Экономика - Учебники на русском языке - Скачать бесплатно

выпуск убыточной продукции - пережиток плановой системы и что в ходе реформы
от него удастся быстро избавиться. Однако до сих пор нет признаков, что
процесс идет в нужном направлении. Доля убыточной продукции для среднего
российского предприятия составляет 10%. И на протяжении последних двух лет
остается постоянной. Более того, если верить ретроспективным оценкам
респондентов РЭБ, в предреформенную пятилетку (1985 - 1990 гг.) эта доля
была на 2-3 процентных пункта ниже, чем сейчас,
Думали также, что конкуренция способствуют устранению убыточного
производства. Но и здесь наша экономика ведет себя не совсем так, как "надо"
по теории. Острота конкуренции не снижает склонность российских
производителей выпускать убыточную продукцию. Правда, наблюдается ее влияние
на степень убыточности: чем острее конкуренция, тем менее убыточна убыточная
продукция. И это слава богу. Это значит, что наша экономика хотя и
парадоксальна, но не абсурдна.
В заключение еще несколько слов о переходной экономике в целом. Мне
кажется, что сейчас было бы полезно выработать критерии, которые позволяли
бы измерять скорость и направление нашего движения. Прежние ориентиры уже в
значительной мере сыграли свою роль. Из тех пяти программных пунктов, по
которым существовал более или менее широкий консенсус, либерализация
проведена, приватизация - тоже, стабилизация - достигнута. Остаются
реструктуризация промышленности и институциональная реформа. Но это -
длительные и сравнительно вяло текущие процессы, с расплывчатыми
очертаниями. Если же мы действительно все еще куда-то переходим, то этот
процесс должен иметь четкие измерители. Если же таких измерителей найти не
удастся, то логично сделать вывод, что переход в своей интенсивной фазе уже
закончился. И та экономическая система, которую мы сейчас имеем, - со всеми
своими парадоксами и странностями - это, говоря словами Ленина, "всерьез и
надолго".

ВЫВОДЫ

1. Экономическая наука оказалась "не готовой" описать переход от плановой
экономики к рыночной и предсказать ряд важных свойств, ему сопутствующих.
Главной причиной этого является не столько инструментальная недостаточность
существующих экономических дисциплин, сколько объективная
незаинтересованность их представителей признать в рыночном переходе
принципиально новую исследовательскую область, достойную самостоятельного
серьезного и длительного изучения.
2. На макроуровне одним из наиболее заметных новых объектов явился
переходный экономический кризис. Его причины и движущие силы не сводимы к
тем, которыми до сих пор объясняли предшествующие кризисы, А беспрецедентные
глубина и продолжительность символизируют, по-видимому, самый большой
"провал" ортодоксальной экономической теории.
3. На микроуровне к числу новых явлений следует отнести возникновение
класса производителей с весьма специфическими свойствами. По многим
параметрам функционирования они близки к производителям рыночного типа.
Однако в отличие от последних мотив прибыли для них не является ведущим.
4. Сложившаяся в России переходная экономика быстро эволюционирует.
Однако это не означает, что она столь же быстро лишается своих специфических
свойств. Отсюда следует, что многие широко употребительные на Западе теории
и подходы еще долго не станут таковыми в наших условиях. И наоборот:
полезные и подходящие для нашего случая методы и модели могут сравнительно
невысоко котироваться среди западных исследователей (пример: деловые опросы
и их применение в теории). С указанным обстоятельством связана, вероятно,
главная методологическая проблема, стоящая перед развитием экономической
науки в России.

В.П. ГУТНИК

КОНЦЕПЦИЯ ХОЗЯЙСТВЕННОГО ПОРЯДКА:
ОТЖИВШИЙ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП ИЛИ ДЕЙСТВЕННЫЙ ИНСТРУМЕНТ ИЗУЧЕНИЯ
ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ?

