Леонтьев А - Деятельность. Сознание. Личность - Скачать бесплатно
существования процессов мышления, протекающих также и в форме внешней
деятельности с материальными предметами. Более того, в них было показа-
но, что внутренние мыслительные процессы являются не чем иным, как ре-
зультатом интериоризации и специфического преобразования внешней практи-
ческой деятельности, и что существуют постоянные переходы из одной формы
в другую. В условиях высокоразвитого мышления наличие этих переходов
особенно отчетливо выступило в исследованиях так называемого техническо-
го мышления - мышления рабочего-наладчика сложных технических устройств,
мышления ученого-экспериментатора, - в исследованиях, которые были выз-
ваны потребностями современного этапа развития техники.
Однако вместе с этими и другими бесспорными достижениями психологии
мышления многие коренные ее проблемы, разрабатываемые в отрыве от общей
марксистской теории, получили в современной психологии одностороннее и
потому искаженное освещение. Даже само понятие деятельности, введенное в
психологию мышления, трактуется психологами-позитивистами в смысле,
весьма далеком от того, который вкладывается Марксом в понятие предмет-
ной человеческой деятельности. В большинстве зарубежных исследований де-
ятельность мышления выступает со стороны ее адаптивной функции, а не как
одна из форм присвоения человеком действительности и ее изменения. Поэ-
тому на первый план выдвигаются образующие ее состав операции. На деле
это означает не что иное, как возврат к отождествлению в мышлении логи-
ческого и психологического и к своеобразному панлогизму.
Вытекающая отсюда "автономизация" логических операций глубоко чужда
марксистскому учению о мышлении, которое требует рассматривать мышление
как живую человеческую деятельность, имеющую то же принципиальное строе-
ние, что и деятельность практическая. Как и практическая деятельность,
мыслительная деятельность отвечает тем или иным потребностям и побужде-
ниям и, соответственно, испытывает на себе регулирующее влияние эмоций.
Как и практическая деятельность, она состоит из действий, подчиненных
сознательным целям. Наконец, как и практическая деятельность, мышление
осуществляется теми или иными средствами, т.е. при помощи определенных
операций, в данном случае - логических или математических. Но любые опе-
рации - безразлично, внешнедвигательные или внутренние, умственные -
представляют собой по своему происхождению лишь продукт развития соот-
ветствующих действий, в котором фиксируются абстрагированные и обобщен-
ные объективные отношения, характеризующие предметные условия действия.
Они поэтому приобретают относительно независимое существование и способ-
ны воплощаться в той или иной материальной форме - в форме орудия, маши-
ны, таблицы умножения, простейшего арифмометра или сложнейшего счет-
но-решающего устройства. От этого, однако, они не перестают быть лишь
средствами человеческой деятельности и ее объектами. Поэтому мысли-
тельная деятельность человека отнюдь не редуцируется к системе тех или
иных логических, математических или иных операций, так же как, например,
производство отнюдь не сводится к осуществляющим его технологическим
процессам.
Игнорирование этих неоспоримых положений и создает те иллюзорные
представления о мышлении, в которых все выступает в перевернутом виде:
порожденные развитием познавательной деятельности человека мыслительные
знаковые операции кажутся порождающими его мышление. Представления эти
находят свое выражение, в частности, в том, что современным "думающим"
машинам (которые, как и любые машины, являются, по словам Маркса, лишь
"созданными человеческой рукой органами человеческого мозга"31), припи-
сываются свойства подлинных субъектов мышления. Дело изображается так,
что не они обслуживают мышление человека, а, наоборот, человек обслужи-
вает их32.
Нетрудно увидеть, что приписывание машинам интеллектуальных способ-
ностей человека выражает все тот же отрыв мышления от чувственной дея-
тельности, который выступает лишь в новом обличье: теперь от человечес-
кой деятельности отделяются операции мышления в их экстериоризированных,
переданных машинам формах. Но операции суть только способы, средства
мышления, а не само мышление. Поэтому психологические следствия науч-
но-технической революции, которая объективно порождает интеллектуализа-
цию человеческого труда, единение в нем умственной и практической дея-
тельности, оказываются зависящими не от автоматизации техники самой по
себе, а от той общественной системы, в которой эта техника функциониру-
ет. В условиях капитализма, в условиях отчуждения средств производства
она лишь перемещает линию разрыва в сферу интеллектуальной деятельности,
отделяя элиту - творцов автоматов - от тех, кто эти автоматы обслужива-
ет; в условиях социалистического, коммунистического общества, вооружая
человеческое мышление, она, напротив, обеспечивает развитие творческого
и интеллектуального характера труда во всех его звеньях и формах.
Конечно, это совершенно особая проблема, которая требует специального
рассмотрения. Если я упомянул здесь о ней, то только для того, чтобы еще
раз подчеркнуть неотделимость мышления от реальных условий его функцио-
нирования в жизни людей. Исследование мыслительных процессов не в их
изолированности от реализуемых ими многообразных видов и форм человечес-
кой деятельности, а в качестве ее средств и составляет одну из важнейших
задач, стоящих перед советскими психологами, перед всеми психолога-
ми-марксистами.
В этой главе были затронуты лишь некоторые вопросы, более подробное
освещение которых составляет задачу дальнейшего изложения. Прежде всего
в этом нуждается проблема понимания психики как отражения реальности.
Глава II
ПСИХИЧЕСКОЕ ОТРАЖЕНИЕ
1. УРОВНИ ИССЛЕДОВАНИЯ ОТРАЖЕНИЯ
Понятие отражения является фундаментальным философским понятием. Фун-
даментальный смысл оно имеет и для психологической науки. Введение поня-
тия отражения в психологию в качестве исходного положило начало ее раз-
витию на новой, марксистско-ленинской теоретической основе. С тех пор
психология прошла полувековой путь, на протяжении которого ее конкрет-
но-научные представления развивались и изменялись; однако главное - под-
ход к психике как субъективному образу объективной реальности - остава-
лось и остается в ней незыблемым.
Говоря об отражении, следует прежде всего подчеркнуть исторический
смысл этого понятия. Он состоит, во-первых, в том, что его содержание не
является застывшим. Напротив, в ходе прогресса наук о природе, о челове-
ке и обществе оно развивается и обогащается.
Второе, особенно важное положение состоит в том, что в понятии отра-
жения заключена идея развития, идея существования различных уровней и
форм отражения. Речь идет о разных уровнях тех изменений отражающих тел,
которые возникают в результате испытываемых ими воздействий и являются
адекватным им. Эти уровни очень различны. Но все же это уровни единого
отношения, которое в качественно разных формах обнаруживает себя и в не-
живой природе, и в мире животных, и, наконец, у человека.
В связи с этим возникает задача, имеющая для психологии первостепен-
ное значение: исследовать особенности и функцию различных уровней отра-
жения, проследить переходы от более простых его уровней и форм к уровням
и формам более сложным.
Известно, что Ленин рассматривал отражение как свойство, заложенное
уже в "фундаменте самого здания материи", которое на определенной ступе-
ни развития, а именно на уровне высокоорганизованной живой материи, при-
обретает форму ощущения, восприятия, а у человека - также и форму теоре-
тической мысли, понятия. Такое, в широком смысле слова, историческое по-
нимание отражения исключает возможность трактовать психологические явле-
ния как изъятые из общей системы взаимодействия единого в своей матери-
альности мира. Величайшее значение этого для науки заключается в том,
что психическое, изначальность которого постулировалась идеализмом,
превращается в проблему научного исследования; единственным же постула-
том остается признание независимого от познающего субъекта существования
объективной реальности. В этом и заключается смысл ленинского требования
идти не от ощущения к внешнему миру, а от внешнего мира к ощущению, от
внешнего мира как первичного к субъективным психическим явлениям как
вторичным33. Само собой разумеется, что это требование полностью расп-
ространяется и на конкретно-научное изучение психики, на психологию.
