- Я люблю тебя именно потому, что ты так отличаешься от меня,- сразу
оттаяла Вана.- Если бы ты был мной, разве я могла бы тебя любить?
Гвидо попытался уточнить вопрос.
- Ты восхищаешься свободой и равенством между полами, классами,
расами. Стоило бы развить эту мысль и согласиться, что различия между
отдельными людьми тоже нужно признавать и уважать.
- Если бы все человеческие существа рождались одинаковыми,- ответила
Вана,- не было бы нужды бороться за равенство. Любовь - это путь к
свободе, который мы должны избрать, потому что природа так создала
мужчин и женщин, что они не способны понять друг друга.
- Но ты считаешь, что им это все-таки удастся? - Они уже могут
прислушиваться друг к другу, когда им этого хочется. А это нелегко - в
нашем мире столько шума! А шум ужасно раздражает.
Гвидо взял ее за руку - скорее по-дружески, чем в знак примирения.
- Мне повезло, что я тебя встретил,- сказал он.- Извини, но у меня
слишком плохой характер.
Вана наконец улыбнулась.
- Припоминаешь американский бестселлер "История любви", в котором
читателя пичкают жвачкой вроде "Любовь никогда не заставляет человека
извиняться"? Ведь на деле все наоборот. Люди лучше всего понимают, что
такое любовь, когда один из них просит прощения, а другой прощает.
- Не знаю. Мне кажется, что в любви главное - становиться на сторону
любимого, независимо от того, прав он или нет. Не разрешать, чтобы его
порицали или осуждали.
- Это трогательно, Гвидо. Мне всегда казалось, что любовь для тебя -
только игра.
- Что за интерес играть, когда исход игры заранее ясен?
Вана не ответила. Они долго молчали, но не потому, что задумались.
Оба смотрели на пустыню, не зная, чем кончится игра, в которую они
сейчас вместе вступают, - потерей или находкой, разочарованием или
волшебным прозрением.
Едва выехав из города с привычным укладом жизни, они вступили в новый
мир.
- Тебе страшно?- спросила Вана.
- Пока нет, но потом наверняка будет,- признался Гвидо.
- Хотя, пожалуй, я уже побаиваюсь. Просто меня беспокоят кое-какие
мелочи: проблемы дороги, аварий, которые вполне могут произойти; твари,
которые могут ужалить кого-нибудь из нас или сожрать наши припасы. Это
все естественно. А главные опасности я даже не представляю. А как ты?
- Меня заверили, что на машине можно доехать до самого конца. Мы с
тобой неплохие водители. И этим пескам не придется ради нас менять свою
кожу.
- Менять кожу?
- У тебя нет ощущения, что мы движемся по огромному обнаженному
телу?
- Тело пустыни с волнующимися грудями дюн? А вожделенный оазис - это
выгоревшие на солнце волосы вокруг лона.
Вана одобрительно улыбнулась.
- В долине, по которой мы едем, уже взошло солнце. Скоро оно пригреет
по-настоящему.
- Боюсь, что от него мы устанем больше, чем от всего остального. Я не
люблю утомляться, поэтому стараюсь жить по плану - планы редко бывают
утомительными,- улыбнулся Гвидо.
- Смотри, как бы тебе когда-нибудь не пришлось сказать: "Я жил по
плану и поэтому никогда не жил по-настоящему".
- А у тебя никогда не бывает потребности пойти дальше, чем ты
привыкла?
- Если говорить о сегодняшнем дне, то я это уже делала. У меня
ощущение, что я когда-то путешествовала здесь. Может быть, пустыня
возвращает нам детство?
- Ты чувствуешь, что возвращаешься к своим истокам?- озадаченно
спросил Гвидо.
- Нет, потому что идти назад бессмысленно. Просто кончается тем, что
делаешь то же самое во второй раз.
- Не понимаю, при чем тут возвращение в детство? Ведь ты выросла
далеко отсюда.
- Я думала о гораздо более давнем путешествии, которое совершила еще
до рождения. Что я сделала, войдя в этот мир? Переключилась со своей
матери на отца. Я покинула тело, которое знала, чтобы искать неведомое.
Потому что я не знала, кто он - тот, кого я когда-нибудь назову отцом.
Конечно, не я одна пережила это. В такое путешествие отправляется каждый
новорожденный. Меня тревожит мысль, что мне скоро предстоит повторить
его.
- Когда ты по-настоящему узнала своего отца?- спросил Гвидо.
- Когда потеряла его. Я помню его как человека, который ушел из моей
жизни, едва войдя в нее.
- Но когда через несколько дней ты заново познакомишься с ним, это
уже не будет повторением прежнего опыта. Только теперь тебе предстоит
испытать то, что другие переживают в раннем детстве.
- Я вернусь к тому, с чего мы начали, именно поэтому у меня ощущение,
что я в преддверии детства.
- Что ты скажешь своему заново обретенному отцу? "Ты дал мне жизнь,
теперь ты должен помочь мне стать совершенной" ?
- Не. будь наивным. Зачать нас мог кто угодно, но двигаться к
совершенству мы можем только своими силами.
- Не будь неблагодарной! Переданные тебе по наследству гены
запрограммированы так, что ты можешь говорить.
- Но я сама выучила языки, на которых говорю,- перебила Вана.- Я не
становлюсь неблагодарной, когда пытаюсь избавиться от маниакального
стремления кому-то принадлежать, которое превращает нас в ничтожества.
Мы так цепляемся за своих родителей из-за отчаянного желания стать
похожими на кого-то. Стать людьми определенной категории, с
определенными правами и обязанностями и радоваться удаче более
упорядоченно, чем если, бы мы жили по воле случая.
Она махнула рукой и прервала разговор, все более тяготивший ее. Гвидо
понял это и тоже замолчал.
Прошло несколько часов. Теперь солнце стояло точно над их головами.
Дорога растрескалась, как плохо выпеченный хлеб, и Гвидо приходилось
резко поворачивать руль, объезжая камни и рытвины. - Пожалуй, я слишком
быстро еду,- пробормотал он. - Сейчас тебя сменю,- предложила Ванесса.
Она вела машину более мягко. Они проехали мимо гниющих останков
верблюда, чуть позже за окном мелькнули обломки старого грузовика. В
просвете между барханами появилось несколько развалившихся лачуг, возле
которых виднелось какое-то подобие колодца. Разумеется, высохшего много
лет назад. С тех пор здесь никто не жил. Но все же Вана остановила
машину.
- Это лучше, чем ничего,- улыбнулась она.- Давай передохнем.
Они попытались выбрать себе не слишком ветхую и грязную хибарку, но
во всех домишках стоял невыносимый смрад испражнений гнездившихся там
птиц. В конце концов они решили спрятаться от зноя в тени наклонившейся
стены, которая, казалось, вот-вот развалится.
- Она едва ли выдержит до конца нашей сиесты,- усмехнулась Вана.
- - Сиесты?- с негодованием воскликнул Гвидо.- Нам нельзя терять
время!
- Как бы то ни было, нужно поесть.
Они быстро расправились с толстыми сандвичами, извлеченными из
портативного холодильника, досыта напились, улеглись под стеной и оба
мгновенно заснули. Гвидо проснулся от того, что у него сильно заболела
спина.
Рычание, которое он издал, вставая на ноги, не помешало блаженному
сну Ваны.
- Надеюсь, ты не собираешься торчать здесь до темноты?- проворчал
Гвидо, расталкивая ее.
- О, это было бы совсем неплохо,- заметила она, зевая и потягиваясь
всем телом.- Говорят, это очень приятно.
- Что ЭТО?
- Заниматься любовью на горячем песке.
- Ты шутишь? Возьмем в компанию еще скорпионов для более полного
наслаждения?