Методологические споры среди экономистов обостряются, когда существующие
теории теряют способность объяснять ситуацию и дать хозяйствующим субъектам
(вообще всем гражданам страны) достаточно ясную ориентацию. В эпоху СССР
коктейль из толкований метода "Капитала" и аксиом "Краткого курса" вполне
удовлетворял потребность, ибо теория не предназначалась для объяснения, а
занималась обоснованием уже принятых решений.
В период трансформации экономическая теория изменила окраску, но не
методологию. Теория - в том виде, в каком она существует сегодня в России, -
исходит отнюдь не из абстрактных ("точных") моделей и не из реальных фактов,
а из политических решений и лозунгов (последние, как правило, имеют корни в
западных представлениях о рыночной экономике и демократическом государстве,
но, как правило, за ними и нет соответствующего содержания, и они играют
роль - воспользуемся словами В.С.Автономова - "декоративного украшения").
Плоха не сама по себе связь экономической теории с политикой, а
подчинение теоретического исследования политическим решениям, которые
зачастую носят невзаимосвязанный характер и преследуют в основном цели
укрепления позиций предержащих власть. В этих условиях требуется
реагирование на конкретную, спонтанно возникающую и быстро меняющуюся
ситуацию, а вовсе не выявление долгосрочных тенденций и взаимосвязей.
Поэтому заявления вошедших во власть бывших "завлабов" и докторов наук о
том, что концепции нам не нужны, совершенно объяснимы: пока будет
разрабатываться концепция, власть отнимут.
Но наука не должна понимать "реальные практические интересы
реформирующейся страны" так же, как и властные элиты. Конкретный анализ
отдельных сфер и процессов и тем более конкретные рекомендации для
экономической политики результативны лишь в той мере, в какой они опираются
на общую, комплексную теорию, описывающую (и объясняющую) хозяйственное
устройство данной страны, т.е. на теорию хозяйственного порядка.
Если прилагать к фактам "реформенного периода" неоклассическую теорию, то
возникает абсурдная ситуация: модели могут показывать, что рыночное
состояние достигнуто, спрос и предложение ведут себя так, как и положено при
свободных рыночных ценах и автономных производителях. И эти модели никак не
могут высветить тот факт, что либерализация цен упразднила
централизованно-административное ценообразование, но отнюдь не обеспечила
переход к конкурентным ценам (цены стали устанавливаться децентрализованно,
но остались административными). Освободившись формально от государственного
управления, ставшие независимыми производителями, предприятия все еще не
перешли в разряд рыночных производителей, поскольку отсутствуют важнейшие
рынки (для наших предприятий фактически не существует рынок капиталов),
важнейшие институты (так и не действует институт банкротства) и нет реальной
конкуренции (несмотря на все разговоры о разрушительной конкуренции западных
товаров).
Какой смысл применять к анализу такой ситуации формальные модели, даже
если в каких-то случаях кривые и будут описывать поведение отдельных
параметров как рыночное? Результаты могут быть анекдотичными (в этой связи
вспоминается попытка одного молодого американского профессора на базе
советских и российских статистических сборников построить модель
регионального сотрудничества среднеазиатских республик с республиками
европейской части - получилось очень эффективное разделение труда между
Россией и Таджикистаном).
Поэтому для разработки теории трансформации следует в максимальной
степени использовать достижения теории хозяйственного порядка, которая -
подобно концепциям нового институционализма - рассматривает совокупность
реальных фактов из разных сфер жизни в их взаимосвязи (одним из важнейших
является положение о "взаимозависимости порядков") и в динамике. Разумеется,
она должна применяться не сама по себе, не отдельно, а в сочетании с
основными элементами других ведущих экономических теорий. Ни одно из
направлений экономических теорий сегодня не может рассматриваться как
исчерпывающее или единственно верное.
В связи с этим возникает вопрос а существует ли на самом деле "мэйнстрим"
в экономической теории? Подсчет по количеству публикаций ученых,
принадлежащих к тому или иному направлению, и даже по количеству нобелевских
премий - не самые лучшие критерии. Видимо, следует учитывать и то, как
определенные теории воздействуют на образ (и выработку) хозяйственного и
хозяйственно-политического мышления, на принятие решений хозяйствующими
субъектами. То есть судить по качеству, а не по количеству. В этом отношении
существует несколько равнозначимых экономических теорий.
Но не менее важно принимать во внимание, что в большинстве случаев (в
различных западных университетах) "мэйнстрим" реализуется не в чистом виде
как абсолютная, всеобъемлющая теория, а как один из элементов теоретических
воззрений. Особенностью методологии экономического анализа, по крайней мере
в европейских университетах, является сочетание трех (или более)
составляющих в различной пропорции (в зависимости от университета):
- теории равновесия (неоклассический подход);
- теории предложения (монетаризм);
- новой институциональной экономики.
В Германии в большинстве случаев в качестве четвертого элемента (или
иногда в coeдинении с третьим) выступает теория хозяйственного порядка.
Вероятно, в других странах также есть специфические, опирающиеся на традиции
той или иной страны, теоретические направления, разрушающие монопольное
господство неоклассики.
Безусловно, англо-американская теоретическая экспансия, проникая и в
германские университеты, стремится к доминированию и в ряде случаев
добивается успеха. Скажем, Боннский университет находится почти под полным
влиянием формального направления экономической неоклассической теории. В
других случаях между формальным и эмпирическим направлением, с одной
стороны, и альтернативными теориями (институционализм, неокейнсианство и
др.) существует относительное равновесие (Мюнхенский, Франкфуртский
университеты). А в Марбургском университете господствует новая
институциональная экономика с ярко выраженной ордолиберальной окраской. 1)
Создается впечатление, что формальная неоклассическая теория становится
модной и в Германии, и в других европейских странах не потому, что появилась
объективная потребность в ней (скажем, со стороны экономической политики или
бизнеса), а потому, что это открывает возможность быть принятым в мировую
"элиту" экономической науки (премии, конференции, публикации, приглашения в
американские университеты). Характерно, что профессора, стремящиеся
поработать за океаном, становятся правоверными сторонниками неоклассической
теории (тем более что престижно звучит само название научного направления:
"Я - неоклассик"). Те же, кто преимущественно работают в Германии, если и
используют инструменты неоклассического анализа (наряду с другими
инструментами), то делают это для решения достаточно конкретных, тесно
связанных с практикой проблем.
Хотя я и упомянул теорию хозяйственного порядка как специфически
германский элемент экономического анализа, это вовсе не значит, что он не
применим в других странах. Будучи национальным (германским) по
происхождению, он универсален в применении, но при довольно существенной
переработке, приспосабливающей основные принципы данной теории к специфике
той или иной страны. Может существовать множество теорий хозяйственного
порядка в зависимости от страны и исторического периода. Велосипед
изобретать здесь нет надобности, но приспосабливать к особенностям
отечественных дорог и правил движения придется.
Особую значимость теория хозяйственного порядка приобретает в ситуации
существенных изменений общих условий хозяйствования и экономического
управления. Отметим, что она во многом совпадает с эволюционной
экономической теорией (отбрасывая радикальные положения некоторых
современных эволюционистов, заявляющих о невозможности изучения институтов в
силу их непрерывной и ежесекундной изменчивости), поскольку имеет стоим
предметом не только готовые хозяйственные порядки, но и процесс их
становления и изменения. А главное - она ставит вопрос о целенаправленных
действиях различных субъектов по формированию определенного порядка, т.е.
вопрос о создании порядков.
В этом отношении рискну утверждать, что теория хозяйственного порядка
(которую в Германии даже некоторые экономисты, близкие к ордолиберальному
течению, объявляют устаревшей) сейчас более важна и актуальна для
реформирующихся экономик Центральной и Восточной Европы, чем для Германии,
где господствует устоявшаяся модель социального рыночного хозяйства.
Неоклассические теории (или теории равновесия) в меньшей степени
соответствуют современному переходному периоду не только потому, что они
рассматривают моментные состояния, абстрагируясь от их изменений в реальном
времени, но и потому что исходят из наличных, уже утвердившихся рыночных
отношений. Они не приспособлены для анализа меняющихся рамочных условий, тем
более для сравнительного анализа систем и системных изменений. Эти теории
пригодны (и должны использоваться) как инструмент анализа взаимодействия
отдельных элементов рыночной модели, но не могут выработать саму эту модель
или объяснить ее становление.
Институциональный подход (равно как и теория хозяйственного порядка) как