Путь исследования чувственных явлений, идущий от внешнего мира, от
вещей, есть путь их объективного исследования. Как свидетельствует опыт
развития психологии, на этом пути возникают многие теоретические труд-
ности. Они обнаружились уже в связи с первыми конкретными достижениями
естественнонаучного изучения мозга и органов чувств. Работы физиологов и
психофизиков хотя обогатили научную психологию знанием важных фактов и
закономерностей, обусловливающих возникновение психических явлений, од-
нако сущности самих этих явлений они непосредственно раскрыть не смогли;
психика продолжала рассматриваться в ее обособленности, а проблема отно-
шения психического к внешнему миру решалась в духе физиологического иде-
ализма И.Мюллера, иероглифизма Г.Гельмгольца, дуалистического идеализма
В.Вундта и т.д. Наибольшее распространение получили параллелистические
позиции, которые в современной психологии лишь замаскированы новой тер-
минологией.
Большой вклад в проблему отражения был внесен рефлекторной теорией,
учением И.П.Павлова о высшей нервной деятельности. Главный акцент в исс-
ледовании существенно сместился: отражательная, психическая функция моз-
га выступила как продукт и условие реальных связей организма с воз-
действующей на него средой. Этим подсказывалась принципиально новая ори-
ентация исследований, выразившаяся в подходе к мозговым явлениям со сто-
роны порождающего их взаимодействия, реализующегося в поведении организ-
мов, его подготовке, формировании и закреплении. Казалось даже, что изу-
чение работы мозга на уровне этой, по выражению И.П.Павлова, "второй
части физиологии"34 в перспективе полностью сливается с научной, объяс-
нительной психологией.
Оставалась, однако, главная теоретическая трудность, которая выража-
ется в невозможности свести уровень психологического анализа к уровню
анализа физиологического, психологические законы к законам деятельности
мозга. Теперь, когда психология как особая область знания получила широ-
кое распространение и приобрела практическое распространение и приобрела
практическое значение для решения многих задач, выдвигаемых жизнью, по-
ложение о несводимости психического к физиологическому получило новое
доказательство - в самой практике психологических исследований. Сложи-
лось достаточно четкое фактическое различение психических процессов, с
одной стороны, и реализующих эти процессы физиологических механизмов - с
другой, различение, без которого, разумеется, нельзя решить и проблемы
соотношения и связи между ними; сложилась вместе с тем и система объек-
тивных психологических методов, в частности методов пограничных, психо-
лого-физиологических исследований. Благодаря этому конкретное изучение
природы и механизмов психических процессов вышло далеко за пределы, ог-
раниченные естественнонаучными представлениями о деятельности органа
психики - мозга. Конечно, это вовсе не значит, что все теоретические
вопросы, относящиеся к проблеме психологического и физиологического,
нашли свое решение. Можно говорить лишь о том, что произошло серьезное
продвижение в этом направлении. Вместе с тем встали новые сложные теоре-
тические проблемы. Одна из них была поставлена развитием кибернетическо-
го подхода к изучению процессов отражения. Под влиянием кибернетики в
центре внимания оказался анализ регулирования состояний живых систем
посредством управляющей ими информации. Этим был сделан новый шаг по уже
наметившемуся пути изучения взаимодействия живых организмов со средой,
которое выступило теперь с новой стороны - со стороны передачи, перера-
ботки и хранения информации. Вместе с тем произошло теоретическое сбли-
жение подходов к качественно разным управляющимся и самоуправляющимся
объектам - неживым системам, животным и человеку. Само понятие информа-
ции (одно из фундаментальных для кибернетики) хотя и пришло их техники
связи, но является по своему, так сказать, происхождению человеческим,
физиологическим и даже психологическим: ведь все началось с изучения пе-
редачи по техническим каналам семантической информации от человека к че-
ловеку.
Как известно, кибернетический подход с самого начала имплицитно расп-
ространялся и на психическую деятельность35. Очень скоро его необходи-
мость выступила и в самой психологии, особенно наглядным образом - в ин-
женерной психологии, исследующей систему "человек-машина", которая расс-
матривается как частный случай систем управления. Сейчас понятия типа
"обратная связь", "регулирование", "информация", "модель" и т.д. стали
широко использоваться и в таких ветвях психологии, которые не связаны с
необходимостью применять формальные языки, способные описывать процессы
управления, протекающие в любых системах, в том числе технических.
Если внесение в психологию нейрофизиологических понятий опиралось на
положение о психике как функции мозга, то распространение в ней киберне-
тического подхода имеет иное научное оправдание. Ведь психология - это
конкретная наука о возникновении и развитии отражения человеком ре-
альности, которое происходит в его деятельности и которое, опосредствуя
ее, выполняет в ней реальную роль. Со своей стороны кибернетика, изучая
процессы внутрисистемных и межсистемных взаимодействий в понятиях инфор-
мации и подобия, позволяет ввести в изучение процессов отражения коли-
чественные методы и этим обогащает учение об отражении как общем
свойстве материи. На это неоднократно указывалось в нашей философской
литературе36, так же как и на то, что результаты кибернетики имеют су-
щественное значение для психологических исследований37.
Значение кибернетики, взятой с этой ее стороны, для изучения механиз-
мов чувственного отражения представляется бесспорным. Нельзя, однако,
забывать, что общая кибернетика, давая описания процессов регулирования,
отвлекается от их конкретной природы. Поэтому применительно к каждой
специальной области возникает вопрос о ее адекватном применении. Извест-
но, например, насколько сложным является этот вопрос, когда речь идет о
социальных процессах. Сложным он является и для психологии. Ведь кибер-
нетический подход в психологии, конечно, заключается не в том, чтобы
просто заменять психологические термины кибернетическими; такая замена
столь же бесплодна, как и делавшаяся в свое время попытка заменить пси-
хологические термины физиологическими. Тем менее допустимо механически
включать в психологию отдельные положения и теоремы кибернетики.
Среди проблем, которые возникают в психологии в связи с развитием ки-
бернетического подхода, особенно важное конкретно-научное и методологи-
ческое значение имеет проблема чувственного образа и модели. Несмотря на
то, что этой проблеме посвящено немало работ философов, физиологов, пси-
хологов и кибернетиков, она заслуживает дальнейшего теоретического ана-
лиза - в свете учения о чувственном образе как субъективном отражении
мира в сознании человека.
Как известно, понятие модели получило самое широкое распространение и
употребляется в очень разных значениях. Однако для дальнейшего рассмот-
рения нашей проблемы мы можем принять самое простое и грубое, так ска-
зать, его определение. Мы будем называть моделью такую систему (множест-
во), элементы которой находятся в отношении подобия (гомоморфизма, изо-
морфизма) к элементам некоторой другой (моделируемой) системы. Совершен-
но очевидно, что под такое широкое определение модели попадает, в част-
ности, и чувственный образ. Проблема, однако, заключается не в том, мож-
но ли подходить к психическому образу как к модели, а в том, схватывает
ли этот подход его существенные, специфические особенности, его природу.
Ленинская теория отражения рассматривает чувственные образы в созна-
нии человека как отпечатки, снимки независимо существующей реальности. В
этом и состоит то, что сближает психическое отражение с "родственными"
ему формами отражения, свойственными также и материи, не обладающей "яс-
но выраженной способностью ощущения"38. Но это образует лишь одну сторо-
ну характеристики психического отражения; другая сторона состоит в том,
что психическое отражение, в отличие от зеркального и других форм пас-
сивного отражения, является субъективным, а это значит, что оно является
не пассивным, не мертвенным, а активным, что в его определение входит
человеческая жизнь, практика и что оно характеризуется движением посто-
янного переливания объективного в субъективное.
Эти положения, имеющие прежде всего гносеологический смысл, являются
вместе с тем исходными и для конкретно-научного психологического иссле-
дования. Именно на психологическом уровне возникает проблема специфичес-
ких особенностей тех форм отражения, которые выражаются в наличии у че-
ловека субъективных - чувственных и мысленных - образов реальности.
Положение о том, что психическое отражение реальности есть ее субъек-
тивный образ, означает принадлежность образа реальному субъекту жизни.