- Очень жаль. Не будем больше говорить об этом.- Лицо Вань
вытянулось.- Давай возвращаться к нашему драндулету.
Гвидо облизал сухие губы.
- Почему нам было не полететь самолетом прямо в Сивах?
- Почему? Да потому, что мы земные люди и путь наш проложен по земле,
и еще потому, что Незрин не оставил нам выбора.
- Ну что поделаешь с этим кретином? Я не просил его оплачивать мой
проезд.
- Ты уверен, что мы смогли бы нанять там машину?
- Твой отец одолжил бы нам свою.
- Возвращайся спать,- предложила она, разминая плечи пред тем, как
снова сесть за руль.
Гвидо вздохнул и погрузился в молчание. Через час он предупредил ее
как раз вовремя, чтобы она успела затормозить:
- Смотри! Дорога разветвляется.
Ванесса удивленно вскинула брови и достала карту. Через минуту
улыбнулась.
- В пустыне два направления равны одному. Это наш первый мираж. Будут
и другие. В самолете ты никогда бы такого не увидел.
И действительно, это продолжалось все утро. Миражи исчезали не сразу.
Они меняли форму и становились блеклыми потере того, как путешественники
продвигались вперед.
- Завтра,- сообщила Ванесса,- мы пересечем низменность Квоттара,
которая лежит ниже уровня моря. Там солнце палит действительно
беспощадно. Мы еще не покончили с миражами, вовсе нет. Ты должен
проехать через это место, чтобы научиться видеть.
- Где мы сегодня будем спать?
- В Абу-Маршуке, под настоящими финиковыми пальмами - конечно, при
условии, что не собьемся с пути.
Но они все-таки заблудились и к ночи не доехали до нужного селения.
Оба восприняли это спокойно, решив, что на рассвете наверстают
упущенное. Вана не стала напоминать, что не так уж ошибалась, когда
взяла с собой спальные мешки, наполнила термос горячим кофе и набрала
побольше еды. Хотя утром эти приготовления вызвали у ее спутника
саркастическую улыбку.
Оценив ее деликатность, Гвидо в свою очередь не стал смеяться над
навигационными способностями своего штурмана
В конце концов, если верить карте, Сивах был всего в семистах
километрах от Каира, а они покрыли уже треть этого расстояния.
Конечно, по итальянской автостраде Гвидо в своей машине проделал бы
весь путь за несколько часов. Но если уж сравнивать - чего стоит ночь с
дочерью пустыни после наслаждений, которые дарили ему Майка и Джулия?
В ту ночь он спал поочередно то с одной, то с другой своей женой.
Тело Ваны служило лишь для материализации его грез. Он боялся произнести
хоть слово, чтобы не вспугнуть их призрачные образы. Гвидо не знал,
видит ли Вана в нем мужчину, который раз за разом заставляет ее кончать,
или тоже, закрыв глаза, отдается миражам.
Утром они ждали восхода солнца, чтобы определить нужное направление.
Вана заметила, что скелеты заблудившихся путешественников иногда находят
в каком-нибудь километре от дорожного указателя. Они посмеялись над
тупостью людей, способных сбиться с пути в такой простой,
просматривающейся во всех направлениях местности. Правда, звучал их смех
несколько принужденно.
Пустыня так же опасна, как и море. Но когда путешественнику удается
добраться до берега, прежние страхи кажутся ему смешными и постыдными.
Ночью, несмотря на спальные мешки, оба замерзли. Они не привыкли
спать на жестком и поэтому не смогли выспаться. Гвидо всю ночь
вслушивался в подозрительные шорохи, шаги, шепот призраков и шипение
воображаемых змей. Раз сто он пожалел, что не взял оружия. Он клялся
себе, что, как только в следующий раз проснется, достанет часы и
вооружится монтировкой или молотком. Но так ни разу и не пошевелился.
Утро застало его окоченевшим и сонным, все еще не оправившимся от
ночных страхов и готовым сорвать досаду на своей попутчице.
Однако Вана не дала ему такой возможности. Она тоже выглядела
усталой, но сохраняла спокойствие и хорошее настроение. Пекло, через
которое они прошли в засушливой низменности, не сделало путешественников
более разговорчивыми. На закате они встретили небольшой караван
верблюдов, шедший, видимо, в Киренику. Потом дорогу пересекли еще два
каравана и грузовик с крытым кузовом, из которого им махали руками
смуглые бородачи. Гвидо казалось, что селение рядом. Но через несколько
минут он понял, что они, как и прежде, отрезаны от мира.
В ту ночь они спали прямо в машине, под бдительным присмотром грифов.
Оба слишком устали, чтобы заниматься любовью.
На третий День Вана заметила, что дорога стала получше.
- Мы приближаемся,- уверенно заявила она.
- Наверняка приближаемся, только куда?- неуклюже пошутил Гвидо.
После позавчерашней беседы что-то постоянно тревожило его, и он решил
снова заговорить на ту же тему.
- Если я правильно понял твою теорию, с каждым метром, приближающим
тебя к отцу, ты удаляешься от матери. Но ты к ней так. близка, что это,
должно быть, причиняет тебе боль.
- В пустыне ты заметил, наверное, что расстояние не обязательно
стирает образы. Зачастую оно делает их даже более четкими. Известно, что
чересчур отчетливый снимок не всегда обеспечивает хорошую фотографию.
- Насколько я понял, отсюда мама Иньез не кажется тебе такой уж
привлекательной?
- Разговор с Незрином в тот день, когда ты приехал в Каир, позволил
мне понять главное в моих отношениях с родителями: я слишком восхищаюсь
ими, чтобы узнать их как следует.
- Незрин объяснил тебе это?
- Нет, я сама поняла, пока рассказывала ему о родителях.
- Значит, ты считаешь, что если хочешь как следует узнать человека,
нельзя любить его слишком сильно?- спросил Гвидо.
- Не обязательно. Смотря какого рода любовь. Любовь к родителям
связана с самыми примитивными человеческими инстинктами, хранящимися, по
мнению специалистов, в нашей общей памяти или подсознании.
- Я, конечно, придерживаюсь другого мнения, но ты специалист,-
небрежно заметил Гвидо.
- Во всяком случае, специалистом в популярной биологии меня не
назовешь,- примирительно улыбнулась Вана.
- Наверное, твой конек - политическая биология?
- Это неплохая идея.
- Но что именно тебе не нравится в матери сейчас, когда ты стараешься
смотреть на нее объективно? - Снобизм и профессиональный жаргон. - Это
неизбежный отпечаток ее науки,- заметил Гвидо.
- История искусств - это не наука, а литургия. Храм, где есть
священники, но нет верующих. Ее заклинания не просвещают, а оглупляют.
Задача этой "науки"--скрыть дремучее невежество своих приверженцев.
Чтобы познать ее, ничего не требуется - достаточно лишь знакомиться с
образцами, смотреть и слушать.
- А ты не считаешь культом свою собственную профессию, археологию?
- Для других - может быть. Но не для меня.
- Для тебя это игра,- поддразнил ее Гвидо.- Но, нравится тебе это или
нет, ты принадлежишь к элите, а элита умеет играть в свои игры. Для
элиты искусство - это своеобразный клуб, где можно невзначай поболтать о
бизнесе, а художники обслуживают посетителей за стойкой бара.
- Толпа всесильна, она засасывает, как трясина, и все-таки можно
оставаться вне ее. Но честность и целостность часто оказываются лишь
позой.
- Все на свете сводится к позе,- развил ее мысль Гвидо,- в археологии
и истории свои моды, так же, как в прическах. И можно придерживаться
определенных эстетических взглядов или отрицать их в зависимости от
того, что принято в этом сезоне.
- Я не демонстрирую разбитые кувшины, как другие демонстрируют
мини-юбки,- энергично возразила Ванесса.- Я не берусь решать за других и
никому не хочу ничего навязывать.