раз и помогает обнаружить формы, к которым затем можно применять
неоклассический анализ. Разумеется, справедливо предостережение В.Автономова
о большой вероятности усвоения институционализма "на крайне поверхностном,
декоративном уровне". Тем не менее даже такой уровень может стимулировать
постепенное появление и развитие действительно серьезных и глубоких знаний и
методов институционального анализа экономики.
Хозяйственный порядок понимается как совокупность правил и норм,
установленных и принятых в данном обществе. Неразрывно с этими правилами
связаны те формы, через которые они реализуются, и механизмы, обеспечивающие
таковую реализацию. Суть концепции хозяйственного порядка в том, что не
идеологии и не производственные отношения, а принципы и правила
хозяйствования и экономического управления отличают одну экономическую
систему от другой. Число чистых ("идеальных") видов хозяйственных порядков
ограниченно, в наиболее абстрактном выражении они сводятся к двум порядкам:
меновому хозяйству и централизованно-административному хозяйству. В реальной
же действительности существует необозримое множество подвидов и переходных
форм. Теория хозяйственного порядка обеспечивает проведение научного анализа
в океане реальных фактов благодаря морфологическому принципу - выделению из
повседневной хозяйственной жизни простейших фактов, доступных для
теоретического анализа. Постепенно, в ходе рассмотрение взаимосвязей этих
простых элементов, на них наращивается "мясо" реальных деталей и
особенностей. Тем самым развивается теоретический аппарат и в то же время не
допускается отрыв от фактов повседневной хозяйственной жизни.
Таким образом, концепция хозяйственного порядка в несколько упрощенном
виде сводится к нескольким основополагающим принципам:
- совокупность всех формальных и неформальных общественных институтов
представляет собой данные для решений отдельных хозяйств. Хозяйственный
порядок может быть установлен государством или вырастать в ходе
исторического развития. Наука изучает хозяйственные порядки как реальные
типы, т.е. отражает реальность как наполненные эмпирическим содержанием и
логически систематизированные описания, применяя определенные аналитические
инструменты, выработанные при рассмотрении идеальных типов;
- реальные типы хозяйствования имеют конкретные особенности и
определяются спецификой окружающей среды (рамочных условий); рамочные
условия не остаются неизменными, происходит их естественная эволюция или
целенаправленное изменение, и вслед за ними изменяются (в той или иной мере)
способы поведения субъектов;
- отдельные элементы хозяйствования и экономической политики
взаимосвязаны; изменение одного из элементов должно учитывать реакцию
других; взаимосвязь хозяйственно-политических элементов дополняется
взаимозависимостью порядков (хозяйственного, политического, государственного
и др.). Можно говорить о принципиальной систематической взаимозависимости,
во-первых, централизованно-административного хозяйственного порядка и
авторитарной (или тоталитарной) власти, во-вторых, рыночно-конкурентного
хозяйственного порядка и демократического правового государства.
Трансформационная политика без концепции хозяйственного порядка обречена
быть "точечной политикой", затрачивающей огромные силы и средства на решение
отдельных, не взаимосвязанных задач, что обычно приводит совсем не к тем
результатам, которые ожидались.
Очевидно, что системная трансформация - комплексный процесс, поэтому ее
исследование не может быть чисто экономическим или чисто политическим.
Междисциплинарный подход -одно из важнейших условий успеха на этом поприще.
Примером может служить приватизация, представляющая собой сложнейший пучок
переплетенных явлений политического, правового, экономического и социального
характера. Кому не известно, что концепция быстрой приватизации была
направлена в основном на успех в политическом блицкриге реформаторов со
старой партийно-хозяйственной номенклатурой, а злосчастная "вторая модель
льгот" возникла отнюдь не из-за стремления обеспечить социальную
справедливость, а для нейтрализации (как минимум) или даже завоевания на
свою сторону директорского корпуса.
Равным образом в камлании по созданию финансово-промышленных групп
переплетаются чисто хозяйственные моменты (получение налоговых льгот,
дешевых кредитов, благоприятствование во внешнеэкономической сфере), моменты
хозяйственно-политические (ограничение конкуренции, возможности планирования
в достаточно больших сегментах экономики) и чисто политические (создание
базы для укрепления властных позиций авторитарных сил, ослабление
сторонников открытого общества). Границы между этими элементами, безусловно,
размыты, но было бы ошибочно сводить все к одному фактору, игнорируя
остальные как не относящиеся к предмету экономического анализа.
Важно и другое: одно дело намерения, совсем иное - реальные последствия.
Возьмем ту же приватизацию. Фактически она постепенно привела к формированию
новых правил хозяйствования (пусть даже эти правила противоречивые, неполные
и зачастую неэффективные), к новой мотивации и к возникновению потребности в
новых методах экономического регулирования, о чем еще 3-4 года назад мало
кто задумывался.
В результате этого процесса зияющие пустоты в институциональной среде
заполняются дешевыми наполнителями кустарного производства или вообще
остаются без внимания, пока не обнаружится некое "форс-мажорное"
обстоятельство и не вспыхнет очередной скандал.
Все это свидетельствует о том, что пренебрежение "взаимозависимостью
порядков" и увлечение "точечной политикой" большинством лиц, определявших и
определяющих экономическую политику - от Гайдара и Авена до Сосковца,
Панскова и Уринсона ("Двигаться от кустика к кустику"), - оборачивается
двойным "отказом" (или "провалом") - и государственной политики, и рыночных
механизмов.
Идеи теоретиков ордолиберальной "фрайбургской школы" и их современных
последователей во многом утратили актуальность даже в Германии, не говоря
уже о других развитых странах, поскольку совершенствование или частичная
модификация относительно устойчивого и достаточно эффективного
хозяйственного порядка может достигаться и другими методами, хорошо
описываемыми неоклассиками, неокейнсианцами и т.д. (бюджетное регулирование
и пр.), а более конкретное объяснение нюансов остается на долю родственных
наук (например, социологии, права) или, на худой конец, новому
институционализму. Но нельзя забывать, что глубинная основа, построенная на
принципах теории хозяйственного порядка, всегда сохраняется (хотя не всегда
бросается в глаза и не всегда осознается).
Для трансформирующейся системы теория и политика хозяйственного порядка
имеют первостепенное значение, ибо выдвигают на первый план проблему условий
(среды) хозяйствования и способов ее изменения (поведение изменяется по мере
изменения среды), а также вопрос о соотношении эволюционного и сознательного
формирования порядка. Позитивный и нормативный подходы, моделирование и
эмпирический анализ, междисциплинарные исследования и компаративистика здесь
неизбежно сплетаются. Поэтому реализация политики хозяйственного порядка в
условиях системной трансформации способна породить новые методологические
принципы и новые элементы теоретического исследования. Например, "новый
конкретный историзм" - теоретические выводы, вытекающие из анализа действия
общих принципов в особенных условиях; вообще анализ особенного сейчас мажет
принести большую пользу для развития экономического анализа и, в частности,
для теории трансформации, чем поиск абстрактных "общих закономерностей"; но,
разумеется, для успеха анализа особенных явлений и обнаружения уже в них
общего требуется овладение многообразным эмпирическим материалом, что
действительно труднее, чем построить математическую модель экономического
явления.
Многообещающим может стать в условиях трансформации микроэкономический
институциональный анализ, исследующий поведение единичных структур при
изменяющихся условиях. Брак формальной микроэкономики с микроэкономическим
институционализмом может оказаться весьма плодотворным, причем не только в
смысле решения известных проблем, но и с точки зрения постановки новых задач
исследования.
Наконец, обратим внимание на то обстоятельство, что часто не ставится
вопрос: чего, собственно, мы ждем от теории, что можно решить или понять с
ее помощью? А институциональные теории, как правило, особое внимание уделяют
проблеме "внедрения" своих результатов, а значит, заведомо ставят перед
собой цель воздействия на существующие институты или создания новых.
Теория хозяйственного порядка позволит решить и вопрос о соотношении
экономики и государства, о формах взаимодействия этих сфер (поскольку в
своем классическом варианте эта теория исходила из важнейшей роли
государства в формировании хозяйственного порядка, но одновременно
предполагала максимальное отстранение государства от регулирования
хозяйственных процессов).
Попытки улучшить реформы приданием государству несвойственных для него
функций (в том числе сохранением старых функций, перешедших из старой
системы), равно как и непосредственная интеграция государства в рынок
оборачивается деформацией рыночной системы. Исключение же государства из
процесса трансформации чревато поворотом развития в сторону, далекую от
искомого рыночного хозяйства и демократического общества.