Но понятие субъективности образа в смысле его принадлежности субъекту
жизни включает в себя указание на его активность. Связь образа с отража-
емым не есть связь двух объектов (систем, множеств), стоящих во взаим-
но-одинаковом отношении друг к другу, - их отношение воспроизводит поля-
ризованность всякого жизненного процесса, на одном полюсе которого стоит
активный ("пристрастный") субъект, на другом - "равнодушный" к субъекту
объект. Эта-то особенность отношения субъективного образа к отражаемой
реальности и не схватывается отношением "модель-моделируемое". Последнее
обладает свойством симметричности, и соответственно термины "модель" и
"моделируемое" имеют релятивный смысл, зависящий от того, какой из двух
объектов познающий их субъект полагает (теоретически или практически)
моделью, а какой - моделируемым. Что же касается процесса моделирования
(т.е. построения субъектом моделей любого типа или даже познания субъек-
том связей, определяющих такое изменение объекта, которое сообщает ему
признаки модели некоторого объекта), то это вообще другой вопрос.
Итак, понятие субъективности образа включает в себя понятие прист-
растности субъекта. Психология издавна описывала и изучала зависимость
восприятия, представления, мышления от того, "что человеку нужно", - от
его потребностей, мотивов, установок, эмоций. Очень важно при этом под-
черкнуть, что такая пристрастность сама объективно детерминирована и вы-
ражается не в неадекватности образа (хотя и может в ней выражаться), а в
том, что она позволяет активно проникать в реальность. Иначе говоря,
субъективность на уровне чувственного отражения следует понимать не как
его субъективизм, а скорее, как его "субъективность", т.е. его принад-
лежность деятельному субъекту.
Психический образ есть продукт жизненных, практических связей и отно-
шений субъекта с предметным миром, которые являются несопоставимо более
широкими и богатыми, чем любое модельное отношение. Поэтому его описание
в качестве воспроизводящего на языке сенсорных модальностей (в сенсорном
"коде") параметры объекта, воздействующие на органы чувств субъекта,
представляет собой результат анализа на физикальном, по существу уровне.
Но как раз на этом уровне чувственный образ обнаруживает себя как более
бедный по сравнению с возможной математической или физической моделью
объекта. Иначе обстоит дело, когда мы рассматриваем образ на психологи-
ческом уровне - в качестве психического отражения. В этом качестве он
выступает, напротив, во всем своем богатстве, как впитавший в себя ту
систему объективных отношений, в которой только реально и существует от-
ражаемое им содержание. Тем более сказанное относится к сознательному
чувственному образу - к образу на уровне сознательного отражения мира.
2. АКТИВНОСТЬ ПСИХИЧЕСКОГО ОТРАЖЕНИЯ
В психологии сложились два подхода, два взгляда на процесс порождения
чувственного образа. Один из них воспроизводит старую сенсуалистическую
концепцию восприятия, согласно которой образ является непосредственным
результатом одностороннего воздействия объекта на органы чувств.
Принципиально другое понимание процесса порождения образа восходит к
Декарту. Сопоставляя в своей знаменитой "Диоптрике" зрение с восприятием
предметов слепыми, которые "как бы видят руками", Декарт писал: "...Если
вы считаете, что разница, усматриваемая слепым между деревьями, камнями,
водой и другими подобными предметами с помощью своей палки, не кажется
ему меньшей, чем та, которая существует между красным, желтым, зеленым и
любым другим цветом, то все-таки несходство между телами является не чем
иным, как разными способами двигать палку или сопротивляться ее движени-
ям"39. В дальнейшем идея о принципиальной общности порождения осяза-
тельных и зрительных образов развивалась, как известно, Дидро и особенно
Сеченовым.
В современной психологии положение о том, что восприятие представляет
собой активный процесс, необходимо включающий в свой состав эфферентные
звенья, получило общее признание. Хотя выявление и регистрация эфферент-
ных процессов представляет иногда значительные методические трудности,
так что некоторые явления кажутся свидетельствующими скорее в пользу
пассивной, "экранной" теории восприятия, все же их обязательное участие
можно считать установленным.
Особенно важные данные были получены в онтогенетических исследованиях
восприятия. Эти исследования имеют то преимущество, что они позволяют
изучать активные процессы восприятия в них, так сказать, развернутых,
открытых, т.е. внешнедвигательных, еще не интериоризованных и не редуци-
рованных формах. Полученные в них данные хорошо известны, и я не буду их
излагать, отмечу только, что именно в этих исследованиях было введено
понятие перцептивного действия40.
Роль эфферентных процессов была изучена также при исследовании слухо-
вого восприятия, орган-рецептор которого является, в отличие от осязаю-
щей руки и аппарата зрения, полностью лишенным внешней активности. Для
речевого слуха была экспериментально показана необходимость "артикуляци-
онной имитации"41, для звуковысотного слуха - скрытой активности голосо-
вого аппарата42.
Сейчас положение о том, что для возникновения образа недостаточно од-
ностороннего воздействия вещи на органы чувств субъекта и что для этого
необходимо еще, чтобы существовал "встречный", активный со стороны
субъекта процесс, стало почти банальным. Естественно, что главным нап-
равлением в исследовании восприятия стало изучение активных перцептивных
процессов, их генезиса и структуры. При всем различии конкретных гипо-
тез, с которыми подходят исследователи к изучению перцептивной дея-
тельности, их объединяет признание ее необходимости, убеждение, что
именно в ней и осуществляется процесс "перевода" воздействующих на орга-
ны чувств внешних объектов в психический образ. А это значит, что восп-
ринимают не органы чувств, а человек при помощи органов чувств. Всякий
психолог знает, что сетчатый образ (сеточная "модель") объекта не есть
то же самое, что его видимый (психический) образ, как и, например, то,
что так называемые последовательные образы можно назвать образами лишь
условно, потому что они лишены константности, следуют за движением взора
и подчинены закону Эммерта.
Нет, конечно, необходимо оговаривать тот факт, что процессы восприя-
тия включены в жизненные, практические связи человека с миром, с вещест-
венными объектами, а поэтому необходимо подчиняются - прямо или опос-
редствованно - свойствам самих объектов. Этим и определяется адекват-
ность субъективного продукта перцепции - психического образа. Какую бы
форму ни принимала перцептивная деятельность, какой бы степени редукции
или автоматизации она ни подвергалась в ходе своего формирования и раз-
вития, принципиально она строится так же, как деятельность осязающей ру-
ки, "снимающей" контур объекта. Как и деятельность осязающей руки, вся-
кая перцептивная деятельность находит объект там, где он реально сущест-
вует, - во внешнем мире, в объективном пространстве и времени. Последнее
и составляет ту важнейшую психологическую особенность субъективного об-
раза, которая называется его предметностью или весьма неудачно - его
объективированностью.
Эта особенность чувственного психического образа в своей наиболее
простой и экспквизитной форме выступает применительно к экстрацептивным
предметным образам. Капитальный психологический факт состоит в том, что
в образе нам даны не наши субъективные состояния, а сами объекты. Напри-
мер, световое воздействие вещи на глаз воспринимается именно как вещь,
которая находится вне глаза. В акте восприятия субъект не соотносит сво-
его образа вещи с самой вещью. Для субъекта образ как бы наложен на
вещь. В этом психологически и выражается подчеркиваемая Лениным непос-
редственность связи ощущений, чувственного сознания с внешним миром43.
Копируя в рисунке объект, мы необходимо соотносим изображение (мо-
дель) объекта с изображаемым (моделируемым) объектом, воспринимая их как
две разные вещи; но мы не устанавливаем такого соотношения между нашим
субъективным образом объекта и самим объектом, между восприятием своего
рисунка и самим рисунком. Если проблема такого соотношения и возникает,
то лишь вторично - из рефлексии опыта восприятия.
