЕ
В.С. АВТОНОМОВ
ПРОБЛЕМЫ МЕТОДОЛОГИИ И СТРУКТУРЫ СОВРЕМЕННОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ
НАУКИ И ТЕОРИЯ ПЕРЕХОДНОЙ ЭКОНОМИКИ
АУКУЦИОНЕК
ПЕРЕХОД К РЫНКУ И МЕТОДОЛОГИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ
В.П. ГУТНИК
КОНЦЕПЦИЯ ХОЗЯЙСТВЕННОГО ПОРЯДКА: ОТЖИВШИЙ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП ИЛИ
ДЕЙСТВЕННЫЙ ИНСТРУМЕНТ ИЗУЧЕНИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ?
В.И.КУЗНЕЦОВ
ВОЗМОЖНОСТИ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО АНАЛИЗА
С.А.АФОНЦЕВ
К МЕТОДОЛОГИИ ЭКОНОМИКО-ПОЛИТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ПРОБЛЕМ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА
Я.А. ПЕВЗНЕР
АКТУАЛЬНОСТЬ ПОДГОТОВКИ В ИМЭМО РАН ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ПО
ПРОБЛЕМАМ СОВРЕМЕННОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
И.М. ОСАДЧАЯ
ОТ КОМАНДНО-АДМИНИСТРАТИВНОЙ СИСТЕМЫ В РЫНОЧНУЮ: ПРОБЛЕМЫ ТРАНСФОРМАЦИИ
ГОСУДАРСТВА И ЕГО ФИНАНСОВОЙ СИСТЕМЫ
Ю.Б. КОЧЕВРИН
СОБСТВЕННОСТЬ И КОНТРОЛЬ В АКЦИОНЕРНОМ СЕКТОРЕ ЭКОНОМИКИ РОССИИ
Ю.В. КУРЕНКОВ
ПРОМЫШЛЕННОСТЬ В МЕНЯЮЩИХСЯ УСЛОВИЯХ: ПРОМЫШЛЕННАЯ
ПОЛИТИКА И ПЕРЕСТРОЙКА ПРОМЫШЛЕННОСТИ
Л.С. ДЕМИДОВА
СТРУКТУРНЫЕ АСПЕКТЫ РЫНОЧНЫХ РЕФОРМ
К.Р. ГОНЧАР
РЕФОРМЫ В ОБОРОННОМ КОМПЛЕКСЕ
Н.И. ИВАНОВА
НАУКА И ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС В ПЕРЕХОДНОЙ ЭКОНОМИКЕ
69 КАПЕЛЮШНИКОВ Р.И., АУКУЦИОНЕК С.П.
ПРИДЕРЖИВАНИЕ РАБОЧЕЙ СИЛЫ: СВИДЕТЕЛЬСТВА "РОССИЙСКОГО
ЭКОНОМИЧЕСКОГО БАРОМЕТРА"
Н.П. ИВАНОВ
"ЭКОНОМИКА СОЛИДАРНОСТИ" В ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД
Ю.А. ВАСИЛЬЧУК
ИСТОРИЧЕСКИЙ СМЫСЛ И ОПРЕДЕЛЯЮЩАЯ ФУНКЦИЯ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА. К
МЕТОДОЛОГИИ ИССЛЕДОВАНИЯ ТРАНСФОРМАЦИЙ
А.В. БЕЛЯНИН
К МЕТОДОЛОГИИ ИССЛЕДОВАНИЯ ОСНОВАНИЙ МИКРОЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
А.Я. ЭЛЬЯНОВ
МИРОХОЗЯЙСТВЕННЫЙ АСПЕКТ СИСТЕМНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ
АКАДЕМИК В.А.МАРТЫНОВ
ВВЕДЕНИЕ
Столь широкая тема "К вопросу теории и практики переходного периода" была
вынесена на обсуждение Ученого Совета ИМЭМО по ряду соображений.
Во-первых, сложившаяся трудная социально-политическая и экономическая
обстановка в России требует существенного разворота государственной политики
на решение всего того комплекса социально-экономических проблем, с которыми
столкнулась и о которых споткнулась нынешняя Россия, Кратко говоря, главными
из них являются: 1) слишком высокая социальная цена, которую платит большая
часть населения за переход к новой жизни; 2) инвестиционный кризис и
усиливающаяся техническая отсталость российской экономики (отсутствие
серьезного продвижения в модернизации, повышении эффективности и
конкурентоспособности производимой в стране продукции); 3) однобокость
интеграции России в мировое хозяйство: она совершается в значительной мере
под мощным давлением конкуренции транснационального капитала, конкуренции,
которая всегда беспощадна к слабым и отставшим. В этой связи в стране вновь
острое значение приобрели вопросы стратегии государственной экономической
политики. Предвыборная борьба окрашивает обсуждение этих вопросов в яркие
популистские тона, но что больше всего поражает в этом крикливом хоре, так
это убогость теоретических посылок, с одной стороны, и преднамеренная
односторонность в обобщении происходящих в России процессов, с другой. Надо
подчеркнуть, что наукой в настоящее время накоплены обширные знания о
процессе трансформации российского общества и его экономики. Представляется,
что обсуждение на Ученом совете поставленной темы поможет рассмотреть
научные подходы и методы корректного с теоретической и практической точек
зрения реформирования старых и формирования новых социально-экономических
структур и институтов на переходном пути создания в России современной
смешанной экономики. Именно исследованиями этой экономики в ее западном
варианте многие ученые Института и занимались со дня его создания в 1956 г.
Во-вторых, новая Россия начала рыночную реформу в 1992 г. в условиях
хаоса и развала всего "социалистического" государственного хозяйства, когда
"шоковая терапия" путем либерализации цен и внешней торговли была тем
последним средством, которое восстановило товарообмен в стране, создало
свободный рынок потребительских товаров и позволило стране избежать голода.
Однако огромный рост цен, с одной стороны, и развернувшаяся конкуренция
импортных товаров, с другой, принесли в жизнь новые проблемы, к которым ни
население страны, ни предприятия не были готовы.
Либерализация цен и открытие внутреннего рынка со всей очевидностью
обнажили все пороки унаследованной экономики, ее милитаризованную структуру,
с одной стороны, глубокую техническую и технологическую отсталость, низкую
эффективность и низкую конкурентоспособность ее гражданских отраслей, с
другой. Кризис дефицита сменился быстро жестоким кризисом сбыта, который
принял характер обвально-разрушительной силы со всеми вытекающими тяжелыми
экономическими и социальными последствиями (снижением реальной заработной
платы, скрытой и открытой безработицей, сокращением социальных услуг,
сокращением государственного финансирования в жизнеобеспечивающих отраслях
экономики (здравоохранении, образовании, науке, культуре).
Многие западные экономические советники правительств как России, так и
других постсоциалистических государств Восточной и Центральной Европы
полагали, что быстрая либерализация экономики является наилучшим средством
ее лечения от всех болезней. Эти предположения основывались, однако, не на
реальном опыте, а на абстрактных моделях господствующей в американских
университетах неоклассической экономической теории. Расчеты на то, что при
снятии искусственных преград и введении свободы принятия решений на уровне
предприятий удастся создать условия для равновесного роста, что права
собственности возникнут сами собой в результате рыночных сделок сторон,
мягко говоря, не оправдались.