СНОСКИ

1/ Эта теория, разработанная ордолиберальной "фрайбургской школой" в
Германии (В. 0йкен, Ф.Бем и др.), смыкается с новой институциональной
экономикой, но не совпадает с ней. Необходимо заметить, что даже наиболее
последовательные современные сторонники ордолиберализма (например, профессор
А.Шюллер) подчеркивают действенность этой концепции лишь в сочетании с иными
методами анализа, ибо теория хозяйственного порядка не смогла включить в
себя весь комплекс экономических проблем (а, возможно, с самого начала и не
претендовала на это). 2/ На эту возможность наше внимание обратил профессор
Марбургского университета А.Шюллер. В.И. КУЗНЕЦОВ

ВОЗМОЖНОСТИ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО АНАЛИЗА

В отличие от неоклассицизма, институционализм рассматривает экономику не
только через призму абстрактной конструкции homo economicus, но и путем
прямого использования категории общественных институтов, в рамках которых
развертывается деятельность реальных экономических субъектов. Такой
методологический прием предоставляет аналитику дополнительные возможности
при объяснении особенностей переходной экономики.
Движение от одного экономического режима к другому неизбежно
сопровождается изменением поведения актеров, действующих на экономической
сцене. Частично такое изменение может быть спонтанным, простой реакцией на
требование изменившихся условий воспроизводства жизни. В большинстве же
случаев оно обусловлено ликвидацией старых норм экономической деятельности и
новыми законами, которые создают реформаторы. При этом смена правовой
оболочки не происходит мгновенно. Она требует времени как для самих
реформаторов (обдумывание и выбор стратегии преобразования, разработка,
формулирование и легитимация новых правил законодательными органами власти,
внедрение их в практику общественной жизни исполнительными властями), так и
для тех, кто должен ими пользоваться (знакомство, усвоение, обучение
эффективному применению, то есть постепенная интернализация общественных
ограничений индивидами, превращение их из внешних помех на пути принятия
решений во внутренние установки, в составную часть личностного менталитета).
Вообще говоря, переходное состояние экономики - во всех отношениях
чрезвычайно интересный феномен. И, пожалуй, особенно интересно, если на него
смотреть под углом взаимодействия различных институциональных форм, в
частности, официального (государственного) и обычного (неформального) права.
Дело в том, что смена правовой оболочки проходит через сравнительно
длительный этап "институционального вакуума", когда старые нормы публичного
права, которые до этого регламентировали хозяйственную деятельность,
отменяются или с молчаливого согласия властей просто перестают соблюдаться,
а новые еще не установлены или, если установлены, все еще не восприняты в
полной мере экономическими агентами как обязательное руководство к действию.
На этом своеобразном этапе безвластия, решающее значение приобретают
внутренние установки людей, привычные для них принципы общественного
поведения. В спокойные времена незаметная и, как правило, не очень большая
несостыковка официального и обычного права в годы радикальных перемен
превращается в существенную, иногда весьма острую и болезненную проблему,
подрывающую устойчивость всех общественных отношений.
Взять хотя бы для примера вопрос о смене форм собственности на средства
производства. Можно принять закон о приватизации государственных предприятий
и наделить правами собственности частных лиц. Однако, как показывает опыт,
между сменой форм собственности и эффективной сменой сознания участников
производственного процесса, сменой их экономического поведения проходит
много времени. Прежде чем новые юридические правила станут внутренней
установкой, люди преодолевают невольное чувство отторжения новых установок,
сопротивления им, нежелание расставаться с устоявшимися привычками и
понятиями. Вновь и вновь делаются попытки совместить старые каноны поведения
с новыми юридическими реалиями. Именно поэтому введение прав частной
собственности еще не гарантирует превращения командной экономики в рыночную,
если одновременно не созданы условия и специальные институты для обучения
рыночному поведению. Для понимания особенностей российской переходной
экономики любопытно воспользовавшейся институциональной схемой - "решеткой",
предложенной двумя сотрудниками германского исследовательского института
Макса Планка
1/. Они разделяют все общественные отношения между людьми на пять типов:
1) свободные конкурентные отношения между равными по своим силам
соперниками; 2) отношения, опирающиеся на внутренние нравственные установки,
присущие членам современных "цивилизованных" сообществ; 3) отношения,
направляемые укоренившимися национальными традициями и обычаями; 4)
отношения, регулируемые частными законными и незаконными образованиями,
способными при необходимости применить насилие в отношении тех, кто
отказывается следовать их недвусмысленным "рекомендациям"; 5) отношения,
регулируемые официальными государственными институтами - законами,
постановлениями, ведомствами и т.д.

Все, о чем я буду говорить дальше, не основано на строгих научных
принципах исследования. Речь пойдет в основном о нравах, морали,
неформальном поведении, теневых отношениях. Эти феномены трудно фиксировать,
еще труднее количественно измерять. Невольно приходится доверять интуиции,
отдельным примерам, приблизительным обобщениям. Естественно, что на
объективность оценок влияет также субъективность восприятия, предпочтений,
предубеждений. Это способствует одновременному хождению противоположных
взглядов на один и тот же предмет, факт иди событие.
Итак, попробую определить значение и степень влияния на экономическую
обстановку пореформенной России каждого из пяти выделенных германскими
экономистами типов поведения.
Хозяйственное поведение, соответствующее условиям совершенной
конкуренции, - редкая ситуация не только в российской, но и в западной
экономике. Она предполагает смирение предпринимателя перед рыночным уровнем
цен на производимую им продукцию, сосредоточение всех усилий на минимизации
удельных издержек производства товаров и услуг. Господствующее в нынешней
экономической литературе мнение утверждает, что российский рынок находится в
начальной стадии становления и поэтому говорить о реальности даже самой
приблизительной свободы конкуренции было бы недопустимым преувеличением. Нет
реальности, нет и соответствующего ей поведения.
Можно, тем не менее, представить себе, что когда отсутствуют условия
свободной конкуренции, хозяйственная справедливость, состоящая в обмене
товарами и услугами по принципу эквивалентности, тем не менее приблизительно
обеспечивается в том случае, когда партнеры -соперники руководствуются
одинаковыми нравственными установками. В российском случав проблема
нравственности стоит особенно остро. Во-первых, революция 1917 года оборвала
процесс развития российского общества под эгидой христианской либо другой
религиозной морали, заменив религию искусственной идеологической схемой -
так называемой коммунистической моралью. Во-вторых, воспитание новых
поколений в духе коммунизма неизменно кончалось крахом по мере взросления
молодых людей и осознания ими органически присущих советской общественной
системе лицемерия, двойного стандарта, разрыва между официальной доктриной и
реальной жизненной практикой. В-третьих, индустриализация страны, расширение
иммиграции населения и сопровождавший ее разрыв межпоколенческих связей
ослабил передачу здоровых нравственных начал от родителей к детям.
В-четвертых, две мировые, гражданская, афганская войны, массовые сталинские
репрессии внесли дополнительную жесткость и разобщенность в общественные
отношения, способствовали росту взаимной подозрительности и отчуждения.
В-пятых, в значительной степени инспирированное государством пьянство
способствовало подрыву чувства личной ответственности и семейного долга у
мужской и частично женской части населения. Совместное влияние названных
процессов заметно понизило нравственный уровень общества.
То же самое верно в отношении обычаев и традиций. По мере передвижения
населения из деревни в город, перемешивания выходцев из разных регионов
огромной страны в больших городах, образования новой профессиональной и
отраслевой структуры занятости, разрушения неформальных связей между
семьями, характерных для небольших поселенческих сообществ деревенского
типа, уменьшились возможности самостийного взаимного контроля людей за
поведением отдельных лиц, нарушающих устоявшиеся представления о
порядочности.
Параллельно ослаблению встроенных в психику общественного человека
моральных регуляторов резко возросли формальные ограничения, введенные
государством. Путем всесторонних запретов, сужения свободы самостоятельного
принятия решений власти пытались компенсировать растущую десоциологизацию
повседневной жизни людей. Однако замена принципов гражданского общества и
нравственного воспитания на голый бюрократический контроль, замена
встроенных в психику каждого человека внутренних мотивизаций на претензию
управлять им посредством наказаний еще больше подрывала общественные устои,
вносила дополнительные элементы цинизма, лицемерия, фундаментальной
жестокости в общении и одновременно отчуждала власть от "подопечной" массы
населения.
Советская власть разрушила и деформировала еще одну форму спонтанных
общественных регуляторов: частные объединения по интересам. Они были или
запрещены, или огосударствлены и идеологизированы. Зато расширилась сеть
незаконных группировок криминального типа, с которыми велась бесконечная
борьба с переменным успехом. Стоило только ее ослабить, как воздействие
уголовно-теневых образований на жизнь законопослушных людей резко возросло.
Если нарисованная выше картина российских институтов накануне радикальных
перемен хоть в какой-то мере правдоподобна, то наложение ее на события
времен горбачевской перестройки и ельцинской революции устраняет элемент
случайности у большинства особенностей
российской переходной экономики. Становится возможным рационально
объяснить причины криминализации новых хозяйственных форм и видов
деятельности. Уход государства из сферы регулирования отношений гражданского
общества вывел на поверхность скрытые до этого негативные тенденции,
характерные для предыдущего периода развития российского общества. Сама
терпимость властных структур к деструктивным силам связана со свойствами
советской партийно-хозяйственной номенклатуры, быстро переориентировавшейся
с политики "держать и не пущать" на преступное безразличие к криминальным
издержкам радикальных преобразований. 2/
Из сказанного вытекают по крайней мере три вывода для дальнейшей политики
реформирования российской экономики.
Во-первых, сделать главной стратегической задачей властей образование и
обучение населения умению жить в условиях рыночной экономики, эффективной
конкуренции и политической демократии. Правила рыночного поведения или
наследуются и передаются в рамках структур гражданского общества, или, когда
таких структур нет, сознательно и последовательно прививаются гражданам в
процессе их социализации. Россия не единственная страна, у населения которой
отсутствует поведенческая психология рыночного типа. Долг государства
состоит в том, чтобы помочь быстрейшему формированию соответствующей рынку
идеологии.
Во-вторых, власти обязаны решительно подавить асоциальные наклонности
частных группировок и организаций, поспешивших занять освобожденную
государством нишу экономической регуляции. Речь идет не только об
уголовно-мафиозных образованиях, но и о сохраненных и вновь образованных в
экономике монопольных структурах, которые нынешним законодательством
считаются незаконными.
В-третьих, раз уж признано, что оставлять "институциональный вакуум"
незаполненным опасно, государство должно на время взять на себя те
экономические функции, которые жизненно важны для нормального расширенного
воспроизводства экономической базы общества и нации, обеспечить защиту всех
здоровых частных структур, оказать первую помощь в совершенствовании их
производительного капитала, развитии научно-технического прогресса,
укреплении конкурентных методов ведения хозяйства.