- Просвещать - значит учить людей видеть,- ответил Гвидо.- Точнее,
видеть определенным образом. Иными словами, видеть частично.
- Но откуда ты взял, что я собираюсь кого-то просвещать?- воскликнула
Вана.- Как только моей матери показалось, что она должна учить людей, я
убедила ее, что она ошибается. Каждый педагог, даже если он преподает
эстетику, неизбежно движется к абсолютизации. А значит, к обману. Потому
что истинное знание всегда относительно.
- Плохой или хороший вкус не определяется восприятием реальности.
Вкус не является элементом знания и не появляется в результате
специального обучения. Это не какое-то воображаемое открытие. Вкус -
решение, принятое за нас другими. И с этим ты ничего не поделаешь.
- Поделаю! Просто не буду выбирать и оценивать.
- И все-таки ты выбираешь. Может быть, не осознаешь этого, только и
всего. Ты выбираешь свои древние черепки - и делаешь это очень
добросовестно. Точно так же ты отбираешь для себя самых подходящих
мужиков, когда тебе случается проводить раскопки в бане у Незрина.
- Уверяю тебя, это под влиянием твоей Майки.
- Она? Ты имеешь в виду, что Майка предпочитает первый класс, а не
товар подешевле? Не смеши меня. Смирись с тем, что она тут ни при чсм.
- Я никогда не смирюсь с тем, что бессмысленно!- Вана сердито
стряхнула с головы песок.- Все, что несовершенно, не имеет для меня
никакой ценности. "Лендровер" вскарабкался на песчаный гребень, и они
увидели другую сторону холма, сплошь покрытую яркой зеленью.
Встревоженные канюки громкими криками возвестили о вторжении пришельцев.
Машина догнала девушку в легком белом платье, несшую на голове большой
сверток. Она была удивительно красива - тонкое, с правильными чертами
лицо, кожа, более смуглая, чем у обитателей дельты Нила, большие
миндалевидные глаза.
Чтобы позлить Ванессу, Гвидо крикнул девушке первый кастильский
комплимент:
- Привет, милая! Ты такая же красивая, как твоя мать! Девушка,
конечно, не поняла испанских слов, но по интонации догадалась об их
смысле и непринужденно рассмеялась. Итальянец не преминул сделать из
этого далеко идущий вывод:
- Видишь, она не отрекается от своих предков.
- Никто не расстается со своим безумием до конца,- отозвалась
Ванесса.
- Интересно, кто тебе кажется более сумасшедшей - эта девушка или ты
сама?
- Я, потому что хочу отличаться от своей матери. И она, потому что
хочет быть похожей на свою.
- Однако о твоей Иньез не скажешь, что она подчиняется каким-то
нормам.
- Отрицать обычаи и правила одного племени лишь ради того, чтобы
перенять нравы другого, - это вовсе не путь к свободе,- возразила Вана.-
Какая женщина более независима - та, что демонстрирует свои ноги, или
другая, обнажающая свою грудь? Женщина, которая любит девочек, или та,
что предпочитает мужчин? Поклоняющаяся Амону или почитающая Магомета?
- Тогда можно ли вообще чему-нибудь отдавать предпочтение?
- Что ты сказал, Гвидо? В конце концов ты заговоришь так же, как я.
Мне не нравится выбирать, потому что я не хочу ничего исключать. Не хочу
заранее что-то принимать и устанавливать для себя моральные ограничения.
Как я могу отделить хорошее от дурного в огромном бурлящем котле
Вселенной? Я не ведьма и не пророчица. Не всегда можно запустить
сепаратор и отделить сливки от сыворотки, а истину от лжи. Пример этому
- моя жизнь...
- Посмотри-ка!- с мальчишеским восторгом закричал Гвидо.- Маки и
маргаритки. А вон тополя и абрикосовая роща! Повсюду множество фиг и
фиников. А маслин не меньше, чем в окрестностях Дельф. Да, это настоящая
страна оракулов. Не удивительно, что Александр Македонский приезжал сюда
посоветоваться с крупнейшими авторитетами того времени.
Вана, конечно, не могла промолчать.
- Это был политический жест. Признавая себя сыном Амона, он хотел
ублажить египтян, но лишь для того, чтобы легче было завоевать их
страну. Акт благочестия, продиктованный стремлением к власти, не должен
так умилять тебя, Гвидо.
- Все в этом мире в конечном счете определяется стремлением к власти.
Все подчиняются силе. Гораздо обиднее, когда люди покоряются, сами того
не осознавая, - как твои предки покорились грекам.
Гвидо стал читать по памяти, словно говоря сам с собой:
- "Это был не остров, но огромное животное, раскинувшееся на
поверхности моря... Когда ты вновь обретешь свободу, мои губы заново
научатся улыбаться. Предназначение поэта - восставать против власти и
заставлять тех, кто подчинился ей, стыдиться своей покорности. Но
напрасны его усилия. Казанцакис не боялся, хотя и ни на что не
надеялся".
Вана продолжала говорить, словно не слышала слов Гвидо.
- ...Эта сестра сирен была на самом деле его сиамским близнецом.
Женское тело находилось внутри мужского, и они никогда не разделялись.
- Мне нравится твое описание сотворения мира,- задумчиво проговорил
Гвидо.- В конце концов ты обратишь меня в свою веру.
Но Вана по-прежнему не слышала его.
- Может быть, ты приехал в Сивах, чтобы найти ее? Ту сиамскую
сестру-близнеца внутри самого себя?
- Мы уже приехали?- спросил Гвидо.
- Нет.- Вана подняла глаза к побелевшему от зноя небу и больше не
проронила ни слова.
Они проехали еще одну пальмовую рощу и несколько больших клумб с
цветущими розами, прежде чем Гвидо спросил:
- Значит, это не тот оазис, в который мы ехали?
- Не тот, в который мы едем,- поправила его Вана.- Мы все еще
движемся к нему. А это - один из его форпостов. Отсюда до Сехет-Ам еще
больше двенадцати лиг.
- До чего?
- Сехет-Ам - это древнее название Сиваха. В переводе означает "Страна
пальм".
- А где мы сейчас?
- В Джебель-Мута,- ответила Ванесса.- Мы еще вернемся сюда посмотреть
гробницы птолемеевского и римского периодов, такие же, как в Агхорне и в
храме Ксар-Руми.
- Это христианская или римская крепость?
- А я и не знала, что ты понимаешь по-арабски,- удивилась Вана.- Это
что, еще одна тайна?
- Не выдумывай всякую ерунду! Я знаю только то, что почерпнул в
детстве из приключенческих романов. Этот храм всегда ассоциировался с
могилой, а Руми - это человек, крестоносец или еще кто-нибудь, который
по воле судьбы был зарублен ятаганом. Будем надеяться, местные жители
отказались от обычая так встречать приезжих.
- Кто знает?- задумчиво ответила Вана.- Может быть, чтобы
по-настоящему ввести тебя в эту страну, нужен был бы Цезарь.
- С кем ты говоришь, Вана? Со мной или со своей сиамской
сестрой-близнецом?
- Как хорошо ты меня понимаешь, Гвидо! Мы созданы, чтобы
путешествовать вместе.
- Стоп!
- Что случилось?
- Смотри!
Рядом с дорогой из сделанной в песчанике ниши на них смотрело
странное божество - гермафродит. Они решились коснуться руки, ставшей
гладкой и темной после двадцати веков таких приветствий. Вана с трудом
разобрала надпись на греческом языке: "Ты, кто явился сюда в поисках
Амона, знай, что я есть разум этого бога".
- Примите мои поздравления,- ухмыльнулся Гвидо.- А теперь, месье или
мадам, пусть ваш мозг укажет нам дорогу.