На заседании директорского семинара в конце 1995 г. были обсуждены
"Материалы к концепции институционально-правового обеспечения российской
экономики", разосланные Институтом. В их разработке принимали участие многие
члены Совета. В этих материалах подчеркивалось, что один из главных
недостатков экономической реформы в России связан со слабостью
институционального подхода. Проводимые в стране институциональные
преобразования часто не увязаны между собой, а иногда и просто противоречат
друг другу. Хотя принятие гражданского кодекса, закона об акционерных
компаниях и ряда других создает определенную легитимную базу для введения в
практику норм и правил, защищающих права собственников, положение в
институциональной структуре остается критическим. Механизм частного права не
действует, договорное право отсутствует, решения арбитражных судов не
выполняются, реальная практика совершения сделок (в условиях неплатежей)
побуждает предприятия в поисках защиты своих интересов обращаться к
криминальным "крышам". В этой связи одной из основных проблем экономического
развития России, как известно, стали огромные трансакционные издержки,
связанные с подготовкой и осуществлением хозяйственных сделок в условиях
неразвитости рыночных отношений, основанных на механизме частного права.
Мировая экономическая наука выработала методы, позволяющие дать оценку
существующим экономическим институтам и разработать пути их
совершенствования. Можно использовать получающие все большее признание новые
институциональные теории, а также разработанную немецкими
экономистами-ордолибералами теорию хозяйственного порядка, ставшую одной из
основ социального рыночного хозяйства Германии.
С точки зрения долгосрочных задач экономической трансформации России,
которые ей еще предстоит решать, прошедшие годы, разумеется, слишком
короткий срок для того, чтобы выносить окончательные суждения или тем более
приговор тому, что произошло и происходит в России. В мире не было и нет
никакой идеальной модели преобразований, которой можно было бы слепо
следовать. Каждая страна сама разрабатывает собственную стратегию с учетом
специфики своей экономики, права, политики, морали и психологии народа,
своего положения в мировом хозяйстве. Однако понятно, что лучше при этом
опираться не только на свой, но и чужой опыт, использовать хорошую теорию, а
не плохую. Вряд ли стоит в конце XX в. повторять расхожее изречение XIX века
о том, что лучше иметь плохую теорию, чем никакой.
Общий тон дискуссии на Ученом совете ИМЭМО был задан докладом д.э.н.
В.С.Автономова "Проблемы методологии и структуры современной экономической
науки и теория переходной экономики". Сопоставление двух главных потоков -
фундаментальной неоклассики с ее разветвленным математическим аппаратом,
позволяющим достичь предельной строгости и непротиворечивости умозрительного
дедуктивного анализа, с одной стороны, и отпочковавшихся от этого ядра
неоинституциональных течений в сочетании с традиционными институционализмом
и неокейнсианством, не претендующими на абсолютную точность, но более
реалистичными, с другой стороны, позволило докладчику четко разграничить их
функциональные потенции в переходной экономике. Теоретическая трактовка
проблем переходной экономики, по мнению докладчика возможна. Но рассматривая
и обсуждая различные объяснения и рекомендации, необходимо учитывать
методологические принципы каждого из подходов и смотреть, насколько они
применимы к российским институциональным реалиям (включая особенности этноса
и менталитета).
Несколько иных позиций по вопросу о возможностях использования
экономических теорий рыночного хозяйства к проблемам переходной экономики
придерживается С.П.Аукуционек. В своем выступлении, он полагает, нельзя
обойтись при анализе этих проблем известными подходами и моделями. Переход к
рынку как долговременный процесс обнаруживает новые законы и явления.
Переходный экономический кризис, охвативший все постсоциалистические страны
Европы, не объясняется в рамках тех фундаментальных принципов, на которых
покоятся западные теории циклов и кризисов.
С.П.Аукуционек, а также Ю.Б.Кочеврин в своих выступлениях обратили также
внимание на то, что метод господствующей неоклассики в трактовке эволюции
экономических систем в принципе не приспособлен для исследования переходных
экономик. Сосредоточивая внимание на скачке от одного типа равновесия
(плановый социализм) к другому (конкурентный рынок), абстрактная неоклассика
не может предложить методов содержательного анализа траектории движения
между отправной и конечной точками. А именно на этой траектории находятся
переходные экономики.
В ряде выступлений (В.П.Гутник, Н.П.Иванов) были поставлены под сомнение
претензии абстрактной неоклассики на ведущее место в мировой экономической
науке. Экономическая практика, в частности экономическая политика
правительств после окончания второй мировой войны, свидетельствует о том,
что в большинстве случаев реальные действия по поддержке и регулированию
экономической деятельности базировались на существенно более широких
основаниях, чем теория оптимального равновесия. Наиболее блестящий пример
успеха дает Германия, родина и основной полигон социально-рыночного
хозяйства. В этой же связи Н.П.Иванов привлек внимание к модели экономики
солидарности Франсуа Перру.
Выступающие на Ученом совете также обсуждали методологические свойства
модели общественного (или политического) выбору нобелевского лауреата
Дж.Бюкенена. Стоящая на несколько меньшем удалении от ядра основного
направления неоклассики, она, тем не менее,
опирается она широкую фактическую базу реальной политической практики и
поэтому позволяет использовать полученные выводы и применяемые методы
анализа к текущей российской практике. В частности, проблемы лоббизма,
неплатежей, политической неопределенности" соотношения эффективности и
справедливости получили в текстах С.А,Афонцева, И.М,Осадчей,
Р.И.Калелюшникова дополнительное освящение и оригинальные оценки.
Один из основных выводов, вытекающий из дискуссии по проблемам
экономической теории рыночного хозяйства, для практики был достаточно
тривиален для всех тех, кто много лет изучал методы государственного
регулирования, используемые в странах Запада: для решения конкретных задач в
экономической политике одновременно используются научные рекомендации разных
экономических школ. В своем выступлении И.М.Осадчая, а частности,
подчеркнула: "Важнейшая роль в исследовании экономических функций
государства принадлежит такому направлению, как Теория государственных
финансов (Public есоnomics), представляющему собой удивительный синтез всех
тех основных подходов в экономической теории, о которых говорилось в докладе
В.С.Автономова, - неоклассического, кейнсианского, нового институционализма,
а также чисто эмпирического анализа.
Развернувшаяся дискуссия по второй части темы - по вопросам практики
переходного периода - проходила как бы исходя из общего принципа:
экономическая мысль - плод прежде всего экспериментальных исследований, а
анализ фактов в переходной экономике важнее теории. Исследования И.М.Осадчей
(бюджетная политика), Ю.В.Кочеврина (контроль и управление акционерных
обществ), Л.С.Демидовой (структурные сдвиги в хозяйстве), Ю.В.Куренкова
(промышленная политика), К.Р.Гончар (реформы в оборонном комплексе),
Н.И.Иванова (наука и технический прогресс в переходной экономике),
Ю.А.Васильчука (исторический смысл и определяющая функция переходного
периода. К методологии исследования трансформаций), Р.И.Капелюшникова и
С.П.Аукуционека (занятость) послужили для авторов основанием к тому, чтобы
выдвинуть и аргументированно отстаивать тезисы, которые далеко не всегда
совпадают с теоретическими посылками, а иногда находятся с ними в прямом
противоречии. В наличии такого рода выводов, поставляемых "экспериментальной
экономикой", как полагает самый молодой участник дискуссии А.В.Белянин,
заложена потенциальная возможность к дальнейшему развитию экономической
науки, включая ее неоклассическое ядро. Экономический анализ, содержащийся в
этих исследованиях, дает точные основания их авторам высказать как острые
критические замечания в адрес проводимой в России государственной
экономической политики, так и выдвинуть свои рекомендации по ее коррекции.
Именно в этой связи особое место в работе Ученого совета заняла проблема
взаимодействия государства и рынка. Развитие России на данном этапе
переходного периода во многом будет зависеть от стратегии государственной
политики, которая, по мнению выступающих (включая и автора введения), должна
быть основана на модели развития смешанной экономики в России. В ней в
условиях России обосновывается возможность следования (но не копирования)
модели смешанной экономики передовых стран Запада, в которой, по сути,
сплелись воедино динамизм рыночного хозяйства, государственное
регулирование, ставшее составной частью рыночного механизма, и социальная
ориентация, носителем которой выступало государство и другие институты
гражданского общества.