СНОСКИ

1. Stefen Voigt and David Kiwit. Black Market, Mafiosi and the Prospects
for conomic Development in Russia, a Case Study on the Interplays of
xternal and Internal Institutions. Max Planck Institute for Research into
conomic Systems, Vena, Germany.
2. CM. (подробнее статью автора в N 9 журнала "Мировая экономика и
международные отношения" за 1996 г.

С.А. АФОНЦЕВ

К МЕТОДОЛОГИИ ЭКОНОМИКО-ПОЛИТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ПРОБЛЕМ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА

Степень плодотворности рассмотрения любой научной проблемы в решающей
степени зависит от выбора адекватного аналитического инструментария, т.е.
определения комплекса методов, более всего подходящих для учета специфики
объекта исследования. В теоретическом смысле изучение хозяйственных проблем
переходного периода представляет особенную сложность именно в силу того, что
для них трудно специфицировать круг перспективных методов анализа. Слабое
развитие (или вообще отсутствие) ряда важнейших рынков, господство
"нерыночных" образцов поведения экономических субъектов, медленное изменение
сложившихся организационных рутин,- все эти обстоятельства заставляют искать
альтернативы традиционным методам, используемым в рамках "основного течения"
современной экономической теории, которая акцентирует внимание главным
образом на равновесных состояниях сложившейся рыночной экономики.
В этой ситуации выбор приходится делать из двух возможных вариантов.
Первый из них заключается в отказе от инструментария равновесного (и вообще
формального) анализа в пользу менее строгих, "описательных" методов,
позволяющих зато учесть влияние специфических неквантифицируемых факторов.
Второй вариант связан с изменением самой концепции равновесия путем
увеличения ее содержательной нагрузки. Существенное достоинство последнего
из упомянутых вариантов заключается в том, что при его использовании
появляется возможность смягчить извечное противоречие между точностью и
реалистичностыо, свойственное экономической теории: ведь расширение круга
принимаемых во внимание обстоятельств (что способствует повышению
реалистичности моделей и их вывода) не сопровождается отказом от формальных
методов исследования (что обеспечивает сохранение точности анализа). Именно
поэтому такая исследовательская стратегия представляет несомненный интерес с
точки зрения изучения проблем переходного периода.
Одним из направлений экспансии концепции равновесия, представляющих
наибольший интерес, является сфера определения экономической политики.
Большинство проблем, возникающих в ходе трансформации хозяйственной системы,
обусловлено не чисто экономическими причинами, а сложным взаимодействием
политических и экономических факторов, вызванных к жизни изменением
институционального поля, структуры прав собственности, правил и механизмов
принятия решений в области государственной политики. В этой связи очень
перспективным является использование для анализа трансформационного процесса
методологических принципов, характерных для современной теории общественного
выбора (public choice).
Центральную роль в этой теории играют три базовых предпосылки: а) для
описания поведения человека в политической сфере используются те же
гипотезы, что и в неоклассической экономической теории (т.е. применяется
традиционная модель рационального индивида, максимизирующего полезность);
б) процесс выявления предпочтений индивидов в политической сфере
понимается в терминах рыночного взаимодействия;
в) исследуются вопросы, аналогичные тем, которые возникают в
неоклассической экономической теории, т.е. вопросы о существовании,
стабильности и эффективности политического равновесия, путях его достижения
и т.д.
В свою очередь, в рамках теории общественного выбора можно выделить два
альтернативных методологических подхода к изучению явлений в сфере. 1)
Каждый из них концентрирует внимание на различных аспектах процесса
определения экономической политики. Первый подход опирается на предположение
о вероятностном характере коллективного выбора и рассматривает его через
призму принципа максимизации числа голосов, поданных за тот или иной вариант
решения. С этим связано и название данного подхода, предложенное Хеттихом и
Вайнером, - "подход VM" ("expecting vote maximization"). С его помощью
возникает возможность анализировать особенности долгосрочного политического
равновесия, т.е. характеристики того комплекса мероприятий, который будет
проводиться в жизнь благодаря демократическому выявлению предпочтений членов
общества.
Второй подход придает повышенное значение конкретным аспектам принятия
решений в политической сфере, а также институтам, в рамках которых оно
протекает. Этим объясняется внимание к структурно обусловленному равновесию
(поэтому для обозначения данного подхода используется аббревиатура SI -
"structure-determined equilibrium"). Такое равновесие характеризуется ярко
выраженной тенденцией к нестабильности (в отличие от типа равновесия,
изучаемого в рамках подхода VM). В качестве наиболее типичных причин
нестабильности обычно называют феномен нетранзитивности коллективных
предпочтений (когда решение А с точки зрения группы индивидов
предпочтительнее решения Б, решение Б - предпочтительнее решения В, но
решение В - предпочтительнее решения А) и сопряженную с ним проблему
процедурного манипулирования (agenda manipulation). Эта проблема состоит в
том, что в условиях нетранзитивности коллективных предпочтений субъекты,
которые определяют процедуру принятия решений, могут добиться одобрения
большинством голосов того варианта решения, который выгоден именно для них.
Путь достижения цели здесь заключается в выборе конкретной формулировки
обсуждаемых вопросов, в определении их совокупности (т.е. в добавлении в
"повестку дня" или в исключении из нее частных альтернатив) и в установлении
конкретной последовательности их рассмотрения.
Эти два подхода составляют реальную альтернативу традиционному
направлению анализа государственного экономического регулирования,
основывающемуся на экономической теории благосостояния (Хеттих и Вайнер
характеризуют его как подход с позиций субъекта социального планирования
"social planner", или сокращенно SP). Можно выделить три направления
сопоставления указанных подходов: по сфере анализа, по ключевым вопросам и
по общему характеру выводов и рекомендаций.
1. Сфера анализа. Подход SP исходит из того, что государственная
экономическая политика осуществляется субъектами, находящимися вне
экономической системы, в соответствии с
их стремлением к максимизации общественной функции благосостояния. Этим
обусловлена высокая активность исследований в области оптимального
налогообложения, определения оптимальных тарифов, сравнения издержек и выгод
различных экономических мероприятий. Напротив, в рамках подхода VM все цели
государственной экономической политики понимаются как внутрисистемно
определяемые, благодаря чему центральное значение приобретает изучение
поведения субъектов, руководствующихся соображениями собственного интереса,
и налагаемых на него ограничений (прежде всего информационных и
институциональных).
Что касается подхода SI , то главный объект исследования здесь составляют
особенности политических институтов и существующих правил принятия решений.
Анализ при этом фокусируется на возможностях и вариантах изменения данных
институтов и правил, которые имеют далеко идущие последствия для
функционирования экономической системы в целом.
2. Ключевые вопросы. Основные вопросы изучения государственной
экономической политики в рамках подхода SP связаны с проблемами
экономической эффективности и оценки следствий тех или иных мероприятий
(т.е. с определением вызванных ими потерь или прироста благосостояния). Эти
вопросы представляют значительный интерес и для двух других подходов, однако
приоритет отдается отнюдь не им. Подходу VM присуще рассмотрение
специфических вопросов, касающихся структуры групп давления, характера
политической конкуренции, а также информации, необходимой для принятия
решений. Исследования же, в основе которых лежит подход SI , уделяют особое
внимание трансакционным издержкам, возникающим в процессе принятия решений
органами государственной власти, действию конкретных административных
правил, проблемам нетранзитивности коллективных предпочтений и процедурного
манипулирования.
3. Общий характер выводов и рекомендаций. Главной целью исследований в
традициях подхода SP является оценка влияния различных вариантов
государственной политики на частный сектор экономики и предоставление
рекомендаций по выбору мероприятий, оптимальных с точки зрения максимизации
благосостояния общества. Подход VM дает возможность определить зависимость
характеристик политического равновесия от различных систем институтов и
экзогенных шоков. В практическом плане этом подход позволяет делать выводы о
совместимости предлагаемых экономических мероприятий с существующей
политической системой и освещать информационные проблемы, связанные с
деятельностью групп давления и государственных органов. Подход SI направлен
на решение более конкретных проблем, касающихся создания и изменения системы
институтов и правил принятия решений, выявления закономерностей их