- Оставь этот камень наедине с древними воспоминаниями,- остановила
его Ванесса.- Мы сами отыщем свой путь. Кажется, уже нашли его. Раз мы
добрались сюда, нам уже не придется спрашивать, как проехать к оазису
Сивах.
Мимо них по тропинке трусила овца. Немного поодаль за ней шел пастух.
Вана его окликнула, но мужчина лишь равнодушно посмотрел на нее и не
ответил.
- Первый контакт - первая неудача,- подытожил Гвидо.
- Меня подвела моя речь,- ответила Вана.- Я замечала, что не всем в
здешних краях по душе арабский язык. Надо будет еще раз попробовать.
Гвидо с неожиданной теплотой посмотрел на ветви пальм, сомкнувшиеся
над дорогой. Он не ожидал, что будет чувствовать себя так свободно в
этих местах.
Изредка им навстречу попадались феллахи из окрестных деревень. У всех
были черные или седеющие бороды, при виде которых Гвидо вспомнил лица
Никоса и Незрина. На некоторых была европейская одежда, другие носили
традиционные белые домотканые халаты и восхитившие Вану браслеты на
лодыжках.
Они еще раз остановились, чтобы осмотреть маленькие усыпальницы,
выстроившиеся в ряд вдоль стены из засохшей грязи. Тощие псы и
длинноногие кошки подошли обнюхать незнакомцев.
Среди множества птиц, прыгавших по ветвям, они узнали удодов,
зимородков, казавшихся очень дружелюбными, сов и ястребов. Машина
объезжала пруды, где в скульптурных позах застыли цапли и ибисы; поля
клевера, где Вана опасалась останавливаться, потому что на них любят
гнездиться змеи; маисовые поля, по которым бродили маленькие ослики...
- Незаметно, чтобы здесь кого-то беспокоили затраты и экономия,-
громко сказал Гвидо.
- Ты чувствуешь, дует прохладный ветер?- ответила Вана.- В этой
стране он предвещает благополучие. А кто станет беспокоиться о том,
чтобы копить ветер?
***
Впереди появились два холма или, скорее, утеса, нависших над кронами
пальм, словно верблюжьи горбы. В просвете между Холмами виднелась
песчаного цвета крепость, из-за знойного марева пустыни казавшаяся
больше своих размеров.
- Сивах-эль-Кабир,- произнесла Вана.
- Хат-ан-Шо,- пробормотал Гвидо.
Он старался держаться спокойно, но дрогнувший голос выдал его.
- Ты счастлив,- улыбнулась ему Вана.- Я рада за тебя.
Машина подъехала к древней стене. Перед городскими воротами оказался
пропускной пункт.
- Кажется, пропуска нам все-таки пригодятся,- сказал Гвидо.
Вана протянула документы полицейскому, уже издали заметившему
приезжих. Тот обошел вокруг машины, бегло взглянул на сидевших в ней
людей и, не посмотрев на протянутую ему пачку бумаг, помахал рукой:
- Проезжайте!
- И это все?- воскликнул Гвидо.- Не сложнее, чем на швейцарской
границе. Если бы мы заранее это знали, Незрину Адли пришлось бы в
одиночестве изображать нудистский пляж у себя в бане.
Улицы были узкими, как аллеи парка. Они круто поворачивали то вправо,
то влево без всякой видимой причины и системы, и "лендровер" с трудом
пробивался через этот лабиринт.
Затормозив, Вана указала на арку, за которой стоял старинный
одноэтажный дом.
- Понте дель Риальто,- воскликнул Гвидо.- Или Палаццо Веккио во
Флоренции.
- Или Рим, вилла Джулия,- мягко добавила Вана.
Особенности архитектуры явно повторялись, и Гвидо заметил, что это
здание намного древнее, чем любой из существующих в Италии образцов
подобного стиля. И более выразительное, потому что контуры его выше и
стройнее.
- Какая гармония,- прошептала Вана
- Куда подевались твои принципы?- съязвил Гвидо-- Ты, помнится,
отрицала эстетические оценки как признак религиозности и духовной
тирании.
Она засмеялась, указывая вдаль на небесно-голубые минареты с
позолоченными куполами, украшенные трилистником и геометрическими
фигурами, барельефами из дерева и слоновой кости.
- Когда я была маленькой, то умудрялась кончать в христианской
церкви. Неужели ты думаешь, что меня может испугать какая-то мечеть или
храм Амона?
- Какой большой город,- удивленно воскликнул Гвидо.- А я считал, что
это маленький захолустный городишко.
На самом деле Сивах был большим поселком, вытянувшимся вдоль
центральной улицы. По улице сновало множество людей, и мало кто обратил
внимание на путешественников в запыленной машине. Даже малыши не бежали
вслед и не цеплялись за подножки "лендровера". Маленькие тележки жались
к обочине, уступая им дорогу. Если ослики или мулы загораживали проезд,
хозяева криком отгоняли их прочь.
Мусор и отходы фруктовых лавок сбрасывались прямо в зловонную канаву
посреди улицы. Ее испарения смешивались с запахом сладостей и чая,
доносившимся из маленьких кафе. "Не вижу ничего, что отличало бы эту
землю",- думал Гвидо.
Ягненок, которого бедуины жарят прямо на асфальте - это еще куда ни
шло, хоть какая-то экзотика. Но тут же в стадо коров врезался велосипед,
старые тарахтелки-грузовики расталкивали мулов, жавшихся к обочине, люди
проходили по пешеходным дорожкам - все это никакие напоминало древнюю
цивилизацию, чудом сохранившуюся нетронутой на обочине современности. То
же впечатление складывалось и в центре городка, стоило взглянуть на
здание викторианской эпохи с двумя башенками по бокам и широкими
пролетами лестницы. Эта нелепость, пытавшаяся приноровиться к убогому
пейзажу поселения, не вызывала ничего, кроме удивления. Позолоченная
надпись на фронтоне здания гласила: "Резиденция губернатора". Очевидно,
никто не подумал о том, чтобы сделать надпись по-арабски или хотя бы
перевести ее.
- Мне казалось, что египтяне более чувствительны в национальных
вопросах,- заметил Гвидо. Явно заинтересованный этой аномалией, он
предложил свое объяснение: Наверное, эта надпись просто никого не
интересует.
- Возможно,- рассеянно пожала плечами Вана. Она думала о том, что ее
отец сидит в одном из кабинетов этого ужасного здания. Зачем ему
прятаться там?
- Хочешь зайти?- спросил Гвидо.
- В таком виде?
Она вытянула руки, взглянула на грязные брюки и порванную в
нескольких местах рубашку.
- А ты все-таки не свободна от условностей, верно?- шутливо спросил
Гвидо.
Девушка не ответила, и они поехали дальше. В Сивахе была только одна
главная улица, которая вела к гостинице. Они не ожидали увидеть что-то
особенное, но когда подъехали - ахнули.
Перед ними находилось нечто, похожее на курортное казино позднего
викторианского стиля, - с лепными фронтонами, сияющее белизной. Его
пропорции, однако, были вполне умеренными. Невысокое, в один этаж здание
не раздражало глаз. Перед гостиницей раскинулся палисадник с цветущей
геранью и хризантемами.
Итак, путешествие окончено! Они вылезли из автомобиля почти смущенно,
понимая, что гораздо уместнее здесь был бы грандиозный экипаж.
Взглянув на свою запыленную одежду, Гвидо сделал извиняющийся жест в
сторону неведомо откуда вынырнувшего швейцара, подошедшего к ним за
багажом. Вана смутилась, когда тот вынул из машины походную печь,
грязные спальные мешки и все прочее снаряжение. Интересно, какое
впечатление произведут ее кирки и лопатки на обитателей этого райского
уголка? Здесь обычно отдыхали удалившиеся от дел чиновники - ветераны
бюрократии.