Общее мнение состоит в том, что если и можно теоретически согласиться с
тезисом о нейтральности государства в стабильной развитой рыночной
экономике, то на этапах трансформации, становления рыночных форм
регулирования государство обязано играть активную роль. Эта роль состоит в
создании рыночной институциональной инфраструктуры, в рамках которой только
и возможна эффективная работа частных субъектов экономики, в заполнении
"провалов" рынка, в подавлении или нейтрализации монопольной силы. Некоторые
выступающие (Ю.В.Куренков, Н.И.Иванова) считают, что глубокая структурная
модификация производства, сопровождаемая интенсификацией инвестиционного
процесса, также не может быть успешной без косвенного, а в ряде случаев
(естественные монополии) и прямого участия политических и административных
властей. То же самое верно и для этапов научно-технической революции
(Ю.А.Васильчук).
Несколько особняком стоит сравнительное эссе А.Я.Эльянова, посвященное
опыту включения хозяйств развивающихся стран в мировое хозяйство. Российский
спор между сторонниками экспортно-ориентированной модели развития и их
противниками, придерживающимися идей импортно-замещаемой модели, получает
новое измерение а свете успеха новых индустриальных стран, побед и поражений
Индии, стран Латинской Америки.
Участники дискуссии уделили немало внимания проблеме междисциплинарного
взаимодействия при анализе сугубо экономических вопросов. Системный характер
процесса трансформации (переходности), та смена механизмов и типов общего
равновесия, которая происходит в экономике, вызывают к жизни правовую
экономику, как особую дисциплину научных знаний, повышают значение трудовой
этики, общей культуры населения, нравственных устоев общества.
В.С. АВТОНОМОВ
ПРОБЛЕМЫ МЕТОДОЛОГИИ И СТРУКТУРЫ СОВРЕМЕННОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ И ТЕОРИЯ
ПЕРЕХОДНОЙ ЭКОНОМИКИ
В числе различных исследовательских подходов, существующих в современной
экономической науке, можно с помощью группировки выделить два основных
"потока": основное течение (mainstream) 1/и альтернативы. Главное различие
между этими состоит в различной степени абстракции при анализе экономических
процессов. В основном течении приняты сильные упрощающие предпосылки
относительно человека (экономическая рациональность или максимизация целевой
функции при данных ограничениях) и окружающей его среды (модель совершенной
конкуренции). Эти предпосылки позволяют экономистам работать с оптимальными
(равновесными) состояниями и формализовать экономическую теорию в степени,
недоступной другим общественным наукам. Неоклассическая теория как бы дает
экономистам всех направлений общий язык: даже сторонники альтернатив
опровергают не саму неоклассическую теорию, ибо опровергнуть набор выводов,
логически дедуцированных из априорных предпосылок невозможно, а возможность
ее применения в различных конкретных ситуациях. В этом смысле, ничего
похожего на мэйнстрим в других общественных науках нет - область консенсуса
там значительно уже. Однако повышенная абстрактность основного течения
порождает и свои проблемы. Во всех науках есть проблема соотношения теории и
фактов, но только в экономической теории она принимает форму противоречия
(или выбора) между "реалистичностью" и "точностью" (truth versui precision).
Для естественных наук за очень редкими и временными исключениями
реалистичность и точность совпадают. Общественные науки вовсе не претендуют
на точность. Промежуточный статус экономической теории порождает серьезную
методологическую проблему. Многие великие экономисты и знатоки экономической
теории (Леонтьев, Алле, Эрроу, Блауг, Хан и др.) признают значение этой
проблемы и связывают перспективы экономической науки с ее разрешением.
Правда, следует отметить, что степень абстрактности основного течения
тоже неоднородна. На уровне глубокой абстракции сформулированы наиболее
общие закономерности экономической неоклассической теории (например, теория
общего равновесия). Крупнейшими представителями этого формалистического
направления среди современных экономистов можно считать Ж.Дебре и Р.Лукаса.
Однако помимо этого формального направления в рамках основного течения
существует и "эмпирическое", нацеленное не на дедукцию из абстрактных
аксиом, а на объяснение и предсказание фактов и эмпирическую проверку
полученных выводов 2/. Главные гипотезы основного течения (такие как
максимизация прибыли или полезности) сохраняются, но другие абстрактные
предпосылки, касающиеся среды, в которой оперируют экономические агенты,
ослабляются; главной чертой данного подхода является именно принципиальная
нацеленность на факты. Виднейшими представителями этого крыла мейнстрима
можно считать М. Фридмена, Ф.Модильяни, Дж.Тобина. К нему относятся (что
важно для проблем переходной экономики) и экономисты МВФ. Между двумя
направлениями мейнстрима нет четкого "разделения труда". Конечно, теория
общего равновесия, большая часть теории благосостояния полностью относится к
ведению формалистов. Но применительно к большинству других областей анализа
такой ясной картины нет. То, что экономисты формального направления не
ориентированы на факты, не означает, что они не снисходят до более
практических и злободневных вопросов. Конечно, для анализа большинства
интересных экономических проблем требуется более конкретный уровень анализа,
более "реалистические" предпосылки, чем при "чистом" формальном анализе,
например, неполная информация, несовершенная конкуренция и т.д. Но для
экономиста формального направления меняется лишь набор исходных ограничений,
а оптимизационно-равновесный инструментарий остается в неприкосновенности
3/.
Но и для "эмпирического" крыла мэйнстрима характерна дилемма точности и
реалистичности. Анализ не поднимается до того уровня конкретности (или
поверхностности), когда наряду с экономической рациональностью поведение
экономического агента начинают определять традиции, правовые и моральные
нормы, политические и другие факторы.
Глубокий уровень абстракции неоклассической теории сказывается и в
трактовке времени. Оптимальная или равновесная ситуация - это моментное
состояние системы. Поэтому любые изменения, динамика в неоклассической
теории обычно описываются с помощью последовательности "остановившихся
мгновений" (сравнительная статика). Время в неоклассической теории носит
дискретный характер, и все, что происходит между равновесными моментами,
остается вне поля ее зрения. Даже формальная теория экономического роста,
ставшая частью мэйнстрима, содержит в первую очередь описание условий
равновесного роста, при котором соотношение экономических параметров не
меняется. Поэтому неоклассическая теория слабо приспособлена к описанию
изменений в реальном времени, таких, в частности, как трансформация
экономических систем, когда важную роль играет не только будущее конечное
состояние системы, но и тот путь, которым она к нему придет.
Интересно, что с течением времени уровень формализации в основном течении
возрастает. Это происходит как благодаря накоплению новых инструментов в уже
освоенных неоклассикой областях, так и путем распространения
формалистической методологии на новые области экономической теории (наиболее
показательна здесь "новая макроэкономика" Р.Лукаса и др., в значительной
мере вытеснившая из "мейнстрима" кейнсианство) и соседние общественные науки
(экономический империализм) 4/. Формальная теория - это техника в поисках
приложения. 5/ Одной из основных причин этой тенденции является больший
престиж формальных исследований по сравнению с эмпирическими. 6/ В
результате критерии оценки научной работы, свойственные формальным моделям
(в первую очередь использование сложного математического инструментария)
переносятся на все экономические исследования. Кроме того, практические
выводы, полученные из глубоко абстрактных моделей, начинают впрямую
прикладывать к экономической политике (так называемый "рикардианский грех").
Самые конкретные, поверхностные уровни анализа остаются сферой обитания
альтернативных основному течению подходов: институционального,
поведенческого, эволюционного, в меньшей степени посткейнсианского и
неоавстрийского. В частности, процесс экономических изменений в реальном
времени с самого начала стоял в центре внимания австрийской школы и
отпочковавшейся от нее Шумпетеровской теории экономического развития.
