бя оставшуюся одежду, представ перед ней во всем великолепии мужской
красоты. Во рту у нее пересохло. Замерев от восхищения, она наблюдала,
как симметрично напряглись мышцы его стройных ног и спины, как поблески-
вала глянцем его смуглая кожа.
В ней больше не было страха. Все ее тело пело и радовалось неизбеж-
ности того, что должно было произойти, зная, что, как только оно утолит
свой голод, наступит наконец желанное умиротворение и покой. Кэндис
встала и начала медленно расстегивать сандалии.
- Дай я, - глухим от волнения голосом произнес он.
Прикосновения его пальцев были сладкой мукой, рот его, медленно и
чувственно терзающий ее губы, - карой и редчайшим из наслаждений. Она
почувствовала, как напряглись и отвердели ее мышцы, и, не в силах больше
сдерживать себя, ее тело задвигалось медленно и волнообразно, а бедра
подталкивали, просили, умоляли.
Огонь, который он так старательно и искусно пытался разжечь, вдруг
вспыхнул с неистовой силой, охватив своим адским пламенем развилку ее
тела. Она восхищенно наблюдала за ним во всем великолепии темной и дикой
страсти, и глаза ее становились все больше и больше. Они безмолвно при-
зывали его к этому пылающему огню, в пламени которого оба они познают
сладость насыщения.
Он заглянул в ее охваченное экстазом лицо. Его собственное в эту ми-
нуту напоминало вырезанный из камня лик какого-то древнего жестокого бо-
жества, готового к тому, чтобы взять силой то, что не будет положено на
его алтарь добровольно. Из груди его вырвался сотрясающий все его тело
глубокий вздох, словно он потерял способность управлять собой; он накрыл
ее тело своим, и она познала пронзительный восторг слияния двух тел,
простого и древнего, как мир, сокрушающую силу мужской плоти, одержавшей
победу и одновременно побежденной ее нежной женской силой.
Почувствовав первый яростный удар его плоти, она вскрикнула. Звук ее
голоса растворился и замер в разогретом мерцающем воздухе. Она не испы-
тывала никакой боли, лишь ощущение легкого дискомфорта, словно внутри у
нее все перестраивалось, привыкая к тому, чего она так долго ждала.
Скоро она перестала удивляться тому, как просто все это было, и, пос-
лушная зову своего тела, исступленно отдавалась мощным тактам любовного
транса, который, казалось, вырывал ее из привычных основ ее прошлой жиз-
ни и с силой бросал в какой-то другой, новый мир, где правило только
чувство.
Он окутал ее плащом из огня и света, и, паря в этом чувственном за-
бытьи, она остро ощущала лишь скользящие прикосновения кожи к коже, шел-
ка к шелку, жар его рук и губ, тяжесть и напряженную силу его мышц. Она
растворилась в благоухании их любви, этой восхитительной смеси запахов
чистого мужского тела и сладостно-душистой женственности, которые, слив-
шись воедино, образовали такую головокружительную и возбуждающую эссен-
цию, что с ней не мог сравниться даже аромат гардений и жасмина.
Но сильнее всего она ощущала переполнявший его восторг обладания, его
превосходство самца, свою покорность, так необходимую ему в этот момент;
то, как восторженно и бесстрашно принимало его ее тело, выдвигавшее ему
свои требования, уверенное в том, что они будут обязательно удовлетворе-
ны.
Но постепенно наслаждение, державшее ее в своем сладком плену, смени-
лось напряжением; в поисках еще чего-то, чего-то большего, что находи-
лось за гранью затопившей ее страсти, тело ее начало свой огненный та-
нец.
- Не делай этого! Я не могу... - резко выкрикнул он.
Прогнувшись ему навстречу, она почувствовала, как хлынувший в нее с
силой прорвавшейся плотины поток заставил ее содрогнуться и, подхватив,
понес прочь. Каждая клеточка ее тела была охвачена в этот миг невырази-
мым наслаждением, обожжена адским огнем. Испуганная, она боролась с уно-
сившим ее потоком, но он подхватил и накрыл ее новой волной, затопляя
ощущениями такой силы и остроты, что ей показалось, что она теряет соз-
нание.
Упругая сила неожиданно покинула его тело; оно вдруг стало очень тя-
желым и, разгоряченное и влажное, в изнеможении опустилось на край дива-
на. Сквозь гулкие удары своего сердца она слышала его хрипловатое шумное
дыхание. Тело ее обмякло и ослабело, но внутри она чувствовала такое ли-
кование и такую легкость, что на миг ей показалось, будто оно вот-вот
оторвется от диванных подушек и воспарит, поднимаясь вверх так же легко
и бесшумно, как струи фонтана, и смешается с пеной и брызгами, с ночью и
лунной радугой.
Постепенно сердце ее стало биться ровнее. Она почувствовала, как в
комнату ворвался прохладный, напоенный ночными ароматами воздух, но од-
новременно с этим она ощутила внезапный холод, который не имел ничего
общего со сквозняком, влетевшим на террасу. Этот холод исходил от чело-
века, который лежал сейчас радом с ней, - близкий, как шепот, и холод-
ный, как далекие звезды.
Она кусала губы, не зная, что сказать и что сделать. Ведь не мог же
он сначала любить ее - так жадно, так ненасытно! - а потом вдруг сразу
отвергнуть, хотя то ощущение, которое волнами исходило от него в эту ми-
нуту, означало именно это. Неожиданно все показалось ей отвратительным и
мерзким: их тела, распростертые со сладострастно-развязной непринужден-
ностью, страсть, которая, казалось, на короткое мгновение возвысилась
над физической похотью, а теперь проявила свою грубую, животную суть.
Жгучее чувство стыда и унижения пронзило ее. Не в силах унять охва-
тившую ее дрожь, она стала подниматься с дивана.
- Лежи спокойно, - мягко скомандовал он. Повернувшись, он притянул ее
к себе. - Ты замерзла?
- Нет.
- Тебе одиноко? - Он тихо засмеялся, когда она крепко прижалась к не-
му всем телом. - Прости меня, - сказал он. - Я не привык к такому... к
такой бурной реакции. Неужели сейчас я свалял большего дурака, чем когда
бы то ни было?!
- Ты? - Приподняв голову от подушки, она посмотрела на него с крайним
изумлением.
- Да, я. - Он криво усмехнулся. - Несмотря на твое не слишком лестное
мнение обо мне, я не тот, кто делает это с каждой встречной. - Она про-
молчала, а он улыбнулся, хотя улыбка была далеко не из приятных. - Я не
сплю с каждой, кого приглашаю в ресторан, или с каждой, кто проводит в
моем доме свой отпуск. До сих пор я умел сдерживать свои аппетиты. До
сегодняшнего дня.
В груди ее вспыхнула надежда, глаза заблестели. Или, может быть, он
имел в виду Лидию? Конечно, то, что он сейчас сказал, ничего общего не
имело с любовью, но она была настолько без ума от него, что согласна до-
вольствоваться и этим. Она улыбнулась ему, глаза ее искрились. Сейчас
они были в полной темноте, луна спряталась за выступ крыши прямо у них
над головой, но Кэндис все-таки заметила, как он улыбнулся ей в ответ, и
удивилась тому цинизму, который, как ей показалось, она уловила в его
словах.
- Я тоже не занимаюсь этим с первым встречным, - резко сказала она.
- Это у тебя впервые?
Неожиданно смутившись, она кивнула, краем глаза наблюдая за его реак-
цией.
Он лежал совершенно неподвижно, потом, окунув пальцы в густую гриву
ее волос, запрокинул ей голову и решительно прижался к ее губам в нежном
и медленном поцелуе. Еще не веря своим ощущениям, она почувствовала, как
ее насытившееся тело снова пришло в движение, а по жилам побежал огонь.
Она тихо застонала, а он засмеялся таким чувственным смехом, что еще
несколько дней он все звенел у нее в ушах.
- Поразительно, правда? - пробормотал он. - Для меня и для таких ма-
леньких девственниц, как ты.
Ослепительно прекрасный в своей наготе, он встал с дивана и, протянув
ей руку, сказал:
- Пойдем со мной.