Пять или шесть завезенных когда-то из Америки и Германии лимузинов
стояли у входа. Один из них - из Саудовской Аравии - был с
дипломатическим номером.
- Уверен, что я встречу здесь моего доброго друга Джанниполо Гатто,
щеголяющего своими наградами,- рассмеялся Гвидо.- Местечко, кажется,
пользуется успехом.
- Но не у мальтийских рыцарей. Вы будете единственным ревнителем
христианской веры в этом замке.
- Чушь! Гостиницы не выбирают своих постояльцев. Министерские тузы,
как видно, облюбовали этот уголок и поэтому с таким скрипом дают
разрешение на въезд простым смертным. Для них тут достаточно
цивилизации.
- Не спеши с выводами,- отозвалась Вана.- Оазис - это часть пустыни,
простирающейся от Персии до Атлантики. Может быть, "мерседес" у входа в
гостиницу тоже мираж?
К ним подошел темноволосый паренек в ливрее и вежливо спросил на
чистом английском:
- Поставить машину в гараж, сэр?
- Конечно, поставь. И не забудь помыть.
- Дайте, пожалуйста, ключи, сэр. На мгновение Гвидо заколебался, но,
тут же устыдившись своей подозрительности, протянул ключи и следом за
Ваной пошсл в холл. Внутри гостиница оказалась менее привлекательной.
Холл был невероятно пыльным.
- Ваши комнаты готовы. Будьте добры, заполните анкеты,- сказал
администратор.- Куда отнести багаж, мадам?
Гвидо обернулся к Ванессе и сказал по-французски: - Может, свалим все
барахло в одной комнате, а сами будем жить в другой?
- Нет,- резко ответила она.- Я не собираюсь изображать здесь твою
жену.
Он взглянул на девушку удивленно и немного грустно.
- Я не хотел обидеть тебя... Я просто...
- Пошли. Я умру, если сейчас же не залезу в ванну.
- Вода у нас идет круглосуточно, без перебоев,- администратор,
стараясь угодить приезжим, перешел на безупречный французский.
Гвидо тихо выругался, сообразив, что их маленькая стычка станет
достоянием обслуживающего персонала.
- Бутылку мальтийского виски и бутерброды в номер,- сказал он
по-итальянски, надеясь озадачить полиглота.
- Prego,- последовал учтивый ответ. Гвидо прошел полкоридора и только
тогда сквозь зубы пробормотал:
- Где они берут этих педерастов? Юноша, несший багаж, улыбнулся.
- Он принял твою ругань за сексуальное приглашение,- уколола Гвидо
девушка, уже достаточно понимавшая итальянский.- Почему ты не
воспользуешься этим? Если ты в Сивахе, поступай, как...
***
Неподвижно, точно мумия, Гвидо лежал на кровати, утопая в пуховых
подушках. Казалось, он спит, но мозг его бодрствовал и работал, словно
хорошо отлаженный механизм. Он анализировал, сопоставлял и
классифицировал все, что увидел и услышал в оазисе и в самом городе.
Большая часть материалов, касающихся растительного мира и
архитектуры, была отброшена за ненадобностью. Другое дело - внешний
облик и поведение живых существ, будь то люди или животные. Эта
информация тщательно регистрировалась памятью Гвидо. Ни одна мелочь не
была упущена.
Ели бы кто-нибудь смог заглянуть в его память, он был бы поражен тем,
с какой документальной точностью сознание итальянца за несколько часов
собрало и классифицировало огромный объем разнообразной информации.
Пастухи и крестьяне, погонщики мулов, шоферы, бродяги, полицейские,
повара, официанты и просто зеваки, бесцельно слоняющиеся по улицам, -
все, кто попадался Гвидо на глаза, были рассортированы и разложены по
полочкам. Вана поразилась бы, узнав, какую гигантскую работу проделывает
ее приятель.
Его мозг не отдыхал и ночью в гостинице. При этом Гвидо уставал не
больше, чем компьютер. Он настолько сконцентрировался на своей задаче,
что не слышал звуков, не дававших уснуть Ванессе: поскрипывания половиц,
обрывков разговоров, храпа, стонов оргазма и возни крыс. Несмотря на
усталость, девушка чувствовала себя еще менее уютно, чем на горячем
песчаном ложе.
Но не только ночные звуки мешали ей. Образы отца и любовника
попеременно возникали в ее воображении и гнали сон прочь.
Как воспримет Селим ее неожиданный приезд? Что если он вышвырнет Вану
из своего офиса так же бесцеремонно, как вычеркнул из жизни двадцать
пять лет назад? Вдруг Селим придет в ярость от того, что она потревожила
его и здесь, в его убежище? Он сочтет такое вторжение бесцеремонным. И в
конце концов, наверное, будет прав. Эта мысль нисколько не утешала ее. А
Гвидо? Как он доведет себя теперь, когда цель его путешествия
достигнута? Он попал туда, куда так стремился. Нужна ли она ему теперь?
Наверное, нет. Их отношения были увлекательной игрой. Захочет ли он
продолжать их или займется более серьезными делами?
И что это были за дела? Вана до последнего времени делала вид, что
они ее не интересуют, и ни о чем не спрашивала. Но она считала себя не
настолько глупой, чтобы поверить в секретную миссию итальянца. Настоящий
шпион не стал бы выставлять напоказ свой блестящий ум, даже если бы речь
шла о промышленном шпионаже. Скорее интуитивно, чем основываясь на
конкретных фактах и выводах, она догадалась, что ее приятель работает на
нефтяную компанию. Но в каком качестве? Ищет возможности вложения
капитала? Но разве такое дело могли доверить непрофессионалу? К тому же
было совершенно очевидно, что в бурении Гвидо разбирается похуже самой
Ваны. Даже если допустить, что он прислан на разведку и вслед за ним
появятся настоящие изыскатели, все равно он, как минимум, должен
установить с кем-то контакты, ознакомиться с местностью. А для этого
нужны если не приборы, то хотя бы карты и основная документация,
какие-нибудь адреса или знакомства в городе. Но Вана, которая сама
паковала в Каире его немудреные пожитки, знала, что там не было никакой
аппаратуры.
Все, о чем Гвидо говорил и о чем просил ее, тоже не указывало на
какие-либо профессиональные тайны.
Для чего же он предпринял такое неожиданное и рискованное
путешествие? Вана не могла найти этому разумное объяснение. Она уже
начала подозревать, что Гвидо действительно обычный высокооплачиваемый
чиновник, который во время отпуска удовлетворяет странную и
претенциозную прихоть: изучает историю и традиции народа не слишком
обособленного и не очень дикого, то есть не представляющего большого
интереса для исследователя. Почему он не отправился к кочевникам, чтобы
разделить с ними их убогий кров? Саму Вану гораздо больше устроил бы
рваный шатер, чем этот вонючий отель.
В это время кто-то тихонько постучал в дверь ее комнаты. Девушка
улыбнулась.
Конечно, это Гвидо! Он остыл от обиды по поводу изгнания из рая и
пришел налаживать отношения.
Вана была тронута. Рывком соскочила с кровати и открыла дверь,
соединяющую их комнаты. Но там было темно. Она услышала ровное дыхание
итальянца, который даже не повернулся на скрип двери. Без сомнения, он
крепко спал. Чувствуя досаду и разочарование, она бесшумно закрыла дверь
и вернулась к себе. Стук послышался снова. Теперь он явно доносился из
коридора.
- Кто там?- спросила она по-английски, потом по-арабски.
Ответа не последовало, но через несколько минут стук повторился. Она
была напугана и хотела уже позвать Гвидо, но гордость не позволила ей
этого сделать. Вана сидела на кровати, обхватив руками колени и не
спуская глаз с двери. Постукивание продолжалось. Она подумала: что
будет, если кто-то вломится в номер и увидит ее обнаженной в такой позе?