Особое, в известном смысле промежуточное, положение в структуре
современной экономической теории занимает так называемый "новый
институционализм" - семейство теорий (прав собственности, экономики и права,
трансакционных издержек, политического выбора (public choice)7/, и других),
изучающих институциональную структуру общества с помощью методов
неоклассической экономической теории8/. В отличие от ортодоксальной
неоклассики, также осваивающей нетрадиционные для себя области (Г.Беккер и
его последователи), новые институционалисты несколько меняют предпосылки
анализа, касающиеся самих экономических субъектов (предполагается
оппортунистическое поведение и ограниченная рациональность) и среды, в
которой они действуют (неполнота информации проявляется в наличии
трансакционных издержек и недостаточной определенности прав собственности).
Вокруг общей характеристики нового институционализма и перспектив его
развития высказываются полярно противоположные точки зрения. Так, Р.Познер
считает, что все ценное в нем - от неоклассической теории, которую
неоинституционалисты просто облекают в придуманные ими термины (сами лидеры
данного направления против этого бурно протестуют) 9/. Э.Фуруботн, напротив,
отмечает, что предпосылки ограниченной информации и ненулевых трансакционных
издержек следует последовательно распространить на все компоненты
неоинституциональных моделей. В этом случае любая попытка принять
экономически рациональное (максимизационное решение) будет связана с
"издержками оптимизации", что не позволит прямо применять к нему
неоклассическую логику. Фуруботн видит будущее нового институционализма в
"освобождении" от неоклассических элементов 10/. (Это, по сути дела,
означает возвращение к методологии старого институционализма). Статус нового
институционализма в структуре современной экономической теории также еще не
определился. С одной стороны, новые институционалисты уже имеют на своем
счету три Нобелевские премии: Р. Коуз, Дж. Бьюкенен и Д. Норт. С другой, их
основные идеи еще только начинают пробиваться а универ
ситетские учебники 11/. Так что новый институционализм в настоящее время
"балансирует на грани" между мейнстримом и альтернативными течениями.
Большой интерес представляет собой идеологическая направленность нового
институционализма. В отличие от старого, который был намного левее
мейнстрима, новый институционализм оказывается на правом фланге. Основные
сторонники социализма среди экономистов начиная с Бароне, Ланге и Лернера (а
может быть, даже и Вальраса) рекрутируются из числа представителей теории
общего равновесия и тесно связанной с ней теории благосостояния. Видимо, не
случайно и сейчас среди сторонников построения идеального общества
(гуманного коллективизма и пр.) особенно активны экономисты-математики.
Сравнивая систему рыночной экономики с идеальной моделью совершенной
конкуренции, экономисты-неоклассики составили список провалов или изъянов
рынка, которые призвано устранить просвещенное государственное
регулирование. С другой стороны, новые институционалисты, ищущие raisons
d'etre существующих общественных институтов, сравнивают их не с недостижимым
идеалом, а с реальными институциональными альтернативами, в которых также
есть масса изъянов (например провалы регулирования). 12/ С высот абстрактной
теории, действительно, можно не разглядеть таких помех на пути к земному
раю, как, например, наличие собственного интереса, не обязательно
совпадающего с общественным, у вождей и бюрократического аппарата (из
которого исходит неоинституционалистская теория политического выбора -
public choice). Таким образом, новые институционалисты оказываются в одном
идеологическом лагере с либертарианцами неоавстрийской школы.
Выбор уровня абстракции при решении данной теоретической задачи, в
принципе, должен быть функцией от объекта исследования и характера
поставленной задачи. Нельзя сказать, что более абстрактный анализ всегда
хуже или лучше более конкретного (или, что то же самое, "точность" всегда
хуже или лучше "реалистичности"). Там, где ситуация приближается к рынку
совершенной конкуренции (однородный товар, большое количество равных по силе
участников, полная и легко доступная информация, неизменные правила игры, в
частности отсутствие непосредственного государственного вмешательства),
например, на финансовых рынках, преимущества неоклассического подхода весьма
ощутимы. По мере же нарастающего отклонения от идеальной модели, становятся
весомыми достоинства альтернативных подходов. Однако все вышесказанное
относится к "абсолютному наблюдателю", беспристрастно оценивающему, какой
исследовательский подход следует применить к данной области экономики. С
нашей точки зрения, необходимо дополнительно включить в рассмотрение
факторы, относящиеся к жизни самого профессионального сообщества
ученых-экономистов. Прежде всего, на практике экономист редко имеет
возможность выбирать между различными парадигмами: он применяет ту, которой
его обучили. И здесь кроется одна из главных дополнительных причин
лидирующего положения неоклассической теории: ей гораздо легче обучать.
Впрочем, на дополнительных причинах большой популярности неоклассики
среди экономистов стоит остановиться подробно.
Во-первых, здесь следует упомянуть ее универсальность. Достаточно описать
ограничения, в которых действует экономический субъект и любую ситуацию
можно представить как максимизацию его целевой функции при данных
ограничениях. (Убедительные примеры можно найти в работах Г.Беккера).
Переходя от одной проблемы к другой, экономисту-неоклассику нет нужды менять
язык и инструментарий своей теории, в то время как институционалист, к
примеру, вынужден всякий раз начинать все сначала.
Во-вторых, неоклассические модели позволяют варьировать степень сложности
или детализации обсуждаемых проблем. Трудности можно без труда нарастить или
убрать. Это чрезвычайно важно с педагогической точки зрения, так как
позволяет изучать проблему на дозированном уровне сложности (начальном,
промежуточном или продвинутом ). В то же время объяснить какую-либо
неоинституциональную модель, к примеру "контракт, сопряженный с личными
отношениями" (relational contract) Уильямсона, можно только на достаточно
сложном уровне.
В-третьих, неоклассическому формальному анализу может благоприятствовать
сама структура "рынка экономистов. (См. исследования швейцарского экономиста
Б. Фрая) 13/. В Северной Америке, лидирующей в настоящее время в основном
направлении экономической теории, продавцы услуг на этом рынке - экономисты
и их покупатели - университеты - ведут практически свободную конкуренцию.
Мобильность специалистов в Америке очень велика, длительные контракты
являются скорее исключением, чем правилом, государственное регулирование
отсутствует, информация о новых вакансиях фактически общедоступна. На таком
конкурентном рынке нужен простой общий критерий качества
преподавателей-экономистов, которым является количество публикаций в научных
журналах. Отсюда закономерно смещение центра тяжести к статьям, требующим
минимальной стадии "до письменного стола": сбора и обработки фактического
материала, изучения конкретных институтов и пр. Типичным образцом
"нормальной науки" является усовершенствование известных в литературе
формальных моделей: доказательство их при несколько иных предпосылках,
модификация ограничений и т.д. Отсюда мощный поток статей, отличающихся
точностью, а не реалистичностью. Кроме того, наличие в работе
математического аппарата определенного уровня облегчает оценку
профессионализма автора при рецензировании и т.д. (для менее формализованных
наук эту же роль, выполняют сноски на известных авторитетов). Американские
университетские экономисты сравнительно редко занимаются практической
деятельностью: консультированием государственных орта-нови частных компаний
(за исключением очень престижного участия в Совете экономических
консультантов президента): между факультетами экономики и "бизнеса" стоит
китайская стена, с обеих сторон которой легко почувствовать взаимное
раздражение (теоретики бывают более знамениты, а практики больше
зарабатывают).