функционирования и возможностей использования для проведения в жизнь
избранного экономического курса.
Можно заметить, что использование методологических подходов VM и SI
позволяет добиться гораздо более высокой степени реалистичности анализа
проблем определения государственной экономической политики и ее влияния на
деятельность рыночных субъектов, чем использование подхода SP. Поскольку в
рамках подходов VM и SI как экономические, так и политические процессы и
феномены описываются в единой системе терминов, то становится возможным
исследование хозяйственных проблем с позиций обобщенных
экономико-политических моделей. Такие модели предполагают существование двух
типов рынков - экономических, на которых происходит обмен товаров и услуг, и
политических, на которых происходит обмен мероприятий экономической политики
на политическую поддержку (материализующуюся, к примеру, в голоса
избирателей, финансовые взносы в предвыборные фонды, положительные отзывы о
работе сотрудников административных органов или просто взятки).
К настоящему времени наибольший прогресс в изучении закономерностей
функционирования комплекса экономических и политических рынков достигнут в
рамках одного из ответвлений теории общественного выбора - теории
эндогенного определения экономической политики, в основе которой лежит
методологический подход VM.2. Ее ключевая идея состоит в признании того,
что использование инструментов экономического регулирования находится в
зависимости от переменных, воздействующих на решения максимизирующих свои
целевые функции субъектов политического рынка. Предполагается, что целью
правительства, проводящего политику с целью изменения основных характеристик
хозяйственной среды - распределения прав собственности и вектора цен -
является максимизация политической поддержки со стороны рядовых избирателей
и влиятельных групп давления. Эти последние, в свою очередь, при выборе
объектов поддержки правительства или оппозиционных сил - руководствуются
мотивом максимизации собственного экономического благосостояния и оказывают
поддержку тем, кто проводит или анонсирует наиболее выгодный для них
политический курс. Вследствие этого мероприятия государственной
экономической политики, которые в рамках основного направления экономической
теории понимаются как "внешние" по отношению к хозяйственной сфере,
трактуются здесь в качестве эндогенных, задаваемых условиями
функционирования всей экономико-политической системы.
К числу неоспоримых достоинств теории эндогенного определения
экономической политики относится ее способность учитывать различные аспекты
процесса принятия государственных решений. В данной теории сформировались
два подхода к изучению механизмов хозяйственного регулирования.3) С одной
стороны, в ряде работ подчеркивается роль политической конкуренции между
кандидатами на занятие выборных должностей (этот подход можно назвать
"конкурентным"). С другой стороны, данные мероприятия могут рассматриваться
как средство максимизации поддержки политическими силами, которые уже
находятся у власти и могут реально определять, а не просто анонсировать
политический курс ("монополистический подход").
Каждый из этих подходов имеет "сравнительные преимущества" в различных
областях анализа государственной политики. Так, "конкурентный подход"
позволяет исследовать стратегические проблемы: насколько велика вероятность
сохранения существующего политического курса; каковы основные черты набора
мероприятий, отвечающего условиям равновесия на политических рынках: в чьих
интересах будет осуществляться экономическое регулирование.
"Монополистический подход", напротив, может с успехом использоваться для
рассмотрения тактических проблем, связанных рутинной деятельностью
правительства по определению конкретного распределения прав собственности и
элементов ценового вектора.
С учетом сказанного выше очевидно, что теория общественного выбора и, в
особенности, одна из ее субдисциплин - теория эндогенного определения
экономической политики - открывают широкие горизонты изучения проблем,
связанных с взаимодействием экономической и политической сфер общественной
жизни. Этим обусловлена несомненная привлекательность использования этих
теорий для изучения процессов, происходящих в экономике переходного типа.
Как представляется, они дают возможность по-новому осветить некоторые
аспекты преобразований, осуществляемых сегодня в России, а также выделить
причины их недостаточной эффективности и адекватности.
Поскольку выбор стратегии трансформации, ее глубины, скорости и
последовательности стадий затрагивает жизненно важные интересы практически
всех экономических субъектов" они неизбежно будут оказывать интенсивное
влияние на принятие государственных решений.4) Наиболее существенным
является то, что процесс перехода к либеральному рыночному порядку от
административно-централизованной системы с высоким уровнем государственного
вмешательства предполагает широкое перераспределение хозяйственных
полномочий и прав собственности от государства к рыночным субъектам. В
соответствии с логикой теории эндогенного определения экономической политики
очевидно, что такое перераспределение будет происходить в интересах
представителей элитных групп, тесно связанных с властными кругами, а также
групп давления, способных обеспечить максимальные трансферты ресурсов (в
виде легальных и нелегальных "пожертвований", взносов в предвыборные фонды и
т.д.) в пользу субъектов принятия решений. Закономерным результатом данного
развития событий является экспоненциальное нарастание неопределенности на
политических рынках. Причины этого явления достаточно ясны. Процесс
концентрации хозяйственных полномочий и прав собственности в руках членов
групп, способных влиять на принимаемые правительством и парламентом решения,
порождает большое количество "обделенных". К ним относятся как члены групп
давления, которые не сумели реализовать свои интересы, так и рядовые
граждане, лишенные доступа к приватизируемой собственности и другим "благам
реформ". Испытываемое ими недовольство может кристаллизоваться в поддержку
оппозиционных правительству политических сил, декларирующих цели нового
перераспределения хозяйственных полномочий и прав собственности.
Рост конкуренции со стороны оппозиции, делая неопределенными шансы
сохранения субъектами принятия политических решений занимаемых ими властных
позиций - а значит, и шансы сохранения проводимого политического курса,
создает дополнительные стимулы к усилению лоббирования со стороны
экономических агентов, заинтересованных в сохранении сложившейся в ходе
реформ структуры хозяйственных отношений. В этом заключается одно из
ключевых негативных последствий неопределенности на политических рынках:
значительная доля ресурсов будет изыматься из хозяйственного оборота и
направляться на цели изыскания политической ренты, т.е. находить
непроизводительное применение.
Само по себе отвлечение ресурсов из экономической сферы в политическую
является неизбежным следствием взаимодействия субъектов политического рынка.
В традициях теории общественного выбора лоббистская деятельность, смысл
которой состоит в целенаправленном
влиянии на процесс принятия государственных решений, признается такой же
естественной для экономических субъектов, как и хозяйственная
(производственная, торговая и т.д.) деятельность. Часть своих ресурсов они
будут инвестировать на хозяйственные цели, а часть - на цели извлечения
политической ренты, т.е. на приобретение преимуществ, связанных с
функционированием существующей политической системы. При этом критерий
оптимальности распределения ресурсов требует, чтобы предельная эффективность
их использования в обеих сферах была одинакова.5) Существенную роль, однако,
играет то обстоятельство, что по мере роста неопределенности на политических
рынках предельная эффективность инвестиций в лоббирование также возрастает.
В российских условиях этот феномен может быть особенно четко прослежен на
примере борьбы за сохранение итогов приватизации. Ускоренные - если не
сказать обвальные -темпы приватизации обусловили тот факт, что передача
многих из имущественных объектов в частные руки происходила по чисто
символическим ценам. Это обеспечило высокую прибыльность инвестиций в
политическое лоббирование на этапе получения доступа к правам собственности,
т.е. непосредственно на этапе приватизации: ведь фактическая стоимость
приватизируемых активов, как правило, намного превышала расходы на их
приобретение (сумму выкупных платежей и средств, направленных на
лоббирование). В настоящее время можно наблюдать следующий раунд борьбы: те
группы давления, интересы которых не были учтены в ходе приватизации,
инвестируют ресурсы на поддержку политических сил, обещающих пересмотреть ее
итоги с учетом пожеланий своих "спонсоров"; напротив, выигравшие в ходе
приватизации субъекты активно контрлоббируют с целью противодействия
пересмотру итогов приватизации, поскольку обратный выкуп имущественных
объектов (не говоря уже о безвозмездной национализации) приведет к потере
первоначально полученного чистого прироста богатства. Благодаря этому по
мере нарастания неопределенности на политических рынках основной целью
экономических субъектов станов