Нельзя поэтому согласиться с высказываемым иногда утверждением, что
предметность восприятия есть результат "объективизации" психического об-
раза, т.е. что воздействие вещи сначала порождает ее чувственный образ,
а затем этот образ относится субъектом к миру, "проецируемому на ориги-
нал"44. Психологически такого особого акта "обратного проецирования" в
обычных условиях просто не существует. Глаз под воздействием на перифе-
рию его сетчатки неожиданно появившейся на экране светлой точки тотчас
перемещается на нее, и испытуемый сразу видит эту точку локализованной в
объективном пространстве; чего он не воспринимает вовсе, так это его
смещения в момент скачка глаза по отношению к сетчатки и изменений ней-
родинамических состояний своей рецептирующей системы. Иначе говоря, для
субъекта не существует никакой структуры, которая могла бы быть вторично
соотнесена им с внешним объектом, подобно тому как он может соотнести,
например, свой рисунок с оригиналом.
О том, что предметность ("объективированность") ощущений и восприятий
не есть нечто вторичное, свидетельствуют многие давно известные в психо-
логии замечательные факты. Один из них связан с так называемой "пробле-
мой зонда". Факт этот состоит в том, что у хирурга, зондирующего рану,
"чувствующим" является конец зонда, которым он нащупывает пулю, - т.е.
его ощущения оказываются парадоксально смещенными в мир внешних вещей и
локализуются не на границе "зонд-рука", а на границе "зонд-воспринимае-
мый объект" (пуля). То же происходит и в любом другом аналогичном слу-
чае, например, когда мы воспринимаем шероховатость бумаги кончиком ост-
рого пера. ощупываем в темноте дорогу при помощи палки и т.п.
Главный интерес этих фактов состоит в том, что в них "разведены" и
частью экстериоризированы отношения, обычно скрытые от исследователя.
Одно их них - отношение "рука-зонд". Воздействие, оказываемое зондом на
рецептивные аппараты руки, вызывает ощущения, интегрирующиеся в сложный
зрительно-тактильный его образ и в дальнейшем выполняющие ведущую роль в
регуляции процесса удерживания зонда в руке. Другое отношение - это от-
ношение "зонд-объект". Оно возникает, как только действие хирурга приво-
дит зонд в соприкосновение с объектом. Но даже в это первое мгновение
объект, выступающий еще в своей неопределенности - как "что-то", как
первая точка на линии будущего "рисунка" - образа, - является отнесенным
к внешнему миру, локализованным в объективном пространстве. Иначе гово-
ря, чувственный психический образ обнаруживает свойство предметной отне-
сенности уже в момент своего становления. Но продолжим анализ отношения
"зонд - объект" несколько дальше. Локализация объекта в пространстве вы-
ражает его отдаленность от субъекта; это - очарование границ" его неза-
висимого от субъекта существования. Границы эти обнаруживаются, как
только деятельность субъекта вынуждена подчиниться объекту, а это проис-
ходит даже в том случае, когда деятельность приводит к его переделке или
уничтожению. Замечательная особенность рассматриваемого отношения заклю-
чается в том, что эта граница проходит как граница между двумя физичес-
кими телами: одно из них - оконечность зонда - реализует познавательную,
перцептивную деятельность субъекта, другое составляет объект этой дея-
тельности. На границе этих двух материальных вещей и локализуются ощуще-
ния, образующие "ткань" субъективного образа объекта: они выступают как
сместившиеся на осязающий конец зонда - искуственного дистантрецептора,
который образует продолжение руки действующего субъекта.
Если в описанных условиях восприятия проводником действия субъекта
является вещественный предмет, который приводится в движение, то при
собственно дистантном восприятии процесс пространственной локализации
объекта перестраивается и крайне усложняется. В случае восприятия пос-
редством зонда рука по отношению к зонду существенно не движется, при
зрительном же восприятии подвижным является глаз, "перебирающий" дости-
гающие его сетчатку световые лучи, которые отбрасываются объектом. Но и
в этом случае, чтобы возник субъективный образ, необходимо соблюдение
условий, перемещающих границу "субъект-объект" на поверхность самого
объекта. Это те самые условия, которые создают так называемую инвариант-
ность зрительного объекта, а именно, наличие таких смещений сетчатки от-
носительно отраженного светового потока, которые создают как бы непре-
рывную, управляемую субъектом "смену щупал", являющуюся эквивалентом их
движения по поверхности объекта. Теперь ощущения субъекта тоже смещаются
на внешние границы объекта, но не по вещи (зонду), а по световым лучам;
субъект видит не сетчаточную, непрерывно и быстро изменяющуюся проекцию
объекта, а внешний объект в его относительной инвариантности, устойчи-
вости.
Как раз игнорирование главного признака чувственного образа - отне-
сенности наших ощущений к внешнему миру - и создало то крупнейшее недо-
разумение, которое подготовило почву для субъективно - идеалистических
выводов из принципа специфической энергии органов чувств. Недоразумение
это заключается в том, что субъективно переживаемые реакции органов
чувств, вызываемые действиями раздражителей, были отождествлены И.Мюлле-
ром с ощущениями, входящими в образ внешнего мира. В действительности же
никто, конечно, не принимает свечение, возникающее в результате электри-
ческого раздражения глаза, за реальный свет, и только Мюнхаузену могла
прийти в голову идея поджечь порох на полке ружья искрами, сыплющимися
из глаз. Обычно мы совершенно правильно говорим: "потемнело в глазах",
"звенит в ушах", - в глазах, и ушах, а не в комнате, на улице и т.д. В
защиту вторичности отнесения субъективного образа можно было бы сос-
латься на Зендена, Хебба и других авторов, описывающих случаи восстанов-
ления зрения у взрослых людей после удаления врожденной катаракты: вна-
чале у них возникает лишь хаос субъективных зрительных явлений, которые
затем соотносятся с объектами внешнего мира, становятся их образами. Но
ведь это люди с уже сформировавшимися в другой модальности предметным
восприятием, которые теперь получают лишь новый вклад со стороны зрения;
поэтому, строго говоря, мы имеем здесь не вторичную отнесенность образа
к внешнему миру, а включение в образ внешнего мира элементов новой мо-
дальности.
Конечно, дистантное восприятие (зрительное, слуховое) представляет
собой процесс чрезвычайной сложности, и его исследование наталкивается
на множество фактов, кажущихся противоречивыми, а иногда и необъяснимы-
ми. Но психология, как и любая наука, не может строится только в виде
суммы эмпирических фактов, она не может избежать теории, и весь вопрос в
том, какой теорией она руководствуется.
В свете теории отражения школьная "классическая" схема: свеча-> ее
проекция на сетчатке глаза -> образ этой проекции в мозге, испускающем
некий "метафизический свет", - есть не более чем поверхностное, грубо
одностороннее (а следовательно, и неверное) изображение психического от-
ражения. Схема эта прямо ведет к признанию того, что наши органы чувств,
обладающие "специфическими энергиями" (что есть факт), отгораживают
субъективный образ от внешней объективной реальности. Понятно, что ника-
кое описание этой схемы процесса восприятия в терминах распространения
нервного возбуждения, информации, построения моделей и т.п. не в состоя-
нии изменить ее по существу.
Другую сторону проблемы чувственного субъективного образа составляет
вопрос о роли практики в его формировании. Общеизвестно, что внесение
категории практики в теорию познания составляет главный пункт водоразде-
ла между марксистским пониманием познания и пониманием познания в до-
марксовом материализме, с одной стороны, и в идеалистической философии -
с другой. "Точка зрения жизни, практики должна быть первой и основной
точкой зрения теории познания", - говорит Ленин45. В качестве первой и
основной эта точка зрения сохраняется и в психологии чувственных позна-
вательных процессов.
Выше уже говорилось о том, что восприятие является активным, что
субъективный образ внешнего мира есть продукт деятельности субъекта в
этом мире. Но деятельность эта не может быть понята иначе, как реализую-
щая жизнь телесного субъекта, которая прежде всего является процессом
практическим. Конечно, было бы серьезной ошибкой рассматривать в психо-
логии всякую перцептивную деятельность индивида как протекающую непос-
редственно в форме практической деятельности или прямо происходящей из
нее. Процессы активного зрительного или слухового восприятия отделяются
от непосредственной практики, так что и человеческий глаз и человеческое
ухо становятся, по выражению Маркса, органами-теоретиками46. Единственно
осязание поддерживает прямые практические контакты индивида с внешним
вещественно-предметным миром. Это- чрезвычайно важное с точки зрения
рассматриваемой проблемы обстоятельство, но и оно не исчерпывает ее пол-
ностью. Дело в том, что основу познавательных процессов составляет не
индивидуальная практика субъекта, а "совокупность человеческой практи-
ки". Поэтому не только мышление, но и восприятие человека в огромной
степени превосходят своим богатством относительную бедность его личного
опыта.