Интересно, что Фрай выделяет и вторую модель рынка экономистов - регулир
уемую, характеризующуюся длительными, часто пожизненными контрактами,
государственным финансированием и сильным государственным регулированием (к
примеру, в Германии почти все заявки на преподавателей экономики в
университетах и предложения соискателей проходят через единое
государственное ведомство, расположенное в Дортмунде). Не находясь под
постоянным давлением конкуренции, экономисты могут заниматься здесь более
долгосрочными исследованиями, в первую очередь представляющими интерес для
главных заказчиков - государственных органов. Отсюда - сравнительно более
конкретный уровень анализа, склонность европейских экономистов ко всякого
рода институциональным исследованиям, большая престижность занятия всяческих
государственных постов для экономистов-теоретиков (среди множества примеров
достаточно назвать Л.Эрхарда и А.Папандреу). Правда, сам Фрай полагает, что
с дальнейшей интеграцией в рамках Европейского союза в Западной Европе
сложится примерно такой же конкурентный рынок экономистов, как в США и
Канаде. Однако вряд ли эту действительно наметившуюся тенденцию стоит
преувеличивать. Профессора экономики - не футболисты, которым недавно
разрешили играть за любую команду стран ЕС. Не следует исключать даже
возможный рост культурного национализма и регионализма в ответов дальнейшую
экономическую и политическую интеграцию (вспомним хотя бы ограничения на
использование англицизмов во франкоязычных текстах во Франции). Хотя есть и
важный фактор, подкрепляющий отмеченную Фраем тенденцию: соискатель,
претендующий на признание мировым сообществом академических экономистов,
должен публиковать свои работы на английском языке и желательно в
авторитетных (американских и английских) журналах. В этом отношении
показательна судьба немецкого "Zeitschrift fur die gesamte
Staatswissenschaft", превратившегося в англоязычный по преимуществу "Journal
for institutional and Theoretical conomics". Правда, общая направленность
журнала не стала чисто неоклассической -
это орган нового институционализма,
Что касается нашей страны, то здесь мобильность преподавателей экономики
и конкуренция между ними крайне незначительны. Однако, с другой стороны,
государство дает университетам так мало, что вряд ли его можно
рассматриваться в качестве серьезного заказчика. В наших условиях более
влиятельными могут быть другие факторы, в первую очередь боязнь формул со
стороны громадного большинства отечественных преподавателей экономических
дисциплин. Здесь - важный шанс для институциональных и прочих более
"конкретных" направлений исследования. (Еще раз напомню, что сейчас речь
идет не о содержательных соображениях, а о чисто внешних, привходящих
факторах выбора между различными исследовательскими парадигмами).
Однако в этих условиях наиболее вероятно временное усвоение
институционализма на крайне поверхностном, декоративном уровне и
использование его в качестве методологического прикрытия от неоклассики. На
самом деле легкость институционализма (и старого, и тем более нового)
обманчива: проведение серьезного институционального исследования может быть
на порядок труднее построения неоклассической модели, поскольку требует
детального знакомства со многими реалиями экономики, права, политики, морали
и психологии народа. Эмпирический материал в этой области, вероятно, не
более доступен, чем надежная статистика для эко-нометрических исследований.
Я думаю, что когда на сцену выйдет новое поколение российских экономистов,
не испытывающих комплекса неполноценности перед математикой, оно быстро
осознает преимущества, которые создает для нормальной (в Куновском смысле)
науки формальная неоклассическая теория.
Переход от централизованной к рыночной экономике в странах Восточной
Европы и республиках бывшего СССР является важнейшим экономическим событием
для второй половины XX века 14 / в той же мере, как Великая депрессия 1930-х
годов была им для первой половины века. Поэтому, несмотря на невысокий
престиж среди экономистов проблем компаративистики и развития, представители
различных исследовательских подходов не остались в стороне от проблем
переходной экономики. Литература по этим проблемам, принадлежащая авторам из
самих переходных стран и "посторонним наблюдателям", представляет собой
необозримый поток, коСТР 10
торый очень трудно подчинить какой-либо разумной классификации. В рамках
темы данной статьи мы попытаемся выделить специфику трактовки переходной
экономики различными исследовательскими подходами, хотя, с точки зрения
злободневных практических и политических проблем, этот ракурс может быть не
самым интересным.
Говоря о теориях экономической трансформации, необходимо иметь в виду,
что здесь возможны позитивный и нормативный подходы. Последний, видимо, даже
преобладает, поскольку спрос на практические рекомендации в данной области
больше, чем на объективное описание происходящих процессов. В принципе,
нормативная экономическая теория (или нормативные выводы из позитивной
теории) обычно бывает конкретнее позитивной, поскольку требует учета
возможной реакции реальных экономических субъектов на меры государственной
политики и, что желательно, политических факторов, благоприятствующих или
препятствующих ее реализации.
Существует консенсус относительно основных задач переходного периода. Это
макроэкономическая стабилизация, решающая проблему избыточной денежной
массы, возникшей в результате последних судорог социалистической экономики,
либерализация цен, торговли и производства, реструктуризация (приведение
структуры производства в соответствие с реальными общественными
потребностями), приватизация (одним из главных аргументов в ее пользу
считается то, что приватизированные предприятия менее склонны стремиться к
"извлечению ренты", чем государственные) и институциональная реформа,
призванная обеспечить оформление прав собственности, свободу контрактов и
ответственность участников рынка. Однако между различными исследовательскими
подходами в экономической теории имеются различия в вопросе о сравнительной
важности отдельных задач, порядке и скорости их решения.
Для формальной неоклассической теории, основанной на модели общего
равновесия, переход от централизованной к рыночной системе - это переход от
одного равновесного состояния к другому, превосходящему первое по критерию
Парето-оптимальности. Процесс движения от одного равновесия к другому сам по
себе не является объектом анализа, и конечное состояние не зависит от того,
каким путем оно было достигнуто (path independence). Поэтому вопрос о
порядке осуществления различных стадий реформы здесь нельзя поставить.
Проблемы приватизации и институциональной реформы также не возникают,
поскольку предполагается отсутствие трансакционных издержек, а в этом
случае, согласно теореме Коуза, оптимальное распределение прав собственности
возникнет само собой в результате "торга" сторон. Главным шагом
экономической реформы считается либерализация цен, которая выполняет
двойственную задачу. Во-первых, она убирает "денежный навес", который
образуется в экономике дефицита и неравновесных цен. Это важный шаг на пути
макроэкономической стабилизации. Во-вторых, создается возможность установить
относительные цены, которые отражают реальную степень редкости благ в
экономике и поэтому задают производителям и потребителям правильные
ориентиры. Это приведет в итоге к микроэкономической реструктуризации и
установлению структуры производства, соответствующей потребностям членов
общества. Итак, с данной точки зрения, достаточно убрать искусственные
преграды, сдерживающие экономическую свободу, и переходный процесс пойдет
сам собой. Конечно, в ходе реструктуризации неизбежны пострадавшие: это и
влиятельные группы "извлекателей ренты", и работники, занятые производством
не пользующейся спросом продукции. Но сопротивление первых надо подавить
силой государства (не надо думать, что неоклассики выступают за слабую
государственную власть), а мучения вторых надо насколько возможно уменьшить.
Половинчатые и медленные реформы повышают издержки переходного процесса. К
тому же предполагается, что политическое сопротивление рыночным реформам
также легче слом
ить при скоротечном ходе трансформации. Одним словом, перед нами полное
теоретическое обоснование "шокового сценария". Его авторы верят в
"построение капитализма" ударными методами (даже английское название
шокового сценария называется big bang, что можно перевести, как "большой
удар"). Против формального неоклассического подхода к проблеме трансформации
можно было бы выдвинуть столь же формальное и абстрактное возражение,
основанное на теореме о second best Липси и Ланкастера. Согласно этой
теореме, если хотя бы на одном рынке оптимальное равновесное состояние не
достигнуто (например, из-за несовершенной конкуренции или данный рынок
просто не существует, что в высшей степени вероятно для переходной
экономики), то продвижение к оптимуму на всех других рынках вовсе не
обязательно будет оптимальным, по Парето, для всей экономики. Однако больший
интерес представляют более конкретные аргументы против политики "большого
удара".