Надежнее спрятаться под простыней. Но она не двигалась. Надеть
что-нибудь? Но что? У нее нет ни пижамы, ни ночной сорочки, а сидеть в
платье в такой час просто нелепо. "Во всяком случае,-подумала она,- меня
не собираются грабить или убивать, иначе они не стали бы так шуметь.
Может, кто-то хочет насладиться моим телом? Тогда нечего так пугаться!"
Страх улетучился, как только Вана подумала, что ее просто хотят
изнасиловать. И она заснула прежде, чем собралась открыть дверь.
Глава вторая
БОГИНЯ ИЗ КАМНЯ, БОГ ИЗ ПЫЛИ
Гвидо проснулся в семь, выпил кофе по-турецки и, не оставив Ванессе
даже записки, пешком отправился в город. Он вернулся в полдень, и новый,
видимо, недавно сменившийся портье сообщил ему, что мадам только что
ушла. Она не просила передать, куда идет и когда вернется. "Если бы я
знал, позавтракал бы в арабском бистро",- с сожалением думал Гвидо, сидя
один в гостиничном ресторанчике. Он внимательно изучал меню, когда на
столик легла чья-то тень. Итальянец поднял глаза и увидел невысокого
полного человека лет сорока, с небольшой проплешиной в голосах. На
смуглом, чисто выбритом подбородке незнакомца была симпатичная ямочка.
Свежевыглаженный шелковый костюм, галстук в косую полоску и начищенные
до блеска туфли дополняли портрет. В правой руке, украшенной серебряным
браслетом, человек держал тонкую трость с черепаховой рукояткой. Он
смотрел на Гвидо, застенчиво улыбаясь.
- По-моему, я имел удовольствие встречаться с вами в Каире,- учтиво
сказал он.
В подкупающе мягкой манере не было ничего навязчивого. Он говорил
по-английски с легким акцентом, положим на итальянский. Под удивленным
взглядом Гвидо человечек смутился и поспешно сказал:
- Должно быть, я ошибся. Простите, ради Бога!- Он поклонился и сделал
шаг назад.
Гвидо добродушно улыбнулся.
- Позвольте представиться,- сказал маленький египтянин.- Меня зовут
Мехди Яссерит. Я учитель, но в министерстве часто занимаюсь
административными делами.
- Ага,- радостно сказал Гвидо.- Значит, вы тут по делам.
- Совсем нет. У меня отпуск. Как и у вас, мистер...
- Андреотти. Гвидо Андреотти. Инженер. Но я увлекаюсь древними
цивилизациями. Что-то вроде хобби.
- Время проходит быстрее, когда погружаешься в прошлое,- сказал
учитель. Он явно никуда не спешил...
- Присаживайтесь. Давайте позавтракаем вместе,- предложил Гвидо.
- Я не покажусь навязчивым? Ведь вы ждете кого-то?
- Нет, никого. Та, которую я ждал, покинула меня в поисках своего
прошлого.
- Тогда я с удовольствием принимаю приглашение.
Учитель сел, они с Гвидо заказали себе одинаковые блюда и начали
завтрак. Утолив первый голод, Мехди Яссерит обратился к итальянцу:
- Вы давно здесь?
- В Сивахе? Со вчерашнего вечера. А вы?
- Только что прибыл.
- На машине?
- О, что вы! Конечно, нет. Самолетом. Сюда раз в неделю летает
самолет из Каира. Вы разве не знали?
- Нет. Я думал, сюда никто не ездит и не летает.
- Это правда,- кивнул Мехди.- Я был единственным человеком на борту.
Кроме пилота, конечно. Он улыбнулся своей шутке.
- Вы впервые в Сивахе?- спросил Гвидо.
- Конечно, Нет,- человечек снова улыбнулся.- Я приезжаю сюда почти
каждый год.
- Правда? Значит, вам здесь нравится? Но что вы находите в этом
городке?
- Ничего особенного, уверяю вас. Но здесь для меня подходящий климат,
и после поездок сюда я чувствую себя гораздо лучше. Не знаю, где еще
можно так хорошо отдохнуть. А зарплата не позволяет среднему египтянину
ездить за границу,- заключил он извиняющимся тоном.
- Однако, готов побиться об заклад, вы бывали в Италии,- Гвидо
неожиданно перешел на родной язык.
- Что вы, по-итальянски я говорю очень слабо. Если не возражаете,
давайте продолжим нашу беседу по-английски.
- Пожалуйста. А что вы делали в Италии? Тоже отдыхали.?- вызывающе
спросил Гвидо.
- Увы, нет. Я бывал там только по делам. Видите ли, я занимаюсь тем,
что изыскиваю для нашей молодежи возможности учебы за рубежом. К
несчастью, мои боссы считают, что для этого вполне достаточно переписки.
А выезжать из Каира совсем не обязательно. Поэтому я прикован к своему
письменному столу, хотя когда устраивался на эту работу, мечтал
объездить весь мир.
- Всему свое время под солнцем,- сказал Гвидо, вспомнив любимое
изречение Ваны.- Время действовать и время отдыхать. Вы, по крайней
мере, отправили хоть несколько сивахских студентов за границу?
Яссерит снова улыбнулся.
- Знаете, Сивах - не то место, откуда подбираются интеллектуальные
кадры страны.
- Почему нет?- спросил Гвидо.
- Нельзя сказать, чтобы сивахцы были менее интеллектуальны, чем
другие египтяне. Просто они не хотят никуда ехать. Даже в Каир,
представьте себе!
- Как вы объясняете такое безразличие?
- Не знаю. Может, им хорошо живется? Здесь, в оазисе, у них есть все.
Это благодатная местность.
- У меня сложилось другое впечатление,- сухо сказал Гвидо.- Хотя я
здесь недавно, но успел заметить и пыльные улицы, и лачуги. Этот рай не
так хорош, как вам кажется. Здесь не меньше больных, слепых и увечных,
чем в Каире, столько же грязи, голода и рахитичных детей.
- Но здесь очень плодородная почва,- возразил Мехди.- Разве вы не
заметили, какое разнообразие фруктов и овощей? А какой тут скот! Я
удивляюсь, где вы могли видеть голодающих детей?
- Дорогой мой, оазис - не единственное место в мире, где почва
богата, а жители бедны. Кому принадлежат эти земли? Готов спорить, ими
владеют несколько человек. Естественно, они к голодающим не относятся.
Думаю, они даже не живут в Сивахе, а лежат кверху брюхом на роскошных
виллах в дельте Нила.
- Если вы интересуетесь этой проблемой, то должны понимать, как важна
для нашего государства аграрная реформа...
- Поскольку для меня она не представляет интереса, вы можете не
беспокоиться,- грубо сказал Гвидо.-Все, что я тут говорил, - обычная
застольная болтовня. Если сивахцы рады подставлять кому-то шею, зачем их
разочаровывать? Каждому свое.
Мехди был явно расстроен. Но тут же попытался исправить положение.
- Жизнь слишком коротка, чтобы обо всех беспокоиться,- сказал он,
жадно доедая сладости, которые они заказали на десерт.- Мы с вами можем
позволить себе на время забыть о работе и насладиться отдыхом, отдавшись
своим увлечениям.
- Не думаю, чтобы моя фирма еще раз направила меня сюда,- сказал
Гвидо.- Я работаю в нефтяной компании.
- Да что вы говорите!- воскликнул Мехди.- Тогда я понимаю, почему в
качестве хобби вы избрали историю древних цивилизаций.
- Не вижу никакой связи.
- Нефть положила начало новой цивилизации,- объяснил Мехди.- она
играет роль Провидения. Иногда - слава Богу, только иногда - она
проклятие, но всегда - неожиданность. Вот почему ее везде так почитают.