ится не получение дохода путем хозяйственных операций, а приобретение или
сохранение богатства путем лоббистской деятельности. Имеет место своего рода
заколдованный круг: высокая прибыльность инвестиций на цели лоббирования
обусловливает высокий уровень неопределенности на политических рынках, и
наоборот.
Неопределенность на политических рынках оказывает и другие негативные
последствия на хозяйственную систему. Усиление зависимости правительства от
поддерживающих его групп давления приводит к нарастанию степени
субоптимальности проводимых им экономических мероприятий, - иными словами,
увеличивает объем диспропорций, вносимых в экономическую систему. Чем выше
объем ресурсов, который могут предоставить те или иные субъекты, тем выше
вероятность того, что именно их интересы будут удовлетворяться при
формулировании политических решений, даже если при этом наносится
значительных ущерб другим, "менее важным" с точки зрения правительства
группам хозяйствующих субъектов, или даже самому государству. Правительство
становится "близоруким" и отдает предпочтение тактическим, а не
стратегическим выгодам, поскольку не уверено, что "доживет" до реализации
последних.6)
Два упомянутых типа экономических потерь - обусловленных
непроизводительным использованием ресурсов и экономическими диспропорциями -
являются в значительной мере альтернативными друг другу. Действительно,
результатом взаимодействия групп давления на политическом рынке может быть
минимизация потерь, связанных с фактором диспропорций,7) однако в процессе
такого взаимодействия может быть растрачено значительное количество
экономических ресурсов. Возникает еще один заколдованный круг: в условиях,
когда минимизируются экономические потери одного типа, максимизируются
экономические потери другого типа, и наоборот. Следовательно, сама по себе
конкуренция между группами давления, имеющими противоположные интересы, не
может рассматриваться как противоядие от неэффективного использования
ресурсов. В отличие от конкуренции на экономических рынках, конкуренция на
политических рынках даже в теории не мажет обеспечить достижение
хозяйственного оптимума.
Однако наиболее важным следствием неопределенности на политических рынках
является то обстоятельство, что она делает совершенно невозможным сколь-либо
конструктивное государственное экономическое регулирование. С одной стороны,
оно становится все более ориентированным на специфические интересы групп
давления, оказывающих политическую поддержку существующей власти. С другой
стороны, существуют мощные стимулы игнорировать "неприятные" государственные
предписания, поскольку реальный контроль за их выполнением отсутствует, а
сами они в любой момент могут быть заменены другими, скорее всего совершенно
отличными.
При обострении конкурентной борьбы на политических рынках (например в
преддверие выборов) данный фактор мажет привести к полному параличу
"созидательной" (т.е. не направленной на удовлетворение интересов групп
давления) деятельности государства. Рекордное падение доходов
государственного бюджета в 1-2-м кварталах текущего года является одной из
наиболее впечатляющих иллюстраций этого тезиса. Хозяйствующие субъекты,
оперируя в нетранспарентной экономико-политической среде, просто игнорируют
свои обязательства перед государством, зная, что правительство не
заинтересовано уличать их в нарушениях и наказывать за это: ведь тем самым
оно лишилось бы их поддержки. Правительство же, по сути, молчаливо
согласилось с правилами "игры в одни ворота": чем больше сумма задолженности
бюджету, тем выше вероятность ее списания в будущем и, следовательно, тем
выше стимулы к ее наращиванию.
За относительно короткую историю российской экономической реформы это уже
не первый случай, когда неопределенность на политических рынках приводит к
такого рода "игре в одни ворота". Достаточно вспомнить острейший кризис
неплатежей 1992-1993 гг., который во многом был спровоцирован политической
неопределенностью, связанной с противостоянием правительства и Верховного
Совета. Несмотря на отсутствие денег на счетах предприятий, их руководители
продолжали продавать и покупать продукцию в кредит, с полным основанием
ожидая, что субъекты политических рынков в конце концов будут вынуждены
прибегнуть к массовому списанию долгов, чтобы заручиться поддержкой
"капитанов промышленности". Общая схема была тогда очень похожей: чем больше
сумма взаимной задолженности, тем выше вероятность ее списания, - и тем
целесообразнее ее дальнейшее увеличение.
Разумеется, неопределенность на политических рынках может поражать не
только страны с переходной экономикой, но именно в них она принимает
наиболее острые формы. В таких странах существуют все предпосылки для ее
экспоненциального нарастания: быстрая поляризация общества на "выигравших" и
"проигравших" в ходе борьбы за первичное перераспределение хозяйственных
полномочий и прав собственности; высокие ставки в борьбе вокруг перспектив
их вторичного перераспределения; наличие политических сил, выдвигающих
радикально отличные от проводимых правительством экономические программы. В
то же время именно для стран с переходной экономикой такая неопределенность
наиболее опасна: ведь она может не только помешать поиску эффективных путей
выхода из трансформационного кризиса, но и вообще заставить забыть о целях
экономических преобразований, оставив их лишь в области риторики, а в
практической сфере подменив их бесконечным выяснением отношений между
соперничающими политическими силами.
Благодаря перечисленным обстоятельствам неопределенность на политических
рынках может играть роль одного из главных препятствий на пути перехода к
эффективно функционирующему рыночному хозяйству. Каковы же вероятные пути ее
преодоления?
Наиболее прямолинейный путь заключается в радикальном ограничении степени
конкурентности политических рынков. Успех экономических преобразований в
таких странах, как Чили и Южная Корея, во многом может быть объяснен как раз
наличием предоставляемых авторитарными режимами твердых гарантий в
продолжении выбранного политического курса. О необходимости "сильной власти"
в период радикальной экономической реформы неоднократно писали российские
экономисты и политологи. Однако перспективы реализации этого пути в
современных условиях едва ли можно назвать многообещающими.
Более целесообразной является разработка институциональных механизмов,
ограничивающих возможности осуществления прибыльных инвестиций в
политическое лоббирование. Прежде всего это относится к ужесточению контроля
за поведением субъектов принятия политических решений и пресечения попыток
нелегального использования ими служебного положения с целью повышения
собственного благосостояния. Вместе с тем надо иметь в виду, что "легальное"
лоббирование - нормальный элемент демократической системы, и задача состоит
не в его искоренении, а в придании ему цивилизованных форм,
характеризующихся высокой степенью контроля со стороны общества.
С целью увеличения издержек изыскания политической ренты может оказаться
полезным выведение ряда органов государственной власти из сферы действия
политической конкуренции путем назначения (или выборов) их членов на
длительный срок, а также широкое использование принципа коллегиального (а
где это возможно - и единогласного) принятия решений в государственных
органах. Целенаправленная "обработка" группами давления лиц, ответственных
за выбор конкретного решения, обходится дороже не только в смысле объема
расходуемых средств, но и в плане увеличения вероятности обнародования
информации о факте лоббирования и негативной реакции на него общественного
мнения и вышестоящих органов.
Одной из главных целей институциональных ограничений, налагаемых на
процесс определения экономической политики, должно быть ориентирование
субъектов принятия политических решений на максимизацию политической
поддержки за счет проведения более "справедливой" экономической политики.
Для стран с переходной экономикой, где происходит массовое перераспределение
хозяйственных полномочий и прав собственности, этот аспект рекомендаций
особенно важен. Ориентация на удовлетворение интересов лишь влиятельных
групп давления может способствовать максимизации политической поддержки в
краткосрочном аспекте, но ослаблению ее в долгосрочном аспекте за счет
поляризации общества. Напротив, более сбалансированная политика может
обеспечить долгосрочную поддержку как правительству, так и проводимому им
курсу реформ.
Такого рода рассуждения могут показаться достаточно странными с точки
зрения традиционной экономической теории, в которой господствует извечное
противопоставление "эффективности" и "справедливости". В частности,
применительно к проблемам приватизации иногда фигурируют рассуждения о том,
что порядок перехода предприятия в частные руки, размер выкупа и личность
его нового собственника не так уж важны; главное - чтобы оно эффективно
работало и тем самым способствовало повышению благосостояния всего общества.
В рамках этой доктрины оказывается даже целесообразным, чтобы собственность
была сконцентрирована в руках лиц с высокими и сверхвысокими доходами: ведь
они обладают наибольшими средствами для осуществления инвестиций.
Однако логика теории общественного выбора подсказывает, что основная
часть населения, для которой переход к рыночному хозяйству сопровождается
снижением благосостояния из-за специфических негативных аспектов переходного
кризиса (связанных, в частности, с демонтажом системы социальных гарантий),
едва ли согласится ждать благоприятных результатов реформ сколь-либо долго.
Трудно ожидать, чтобы люди добровольно согласились "затягивать пояса" в то
время, когда наблюдается резкий рост богатства и доходов узкой прослойки
общества. Рациональной стратегией поведения "обделенных" в этих условиях
будет оказание политической поддержки оппозиционным силам, анонсирующим
альтернативный политический курс. При этом, чем интенсивнее будет рост
имущественного неравенства и порожденная им поляризация общества, тем более
радикальные (в негативном смысле этого слова) силы будут пользоваться
популярностью. Помимо уже упомянутой неопределенности на политических
рынках, результатом такого развития событий может стать вспышка
политического насилия - крайняя форма выражения недовольства существующими
властями, имеющая еще более губительные последствия для экономики. 8) Таким
образом, в контексте более широкого анализа, принимающего во внимание как
экономические, так и политические факторы, противопоставление эффективности
и справедливости оказывается ложным: проведение более справедливой политики
способно снизить неблагоприятное влияние политических факторов и тем самым
повысить эффективность функционирования хозяйственной системы в целом.
Таковы лишь некоторые выводы и рекомендации, вытекающие из рассмотрения
проблем переходного периода сквозь призму теории общественного выбора.
Акцентируя внимание на том, как определяется политика, эта теория позволяет
лучше понять, какую именно политику генерирует политическая система и что
можно сделать для ее улучшения. Это обстоятельство делает очень актуальным
обогащение российской экономической науки методологическими подходами
экономико-политического анализа, выработанными в рамках теории обществе