Правильная постановка в психологии вопроса о роли практики как основы
и критерия истинности требует исследовать, как именно входит практика в
перцептивную деятельность человека. Нужно сказать, что психология уже
накопила множество конкретно-научных данных, которые вплотную подводят к
решению этого вопроса.
Как уже говорилось, психологические исследования делают для нас все
более очевидным, что решающая роль в процессах восприятия принадлежит их
эфферентным звеньям. В некоторых случаях, а именно, когда эти звенья
имеют свое выражение в моторике или микромоторике, они выступают доста-
точно отчетливо; в других случаях они являются "упрятанными", выражающи-
мися в динамике текущих внутренних состояний реципирующей системы. Но
они всегда существуют. Их функция является "уподобительной" не только в
более узком значении47, но и в значении более широком. Последнее охваты-
вает также функцию включения в процесс порождения образа совокупного
опыта предметной деятельности человека. Дело в том, что такое включение
не может осуществится в результате простого повторения сочетаний сенсор-
ных элементов и актуализации временных связей между ними. Ведь речь идет
не об ассоциативном воспроизведении недостающих элементов сенсорных
комплексов, а об адекватности возникающих субъективных образов общим
свойствам реального мира, в котором живет, действует человек. Иначе го-
воря, речь идет о подчиненности процесса порождения образа принципу
правдоподобия.
Для иллюстрации этого принципа обратимся опять-таки к хорошо и давно
известным психологическим фактам - к эффектам "псевдоспокического" зри-
тельного восприятия, изучением которых мы сейчас вновь занялись. Как из-
вестно, псевдоскопический эффект состоит в том, что при рассматривании
объектов через бинокль, составленный из двух призм Дове, происходит за-
кономерное искажение восприятия: более близкие точки объектов кажутся
более отдаленными и наоборот. В результате, например, вогнутая гипсовая
маска лица видится при определенном освещении как выпуклое, рельефное
его изображение, а рельефное изображение лица видится, наоборот, как
маска. Но главный интерес опытов с псевдоскопом заключается в том, что
видимый псевдоскопический образ возникает только в том случае, если он
правдоподобен (гипсовая маска лица столь же "правдоподобна" с точки зре-
ния реальности, как и его гипсовое выпуклое скульптурное изображение),
или в случае, если тем или иным способом удается заблокировать включение
видимого псевдоскопического образа в сложившуюся у человека картину ре-
ального мира.
Известно, что если заменить голову человека, сделанную из гипса, го-
ловой реального человека, то псевдоскопический эффект вообще не возника-
ет. Особенно демонстративным являются опыты, в которых испытуемому, воо-
руженному псевдоскопом, демонстрируется одновременно в одном и том же
зрительном поле два объекта - и реальная голова и ее выпуклое гипсовое
изображение; тогда голова человека видится как обычно, а гипс восприни-
мается псевдоскопически, т.е. как вогнутая маска. Такие явления наблюда-
ются, однако, лишь при правдоподобности псевдоскопического образа. Дру-
гая особенность псевдоскопического эффекта состоит в том, что для того,
чтобы он возник, лучше демонстрировать объект на абстрактном, непредмет-
ном фоне, т.е. вне системы конкретно-предметных связей. Наконец, тот же
принцип правдоподобия выражается в совершенно поразительном эффекте по-
явления таких "прибавок" к видимому псевдоскопическому образу, которые
делают его существование объективно возможным. Так, помещая перед неко-
торой поверхностью экран с отверстиями, через которые можно видеть части
этой поверхности, мы должны получить при псевдоскопическом восприятии
такую картину: части поверхности, которая расположена позади экрана, ви-
димые через его отверстия, должны восприниматься испытуемым как находя-
щиеся ближе к нему, чем экран, т.е. как бы свободно висеть перед экра-
ном. В действительности же дело обстоит иначе. При благоприятных услови-
ях испытуемый видит - как это и должно быть при псевдоскопическом восп-
риятии - части поверхности, расположенные за экраном, впереди экрана;
они, однако, не "висят" в воздухе (что неправдоподобно), а воспринимают-
ся как некие объемные физические тела, выступающие через отверстие экра-
на. В видимом образе возникает прибавка в виде боковых поверхностей, об-
разующих границы этих физических тел. И, наконец, последнее: как показа-
ли систематические опыты, процессы возникновения псевдоскопического об-
раза, а равно и устранения его псевдоскопичности хотя происходят одномо-
ментно, но отнюдь не автоматически, не сами собой. Они являются ре-
зультатом перцептивных операций, осуществляемых субъектом. Последнее до-
казывается тем фактом, что испытуемые могут научиться управлять обоими
этими процессами.
Смысл опытов с псевдоскопом заключается, конечно, вовсе не в том,
что, создавая с помощью специальной оптики искажение проекции демонстри-
руемых объектов на сетчатках глаз, можно при определенных условиях полу-
чить ложный субъективный зрительный образ. Их действительный смысл сос-
тоит (как и сходных с ними, классических "хронических" опытов Страттона,
И.Колера и других) в открываемой ими возможности исследовать процесс та-
кого преобразования информации, поступающей на сенсорный "вход", которое
подчиняется общим свойствам, связям, закономерностям реальной действи-
тельности. Это - другое, более полное выражение предметности субъектив-
ного образа, которая выступает теперь не только в его изначальной отне-
сенности к отражаемому объекту, но и в отнесенности его к предметному
миру в целом.
Само собой разумеется, что у человека уже должна сложиться картина
этого мира. Она складывается, однако, не только на непосредственно
чувственном уровне, но и на высших познавательных уровнях - в результате
овладения индивидом опытом общественной практики, отраженным в языковой
форме, в системе значений. Иначе говоря, "оператором" восприятия являют-
ся не просто накопленные прежде ассоциации ощущений и не апперцепция в
кантианском смысле, а общественная практика.
Прежняя, метафизически мыслящая психология неизменно двигалась при
анализе восприятия в плоскости двоякой абстракции: абстракции человека
от общества и абстракции воспринимаемого объекта от его связей с пред-
метной действительностью. Субъективный чувственный образ и его объект
выступали для нее как две противостоящие друг другу вещи. Но психический
образ не есть вещь. Вопреки физикалистским представлениям, он не сущест-
вует в веществе мозга в форме вещи, как не существует и никакого "наблю-
дателя" этой вещи, которым может быть только душа, только духовное "я".
Правда состоит в том, что действительный и действующий человек при помо-
щи своего мозга и его органов воспринимает внешние объекты; их явление
ему и есть их чувственный образ. Подчеркнем еще раз: явление объектов, а
не вызываемых ими физиологических состояний.
В восприятии постоянно происходит активный процесс "вычерпывания" из
реально действительности ее свойств, отношений и т.д., их фиксация в
кратковременных или длительных состояниях реципирующих систем и воспро-
изведение этих свойств в актах формирования новых образов, в актах фор-
мирования новых образов, в актах узнавания и припоминания объектов.