Люди хотят иметь богов, которых можно ненавидеть, когда дела идут плохо.
- Хорошо говорите,- заметил Гвидо.- Что вы преподаете, когда не
заняты административной деятельностью? Литературу? Психологию?
Богословие?
- Логику,- ответил египтянин.
- Прекрасно,- внезапно смягчился Гвидо.
Мехди помолчал, прежде чем продолжить разговор.
- Лучше, если здесь не будут знать о вашей профессии,- сказал он
наконец.
- Представляете, как засуетятся сивахцы, если пройдет слух о том, что
здесь есть нефть.
- Ну и что? Кому это повредит? Вы боитесь, что они проклянут ее?
- Напротив. Но, по-моему, бесчеловечно подавать убогим несбыточную
надежду.
- А что если сивахцы никак не отреагируют на это событие?
Мехди скептически нахмурился, давая понять, что их разговор был не
более чем шутливой перепалкой и продолжать его не имеет смысла.
- Сигару?-предложил он.
- Спасибо. Я еще раз схожу в город.
- Не хотите отдохнуть? Сейчас самое время. Жара. .
- Нет. Я сплю очень мало.
Они пожали друг другу руки и разошлись.
- Этот кретин появился как раз. Вовремя - пробормотал Гвидо,
спускаясь по ступенькам.- Теперь я дам ему прикурить, да еще как!
Он углубился в лабиринт улочек, которые не успел осмотреть утром. Они
были пустынны в это время дня, хотя особой жары не было.
Гвидо бродил по городу как беззаботный турист, останавливаясь то там,
то здесь.
Он присматривался к каждой мелочи, попадающейся на глаза, словно это
была музейная редкость. Он вступал в бесконечные разговоры с базарными
торговцами, на удивление сносно говорившими по-английски и иногда
вставлявшими и пару французских, итальянских или немецких фраз. Вана,
окажись она в это время рядом, не узнала бы в этом внимательном,
неутомимом, приветливом и разговорчивом ходоке праздного сноба, которым
он старался казаться.
Гвидо было достаточно двух-трех сальных шуток, чтобы торговец чаем
или фруктами охотно выложил ему свою нехитрую историю. Его случайные
собеседники с энтузиазмом встречали предложение сфотографироваться.
Гвидо щелкал фотоаппаратом, не слишком заботясь о том, чтобы навести
резкость и установить экспозицию. Он вполне доверял "Олимпиусу",
одолженному у Ваны, тем более, что тот был не заряжен. "Интересно будет
взглянуть на физиономии полицейских ищеек, когда они наткнутся на
фотоаппарат",- подумал он.
Они бы подивились, как этот исследователь-одиночка обходится без
каких-либо записей, карт, путеводителей, дневников, не говоря уже о
магнитофоне или любой другой аппаратуре. У него не было ни листка
бумаги, ни огрызка карандаша!
Тоненькие рубашки от Гуччи, пояса и брюки с наклейкой "Валентине",
ботинки фирмы Баттисони и шелковые носки от Марина Ланте делла Побере -
вот и все, что ожидало любителей пошарить по чужим чемоданам. Гвидо
представил их реакцию:
- Классического шпиона к нам заслали, ребята! Какой-то безграмотный
лопух без всякого оборудования. Да, это не Джеймс Бонд.
- Что ж, ребята,- притворно вздохнул Гвидо, заканчивая этот
воображаемый спектакль.- Времена меняются. Даже нефтяные магнаты уже не
те, что были когда-то.
Он дружески похлопал по затылку оборванного мальчишку, дергавшего его
за штанину.
- Куда ты хочешь повести меня, малыш? Но мальчуган, казалось, не знал
другого языка, кроме приветливых улыбок и кивков.
Гвидо последовал за ним. Держась за руки, они подошли к крыльцу
старого деревянного дома, украшенному арабесками и вазами с цветущим
жасмином. Мальчик провел итальянца через маленькую комнату, где лежали
глиняные горшки, верблюжьи седла и большие восьмиугольные подносы, во
внутренний дворик с выложенным мозаикой бассейном. По краям его били
маленькие фонтаны, освежающие воздух. Бассейн окружали фруктовые деревья
и розовые кусты. Во дворе сушились на солнце табачные листья.
По сторонам дворика находились две арки из белого и черного камня.
Изящные колонны из темно-красного мрамора поддерживали их. Но местами
мрамор раскрошился, и похоже было, что этому чуду осталось жить уже не
столетия, а годы. И все же старые арки придавали дворику неизъяснимое
очарование. В них было что-то от дворцов сарацинов в Гренаде, которые
так притягивают взоры туристов.
Они пересекли дворик и очутились в комнате с разбросанными на ковре
мягкими кожаными пуфами и множеством подушек. Слева от входа висело
огромное зеркало в красной гипсовой раме. На противоположной стене между
окнами располагалась коллекция старинного оружия. Дневной свет, проникая
через цветные стекла, окрашивал комнату-музей в розовые тона.
Дополнительно комната освещалась большими масляными лампами. На столе,
инкрустированном перламутром, стояла шахматная доска с расставленными
фигурами. Гвидо увидел огромные бронзовые вазы, голубые бокалы, шелковые
шали, валявшиеся на ковре... И в самом темном углу - каменную скульптуру
обнаженной девушки в натуральную величину. Волосы, заплетенные в мелкие
косы, образовали на голове шлем, прикрывавший щеки и затылок, но
оставлявший на виду покатые плечи. Точеные черты лица и прямой нос, чуть
раскосые глаза и высокие скулы и эта легкая полуулыбка - сомнений быть
не могло! Только Кармен, бессмертная жена Амона, могла быть так
прекрасна. Гвидо всего один раз видел ее бронзовое изображение на
выставке в Лувре, но забыть уже не смог.
Маленькие каменные груди с набухшими сосками, казалось, только что
ласкала чья-то рука. Гвидо чувствовал, что столетия ласк отполировали
нежный, гладкий живот. К своему изумлению, итальянец заметил, что из
расщелины любовно выточенных половых губ выглядывает фаллос. Не
увеличенный клитор, а именно мужской половой орган, которому не хватало
только- кто знает, почему?- яичек. И хотя он был опущен, его длина
невольно вызывала желание.
В комнату вошел высокий худой человек в тюрбане. Щ темном лице,
покрытом густой сетью морщин, выделялись водянисто-зеленые глаза. Он с
достоинством поклонился, жестом предложил Гвидо выпить и выкурить
трубку. Затем еле слышно спросил, не говорит ли посетитель
по-французски. Гвидо кивнул, тогда старик спросил о состоянии дел.
- Каких дел?- удивился Гвидо. Но тут же придал своему лицу прежнее
сдержанное выражение. .
Хозяин указал на его карман. Гвидо вытащил бумажник и раскрыл его.
Старик взял пачку купюр, пересчитал их, взял примерно половину, а
остальное аккуратно положил в бумажник. Затем он элегантно поклонился,
прижимая руку к сердцу, и исчез, оставив Гвидо с его маленьким
проводником.
- Как ты думаешь, что он мне предложит за такую сумму?- весело
спросил итальянец у мальчика.- Думаешь, я смогу порезвиться с богиней?
Поскольку в следующие десять минут ничего не произошло, Гвидо
заподозрил неладное.
- Эй,- сказал он малышу.- Надеюсь, старый негодяй не хочет предложить
мне тебя?
Внезапно портьеры, скрывавшие вторую дверь, раздвинулись, и в комнату
вошли два босых юноши в длинных белых туниках. На шее у каждого из них
висело золотое ожерелье, головы были украшены цветами. Сколько им лет?