Без малейших колебаний она вложила свою руку в его сильную ладонь и
последовала за ним в темноту дальних комнат. От отпер дверь и включил
свет.
Она вскрикнула от удивления. Они стояли в комнате, где все было уст-
роено для любви: начиная от выразительной и изысканной картины, висящей
над огромной, широкой тахтой и изображавшей сплетенные в объятии тела, и
кончая шелковыми покрывалами, небрежно разбросанными в головах, и
чувственной фактурой огромных шкур на полу.
- Тому, кто украшал эту комнату, воздержание было неведомо, - сказал
Сол, с улыбкой гладя на изумленное лицо Кэндис, - поэтому мне кажется
вполне естественным, если мы снова займемся любовью. По крайней мере я
не чувствую себя здесь незваным гостем, а ты? Может быть, и сама комната
давно мечтает стать раем для двух влюбленных.
Она была не в силах оторвать от него своих глаз, чтобы еще раз хоро-
шенько рассмотреть эту удивительную комнату, но, почувствовав витавший
здесь легкий запах мускуса, быть может след от духов той женщины, что
когдато дарила наслаждение своему возлюбленному, она вся замерла и нап-
ряглась в сладком предчувствии.
- Нет, я тоже не чувствую себя здесь чужой и хотела бы быть с тобой
именно здесь.
Он легко поднял ее на руки и бережно опустил на прохладный мягкий
шелк широкой тахты.
Что-то дерзкое промелькнуло в искрящейся глубине его глаз, что-то,
что не имело названия, но на что она все равно бы откликнулась, даже ес-
ли бы не доверяла ему.
- Пусть теперь это будет медленно и нежно, - сказал он, садясь рядом
с ней, - мы будем любить друг друга так, словно это последний,
единственный раз, когда мы вместе.
Какое-то нехорошее предчувствие шевельнулось в ней. Что-то было не
так, она чувствовала это. Она нахмурила брови, но он нагнулся к ней и
поцеловал крохотное углубление ее пупка. Лишь только она почувствовала
горячее прикосновение его языка, как все поплыло и завертелось у нее пе-
ред глазами.
Он сказал, что он не занимается этим с первой встречной. Она верила
ему: он был слишком разборчив, чтобы потакать любым своим желаниям. Но
он наверняка познал немало женщин, чтобы уметь так искусно взять у нее в
постели все, что только возможно, для своего наслаждения, умело ис-
пользуя свой опыт и чувственность для того, чтобы продемонстрировать ей
те способы, которыми мужчина и женщина могут дополнить друг друга в мо-
мент любовной страсти. Она слепо следовала за ним во всем, что он делал,
и шептала слова, которые раньше и не мыслила произнести вслух, лаская
его с невинной похотью, превознося его тело, его мужскую силу так, как
была способна выразить свои чувства в тот момент. Она познала его на
вкус, на запах, на ощупь - все это великое множество оттенков и ощуще-
ний, восторгаясь контрастом бледной мраморности своей кожи радом с брон-
зовым оттенком его загара, мягких изгибов своего тела рядом с его строй-
ным и мускулистым.
Он брал ее с пьянящей силой уверенного в себе самца, унося ее с собой
в тот храм чувств, в котором оба были верховными жрецами.
Ей было теперь неважно, что она больше не властна над своим телом,
что, окутанная чувственным туманом, она полностью подчинилась ему, так
как стоило ей только взглянуть в это сильное, искаженное любовной мукой
лицо, встретить взгляд его пылающих, манящих глаз, и она убеждалась в
том, что он, как и она, захвачен этим жарким, огненным потоком их страс-
ти, чувствуя только одно - его руки сжимают ее в своих объятиях, а рот
не в силах оторваться от ее губ.
Наконец, послушная его страстной мольбе, она поменяла положение. Он
направил ее на себя, а сам, как паша, уверенный, что ему не осмелятся
перечить, откинулся на подушках. Она попыталась воспротивиться, но
только на миг, а потом подчинилась и, гордо держа свое тело, опустилась
на него.
- Так я могу видеть тебя всю, - хрипло произнес он. Глаза его, уст-
ремленные в темноту, расширились, разглядывая ее стройное, разгоряченное
страстью тело, шелковистую округлость высоких, гордо стоящих грудей, вы-
пуклость сосков, отвердевших от его яростных ласк.
Краска стыда заливала ее тело. Он засмеялся и медленно коснулся рука-
ми ее груди, узкой изящной талии. Его пальцы цепко держали ее, пока она
обхватывала, обнимала его коленями, принимая его в глубь себя. Острое,
как стрела, ощущение заставило ее тихонько вскрикнуть и начать дви-
гаться, сперва медленно и беспомощно, и предательская краска стыда гус-
той, медленной волной заливала ей грудь и лицо, пока постепенно они не
нашли ритм, устраивавший их обоих.
Это уже были иные ощущения, хотя в чем-то еще более насыщающие, чем в
самый первый раз их любовного экстаза. Но исход, как и тогда, был неиз-
бежен: экстаз, изнеможение, насыщение такой силы, которую, казалось, не-
возможно было выдержать.
Она уснула, лежа с ним радом, и спала так крепко, что не слышала и не
чувствовала ничего.
Когда она проснулась, рассвет еще не наступил, но на тахте радом с
ней никого не было. Она лежала и ждала, что он сейчас вернется, но через
несколько минут, проведя рукой по другой половине тахты, она обнаружила,
что та давно остыла, словно он ушел сразу же, как только она уснула.
Она встала, пошла в ванную комнату и включила свет. То, что она уви-
дела, поразило ее. Часто мигая, она стояла, оглядывая удивительное уб-
ранство комнаты. Она напоминала грот, с водопадом и маленьким прудом,
который был окружен камнями и большими валунами и отделан черным мрамо-
ром. Среди камней цвели белые, розовые и зеленые орхидеи, росли какие-то
растения с необыкновенно пышной листвой и папоротники. Обнаженная женщи-
на, должно быть, выглядела здесь гурией, изнеженной и белокожей, оказав-
шейся здесь для того, чтобы утолить страсть своего хозяина.
Кэндис судорожно проглотила слюну и на мгновение закрыла глаза. Затем
она сняла с крючка банную простыню, вышла из ванной и выключила свет.
Завернувшись в мягкую махровую простыню, она подошла к окну и, повернув
ручку холодными как лед руками, широко распахнула его.
Прямо перед ней в серой предрассветной дымке раннего утра высоко к
небу поднимались тончайшие струи фонтана, с приглушенным звуком падая в
черный пруд. Из чащи леса донеслись чистые и прозрачные звуки птичьего
пения, насмешливые, словно эхо жестоко преданной любви... Это пела та
самая легендарная птица тикау, которую редко кому удавалось увидеть,
птица, про которую думали, что она призывает возлюбленного к тому, кто
слышит ее пение.
Нет, не просто возлюбленного. Эта птица звала свою единственную лю-
бовь, свою единственную настоящую страсть...
Кэндис горько улыбнулась. Что ж, птица тикау звала к ней ее возлюб-
ленного, но, как это часто бывает в легендах, она обманула, хотя снача-
ла, казалось, и дала то, что обещала. В Соле Джеррарде было все, чего
только могла желать женщина: дикий порыв, нежность, страсть и честность.
В его объятиях она познала тот восторг, который нельзя было измерить
обычными мерками, и то освобождение и покой, которые и радовали, и пуга-
ли ее.
Мягкое и ровное журчание фонтана, падающие струи которого морщили
подвижную гладь пруда, монотонно отдавалось у нее в голове, где в сумас-
шедшем вихре кружились сейчас ее мысли.
Когда быстро наступивший тропический рассвет разлился над островом во
всем великолепии своих розовых и золотистых красок, она все еще стояла у
окна, глядя, как играют в свете наступающего утра тонкие струи фонтана.
Тому, кто в эту минуту бесшумными шагами шел по дорожке, ведущей от фон-
тана к дому, она казалась призраком.