Здесь мы снова должны прервать изложение описанием психологического
факта, иллюстрирующего только что сказанное. Всем известно, что такое
отгадывание загадочных картинок. Нужно найти на картинке замаскированное
в ней изображение предмета, указанного в загадке (например, "где охот-
ник" и т.п.). Тривиальное объяснение процесса восприятия (узнавания) на
картинке искомого предмета заключается в том, что оно происходит в ре-
зультате последовательных сличений зрительного образа данного предмета,
имеющегося у субъекта, с отдельными комплексами элементов картинки; сов-
падение этого образа с одним из комплексов картинки и приводит к ее "от-
гадыванию". Иначе говоря, это объяснение исходит из представления о двух
сравниваемых между собой вещах: образа в голове субъекта и его изображе-
ния на картинке. Что же касается трудностей, которые при этом возникают,
то они относятся за счет недостаточной выделенности и полноты изображе-
ния искомого объекта на картинке, что и требует многократных "примерива-
ний" к ней образа. Психологическая неправдоподобность такого объяснения
подсказала автору идею простейшего эксперимента, состоящего в том, что
никакого указания на предмет, замаскированный в картинке, испытуемому не
давалось. Испытуемому говорилось: "перед вами обычные загадочные картин-
ки для детей: постарайтесь найти тот предмет, который скрыто изображен в
каждой из них". В этих условиях процесс вообще не мог идти по схеме сли-
чения возникшего у испытуемого образа предмета с его изображением, со-
держащимся в элементах картинки. Тем не менее загадочные картинки испы-
туемыми разгадывались. Они "вычерпывали" изображение предмета из картин-
ки, и у них актуализировался образ этого знакомого им предмета.
Мы подошли теперь к новому аспекту проблемы чувственного образа - к
проблеме представления. В психологии представлением обычно называют
обобщенный образ, который "записан" в памяти. Старое, субстанциональное
понимание образа как некоей вещи приводило к субстанциональному же пони-
манию и представления. Это - обобщение, возникающее в результате накла-
дывания друг на друга - на манер гальтоновской фотографии - чувственных
отпечатков, к которым ассоциативно присоединено словонаименование. Хотя
в пределах такого понимания допускалась возможность трансформации предс-
тавлений, они все же мыслились как некие "готовые" образования, хранящи-
еся на складах нашей памяти. Легко увидеть, что такое понимание предс-
тавлений хорошо согласуется с формально-логическим учением о конкретных
понятиях, но находится в вопиющем противоречии с диалектико-материалис-
тическим пониманием обобщений.
Наши чувственный обобщенные образы, как и понятия, содержат в себе
движение и, стало быть, противоречия; они отражают объект в его многооб-
разных связях и опосредствованиях. Это значит, что никакое чувственное
знание не является застывшим отпечатком. Хотя оно и хранится в голове
человека, но не как "готовая" ведь, а лишь виртуально - в виде сформиро-
вавшихся физиологических мозговых констелляций, которые способны реали-
зовать субъективный образ объекта, открывающегося человеку то в одной,
то в другой системе объективных связей. Представление об объекте включа-
ет в себя не только сходное в объектах, но и разные как бы грани его, в
том числе и не "накладывающиеся" друг на друга, не находящиеся в отноше-
ниях структурного или функционального подобия.
Диалектичны не только понятия, но и наши чувственные представления;
поэтому они и способны выполнять функцию, которая не сводится к роли
фиксированных эталонов-моделей, соотносящихся с воздействиями, получае-
мыми рецепторами от единичных объектов. Как психический образ они су-
ществуют неотделимо от деятельности субъекта, которую они насыщают бо-
гатством, аккумулированным в них, делают ее живой и творческой. * * * *
*Проблема чувственных образов и представлений возникла перед психоло-
гией с первых же шагов ее развития. Вопрос о природе наших ощущений и
восприятий не мог быть обойден ни одним психологическим направлением, из
какой бы философской основы оно ни исходило. Не удивительно поэтому, что
проблеме этой было посвящено огромное число работ - теоретических и экс-
периментальных. Их число продолжает быстро возрастать и в наши дни. В
результате ряд отдельных вопросов оказался разработанным чрезвычайно де-
тально и был собран почти необозримый фактический материал. Несмотря на
это, современная психология все еще далека от возможности создать це-
лостную, не эклектическую концепцию восприятия, охватывающую различные
его уровни и механизмы. Особенно это относится к уровню сознательного
восприятия.
Новые в этом отношении перспективы открывает внесение в психологию
категории психического отражения, научная продуктивность которой сейчас
уже не требует доказательств. Категория эта, однако, не может быть взята
вне ее внутренней связи с другими основными марксистскими категориями.
Поэтому внесение категории отражения в научную психологию необходимо
требует перестройки всего категориального ее строя. Ближайшие проблемы,
которые встают на этом пути, суть проблемы деятельности, проблема психо-
логии сознания, психологии личности. Их теоретическому анализу и посвя-
щено дальнейшее изложение.
Глава III
ПРОБЛЕМА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ПСИХОЛОГИИ
1. ДВА ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ - ДВЕ СХЕМЫ АНАЛИЗА
Последние годы в советской психологии происходило ускоренное развитие
отдельных ее ветвей и прикладных исследований. В то же время теоретичес-
ким проблемам общей психологии уделялось гораздо меньше внимания. Вместе
с тем советская психология, формируясь на марксистско-ленинской фило-
софской основе, выдвинула принципиально новый подход к психике и впервые
внесла в психологию ряд важнейших категорий, которые нуждаются в
дальнейшей разработке.
Среди этих категорий важнейшее значение имеет категория деятельности.
Вспомним знаменитые тезисы К.Маркса о Фейербахе, в которых говорится,
что главный недостаток прежнего метафизического материализма состоял в
том, что он рассматривал чувственность только в форме созерцания, а не
как человеческую деятельность, практику; что деятельная сторона, в про-
тивоположность материализму, развивалась идеализмом, который, однако,
понимал ее абстрактно, а не как действительную чувственную деятельность
человека48.
Именно так обстояло дело и во всей домарксистской психологии. Впро-
чем, и в современной психологии, которая развивается вне марксизма, си-
туация остается прежней.
Деятельность и в ней интерпретируется либо в рамках идеалистических
концепций, либо в естественнонаучных, материалистических по своей общей
тенденции направлениях - как ответ на внешние воздействия пассивного
субъекта, обусловленный его врожденной организацией и научением. Но
именно это и раскалывает психологию на естественнонаучную и психологию
как науку о духе, на психологию бихевиоральную и "менталистскую". Возни-
кающие в связи с этим в психологии кризисные явления сохраняются и сей-
час; они только "ушли в глубину", стали выражаться в менее явных формах.
Характерное для наших дней интенсивное развитие междисциплинарных
исследований, связывающих психологию с нейрофизиологией, с кибернетикой
и логико-математическими дисциплинами, с социологией и историей культу-
ры, - само по себе еще не может привести к решению фундаментальных мето-
дологических проблем психологической науки. Оставляя их нерешенными, оно
лишь усиливает тенденцию к опасному физиологическому, кибернетическому,
логическому или социологическому редукционизму, угрожающему психологии
утратой своего предмета, своей специфики. Не является свидетельством те-
оретического прогресса и то обстоятельство, что столкновение различных
психологических направлений потеряло сейчас свою прежнюю остроту: во-
инствующий бихевиоризм уступил место компромиссному необихевиоризму
(или, как говорят некоторые авторы, "субъективному бихевиоризму"), геш-
тальтизм - неогештальтизму, фрейдизм - неофрейдизму и культурной антро-
пологии. Хотя термин "эклектический" приобрел у американский авторов
значение чуть ли не высшей похвалы, эклектические позиции никогда еще не
приводили к успеху. Научный синтез разнородных комплексов, добытых пси-
хологических фактов и обобщений, разумеется, не может быть достигнуть
путем их простого соединения с помощью общего переплета. Он требует
дальнейшей разработки концептуального строя психологии, поиска новых на-
учных теорий, способных стянуть разошедшиеся швы здания психологической
науки.
При всем многообразии направлений, о которых идет речь, общее между
ними, с методологической точки зрения, состоит в том, что они исходят из
двучленной схемы анализа: воздействие на рецепирующие системы субъекта
-> возникающее ответные - объективные и субъективные - явления, вызывае-
мые данным воздействием.
Схема эта с классической ясностью выступила уже в психофизике и физи-
ологической психологии прошлого столетия. Главная задача, которая стави-
лась в то время, заключалась в том, чтобы изучить зависимость элементов
сознания от параметров вызывающих их раздражителей. Позже, в бихевиориз-
ме, т.е. применительно к изучению поведения, эта двучленная схема нашла
свое прямое выражение в знаменитой формуле S->R.