Прямыми оппонентами неоклассиков оказываются здесь экономисты,
придерживающиеся посткейнсианских взглядов 15/. Отказываясь от модели общего
равновесия, они подчеркивают, что экономические процессы протекают в
реальном времени и от их хода сильно зависит конечный результат
(path-dependence). Посткейнсианцы подчеркивают активную самостоятельную роль
денег и процента как передаточного звена от денежных переменных к реальным.
Величина процента определяется не предельной производительностью реального
капитала, как предполагает "чистая" неоклассическая теория, - это, в первую
очередь, денежный феномен. Рыночные процентные ставки отражают не
прибыльность реальных инвестиций, а моральный риск и способ отбора кредитных
проектов. Поэтому инвестиции в денежные активы не только не тождественны
реальным инвестициям, но и могут вытеснять их. Кроме того, реально
существующая в экономике неопределенность, асимметрично распределенная
информация искажают структуру относительных цен. В особой степени все это
относится к финансовым рынкам, выполняющим в экономике важнейшую функцию
переброски капитала в более эффективные отрасли. в частности, банки склонны
давать в долг старым клиентам, они не обладают эффективными средствами
оценки и отбора инвестиционных проектов 16/. Поэтому рекомендуется активное
вмешательство государства в финансовую сферу и жесткое регулирование
деятельности финансовых посредников.
Таким образом, посткейнсианцы концентрируют свое внимание на тех же
задачах переходного периода, что и сторонники "большого удара" (стабилизации
и либерализации), но подходят к ним иначе, на более конкретном уровне, что
приводит их к выводу о наличии внутренних противоречий и нецелесообразности
спешки в решении этих задач. Именно здесь проходит фронт знаменитой борьбы
между сторонниками "шока" и "градуалистами".
Очевидным кандидатом для освещения проблем переходной экономики
представляется так называемая эволюционная экономическая теория, ведущая
свое происхождение от теории экономического развития Шумпетера и в настоящий
момент наиболее известная в интерпретации Р.Нельсона и С.Уинтера 17 /. Если
неоклассическая теория и новый институционализм исследуют экономический
процесс в заданных институциональных рамках, то эволюционисты пытаются
поставить вопрос о возникновении институтов и их изменении. Для эволюционной
теории характерен динамический микроподход, особое значение имеют
сложившиеся правила и способы поведения на уровне фирм (Веблен называл их
институтами, а Нельсон и Уинтер -"рутинами"). Эти рутины представляют собой
специфические активы фирм и их пересмотр означает потерю части капитала.
Поэтому от старой рутины отказываются только тогда, когда новое правило
позволит не только получить выгоду, но и возместить потери. По этой причине,
например, в период сравнительно высоких темпов инфляции 1970-80-х годов
некоторые фирмы в США отказывались делать поправку на инфляцию в своих
инвестиционных планах: выигрыш в точности планов не компенсировал проигрыша,
связанного с изменением способов расчета, переучиванием персонала и пр. 18/
Отбор рутин представляет собой длительный процесс, в котором сочетаются
"обучение на опыте" (learning by doing) и естественный отбор - отбраковка
тех, кто не смог обучиться на опыте.
Применительно к политике макроэкономической стабилизации стойкость рутин
проявилась в том, что привыкшие к мягким бюджетным ограничениям предприятия
вели себя "инерционно" (полагались на помощь государства, не воспринимали
всерьез задолженности друг другу и государству). В результате вместо
реструктуризации производства и предложения политика макроэкономической
стабилизации и либерализации цен привела к кризису неплатежей, то есть
вместо стабилизации возникла дестабилизация.
Применительно к приватизации эволюционисты (наиболее активно среди них
занимается переходной экономикой П. Мюррел 19 /, сходные взгляды высказывает
Я. Корнаи ) считают, что "старую собаку не обучишь новым фокусам": раздача и
приватизация старых государственных предприятий не заставит их быстро
"сменить рутины". Поэтому средства, расходуемые на приватизацию,
целесообразно отдать на поддержку новых частных предприятий, не отягощенных
старыми рутинами. К этой же группе теорий примыкает трактовка переходного
предприятия как особого типа фирмы (не социалистической и не
капиталистической), целевой функцией которой является выживание в условиях
значительной неопределенности, в частности, неопределенных перспектив
выживания поставщиков и клиентов фирмы 20/.
Большим потенциалом для объяснения переходной экономики обладают
различные неоинституционалистские теории. Прежде всего переход от
централизованной экономики с господством полуничейной "общенародной"
собственности (назвать ее государственной в строгом смысле нельзя) к
рыночному хозяйству требуется четко определить права, что, как показывает
опыт, не достигается автоматически в ходе массовой формальной приватизации
российского типа. Права собственности, скажем, акционеров наших
многочисленных АО фактически не предусматривают даже получения части
остаточного дохода и возможности созывать собрание акционеров, если этого не
захочет администрация. Директора промышленных предприятий, с выгодой
используя размытость прав собственности, противодействуют их жесткому
правовому закреплению. Здесь, безусловно, многое могут сказать специалисты в
области теории прав собственности. Есть где применить и трансакционный
подход О.Уильямсона и его последователей. Переходная экономика, безусловно,
являет собой классический пример существования больших трансакционных
издержек. Отсутствует или труднодоступна информация. Невозможно обеспечить
выполнение контракта легальным путем (нет надежного механизма исполнения
судебных решений), а нелегальный путь (через рэкетирскую "крышу") связан с
огромными и не только денежными издержками. Оппортунистическое поведение, то
есть обман контрагента на основе асимметрично распределенной информации,
является не исключением, а правилом. Одним словом, наша экономика изобилует
трансакционными издержками и если бы не рентного типа сверхприбыли,
связанные с покровительством государственных чиновников, возможностями
арбитражных сделок и т.д., рыночные сделки в России стали бы непозволительно
дорогими. Не случайно для нашей страны характерно создание относительно
замкнутых финансовых империй со своими банками, страховыми компаниями,
предприятиями, добывающими на экспорт сырье, телеканалами, газетами и т.д.
Эти империи явно работают по "заветам Коуза", экономя на трансакционных
издержках путем интеграции. (Напротив, создаваемые сверху ФПГ, в которых
должны объединяться предприятия, принадлежащие разным хозяевам, на нашей
земле приживаются плохо). Отношения между российскими предприятиями, а также
между директорами и их работниками хорошо описываются уильямсоновской
теорией "контракта, сопряженного с личными отношениями партнеров"
(relational contract). В рамках этих отношений взаимные неплатежи и
задолженности - совершенно естественны. Множество интересных проблем в
российской экономике может осветить исследование того, кто и как
контролирует российские фирмы (governance structures), кто является принц
ипалами и агентами и как они решают возникающие между ними проблемы.
Наконец, весьма злободневными в нашем обществе являются проблемы
конституционного и политического выбора (public choice), трактуемые
соответствующим течением нового инсти-туционализма (Бьюкенен, Таллок и др.),
а также продолжателями дела Ойкена (ордолибералами) в Германии. Система
правовых и политических институтов нашего общества еще не стабилизировалась.
Совсем недавно был принят Гражданский кодекс, продолжается работа над
Налоговым кодексом. Таким образом, есть возможность заложить в основу
российской институциональной системы принципы демократического и
конкурентного порядка. Кроме того, исследования представителями этого
направления таких явлений, как извлечение политической ренты 21/,
коллективные действия заинтересованных групп-лоббистов, 22/ дают возможность
вовлечь в анализ переплетение экономических и политических факторов, без
которого понять переходную экономику практически невозможно. 23/
В заключение хотелось бы коснуться различных инструментов экономического
анализа и их пригодности для исследования переходной экономики. К этим
инструментам относятся формальные модели, статистические (в том числе
эконометрические) исследования, анализ отдельных случаев (case studies) и
исследование результатов массовых опросов. Из них к переходной экономике
реально применяются главным образом первый и последний 24/. Статистический
анализ затруднен краткостью временных рядов и ненадежностью публикуемых
показателей, а глубокий анализ отдельных случаев требует слишком много
времени и денег. В то же время опросный метод имеет и свои преимущества:
оперативность, субъективная "взвешенность" значения различных переменных и
т.д. 25/.