Когда он вошел в эту чудную, напоминавшую о недавних наслаждениях
комнату, она не обернулась, ничем не показав, что заметила его приход. И
только когда он подошел ближе и встал радом, она подняла на него свои
огромные, пустые глаза. Он был одет так же, как и накануне, в темную ру-
башку и более темные брюки, но рукава его рубашки были до половины засу-
чены, и в неярком свете раннего утра он казался холодным и суровым.
- Так сколько ты хочешь? - резко спросил он.
Она промолчала, но ресницы ее вздрогнули и опустились.
- Так сколько? - продолжал настаивать он. - Девственность пользуется
изрядным спросом среди некоторых мужчин. Меня это, правда, никогда не
волновало, но я готов возместить тебе потерю невинности. А ты была се-
годня такой обворожительной, такой соблазнительной распутницей. Я редко
получал такое наслаждение.
Она почувствовала, как что-то сдавило ей горло, ее голос звучал низко
и глухо от обиды и боли, и она с трудом смогла произнести только его
имя.
- Или ты пришла сюда, надеясь на более крупную добычу? Может быть, ты
считаешь, что, являясь незаконной сестрой, ты имеешь полное право жить
за ее счет?
Глаза ее вспыхнули яростным огнем. Он улыбался. Выражение его хищно-
го, ястребиного лица сковало холодом ее сердце. Она закрыла лицо рукой и
прошептала:
- Нет! Нет! Как ты можешь?..
Он собирался еще что-то сказать, но она сделала запрещающий жест ру-
кой и, проглотив стоявший в горле ком, продолжила уже звонким,
бесстрастным голосом:
- Я приехала на Фалаиси, надеясь, что увижу ее. Это все, что я хоте-
ла. Когда я узнала, что смогу встретиться с ней, я не могла упустить та-
кую возможность. Я не собиралась говорить ей, кто я. Я даже не знала,
известно ли ей то, что она дочь приемных родителей. Я бы сама никогда не
сказала ей об этом. Я просто очень хотела увидеть ее. - Она умоляюще
посмотрела на него. - Ты должен понять, Сол. Ведь она единственный род-
ной мне человек.
- А твой отец?
Она упрямо сжала рот.
- Он сбежал в Австралию, когда узнал, что моя мать ждет ребенка. Еще
мальчиком он приехал из Европы сразу после войны; никто не знал, кто он
по национальности, но здесь ему дали фамилию Смит. Я пыталась найти его,
но не смогла.
- Но даже если бы и смогла, вряд ли он был бы так же богат, как Сте-
фани.
По ее бледным губам скользнула холодная улыбка.
- Я могу до хрипоты доказывать тебе, что мне не нужны твои проклятые
деньги, но ведь ты все равно не поверишь мне! Еще хорошо, что я не пита-
ла никаких иллюзий, что ты будешь безумно счастлив узнать о какой-то не-
весть откуда взявшейся сестре, которая собирается выкинуть неизвестно
какой трюк.
- У тебя есть прекрасная возможность доказать это, - сказал он. Он
ждал, пока она подняла на него полный напряженного внимания взгляд, и
ровным голосом произнес: - Ты уедешь и никогда больше не сделаешь ни од-
ной попытки увидеться со Стефани.
Смертельная бледность покрыла ее лицо.
- Ты не понимаешь, о чем ты просишь, Сол. Имей хоть немного сострада-
ния.
Но ни в тех словах, что сейчас прозвенели в воздухе, ни в его холод-
ных глазах не было ни капли сострадания.
- Я не могу понять, почему тебе так необходимо встретиться со Стефа-
ни, но, даже если я и поверю, что у тебя нет никакого меркантильного ин-
тереса, посмотри на это с ее точки зрения. Она вряд ли будет в восторге
от того, что у нее появилась сестра, с которой ее не связывает ничего,
кроме, быть может, того, что они случайно родились от одной матери.
- Как ты можешь?.. - прошептала она побелевшими губами.
Он отвернулся и решительно засунул руки в карманы.
- Я думаю, что для всех будет лучше, если ты просто уйдешь из ее жиз-
ни, останешься для нее просто туристкой, с которой ей однажды довелось
встретиться. Забудь о том, что ты видела ее.
- А то, что было сегодня ночью? - спросила она с холодным интересом.
- Это прикажешь тоже забыть?
Он тяжело вздохнул.
- Лучше бы, если бы этого не было, но... это было неизбежно. Мы оба
это прекрасно понимали, как только впервые увидели друг друга, не так
ли?
- Но это больше не повторится.
- Да, - согласился он. - Не повторится! Разве что небольшой роман...
но ты сама видишь, что при таком положении дел такое вряд ли возможно.
Что она слышит в невозмутимом тоне его голоса? Облегчение? Доволен ли
он, что она оказалась такой "благоразумной"?
Но как еще ей было вести себя? Ведь он прав. У них не может быть ни-
какого будущего, даже если бы он и хотел этого, но он не хочет, это яс-
но. Благодаря Стефани они оказались вместе, но, кроме Стефани, их больше
ничто не связывает - только страсть, противоречивая, дикая, безумная.
Которую он, судя по всему, утолил. Кроме ее любви к нему, которая его не
интересует, тяготит, раздражает.
- Что ж, - холодно произнесла она, - я сегодня же уеду.
- Я возмещу тебе убытки за испорченный отпуск и за то, что напугал
тебя... - сказал он и нахмурился.
Внутри у нее как будто спустили невидимый курок. Она резко поверну-
лась к нему. Глаза ее сверкали.
- Мне не нужно ни цента ваших грязных, вонючих денег. Если для вас
они так много значат, выходит, вам они нужны гораздо больше, чем мне! Я
приехала увидеть свою сестру, а не для того, чтобы жить за ее счет, не
для того, чтобы продавать себя за деньги! Все, что вы получили от меня,
я дала вам сама, по своей воле и не подсчитывала, сколько я с этого буду
иметь. Мне не нужно от вас ничего - вы все равно не смогли бы дать мне
даже той малости, которая хоть немного согрела бы мое сердце! Оставьте
меня!
От неожиданности он отпрянул в сторону, словно его ударили по лицу.
Даже загар не мог скрыть его необыкновенную бледность и побелевшие края
губ. Он не ожидал такой реакции. Огромным усилием воли он заставил взять
себя в руки и подавил в себе ту злобу, те дикие чувства, которые вызвала
в нем ее гневная тирада, и безжалостно произнес:
- Вот и прекрасно. Я распоряжусь, чтобы приготовили твои вещи. Мой
самолет доставит тебя прямо в Окленд. Но прежде, чем ты уедешь, я бы хо-
тел, чтобы ты подписала вот это...
И он протянул ей лист бумаги, на котором размашистым почерком было
что-то написано. Черные, зловещие строчки прыгали и расплывались у нее
перед глазами. В грудь словно вонзили острый кинжал. Она разорвала лист
пополам и со всем презрением, на которое только была способна, произнес-
ла:
- Я не собираюсь давать вам таких обещаний. Даже вы, со всей вашей
властью и деньгами, не сможете удержать меня, если я снова захочу уви-
деть ее, и я не подпишу ничего! Когда-нибудь Стефани захочет узнать
больше о своей семье. И я буду терпеливо ждать, когда это произойдет.
Она моя сестра, и мы имеем право знать о существовании друг друга.
Взглянув ему в лицо, она похолодела от страха, но не отступила, не
сдалась, а, высоко подняв голову, встретила его враждебный, полный неск-
рываемой угрозы взгляд с необычным для себя гордым высокомерием, рожден-
ным из боли и мужества.
Ей показалось, что в этом глубоком взгляде мелькнуло невольное уваже-
ние, но он постарался так быстро скрыть это, что она не была уверена,
так ли это.
- Ты можешь мне кое-что обещать, Кэндис? - неожиданно спросил он.
Изумленными глазами она смотрела на него и не верила своим ушам.
- Обещать?
- Что ты обязательно дашь мне знать, если когда-нибудь тебе понадо-
бится моя помощь.
Ее плечи, которые только что казались такими непреклонными, неожидан-
но обмякли. Она рассмеялась каким-то надтреснутым смехом.
- Нет, ваша помощь мне не понадобится. Я всегда справлялась сама и
по-прежнему могу делать то же самое.
- Не будь такой идиоткой!