Неудовлетворительность этой схемы заключается в том, что она исключа-
ет из поля зрения исследования тот содержательный процесс, в котором
осуществляются реальные связи субъекта с предметным миром, его предмет-
ную деятельность (нем. Tatigkeit - в отличие от Aktivaitat). Такая
абстракция от деятельности субъекта оправдана лишь в узких границах ла-
бораторного эксперимента, имеющего своей целью выявить элементарные пси-
хофизиологические механизмы. Достаточно, однако, выйти за эти узкие гра-
ницы, как тотчас обнаруживается ее несостоятельность. Это и вынуждало
прежних исследователей допускать при объяснении психологических фактов
вмешательство особых сил, таких, как активация апперцепция, внутренняя
интенция и т.п., т.е. все же апеллировать к деятельности субъекта, но
только в ее мистифицированной идеализмом форме.
принципиальные трудности, создаваемые в психологии двучленной схемой
анализа и тем "постулатом непосредственности"49, который скрывается за
ней, породили настойчивые попытки преодолеть ее. Одна из линий, по кото-
рой шли эти попытки, нашла свое выражение в подчеркивании того факта,
что эффекты внешних воздействий зависят от их преломления субъектом, от
тех психологических "промежуточных переменных" (Толмен и другие), кото-
рые характеризуют его внутреннее состояние. В свое время С.Л.Рубинштейн
выразил это в формуле, гласящей, что "внешние причины действуют через
внутренние условия"50. Конечно, формула эта является бесспорной. Если,
однако, под внутренними условиями подразумеваются текущие состояния
субъекта, подвергающегося воздействию, то она не вносит в схему S->R ни-
чего принципиально нового. Ведь даже неживые объекты при изменении своих
состояний по-разному обнаруживают себя во взаимодействии с другими
объектами. На влажном, размягченном грунте следы будут отчетливо отпеча-
тываться, а на сухой, слежавшейся почве - нет. Тем яснее проявляется это
у животных и человека: голодное животное будет реагировать на пищевой
раздражитель иначе, чем сытое, а у человека, интересующегося футболом,
сообщение о результатах матча вызовет совсем другую реакцию, чем у чело-
века, к футболу вполне равнодушного.
Введение понятия промежуточных переменных несомненно обогащает анализ
поведения, но оно вовсе не снимает упомянутого постулата непосредствен-
ности. Дело в том, что хотя переменные, о которых идет речь, и являются
промежуточными, но только в смысле внутренних состояний самого субъекта.
Сказанное относится и к "мотивирующим факторам" - потребностям и влече-
ниям. Разработка роли этих факторов шла, как известно, в очень разных
направлениях - и в бихевиоризме, и в школе К.Левина, и особенно в глу-
бинной психологии. При всех, однако, различиях между собой этих направ-
лений и различиях в понимании самой мотивации и ее роли неизменным оста-
валось главное: противопоставленность мотивации объективным условиям де-
ятельности, внешнему миру.
Особе следует выделить попытки решить проблему, идущие со стороны так
называемой культурологии. Признанный основоположник этого направления
Л.Уайт51 развивал идею "культурной детерминации" явлений в обществе и в
поведении индивидов. Возникновение человека и человеческого общества
приводит к тому, что прежде прямые, натуральные связи организма со сре-
дой становятся опосредствованными культурой, развивающейся на базе мате-
риального производства52. При этом культура выступает для индивидов в
форме значений, передаваемых речевыми знаками-символами. Исходя из это-
го, Л.Уайт предлагает трехчленную формулу поведения человека: организм
человека Х культурные стимулы -> поведение. Формула эта совпадает иллю-
зию преодоления постулата непосредственности и вытекающей из него схемы
S->R. Однако введение в эту схему в качестве посредствующего звена
культуры, коммуницируемой знаковыми системами, неизбежно замыкает психо-
логическое исследование в круг явлений сознания - общественного и инди-
видуального. Происходит простая подстановка: место мира предметов теперь
занимает мир выработанных обществом знаков, значений. Таким образом, мы
снова стоим перед двучленной схемой S->R, но только стимул интерпретиру-
ется в ней как "культурный стимул". Это и выражает дальнейшая формула
Уайта, посредством которой он поясняет различие в детерминации психичес-
кий реакций (minding) животных и человека. Он записывает эту формулу
так:
Vm = f(Vb) - у животных,
Vm = f(Vc) - у человека, где V - переменные, m - психика, b - телес-
ное состояние (body), с - культура.
В отличие от социологических концепций в психологии, идущих от Дюрк-
гейма, которые так или иначе сохраняют идею первичности взаимодействия
человека с предметным миром, современная американская культурология зна-
ет лишь воздействие на человека "экстрасоматических объектов", которые
образуют континиум, развивающийся по своим собственным "супра-психологи-
ческим" и "супра-социологическим" законам (что и делает необходимой осо-
бую науку - культурологию). С этой, культурологической, точки зрения че-
ловеческие индивиды являются лишь "каталическими агентами" и "средой вы-
ражения" культурного процесса53. Не более того.
Совсем другая линия, по которой шло усложнения анализа, вытекающего
из постулата непосредственности, была порождена открытием регулирования
поведения посредством обратных связей отчетливо сформулированным уже
Н.Н.Ланге54.
Уже первые исследования построения сложно-двигательных процессов у
человека, среди которых нужно особенно назвать работы Н. А.Бернштейна55,
показавшие роль рефлекторного кольца с обратными связями, дали возмож-
ность по-новому понять механизм широкого круга явлений.
За это время, которое отделяет нас от первых работ, выполненных еще в
тридцатые годы, теория управления и информации приобрела общенаучное
значение, охватывая процессы как в живых системах, так и неживых.
Любопытно, что разработанные за эти годы понятия кибернетики позже
были восприняты большинством психологов как совершенно новые. Произошло
как бы их второе рождение в психологии - обстоятельство, создавшее у не-
которых энтузиастов кибернетического подхода впечатление, что найдены
наконец новые методологические основы всеобъемлющей психологической тео-
рии. Очень скоро, однако, обнаружилось, что кибернетический подход в
психологии также имеет свои границы, перейти которые можно только ценой
подмены научной кибернетики некоей "кибернетической мифологией"; подлин-
но же психологические реальности, такие, как психический образ, созна-
ние, мотивация и целеобразование, фактически оказались утраченными. В
этом смысле произошло даже известное отступление от ранних работ, в ко-
торых развивался принцип активности и представление об уровнях регулиро-
вания, среди которых особо выделялся уровень предметных действий и выс-
шие познавательные уровни.
Понятия современной теоретической кибернетики образуют очень важную
плоскость абстракции, позволяющую описывать особенности структуры и дви-
жения широчайшего класса процессов, которые с помощью прежнего понятий-
ного аппарата не могли быть описаны. Вместе с тем исследования, идущие в
этой новой плоскости абстракции, несмотря на их бесспорную продуктив-
ность, сами по себе не способны дать решение фундаментальных методологи-
ческих проблем той или иной специальной области знаний. Поэтому нет ни-
чего парадоксального в том, что и в психологии введение понятий об уп-
равлении, информационных процессах и о саморегулирующихся системах еще
не отменяет упомянутого постулата непосредственности.
Вывод состоит в том, что, по-видимому, никакое усложнение исходной
схемы, вытекающей из этого постулата, так сказать, "изнутри" не в состо-
янии устранить те методологические трудности, которые она создает в пси-
хологии. Чтобы снять их, нужно заменить двучленную схему анализа принци-
пиально другой схемой, а этого нельзя сделать, не отказавшись от посту-
лата непосредственности.
Главный тезис, обоснованию которого посвящается дальнейшее изложение,
заключается в том, что реальный путь преодоления этого, по выражению
Д.К.Узнадзе, "рокового" для психологии постулата открывается введением в
психологию категории предметной деятельности.
Выдвигая это положение, нужно сразу же уточнить его: речь идет именно
о деятельности, а не о поведении и не о тех нервных физиологических про-
цессах, которые реализуют деятельность. Дело в том, что вычленяемые ана-
лизом "единицы" и язык, с помощью которых описываются поведенческие, це-
ребральные или логические процессы, с одной стороны, и предметная дея-
тельность - с другой, не совпадают между собой.