Описанные в статье подходы некоторых направлений экономической теории к
проблемам переходной экономики свидетельствуют, на мой взгляд, о том, что
теоретическая трактовка этих проблем возможна, хотя она скорее всего будет
носить менее строгий и элегантный характер, чем выводы формальной
неоклассической теории. Поэтому, исследуя современное состояние экономики
России и разрабатывая наиболее целесообразные варианты экономической
политики, нет необходимости изобретать велосипед и непосредственно
апеллировать к не постигаемой умом "русской душе". В то же время,
рассматривая и обсуждая различные объяснения и рекомендации, необходимо
учитывать методологические принципы каждого из подходов и смотреть,
насколько они применимы к российским институциональным реалиям (включая
особенности этноса и менталитета).
сноски
1. Критерий принадлежности к основному течению неформальны и определяются
самим научным сообществом: это и присутствие данных концепций в учебниках, и
удельный вес в академических журналах, и присуждение Нобелевских премий.
Состав "мейнстрима" меняется со временем, так, например, за последние
двадцать лет новая неоклассическая микроэкономика и монетаризм вытеснили
хиксианское кейнсианство, но его основу неизменно составляет неоклассическая
теория. Поэтому в дальнейшем понятия "основное течение" и "неоклассическая
теория" употребляются как синонимы. Датировать появление термина мэйнстрима
в экономической литературе можно, пожалуй, с публикацией двух работ
П.Самуэльсона: "Основ экономического анализа" (1947) и вводного курса
экономической теории (1948).
2. CM. Mayer Т. Truth versus Precision in conomics. Aldershot, 1993.
3. У "формалистов" есть и своя эконометрика, но она чаще направлена не на
обнаруживание связи между переменными, а на установление ее отсутствия,
позволяющего сделать вывод о случайном движении зависимой переменной,
совместимом с рациональным непредсказуемым поведением экономических
субъектов по образцу гипотезы эффективного рынка. См. Мэнкью Н.Г. Освежим
наши познания макроэкономики. (МЭиМО, 1996 N 8) С.70.
4. Приведем еще один яркий пример. Джон Стюарт Милль считал даже
розничную торговлю неподходящей сферой анализа для политической экономии,
поскольку в ней, в отличие от оптовой торговли, конкуренция имеет меньшее
значение, чем "обычай". В настоящее время, как известно, созданы весьма
популярные экономические модели браков, разводов, самоубийств и др. явлений,
где "обычай" явно гораздо важнее, чем в розничной торговле. 3. С
Bronfenbrenner М. conomics as Dentistry. // Southern conomic Journal,
1991, v.57, January. P.599-605.
5. С Bronfenbrenner М. conomics as Dentistry. // Southern conomic
Journal, 1991, v.57, January. P.599-605.
6. Согласно Т. Майеру, иерархия экономистов в порядке убывания
престижности выглядит так: 1) представители формальной теории, 2)
представители эмпирической теории, 3) сборщики данных и консультанты по
экономической политике, 4) историки экономической мысли и методологи. Mayer,
op.cit. р.46. К тому же, по классификации Б.Уорда к самым непрестижным
проблемам экономической теории относятся вопросы экономического развития и
компаративистики.(Wаrd В. What's Wrong with conomics? N.Y. 1972, p. 10)
Отсюда видно, какое низкое место в иерархии экономических исследований
должны, по идее, занимать проблемы трансформации. Образцом для экономистов,
как принято считать, являлась здесь физика и другие точные науки, хотя в
настоящее время есть основания полагать, что по уровню математизации
экономическая теория формального толка оставила физику позади.
7. Мы предпочитаем этот вариант перевода, поскольку он больше
соответствует содержанию данной теории и позволяет отличить ее от концепций
общественного выбора (social choice) в рамках теории благосостояния, которые
исследуют возможность агрегировать индивидуальные функции полезности.
8. Об этих теориях см. работы Р.И. Капелюшникова: "Что такое права
собственности?" и "Категория трансакционных издержек" // Как это делается:
финансовые, социальные и информационные технологии. Вып.3. М., 1994. С.
8-49.
9. CM. Posner R.A. The New Institutional conomics Meets law and
conomics // Journal of Institutional and Theoretical conomics, 1993. Vol
149, N 1. P. 73-87; Coase R.H. Coase on Posner on Coase // ibid. P. 96-98;
Williareson O. . Transaction Cost conomics Meets Posnerian Law and
conomics // Ibid. P.99-118.
10. CM. Furubotn . Future Development of the New Institutional
conomics: xtension of the Neoclassical Model or New Construct? //
Lectiones Jenenses, Jena, 1994.
11. Kreps D. A Course in Microeconomic Theory. Princeton, 1990. Этот
учебник содержит главу о трансакционных издержках.
12. Более известны аналогичные взгляды других противников формализма:
представителей неоавстрийской школы (Мизес, Хайек) и эмпирического крыла
основного течения (М.Фридмен).
13. Frey В. An conomic Analysis of the New Institutional conomics. //
Journal of Institutional and Theoretical conomics, 1993, vol. 149, N 1.
P.351-359.
14. Stiglitz J. Another century of economic science. // conomic Journal,
1991, vol. 101, N 404. P.134-141.
15. CM. например, Kregel J., Matzner ., Grabber G.( ds.) The Market
Shock. Vienna, 1992.
16. CM. van es H., Garretsen H. The Theoretical Foundation of the
Reforms in astern urope: Big Bang vs. Gradualism and the Limitation of
Neo-Classical Theory // conomic Systems, 1994 N 1, p. 1-14.
17. Nelson R., Winter S. An volutionary Theory of conomic Change, 1982.
18. CM. Bromitey Ph. Corporate capital investment: a behavioral approach.
Cambridge (Mass.) 1986.
19. Мюррел П. Эволюция экономической теории и экономических реформ в
странах с централизованным плановым хозяйством. // Становление рыночной
экономики в странах восточной Европы. М., Фонд "За экономическую
грамотность", 1994. С.64-91.
20. Айкс, Ритерман От предприятия к фирме: заметки по теории предприятия
переходного периода. // Вопросы экономики 1994, N 8. C.31-39.
21. См. Политическая рента в рыночной и переходной экономике. (п/р
С.П.Аукуционека, Е.В.Беляновой). М.: ИМЭМО, 1995.
22. См. Олсон М. Логика коллективных действий. М.: Фонд Экономической
Инициативы, 1995.
23. Например, обвальную ваучерную приватизацию в Россию можно понять
только в контексте расстановки политических сил: тогдашнего Верховного
Совета, из идеологических соображений выступавшего против приватизации за
выкуп, имевших реальную силу директоров предприятий, от которых
предполагалось "откупиться", дав им большие льготы при приватизации, а также
воинствующей оппозиции, которую предполагалось поставить перед свершившимся
фактом и обеспечить, таким образом, необратимость реформ.
24. Некоторые отечественные исследователи переходной экономики успешно
переходят от формального моделирования к опросному методу (С.П. Аукуционек)
и наоборот (М.В.Бойко).
25.Наиболее полная известная автору библиография опросных исследований
российских предприятий содержится в кн.: Т.Г.Долгопятова. Российские
предприятия в переходной экономике, М.: Дело, 1995.
С. П. АУКУЦИОНЕК
ПЕРЕХОД К РЫНКУ И МЕТОДОЛОГИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ
В докладе В.С. Автономова привлекает внимание классификация разных
отраслей экономической науки по престижности. Так, в классификации Майера
первое место отводится формальным теориям (1), затем идут эмпирические
теории (2), третье место занимают сборщики данных и советники по
экономической политике (3) и четвертое - делят между собой историки мысли и
методологи (4).