Прекрасно, она смогла прорваться сквозь темную маску его самооблада-
ния. Но он сумел мгновенно справиться со своими эмоциями и закончил го-
лосом, полным нескрываемой злости:
- Предупреждаю тебя, не пытайся увидеть Стефани.
Долго взвешивая его слова, она смотрела на него пустыми глазами. Он
выглядел как обычно - суровым, бесстрастным. Весь огонь, вся страсть
прошедшей ночи подавлены его железной волей.
- Вы всегда так расплачиваетесь со своими любовницами?
- Ты не моя любовница, - резко ответил он.
- Ах, ну конечно, - она улыбнулась, - девушка на одну ночь.
- Вот именно.
- Знает ли Стефани о том, что ее удочерили? - Ее начавший было дро-
жать голос мгновенно окреп.
- Это не твое дело, Кэндис, - ответил он после долгого молчания.
- Разумеется, не мое. Но все-таки, по моему собственному опыту, об
этом лучше узнать раньше, чем позже. И я серьезно предупреждаю вас, что,
несмотря на все ваши угрозы, я собираюсь снова встретиться с ней, когда
ей исполнится двадцать лет.
- А я серьезно предупреждаю тебя, что я со своей стороны сделаю все,
что в моих силах, чтобы помешать этому. Машина уже ждет. В ней твои ве-
щи.
- Почему вы так уверены, что я не пойду с этим в газету? - медленно
спросила она.
Он пожал плечами.
- Потому что ты не из тех. Ты слишком дорожишь неприкосновенностью к
тайнам своей личной жизни.
Она отвернулась.
- Благодарю.
Ей оставалось только держать себя в руках до самого Окленда. Она не
позволит торжествовать ни ему, ни любому, кто на него работает, и не
доставит им удовольствия увидеть ее сломленной.
Но, спускаясь по ступенькам террасы, она споткнулась - слезы застила-
ли ей глаза.
Он подхватил ее, и она вдруг почувствовала такое изнеможение, что у
нее подкосились ноги. На короткое мгновение он прижал ее к себе, так что
она ощутила пронзительное тепло его тела, твердость его стальных муску-
лов, которые еще несколько часов назад она с такой нежностью ласкала.
Она тихо застонала и заглянула ему в глаза, которые жгли ей душу. Она
видела, как исказилось его бледное лицо, как крепко были сжаты губы, ви-
дела выступившие на лбу капли пота.
- Черт побери, - прошептал он, - что ты со мной делаешь! Я больше не
собираюсь отдаваться этому безумию.
Она отстранилась.
- Прекрасное решение, - насмешливо процедила она сквозь зубы, еле
сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. - Теперь вы можете сидеть на вершине
своей горы и делать вид, будто ничто не способно тронуть вашу душу. Ве-
ликий Сол Джеррард, супермен, так прекрасно умеющий владеть собой и сво-
ими чувствами, настолько независимый и холодный, что, если до него дот-
ронуться, он может заморозить вас от кончиков пальцев до самого сердца.
С виду вы похожи на нормального живого человека, временами вы даже веде-
те себя как живой человек, но ничто не сможет убедить меня, что вы не
робот, запрограммированный так, чтобы чертовски умело имитировать под-
линную жизнь.
- Сегодня ночью ты ничего не имела против такой имитации, - ух-
мыльнулся он.
Она пристально посмотрела на него и произнесла:
- Я сказала, что это была хорошая имитация. На самом деле это было
лучшее, на что вы способны. Ваша техника бесподобна, и я уверена, что вы
это знаете. Но, к сожалению, техника и сексуальность без сердца гроша
ломаного не стоят.
Конечно, для заключительной реплики это звучало слабовато, но это бы-
ло лучшее из того, что она смогла придумать в таком состоянии. Всю доро-
гу, пока она ехала наедине с не слишком разговорчивым Джилом, она неви-
дящими глазами смотрела на мелькавший за окном пейзаж, не позволяя себе
плакать. Она так глубоко спрятала свою боль, что ей трудно было с ней
справиться. Ей нужно собраться с мыслями, и, когда боль немного утихнет,
она хорошенько обдумает то, что произошло. В какомто смысле она понима-
ла, почему он так поступил; будь она на его месте, она бы тоже бросилась
защищать Стефани, но ему не следовало, указав ей однажды дорогу в рай,
взять и прямо перед носом захлопнуть заветную дверь. То, что сегодня
ночью он не смог отказать себе в удовольствии, дорого обойдется ей. Она
заплатит за эту ночь потерей уважения к себе и своим счастьем. Вот она,
темная сторона рая, вот они слезы в раю, подумала она, глядя из окна на
суровый горный пейзаж и плещущееся внизу море. Жестокие боги и насмешли-
вые обманчивые легенды; та сторона рая, о которой в туристских путеводи-
телях не сказано ни слова...
Как раненое животное, которое всегда возвращается к одному и тому же
месту, возвращалась она теперь в тот город, что был для нее домом, но
работа, которая еще совсем недавно так ей нравилась, теперь казалась
пресной и скучной, вновь невольно связывая ее с Солом. Ведь именно у се-
бя в библиотеке она так внимательно изучала информацию в газетах и жур-
налах, надеясь найти в них что-нибудь новенькое о Джеррардах. Об этом
напоминали ей библиотечные залы, люди, которых она видела каждый день.
Через месяц она подала заявление об уходе и поступила работать няней в
семью, глава которой был владельцем большого международного отеля на од-
ном из здешних островов.
Здесь она неплохо зарабатывала, но работа ее тяготила, и она подумы-
вала о том, чтобы найти другое место. Двое малышей, ее подопечных, бук-
вально сводили ее с ума, но необходимость держать их под неусыпным над-
зором отвлекала ее от мыслей о Фалаиси и той боли, которая затаилась у
нее где-то под сердцем, словно черное пятно.
Временами ей казалось, что жизнь, в сущности, течет совсем неплохо.
Она пока не чувствовала в себе сил трезво осмыслить все, что случилось с
ней на Фалаиси, но ее более чем удовлетворяла ее теперешняя жизнь, когда
можно было легко скользить по поверхности и не задумываться ни о чем. Ее
чувства были настолько глубоко погребены под тяжелым слоем этого поверх-
ностного существования, что временами ей казалось, что там, в холодной
глубине ее души, они никогда не оттают. В каком-то смысле она даже наде-
ялась на это. Нельзя было сказать, что она радовалась жизни, но она и не
страдала. Просто все ее существование было вереницей серых, унылых дней,
не приносивших особых радостей или событий.
Если бы однажды ее хозяйка как бы невзначай не спросила ее:
- А не кажется ли тебе, дорогая, что самое лучшее, если ты посмотришь
правде в глаза и признаешь, что ты беременна!
Кэндис закусила губу, ужаснувшись тому, что тайный страх, который так
мучил ее по ночам, неожиданно был облечен в слова.
- Да, наверное. Я очень виновата, но, когда я устраивалась на работу,
мне это и в голову не могло прийти! Как, скажите на милость, можно забе-
ременеть всего за одну ночь?
- Для этого много не нужно, стоит лишь один раз не предохраниться, -
сочувственно ответила ее хозяйка, Элизабет Маршалл. - Что ты собираешься
делать?
- Я буду работать до тех пор, пока вы не подыщете другую няню.
- Да, Кэндис, я бы попросила тебя остаться, мальчики так привязаны к
тебе. Но я искренне считаю, что тебе будет слишком тяжело уследить за
ними. Хотя должна тебе сказать, что ты цветешь прямо на глазах! Я зави-
дую тем женщинам, которым беременность идет на пользу. Я же в это время
всегда выглядела как жеваная веревка. И чувствовала себя соответственно.
- Да, если не считать легкого недомогания по утрам, я чувствую себя
прекрасно.
- Вот и я говорю. Ты прямо цветешь! Я полагаю, ты не собираешься со-
общать об этом отцу ребенка?
Кэндис вздрогнула.
- Нет.
Элизабет бросила на нее слегка насмешливый взгляд и одобрительно кив-
нула, решив больше не докучать своими вопросами.