Итак, в психологии сложилась следующая альтернатива: либо сохранить в
качестве основной двучленную схему: воздействие объекта -> изменение те-
кущих состояний субъекта (или, что принципиально то же самое, схему
S->R), либо исходить из трехчленной схемы, включающей среднее звено
("средний термин") - деятельность субъекта и соответственно ее условия,
цели и средства, - звено, которое опосредствует связи между ними.
С точки зрения проблемы детерминации психики эта альтернатива может
быть сформулирована так: либо мы встаем на позицию, что сознание опреде-
ляется окружающими вещами, явлениями, либо - на позицию, утверждающую,
что сознание определяется общественным бытием людей, которое, по опреде-
лению Маркса и Энгельса, есть не что иное, как реальный процесс их жиз-
ни56.
Но что такое человеческая жизнь? Это есть совокупность, точнее, сис-
тема сменяющих друг друга деятельностей. В деятельности и происходит пе-
реход объекта в его субъективную форму, в образ; вместе с тем в дея-
тельности совершается также переход деятельности в ее объективные ре-
зультаты, в ее продукты. Взятая с этой стороны, деятельность выступает
как процесс, в котором осуществляются взаимопереходы между полюсами
"субъект-объект". "В производстве объективируется личность; в потребле-
нии субъективируется вещь", - замечает Маркс57.
2. О КАТЕГОРИИ ПРЕДМЕТНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Деятельность есть молярная, не аддитивная единица жизни телесного,
материального субъекта. В более узком смысле, т.е. на психологическом
уровне, это единица жизни, опосредованной психическим отражением, ре-
альная функция которого состоит в том, что оно ориентирует субъекта в
предметном мире. Иными словами, деятельность - это не реакция и не сово-
купность реакций, а система, имеющая строение, свои внутренние переходы
и превращения, свое развитие.
Введение категории деятельности в психологию меняет весь понятийный
строй психологического знания. Но для этого нужно взять эту категорию во
всей ее полноте, в ее важнейших зависимостях и детерминациях: со стороны
ее структуры и в ее специфической динамике, в ее различных видах и фор-
мах. Иначе говоря, речь идет о том, чтобы ответить на вопрос, как именно
выступает категория деятельности в психологии. Вопрос этот ставит ряд
далеко еще не решенных теоретических проблем. Само собой разумеется, что
я могу затронуть лишь некоторые из них.
Психология человека имеет дело с деятельностью конкретных индивидов,
протекающей или в условиях открытой коллективности - среди окружающих
людей, совместно с ними и во взаимодействии с ними, или с глазу на глаз
с окружающим предметным миром - перед гончарным кругом или за письменным
столом. В каких бы, однако, условиях и формах ни протекала деятельность
человека, какую бы структуру она ни приобретала, ее нельзя рассматривать
как изъятую из общественных отношений, из жизни общества. При всем своем
своеобразии деятельность человеческого индивида представляет собой сис-
тему, включенную в систему отношений общества. Вне этих отношений чело-
веческая деятельность вообще не существует. Как именно она существует,
определяется теми формами и средствами материального и духовного общения
(Verkehr), которые порождаются развитием производства и которые не могут
реализоваться иначе, как в деятельности конкретных людей58.
Само собой разумеется, что деятельность каждого отдельного человека
зависит при этом от его места в обществе, от условий, выпадающих на его
долю, от того, как она складывается в неповторимых индивидуальных обсто-
ятельствах.
Особенно следует предостеречь против понимания деятельности человека
как отношения, существующего между человеком и противостоящим ему об-
ществом. Это приходится подчеркивать, так как затопляющие сейчас психо-
логию позитивистские концепции всячески навязывают идею противопостав-
ленности человеческого индивида обществу. Для человека общество якобы
составляет лишь ту внешнюю среду, к которой он вынужден приспосабли-
ваться, чтобы не оказаться "неадаптированным" и выжить, совершенно так
же, как животное вынуждено приспосабливаться к внешней природной среде.
С этой точки зрения деятельность человека формируется в результате ее
подкрепления, хотя бы и не прямого (например, через оценку, выражаемую
"референтной" группой). При этом упускается главное - то, что в обществе
человек находит не просто внешние условия, к которым он должен принорав-
ливать свою деятельность, но что сами эти общественные условия несут в
себе мотивы и цели его деятельности, ее средства и способы; словом, что
общество производит деятельность образующих его индивидов. Конечно, это
отнюдь не значит, что их деятельность лишь персонифицирует отношения об-
щества и его культуру. Имеются сложные связывающие их трансформации и
переходы, так что никакое прямое сведение одного к другому невозможно.
Для психологии, которая ограничивается понятием "социализация" психики
индивида без дальнейшего его анализа, эти трансформации остаются настоя-
щей тайной. Эта психологическая тайна открывается только в исследовании
порождения человеческой деятельности и ее внутреннего строения.
Основной, или, как иногда говорят, конституирующей, характеристикой
деятельности является ее предметность. Собственно, в самом понятии дея-
тельности уже имплицитно содержится понятие ее предмета (Gegenstand).
Выражение "беспредметная деятельность" лишено всякого смысла. Дея-
тельность может казаться беспредметной, но научное исследование дея-
тельности необходимо требует открытия ее предмета. При этом предмет дея-
тельности выступает двояко: первично - в своем независимом существова-
нии, как подчиняющий себе и преобразующий деятельность субъекта, вторич-
но - как образ предмета, как продукт психического отражения его свойств,
которое осуществляется в результате деятельности субъекта и иначе осу-
ществиться не может.
Уже в самом зарождении деятельности и психического отражения обнару-
живается их предметная природа. Так, было показано, что жизнь организмов
в гомогенной, хотя и изменчивой среде может развиваться лишь в форме ус-
ложнения той системы элементарных отправлений, которая поддерживает их
существование. Только при переходе к жизни в дискретной среде, т.е. к
жизни в мире предметов, над процессами, отвечающими воздействиям, имею-
щим прямое биотическое значение, надстраиваются процессы, вызываемые
воздействиями, которые сами по себе могут быть нейтральными, абиотичес-
кими, но которые ориентируют его по отношению к воздействиям первого ро-
да. Формирование этих процессов, опосредствующих фундаментальные жизнен-
ные отправления, происходит в силу того, что биотические свойства пред-
мета (например, его пищевые свойства) выступают как скрытые за другими,
"поверхностными" его свойствами, поверхностными в том смысле, что, преж-
де чем испытать на себе эффекты, вызываемые биотическим воздействием,
нужно, образно говоря, пройти через эти свойства (таковы, например, ме-
ханические свойства твердого тела по отношению к химическим его
свойствам).
Я, понятно, опускаю здесь изложение конкретно-научного обоснования
приведенных положений, равно как и обсуждение вопроса об их внутренней
связи с учением И.П.Павлова о сигнальной функции условных раздражителей
и об ориентировочных рефлексах; то и другое освещено мной в других рабо-
тах59.
Итак, предыстория человеческой деятельности начинается с приобретения
жизненными процессами предметности. Последнее означает собой также появ-
ление элементарных форм психического отражения - превращение раздражи-
мости (irribilitas) в чувствительность (sensibilitas), в "способность
ощущения".
Дальнейшая эволюция поведения и психики животных может быть адекватно
понята именно как история развития предметного содержания деятельности.
На каждом новом этапе возникает все более полная подчиненность эффектор-
ных процессов деятельности объективным связям и отношениям свойств пред-
метов, во взаимодействие с которыми вступает животное. Предметный мир
как бы все более "втягивается" в деятельность. Так, движение животного
вдоль преграды подчиняется ее "геометрии" - уподобляется ей и несет ее в
себе, движение прыжка подчиняется объективной метрике среды, а выбор об-
ходного пути - межпредметным отношениям.
Развитие предметного содержания деятельности находит свое выражение в
идущем вслед развитии психического отражения, которое регулирует дея-
тельность в предметной среде.
Всякая деятельность имеет кольцевую структуру: исходная афферентация
|