Пятнадцать, шестнадцать? Может, и меньше. Как можно было судить об. их
возрасте, если даже пол их угадывался с трудом. Кудрявые волосы, белая
кожа, ровные блестящие зубы, изящные руки. Карие глаза, скрывавшиеся под
густыми томными ресницами. Один из них сел на подушку, вытянув ноги с
браслетами. Второй налил в бокал какую-то жидкость из графина и
предложил Гвидо. Тот обмакнул в нее губы и вернул бокал, покачав
головой.
Легкий запах миндаля не могли заглушить ни вино. ни мел, добавленные
в настойку. Это был не известный Гвидо возбудитель. Итальянец не
удивился. Он вернул бокал юному Ганимеду, показав, что тот должен выпить
это сам.
Юноша улыбнулся, спокойно проглотил половину жидкости и остальное
предложил товарищу, который, не моргнув глазом, осушил бокал.
- Теперь дело, кажется, пойдет на лад,- прокомментировал Гвидо.
Молодцы были не из разговорчивых. Они молча встали друг напротив
друга и начали кланяться и гримасничать, виляя бедрами и время от
времени облизывая красивые губы.
- Тут и у покойника встанет,- сказал Гвидо. Но сам он смотрел на них
совершенно хладнокровно. Когда эти педерасты пустыни попытались раздеть
его, он вежливо, но твердо отказался и дал понять, что присутствует
только в качестве зрителя.
Им не потребовалось объяснять дважды. В следующее мгновение они
сцепились, точно одержимые, и стали лихорадочно терзать губы друг друга.
Казалось, это была их единственная и последняя возможность
совокупиться. Теперь их туники задрались до пояса, и восставшая у обоих
плоть была отнюдь не поддельная.
- Mamma mia,- прошептал итальянец,- вот это размеры!
Он обратился к малышу, по-прежнему державшему его за руку и не
отрывавшему глаз от зрелища.
- Ты, видно, парень образованный. Скажи, они прихватили свое
снаряжение из музея?
Но "музейные редкости" оправдали себя, когда пошли в ход. Для начала
участники спектакля занялись такой неистовой мастурбацией, что Гвидо
забеспокоился:
- Эй, ребята, потише, а то останетесь без потомства. Но это были
железные парни. Не переводя дыхания, они принялись помогать друг другу
губами и руками. Минут через десять Гвидо заскучал.
Юные артисты, точно почувствовавшие перемену в его настроении,
немедленно сменили позы. Один встал на четвереньки, подрагивая
напряженным задом.
- Очень аппетитно,- оценил Гвидо. Второй юнец немедленно
воспользовался предоставленной ему возможностью. Он смазал слюной
анальное отверстие приятеля и всадил туда свою огромную пику.
- Что значит практика!- восхищенно причмокнул Гвидо.- Нет предела
человеческим возможностям! Но от бездействия даже член ржавеет. Хотя это
всего лишь абстрактные рассуждения, а здесь, кажется, практикуются
всерьез.
Такой длинный монолог не мог не произвести впечатления на маленького
гида. Он звонко расхохотался, запрокинув голову, и этим совершенно
покорил Гвидо.
- Лучше и я бы не смог,- продолжал итальянец.- Они, кажется, понимают
друг друга.
Тем временем активный педераст продолжал таранить приятеля с той же
яростью, с какой только что возбуждал самого себя.
- Эти парни совсем одурели! Тише, ради Бога! Но дуэт не собирался
сбавлять темп. Гвидо взял на себя роль дирижера.
- Внимание! Сперва немного помедленнее... Отлично. Теперь вернемся к
началу. Вот так! Плавно! Прекрасно. Так, так, продолжайте, но
поспокойнее, с чувством, вот так! Идем дальше: глубокий бас, мягче,
глубже, с душой. Тихо! Я бы сказал даже тихонечко!.. Он чувствовал, что
произведение близится к финалу.
- Я дирижер, поэтому должен руководить до конца,- пояснил он малышу,
ускоряя темп.- Теперь поехали! Быстрее! Сильнее! Вернулись в исходное
положение - и скорей, скорей к финишу!
Артист кончил с криком издыхающего ишака и припал к инструменту. Тот
передернулся, стряхнул его с себя, и актеры поменялись ролями. Теперь
музыкант стал в позу. Партнер пристроил к нему свой разбухший смычок,
который и на этот раз вошел гладко, как по маслу. Второе отделение
проходило так же длительно и живо, как и первое. Но стиль был немного
другой. По выражению лица и свистящему звуку, который парень время от
времени издавал, чувствовалось, что он действительно наслаждается. Его
партнер, только что выразивший себя столь сумбурно, замер с блуждающей
улыбкой на губах.
Желая подбодрить его, Гвидо жестом показал, что глоток из фонтана,
который вот-вот ударит, помог бы ему восстановить силы. Но юноша не
понял и решил, что зритель захотел поучаствовать в спектакле. Он прикрыл
глаза и застыл с открытым ртом, из которого капала слюна.
Второй тоже неверно истолковал жест итальянца, но решил во что бы то
ни стало довести дело до конца.
- Браво, ребята!- воскликнул Гвидо, когда музыкант извлек свою
флейту, почти не уменьшившуюся в разме?ao. Получив на чай, молодцы
поклонились, грациозно приподняв подолы.
- Тебе понравилось?- спросил Гвидо малыша, когда они выходили из
комнаты.- Когда начнешь этим заниматься сам? По-моему, ты кое-что уже
знаешь.
Мальчуган с обожанием взирал на итальянца, вцепившись в его штанину.
- Что до меня, старик,- продолжал Гвидо,- то мне поздно этим
заниматься. Я не выучился в детстве. Если ты не начнешь прямо сейчас,
потом будет трудно привыкнуть. Поверь мне, я знаю, что говорю.- Он
печально вздохнул и опустил руку на плечо маленького друга.- Вот почему
я советую тебе не откладывать учебу, мышонок. Иначе ты вырастешь таким
же глупым ублюдком, как и все остальные...
***
- Ты виделась с отцом?- спросил Гвидо, встретившись с Ваной за
обедом.
Она сделала неопределенный жест.
- Все в порядке. Как ты?
- Женщин на улицах почти не видно. А те, что осмеливаются выйти,
закутаны по самые глаза, ничего не разберешь. Кажется, свобода не
распространяется на женщин в твоем благословенном Сивахе, а, Вана?
- Не более, чем в других местах.
- А где же хваленая сексуальная свобода сивахцев?
- Только в двух случаях здесь можно ею воспользоваться -
гомосексуализм и кровосмешение, которые раньше были запрещены почти
везде.
- А как же все остальное?
- Здесь действуют суровые законы Корана. Гвидо заметил Мехди Яссерита
и поманил его.
- Кто это?- удивленно спросила Вана.
- Специалист по эпистолярной логике.
- Кого только здесь не встретишь,- рассмеялась девушка.
Представив гостя и предложив ему сесть (Мехди не заставил себя долго
упрашивать), Гвидо сказал:
- Моя спутница утверждает, что в этом оазисе властвует ислам. А у
меня сложилось впечатление, что это место отличается от всего остального
Египта моралью и такой степенью эмансипации, которой позавидует любая
передовая нация.
- Здесь существует такая поговорка,- ответил Мехди.- не знаю, смогу
ли в точности передать ее по-английски: "Любое новшество без религиозной
основы есть заблуждение, которому надо сопротивляться и которое надо
подавлять всеми возможными способами. Вечная свежесть Корана может
вместить бесконечное множество новшеств". Там, где живут по этой
поговорке, альтернативы законам ислама нет.
- Вы согласны с этим?- спросил Гвидо.
- Совершенно не согласен! Высказывание принадлежит моему покойному
коллеге, профессору Хасану эль-Бана, который в 1929 году основал
Исламское братство.
- Вы принадлежите к этому братству?
|