- В таком случае тебе нужно обо всем хорошенько подумать. Нужно будет
принять окончательное решение, и только ты можешь решить, как поступить,
но, если тебе будет нужен совет, я к твоим услугам. Обещаю сделать все,
что в моих силах.
Кэндис и раньше читала о женщинах, оказавшихся в такой ситуации. Без-
надежно влюбленные, они приходили в экстаз от одной мысли о беременнос-
ти. Ведь это, так им казалось, будет крохотный кусочек их возлюбленного,
на которого можно будет излить всю свою нерастраченную любовь и неж-
ность.
Она удивлялась тому, что в ее случае все было иначе. Будущее, которое
виделось ей впереди, было еще темней и беспросветней, чем вся ее преды-
дущая жизнь. Отдать ребенка на воспитание чужим людям? Нет, эту идею от-
вергало все ее существо. Значит, теперь у нее было только две возможнос-
ти. Или сделать аборт, или оставить ребенка и в дальнейшем бороться с
теми лишениями, которые это за собой повлечет.
Аборт? Нет, она не осуждала тех, кто прибегал к этому способу, прек-
расно зная, что бывают такие ситуации, в которых это становится
единственно верным решением вопроса, но какая-то часть ее существа не
допускала даже мысли об этом. Она вдруг обнаружила, что ревностно обере-
гает ребенка, которого носит в себе, относится к нему как к личности,
живому человеку, судьба которого зависит только от нее.
Нет, аборт исключается.
В ту ночь она не спеша прогуливалась по берегу, вдыхая прохладный
морской воздух, и впервые за эти месяцы невольно вспомнила другой остров
и другой берег.
Она отдалась своему чувству к Солу так безрассудно и самозабвенно,
все женское в ней тянулось к его мужскому, как бабочка к пламени свечи,
и, как бабочка, она сгорела в этом пламени.
Она не хотела вспоминать об этом. Если она сообщит ему о своей бере-
менности, он, возможно, не захочет разговаривать с ней. У нее нет дока-
зательств, что это его ребенок. А если она будет настолько глупа, чтобы
позволить ему общаться с ребенком, не будет ли на ее будущем сыне лежать
печать того проклятия, которое пало на Сола? Обладание огромным бо-
гатством, похоже, не оставляет в его владельце места для простых челове-
ческих чувств, противопоставляет их жизнь жизни обычных людей настолько,
что они живут словно на другой планете, не нуждаясь ни в ком, отравлен-
ные своим пороком, опустошенные, холодные как лед.
А чем ее жизнь лучше? Ее столько раз отвергали, что глубоко в подсоз-
нании она примирилась с этим как с нормальным ходом вещей, убедив себя в
том, что во всем виновата она сама.
Больше она не верила в это. Она никому не позволит отвергнуть ее ре-
бенка. Если Сол всетаки откажется поверить в то, что это его ребенок,
она заставит его. Ее ребенок не останется без отца.
Мысль о том, что он может серьезно отнестись к обязанностям отца, ни
разу не пришла ей в голову.
Она встала с сучковатого, кривого бревна, вынесенного на берег прибо-
ем, и пошла назад в гостиницу, оставляя на песке легкие следы. Решение
было принято.
Воспользовавшись директорской службой, она разыскала лондонский теле-
фон фирмы Джеррарда и вечером после ужина трясущимися от волнения
пальцами набрала номер. Ей ответил женский голос, а когда Кэндис назвала
свою фамилию, тот же голос спокойно произнес:
- Да, да, одну минуту, я соединяю вас с офисом мистера Джеррарда,
мисс Хьюм.
Неужели все так просто?
- Если он сейчас занят, - сказала она, все еще сомневаясь в пра-
вильности своего поступка, - я перезвоню позже.
- Нет, нет, он распорядился соединять вас с ним немедленно.
Щелчок, пауза, уже другой, но по-прежнему ровный женский голос, веж-
ливый и деловой, та же мгновенная реакция. Затем голос Сола, резкий и
отрывистый:
- Кэндис, куда ты, черт возьми, подевалась?
Она опешила.
- Я в Новой Зеландии. Я беременна, Сол.
- Это правда? - Голос его звучит спокойно. - Хорошо... Дай мне свой
адрес.
На мгновение она потеряла дар речи, потом все-таки продиктовала адрес
и услышала в ответ:
- Через двадцать четыре часа я буду у тебя. Никуда не уходи.
- Ты сказал "хорошо". А что "хорошо"?
- Стефани передает тебе огромный привет, - сказал он. И повесил труб-
ку.
Кэндис была в ярости. Она снова набрала номер, но ровный, спокойный
голос слегка насмешливо произнес:
- Я очень сожалею, мисс Хьюм, но мистер Джеррард уже ушел. Он просил
передать вам, что прилетит завтра, просил вас поберечь себя.
- Да... - произнесла она как во сне.
Она все еще стояла с телефонной трубкой в руке, когда в комнату вошла
Элизабет.
- Мне только что позвонили из Лондона и попросили приготовить к завт-
рашнему вечеру номер люкс.
- О, Сол...
Элизабет пристально посмотрела на нее.
- Что с тобой? У тебя такой вид, словно тебя стукнули по голове.
- Нет, нет, все в порядке. Просто я только что позвонила Солу - он
отец моего ребенка. Он приезжает завтра. Я думаю, что номер люкс, веро-
ятно, заказан для него.
Брови Элизабет поползли вверх. Впервые что-то могло вывести ее из
привычного, словно броня, равновесия.
- Сол Джеррард - отец твоего ребенка?! Не может быть! Как это могло
получиться?.. - Она застыла как вкопанная, словно видела Кэндис впервые
в жизни. Но вскоре, когда к ней снова вернулось самообладание, она дело-
вито произнесла: - Я думаю, ты поступила совершенно правильно. А о моих
малышах не беспокойся. Завтра приезжает мать Карла и с удовольствием
присмотрит за ними, пока мы не найдем тебе замену. Делай так, как тебе
лучше.
Что ж, прекрасные, разумные слова. Придя к себе в комнату, она подош-
ла к окну и стала смотреть на зеленые заросли кустов, ровным ковром пок-
рывающие остров. Безмолвные и неподвижные в этом лунном сиянии, они были
так же загадочны, как и душа человека, которого она любила. Она вспомни-
ла, когда последний раз наблюдала восход луны. Это было в ту самую ночь,
когда был зачат ее ребенок. И, вспомнив это, она вздрогнула. Что же он
собирается делать?
"Хорошо"... Он сказал, "хорошо" то, что она беременна, это хорошо. Но
в его голосе она не услышала любви. С тоской она подумала о том, что
впереди ее ожидает еще одна боль. Она заставила себя лечь в постель, но
почти всю ночь провела без сна, неподвижно уставившись в потолок.
Его вертолет прилетел через двадцать пять часов после того, как она
поговорила с ним по телефону. Он спускался по трапу с самоуверенным ви-
дом человека, которому стоит только пошевелить пальцем, и самолет будет
готов тут же доставить его в любую точку планеты. Кэндис видела, как в
сопровождении своей охраны он входил в отель; лунный свет блестел у него
в волосах.
Через десять минут у нее зазвонил телефон.
- Поднимайся ко мне, - негромко скомандовал он.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Кэндис была в ярости - Сол нисколько не сомневался в том, что она по-
корно повинуется его приказу, но, в конце концов, она сама приняла реше-
ние, заставившее его проделать такой путь. Это просто смешно - так выхо-
дить из себя из-за его самонадеянности и высокомерия.
Роскошный, элегантный отель был построен на самой скале, так что
большинство его номеров выходило на величественную панораму залива, ухо-
дившего в глубь острова. Между этажами бесперебойно сновали скоростные
лифты. Через две минуты после его звонка она уже стучала в дверь его но-
мера, расположенного на самой крыше небоскреба. Дверь открыл он сам,
стоя на пороге и засучивая рукава белой рубашки. Лицо его было непрони-
цаемо, замкнуто и настороженно, пока он всматривался в нее пристальным,
изучающим взглядом.
- Входи, - сказал он, и выражение его лица не предвещало ничего хоро-
шего.