нного выбора.

СНОСКИ
1.CM. Hettich W. and Winer S.L conomic fficiency, Political
Institutions and Policy Analysis // Kyklos, 1993, v.46, no. 1, р.З-25. 2 См.
Маgее S.P., Brock W.A. and Young L. Black Hole Tariffs and
2. ndogenous Protection Theory. Cambridge: Cambridge University Press,
1989. 3 CM. СТАТью Grossman G.M. and Helpmann . Protection for Sale //
3. American conomic Review, September 1994, v.84, no.4, p.833-850, где
эти подходы освещаются применительно к вопросу о регулировании внешней
торговли.
4 Rodrik D. Understanding conomic Policy Reform // Journal of conomic
Literature, March 1996, v.34, no. 1, p.9-41.
5. Подробнее см. Аукуционек С.П. и Белянова Е.В. (ред.). Политическая
рента в рыночной и переходной экономике. М.: ИМЭМО РАН, 1995.
6. Alesina A. and Tabellini G. xternal Debt, Capital Flight and
Political Risk // Journal of International conomics, November 1989, v.29,
nо.3/4, p.199-220; Cukierman A., dwards S. and Tabellini G. Seignoriage and
Political Instability // American conomic Review, June 1992, v.82, nо.3,
р.5З7-555.
7. Becker G.S. A Theory of Competition among Pressure Groups for
Political Influence // Quarterly Journal of conomics, v.98, no.3, 1983,
p.371-400.
8. Gupta D.K. The conomics of Political Violence: The ffect of
Political Instability on conomic Growth, New York: Praeger Publishers,
1990.
Я.А. ПЕВЗНЕР

АКТУАЛЬНОСТЬ ПОДГОТОВКИ В ИМЭМО РАН ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ПО
ПРОБЛЕМАМ СОВРЕМЕННОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Вполне очевидно, что нынешний переходный период таков, что о нем нельзя
судить без обращения ко всей мировой науке. И прежде всего - без понимания
того, что плюрализм экономической науки, тот факт, что она состоит из часто
противостоящих одна другой и в то же время во многих случаях дополняющих
одна другую теорий - в этом не ее слабость, а ее сила. И это несравненно
лучше, чем наши "монизм" и "монолитность". Хорошо известно, какое большое
место в пропаганде марксизма занимал основной тезис статьи В.И.Ленина "Три
источника и три составных части марксизма" - тезис, согласно которому
марксизм возник не на обочине, а на столбовой дороге мировой отечественной
науки вообще, экономической - в частности и в особенности. Не вдаваясь здесь
в вопрос об источниках, о происхождении марксизма, мы можем уверенно
сказать, что в дальнейшем развитии экономической науки, начавшемся с
последней трети прошлого века, и поныне как раз марксизм остался за
пределами магистрального направления, находится на его обочине.
Самое большое принципиальное различие между марксистской и немарксистской
наукой заключено конечно же не в том, что одна заключает интересы