Отсюда немедленно вытекает, что сам доклад Владимира Сергеевича, как и
наш ученый совет (по крайней мере в его методологической части) помещаются
на самой низкой по престижности, 4-й ступеньке.
Непрестижность нашей сегодняшней темы вытекает и из классификации Уорда,
Правда, в его системе места для проблемы перехода к рынку вообще не
предусмотрено, поскольку сама классификация появилась в 70-х годах. Но о
том, каким оно могло бы быть, нетрудно догадаться, судя по тому, что
последнее по значимости место Уорд отводит проблемам экономического развития
и компаративистике.
Не хочу ставить под сомнение объективность этих схем. Но важно заметить,
что они отражают взгляд только с одной стороны. Это - взгляд тех, кто живет
в странах с устоявшейся, развитой рыночной экономикой. Их отношение к нашим
проблемам упрощенно мешено выразить примерно так. Весь переход к рынку * как
и вообще весь период планового развития - это не более, чем временное
отклонение от нормы. Нормой же является рыночная экономика, которую они
неплохо знают и в которой живут. Ее и нужно изучать. Нашу же проблематику
серьезно изучать нет смысла, ибо зачем закладывать новую экономическую
дисциплину, если предмет ее изучения того гляди скоро исчезнет.
Отсюда - разговоры об общих для всех стран экономических законах и
попытки обойтись при анализе рыночной реформы "малой кровью", то есть
ограничиться уже известными подходами и моделями.
Но есть и другой взгляд на указанную проблему, которого стараюсь
придерживаться я сам и, насколько можно судить, неявно многие другие
экономисты. Плановое хозяйство рассматривается как явление логически
"равновеликое" рынку, как еще один устойчивый способ организации
общественного производства.
Соответственно по-иному трактуется и переходный период. Не как переход от
отклонения к равновесию, а скорее как смена одного равновесного режима
другим (если, конечно, равновесие понимать в данном случае не как состояние
конъюнктуры, а более широко). И коль скоро это так, то и проблемы,
возникающие на этом пути, видятся гораздо более сложными и долговременными.
Разумеется, экономические законы одинаковы для всех стран. И Россия - не
исключение. Но нужно все-таки не забывать простую вещь: не все экономические
законы познаны и не все явления описаны. Даже столь уважаемой нами западной
наукой.
Переход к рынку - как раз и создает благоприятные условия для обнаружения
новых законов и явлений. А Россия - как раз та страна, где в силу понятных
нам причин эти новые явления и закономерности принимают масштабные,
осязаемые формы.
Один из самых ярких примеров такого рода на макроуровне - "переходный
экономический кризис". Это действительно особый тип кризиса, мало похожий на
те, что изучались на протяжении предыдущих двух столетий. Не удивительно,
что многие его черты оказались полной неожиданностью для специалистов.
Оглядываясь назад, можно утверждать, что феномен переходного кризиса мог
быть вполне открыт на кончике пера и за 10, и за 20 лет до начала
преобразований. Все методологические предпосылки для этого были. Не было
главного: интереса к проблеме. И по большому счету нет его и сейчас (на
Западе).
Кратко перечислю 4 типа объяснений переходного кризиса (более подробное
описание см. в моей книге "Теория перехода к рынку", второе издание которой
вышло в 1995 г.).
1. Неудачная экономическая политика, ошибки реформаторов.
2. Сложная предреформенная ситуация в нашем хозяйстве.
3. Объективная невозможность быстрого приспособления экономики к новым
условиям (старое уже разрушено, новое - еще не создано).
4. Изменение поведения экономических агентов.
Перечисленные объяснения не альтернативны. Но, на мой взгляд, последний -
поведенческий - компонент и является самым главным в механизме переходного
кризиса. Не в том смысле главным, что с его помощью удается объяснить
большую часть падения производства. А в том, что именно наличие такого
компонента придает кризису качественно новый характер, отличающий его от
всех прочих кризисов*
Переходный кризис не объясняется ни одной из существующих теорий циклов и
кризисов: теорией реального цикла, теорией взаимодействия мультипликатора-
акселератора, теорией равновесного цикла Лукаса и т.д. Более того, он вообще
не объясняется в рамках тех фундаментальных принципов, на которых покоятся
эти теории.
До сих пор экономисты знали два способа объяснения падения производства:
либо сок-* ращением спроса, либо ростом издержек. Многообразные модели
циклов и кризисов, созданные за последние несколько десятилетий, так или
иначе опираются именно на такие представления. И долгое время казалось, что
ничего другого и быть не может. Разумеется, если не считать внеэкономические
насильственные причины: политические потрясения, геологические катаклизмы и
проч.
Но вот началась рыночная реформа, и выяснилось, что возможен третий,
принципиально иной тип кризисного механизма, когда спад производства
вызывается сменой целевой функции производителей, независимо от движений
кривых спроса и предложения. Разумеется, последние тоже играют роль. Может
быть, даже - определяющую. Но именно наличие нетрадиционного поведенческого
элемента придает кризису тот своеобразный характер, который ставит в тупик
многих западных специалистов и обесценивает многие их рекомендации.
Второй пример нового явления, который мне хочется привести, относится к
микроуровню. В российской экономике сложился - и вот уже который год успешно
функционирует - весьма специфический тип производителя. Производителя,
который, будучи погруженным в почти рыночную среду, преследует не вполне
рыночные цели (в их традиционном понимании). Я имею в виду десятки тысяч
бывших государственных предприятий, для которых увеличение прибыли не есть
первоочередная задача, а главным является поддержание размеров предприятия:
объемов выпуска, финансирования, численности занятых и т.д.
Лишь 25 % руководителей промышленных предприятий называют в качестве
своей главной цели прибыль. А для 45 % таковой является поддержание объемов
выпуска. Причем эта пропорция 25/45 на протяжении уже двух лет практически
не меняется (здесь и далее - данные из опросов "Российского экономического
барометра").
И вот перед нами встает вопрос что же это за феномен? Каковы его причины
и следствия? Казус? Закономерность? Надолго ли?
Конечно, экономическая наука не раз имела дело с отклоняющимся
поведением. Но, насколько я могу судить, в нашем случае мы столкнулись
все-таки с чем-то исключительным - и по глубине, и по широте
распространенности, и по серьезности последствий этого феномена. И, думаю,
"облегченные" подходы к его исследованию неоправданны.
Так, например, а качестве легкого решения проблемы не раз приходилось
слышать такие рассуждения. Дескать, и западные фирмы в действительности не
максимизируют прибыль (об этом только в некоторых учебниках пишут), и потому
анкетирование западных предпринимателей дало бы примерно те же результаты
(и, следовательно, там, где мы ищем различия, налицо скорее сходство).
Доводы в общем и целом вполне разумные. И против них трудно возражать, не
имея на руках дополнительных эмпирических аргументов.
Но в данном случае такие аргументы могут быть представлены. Это -
результаты опроса голландских менеджеров, которые отвечали на ту же самую
анкету "РЭБ" (опрос был проведен при финансовой поддержке Европейской
Комиссии - Tacis АСЕ Programme 1994). В ходе этого исследования выпуск в
качестве главной цели указали 42% голландских менеджеров - практически
столько же, сколько и у нас (45%). А вот по прибыли различия очень сильное.
У нас, напомню, было 25%, а у голландцев - 80%. Конечно, и эти данные тоже,
строго говоря, ничего не доказывают, поскольку могут быть истолкованы очень
по-разному. Но они все-таки дают немалую пищу для дополнительных
размышлений. И еще один парадокс, связанный с нетрадиционным поведением
российских предприятий, - парадокс убыточного производства. Думали, что
|