Она ожидала чего угодно, но только не этой ледяной отчужденности. Она
надеялась, что его мгновенная реакция на ее звонок означала то, что он
как-то смягчился, но в его непроницаемом, тяжелом, как маска, лице она
не нашла никакого подтверждения этому.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил он и слегка нахмурился, пропуская
ее в комнату.
- Прекрасно.
- Ты была у врача?
Она утвердительно кивнула.
- И что же он сказал? - последовал его резкий вопрос.
Она не могла ему ответить.
В его роскошном номере были предусмотрены услуги дворецкого и горнич-
ной, и она слышала, как с кухни доносились их приглушенные голоса. От
одной мысли, что их разговор могут услышать, ее начинал бить озноб. Соб-
равшись с духом, она спросила:
- Зачем ты прилетел?
Он криво усмехнулся.
- Чтобы жениться на тебе, зачем же еще.
Горячая, невысказанная надежда, которая не давала ей уснуть всю пре-
дыдущую ночь, мучительно умерла. Быстро, так как говорить об этом ей бы-
ло слишком больно, она проговорила:
- Я не собираюсь выходить за тебя замуж.
Что-то страшное шевельнулось в мерцающей прозрачной глубине его глаз,
но лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.
- Вот как? - спросил он мягко и вкрадчиво. - Ты воображаешь, что это
будет так просто сделать, дорогая? Алименты на всю оставшуюся жизнь или
уж по крайней мере, пока ребенку не исполнится шестнадцать, и никакой
необходимости считаться со мной? Мне очень жаль, если ты уже успела
настроить себе глупеньких фантазий, но, коли ты хочешь, чтобы я содержал
этого ребенка, ты должна стать моей заложницей. Да, да, чтобы я был уве-
рен в том, что каждый потраченный мною пенни работает на меня.
По легкому неприятному привкусу крови во рту она поняла, что прокуси-
ла губу. Все ее тело приготовилось дать отпор, отзываясь на неожиданный
прилив адреналина, горячей волной хлынувшего по ее венам.
Медленно и осторожно, словно пытаясь словами оградить себя от опасной
развязки, она проговорила:
- Нет, из этого ничего не получится. Ты не любишь меня, а я... а я...
- А ты не любишь меня, - закончил он совершенно бесстрастным голосом.
- Но в моем кругу браки часто заключаются еще и по другим причинам.
- Догадываюсь, - с презрением парировала она. - Например, чтобы запо-
лучить побольше денег...
- Или власти. Или чтобы заиметь детей, - холодно и отстраненно закон-
чил он. - Что ж, с последним мы, кажется, справились. Что сказал врач о
твоем состоянии здоровья?
Она побледнела, но мужественно подавила подступившую к горлу тошноту.
- Врач сказал, что я вешу немножко больше нормы и что мне нужно при-
нимать железо, а в остальном я совершенно здорова.
Его густые ресницы опустились.
- Ясно, - безразлично произнес он. - А ты уверена, что это мой ребе-
нок?
Она рассеянно посмотрела по сторонам и, увидев стул, опустилась на
него, ощущая внутри такую нестерпимую боль, что, казалось, сердце у нее
разорвется.
- Да, уверена.
- Надеюсь, что ты не ошибаешься.
- А если ошибаюсь?
- Тогда мгновенный развод, - сказал он с убийственным безразличием.
Он был совсем чужим, как будто они видели друг друга впервые. Он
встретил ее пристальный взгляд - в его глазах не было ни малейшего инте-
реса. Они смотрели тускло и холодно. Казалось, ему совершенно безразлич-
на та боль, которую он ей причиняет.
- Я больше не могу, Сол, - глухо проговорила она. - Зачем ты так. Я
же не вынесу этого.
- Но почему?
Он подошел к ней и притянул к себе. Она подняла на него глаза и уви-
дела, что за ледяным холодом этих глаз бушует огонь, еще более опасный,
чем прежде, и сейчас этому огню не давали вырваться на свободу, сдержи-
вали ценой нечеловеческих усилий.
- Нам было чертовски хорошо в постели. Что же касается всего ос-
тального, то у тебя будут деньги и свободное время. Став твоим мужем, я
вовсе не собираюсь требовать от тебя постоянных отчетов о личной жизни
или ограничивать тебя в деньгах.
Его слова ранили ее в самое сердце, они били наотмашь, причиняли
боль. Он поднял голову, и она увидела в его лице такую черную тоску, та-
кую опустошенность и еще что-то темное и неведомое ей прежде, что не-
вольно вздрогнула.
- Я знаю, ты хочешь меня, - сказал он резко. - Не заставляй меня до-
казывать это тебе, Кэндис. Если ты вынудишь меня, я смогу это сделать.
Ресницы ее задрожали. Она думала, что хуже того, что произошло с ней
на Фалаиси, когда ее буквально вышвырнули оттуда, уже не может быть. Те-
перь она поняла, что это не так. Она сумела бы прожить без него, как бы
тяжело ей ни приходилось, но она не была уверена, что, став его женой,
сможет вынести эту пытку.
Стук в дверь заставил ее высвободиться из его объятий. Он разжал руки
и дал указание горничной, появившейся на пороге с чемоданами в руках.
Кэндис не поверила своим глазам, узнав в них свои собственные вещи, и в
ней начала закипать злость.
- В последний раз, когда ты была со мной, я забыл позаботиться о том,
чтобы собрали твои вещи, - сказал он насмешливым тоном, когда горничная
прошла в другую комнату. - На этот раз я не позволю себе быть таким за-
бывчивым.
К счастью, появление дворецкого помогло ей сохранить самообладание. В
руках он держал поднос, на котором стояли бутылка шампанского, запотев-
ший графин с апельсиновым соком и высокие, на длинных ножках бокалы.
Кэндис подошла к окну. Мысли ее были в полном смятении. Боль, которую
она испытывала, мешала ей сосредоточиться, заволакивала все какой-то ту-
манной пеленой. Сейчас ей нужно было призвать на помощь тот здравый
смысл, который она всегда считала главной, отличительной чертой своего
характера.
Что ж, сейчас он явно подвел ее, мрачно подумала она. Позвонив Солу,
она сделала самую большую ошибку в своей жизни, которая казалась ей те-
перь цепью сплошных ошибок. Отвернувшись от окна, за которым в лунных
лучах серебрилась неподвижная гладь залива, она посмотрела на Сола. Он
стоял в другом конце комнаты, делая какие-то распоряжения дворецкому, и
его надменный профиль резко контрастировал с уютной и безликой обстанов-
кой номера. Он не привык разводить сантименты, в его жизни этому просто
не было места.
Не зря ее беспокоило то, как повлияет на ее будущего ребенка огромное
состояние, владельцем которого он станет. Наследники этих огромных капи-
талов вырастали бездушными автоматами, которым были неведомы такие чело-
веческие чувства, как любовь, милосердие, сострадание.
Дворецкий направился к двери, горничная быстро последовала за ним. Не
обратив внимания на брошенный в ее сторону завистливый взгляд, Кэндис с
тяжелым сердцем наблюдала, как Сол взял с подноса один бокал с апельси-
новым соком, другой с шампанским и подошел к ней.
- Здесь совсем немного шампанского, - сказал он сдержанно, - вряд ли
это повредит ребенку. Ну что ж, может быть, выпьем за то, чтобы наш брак
был долгим и счастливым?
- Нет, - произнесла она негромко, но решительно. - Я не собираюсь вы-
ходить за тебя замуж.
- Тогда я заберу у тебя ребенка.
Его голос звучал совершенно спокойно, лицо не выражало ничего, и
только сквозь полуопущенные ресницы его враждебно сузившихся глаз сверк-
нули синие сапфировые искры.
- Как говорится, или все, или ничего. И если я забираю ребенка, не
может быть и речи ни о брачном контракте, ни о деньгах.
Она пыталась найти слова, чтобы высказать ему, как ненавистны ей его
замашки торгаша, мелкого лавочника, но в горле у нее стоял ком, и она не
могла произнести ни слова. Все время, пока он наблюдал за ней, с губ его
не сходила легкая насмешливая улыбка. Не помня себя от ярости, она раз-
махнулась и, набрав полные легкие воздуха, швырнула в него бокал с
апельсиновым соком. Он ловко увернулся. Бокал вылетел в окно, но она с
холодным удовлетворением отметила, что немного сока все-таки брызнуло
ему в лицо.
Даже теперь, вытирая сок с лица, он продолжал улыбаться.
- Кажется, беременные женщины часто страдают от странных вспышек тем-
перамента, - медленно произнес он. - Или ты просто не очень любишь про-
игрывать?
Что-то в его голосе заставило ее застыть в немом испуге. Она расслы-
шала в его тоне знакомую ей дикую ярость, ярость холодную и зловещую.
И все же предположение, сделанное им только что, да еще в таком пок-
ровительственном тоне, заставило ее гордо вскинуть голову в запоздалой
попытке сохранить свое достоинство.
- Мне не нужны твои деньги. Мне нужен отец моему ребенку. Уж я-то
знаю, что значит беспрестанно мучить себя вопросом, почему отец не любит
тебя. Мой ребенок не должен подвергнуться этой пытке. Если ты не готов
понять, что я полностью отдаю себе отчет в том, что делаю, то можешь
возвращаться туда, откуда приехал, а я скажу ему, что ты умер. Я не люб-
лю, когда мне угрожают, - с негодованием закончила она, досадуя на себя
за то, что сказала о себе больше, чем ей бы хотелось.
- В таком случае тебе не мешало бы научиться себя вести. - Он налил
еще шампанского, добавил в него апельсиновый сок и протянул ей. - Выпей,
- мягко приказал он.
Она закусила губу, но, взяв бокал из его рук, послушно выпила все до
конца. Он тоже выпил свой бокал, улыбаясь так холодно и надменно, что ей
одновременно хотелось и ударить его, и убежать, чувствуя жуткий, не-
объяснимый страх.
Она поставила бокал на стол и попыталась снова продолжить прерванный
разговор.
- Сол, наш брак будет страшной ошибкой.
- Возможно, даже наверняка, но он неизбежен. Я не допущу, чтобы мой
ребенок был незаконнорожденным. Мне казалось, ты, как никто другой, зна-
ешь все отрицательные стороны такой ситуации.
Он сделал еще один глоток шампанского, потом поставил свой бокал ря-
дом с ее и, прежде чем она успела отодвинуться, взял ее за руку.
У нее перехватило дыхание. Она замерла, с мучительным напряжением
гладя ему в глаза. Он бережно сжал ее руку в своей, легко обхватив свои-
ми длинными пальцами ее хрупкое запястье. Кэндис услышала, как гулко
застучало ее сердце, когда большой палец его руки, не спеша скользнув
вдоль ее запястья, замер там, где под матовой теплой кожей часто-часто
бился пульс.
- Все будет не так уж плохо, - медленно произнес он низким, взволно-
ванным голосом. - Если ты выйдешь за меня замуж, ты будешь совсем рядом
со Стефани, как ты и хотела.
Ресницы скрывали ее полные муки глаза. Она не могла вынести эту пыт-
ку, не могла позволить ему шантажировать себя именем Стефани. Пульс на
ее запястье немилосердно частил, выдавая ее с головой. Ее ускользающий
взгляд упал на его смуглую руку, сжимавшую ее бледную, тонкую кисть. На-
верное, впервые в жизни она чувствовала себя совершенно беззащитной,
полностью находясь во власти человека, который, ни секунды не колеблясь,
действовал своими жестокими и беспощадными методами, думая только о том,
чтобы добиться своего.
- Пусти меня, - чуть слышно проговорила она.
С неторопливой невозмутимостью встретив ее взгляд, он поднес ее за-
пястье к своим губам и кончиком языка провел по тонкой голубоватой жил-
ке. Огненная стрела пронзила все ее тело, опалив жгучим и сладким пред-
чувствием ее нервы. Она резко вырвала руку, терзаясь тем, что так бурно
ответила на его ласку.
- Какая реакция! - слегка поддразнивая ее, сказал он и тихо засмеял-
ся. - Стоит мне только прикоснуться к тебе, как твои глаза мгновенно за-
волакиваются туманом, губы начинают дрожать, и я отчетливо вижу, как тут
же вокруг тебя начинает дрожать и вибрировать какая-то раскаленная аура.
Когда я впервые встретил твой взгляд тогда в ресторане, твои глаза так
потемнели, что казались почти черными, и я подумал, правда ли ты такая
страстная, о чем можно судить по твоим глазам, или это всего лишь обман,
а этот жадный, полный страстного обещания взгляд - иллюзия?! Но ведь это
не обман, не иллюзия, правда, Кэндис?! Какой бы ты ни была и как бы не-
навистен я тебе ни был, стоит мне только прикоснуться к тебе, и ты хо-
чешь меня так же, как хочу тебя я.
- Никакая это не ненависть, это всего лишь зов пола, - выкрикнула она
в полном отчаянии, чувствуя, что не в силах противиться его хрипловато-
му, страстному голосу и своему неистовому желанию любить его.
Он резко поднял голову. Выражение его лица стало замкнутым, губы ре-
шительно сжались в тонкую линию.
- Что бы это ни было, чего бы эти чертовы переживания мне ни стоили,
сильнее этого чувства я еще никогда не испытывал. Я знаю, тебе не с чем
сравнивать, и я думаю, что, имей я в себе хоть каплю рыцарства, я оста-
вил бы тебя в покое, но ты носишь моего ребенка, и к тому же я с удивле-
нием обнаружит, что у меня сильно развит отцовский инстинкт. Кэндис, я
хочу тебя так, как не хотел никакой другой женщины прежде. Прошло уже
три с половиной месяца, а я по-прежнему хочу тебя одну. Скажу больше, с
тех пор как я увидел тебя, я не хочу никого другого.
Его слова страшно волновали ее, но она умоляюще простонала:
- Но для брака этого недостаточно! Рано или поздно ты встретишь дру-
гую женщину, которую ты будешь хотеть, я надоем тебе, и я не хочу, что-
бы...
В его насмешливой улыбке промелькнуло что-то хищное.
- Да, я, кажется, припоминаю, тебе же необходим документ, навеки
скрепленный печатью, что я буду с тобой и останусь верен тебе, пока не
вырастет наш самый младший ребенок. Такой документ ждет нас на Фалаиси.
- Нет! - закричала она, и слезы, которых она так стыдилась, брызнули
у нее из глаз. - Нет ничего хуже, чем знать, что ты хочешь уйти от меня,
но не можешь сделать этого из-за какого-то дурацкого документа...
Она рыдала, некрасиво морща лицо и пытаясь сдержать эти слезы, и все
ее миниатюрное, маленькое тело снова и снова сотрясали рыдания и пронза-
ла мучительная боль.
- Кэндис!
Голос его дрогнул. Он обнял и прижал ее к себе, и она вдруг по-
чувствовала себя удивительно хорошо и спокойно, уткнувшись в мокрое пят-
но апельсинового сока на его рубашке.
- Ну, ну, не плачь, успокойся, - шептал он ей, пока она продолжала
плакать, - все будет хорошо, вытри слезы...
Она не помнила, чтобы кто-нибудь еще так же прижимал ее к себе... И
как сладко это было, как сладко. Кроме той ночи любви, проведенной с
ним, ей больше не довелось увидеть с его стороны нежности к себе, но
сейчас все было подругому, хотя она пока не знала, как именно это наз-
вать. Вцепившись в эти сильные руки, окружившие ее плотным жарким
кольцом, она рыдала у него на груди, презирая себя за эту слабость, но
не в силах остановиться.
- Мы же знаем друг друга, по сути, всего только три дня, - проговори-
ла она сквозь слезы.
- Я думаю, у нас будет время хорошенько узнать друг друга после того,
как мы поженимся, - убежденно произнес он. - Успокойся, Кэндис, тебе
нельзя так плакать. Наверное, тебе не нравится эта рубашка? Сначала ты
запустила в нее апельсиновым соком, а теперь хочешь всю ее закапать сле-
зами...
Всхлипывая, она стала отчаянно искать носовой платок, потом высморка-
лась и вытерла заплаканные глаза.
- Прости меня, - сказала она охрипшим, пристыженным голосом. - Я не
привыкла... плакать и жаловаться другим.
- И слава Богу. - Он нежно взял ее за подбородок, внимательно осмот-
рел ее лицо и своим платком осушил слезы, все еще дрожавшие у нее на
ресницах. - Я уверен, что это вредно для нашего ребенка и слишком тяжело
для меня. Просто все это время ты жила в страшном напряжении, но сейчас
все уже позади, я все устрою.
Лицо его было невозмутимо, даже слегка насмешливо, но в глубине его
улыбки таилось столько нежности, что от прежней бушевавшей в ней обиды
не осталось и следа.
- Я презираю женщин, которые плачут, - твердо сказала она.
Он кивнул.
- Хотя я полагаю, что, судя по последним данным, слезы вдут тебе на
пользу.
Украдкой она бросила на него еще один взгляд и, к своему удивлению,
обнаружила: то, что она принимала за холодность и отчужденность, на са-
мом деле было чудовищным напряжением, которое он подавлял в себе ценой
огромного самообладания.
- Как странно, стоит мне только поплакать, как у меня начинает дико
раскалываться голова, - сказала она, глядя на него с удивленной, недо-
верчивой улыбкой.
- В таком случае марш в постель. - И, увидев ее нерешительность, про-
изнес в своей прежней, несколько отчужденной манере: - Ты займешь
большую спальню, а я лягу в маленькой. Приличия должны быть соблюдены. -
И с притворной угрозой в голосе добавил: - Спокойной ночи, Кэндис.
Она опять не могла сомкнуть глаз и заснула только под утро, когда
рассвет окрасил в розовый цвет полоску неба далеко за островом. Это на-
помнило ей тот день на Фалаиси, когда, проснувшись в маленьком домике у
фонтана, она обнаружила, что совершенно одна. Она снова почувствовала
одиночество и заброшенность, которые томили и мучили ее тогда, унося с
собой всю радость предстоящего дня, делая все серым и бессмысленным.
Конечно, ей не раз приходилось испытывать подобные чувства. Как бы
отчаянно она ни старалась убедить себя в обратном, с тех пор как он выш-
вырнул ее с Фалаиси, солнечный свет для нее померк. И причина, по кото-
рой она ему позвонила, в общем-то не имела отношения к будущему ребенку,
как бы ни старалась она найти разумное объяснение своему поступку. Она
позвонила ему, потому что медленно умирала без него. Да, да, умирала. А
ребенок был только предлогом. Она, Кэндис Хьюм, которая на всю жизнь
поклялась никогда ни в ком не нуждаться, полюбила Сола Джеррарда, кото-
рый сейчас женится на ней только потому, что она беременна. Он стал час-
тицей всего ее существа, частью ее жизни, и жить без него было так же
немыслимо, как жить без пищи или воды.
Это открытие настолько ужасало и обескураживало, что она всячески
старалась подавить в себе эти чувства. Лежа в этой роскошной постели,
такая одинокая и печальная, она словно еще на один шаг приблизилась к
той пропасти, которая разверзлась перед нею в тот самый миг, когда они
увидели друг друга в ресторане. Сейчас она неожиданно для себя самой по-
няла, что выйдет за него замуж.
Когда она наконец вышла в гостиную, он уже встал и бодрым голосом
разговаривал с кемто по телефону. Краешком глаза она видела, как он про-
изнес несколько коротких, отрывистых слов. Он выглядел очень усталым.
Свойственная ему властность уверенного в себе самца сменилась требова-
тельным беспокойством. Морщинки между бровей обозначились еще резче, а
губы были так плотно сжаты, что потеряли свои чувственные очертания.
Он заметил, что она вошла в комнату, и на какую-то долю секунды за
его серьезной сосредоточенностью она почувствовала такое острое, откро-
венное желание, что внутри у нее все заныло. Это еще больше укрепило ее
в принятом решении.
Он, может быть, не любит ее, но, как бы ни называлось то, что он ис-
пытывает к ней, это достаточно сильное чувство, чтобы стать основой для
их будущего брака. Этот испепеляющий взгляд, взгляд собственника, при-
зывный и одобряющий, дотла сжег все оборонительные сооружения, так кро-
потливо возводимые ею столько лет, полностью лишив ее способности рас-
суждать здраво. Стоило ему взглянуть, как то, что он увидел, он отныне
считал своим. Она вдруг отчетливо осознала, что то же самое происходило
и с ней. Ее любовь делала ее такой же собственницей, заставляя ее
страстно желать того, чтобы он стал ее мужем.
- Да, немедленно, - сказал он и повесил трубку.
Оба обменялись друг с другом одинаково безразличными взглядами, ста-
раясь тщательно скрыть свои истинные эмоции. В спортивной рубашке его
стройное мускулистое тело казалось необыкновенно сильным и упругим. И
хотя он мог показаться уставшим, окружавшая его аура здорового сильного
самца по-прежнему взывала к самым потаенным уголкам ее души и тела.
- Доброе утро. - Он взял ее за плечи, повернул к себе и заглянул ей в
лицо. - Ты, наверное, плохо спала.
- Да нет, я бы не сказала.
- Я тоже, - сказал он и улыбнулся чуть-чуть иронично. - Может быть,
начнем все сначала, Кэндис? Выйдешь ли ты за меня замуж, без своих угроз
и обвинений, так, чтобы вдвоем мы могли дать нашему ребенку некоторое
подобие нормальной, счастливой жизни?
Непрошеные слезы застилали ей глаза. Она кивнула. Он что-то тихо ска-
зал ей и притянул к себе. Он обнял ее нежно и в то же время так сильно,
что она теперь твердо знала, что эта сила будет рядом, когда бы она в
ней ни нуждалась.
- Вчера ночью я вел себя как порядочная свинья, - сказал он, присло-
няясь щекой к ее волосам. - Прости меня.
- Я тоже вела себя довольно глупо. Прости, что я швырнула в тебя ста-
кан.
Она почувствовала, что он улыбается.
- Это пошло мне только на пользу. Несмотря на то что я выпил во время
полета дикое количество воды, мне все равно страшно хотелось пить. Обыч-
ная история. А это был всего лишь приятный душ!
Не такая уж важная информация, но как много она для нее значит! Кэн-
дис хотела знать о нем все. Она коснулась пальцами его груди, приятно
ощущая сквозь тонкий хлопок рубашки его крепкие, литые мускулы, жест-
кость волос на груди.
- Как ты так быстро прилетел? Я знаю, что грузовые рейсы занимают
около двадцати семи часов от аэропорта до аэропорта, а ты прилетел го-
раздо быстрее.
- Спасибо моему самолету, - кратко сказал он. - Когда мы прилетели в
Керикери, там нас уже ждал вертолет. Да, я решил, что свадьба будет на
Фалаиси. Вчера туда вылетела Стефани, и сейчас она, наверное, уже с не-
терпением ждет нас. Тебе хватит часа, чтобы собраться?
Она закрыла глаза, чтобы скрыть все еще мучившие ее сомнения.
- Да, - кивнула она.
- Ну и отлично.
Он заглянул ей в глаза. Всматриваясь в его лицо, она безуспешно пыта-
лась найти в нем хоть каплю нежности. Он опять надел свою непроницаемую
маску. Она чувствовала его заботу и внимание, даже своего рода нежную
привязанность, но не видела того дикого желания, той страсти, лишь на
короткое мгновение мелькнувшей в его глазах, ни одного признака любви,
по которой с такой безумной тоской томилось ее сердце.
Она выходит замуж за Сола Джеррарда, за миллиардера, а не за челове-
ка, любовь к которому переполняет ее сердце.
- Может быть, - сказал он прохладно, - мы скрепим наше решение поце-
луем.
Это было открытым провозглашением права на обладание - неистовое,
страстное и в то же время странно отстраненное, и когда она открыла за-
туманившиеся глаза, то встретила холодную отчужденность его взгляда.
Повернувшись, чтобы идти завтракать, она с тоской подумала: уж не да-
ет ли он ей понять, не заявляя об этом вслух, что не собирается позво-
лять ей беспокоить его, кроме как по самым неотложным вопросам. Ее место
|
