Феноменология духа в сказках в свете аналитической психологии Юнга - Психология - Скачать бесплатно
о его принадлежности к
бессознательному, поскольку последнее часто выражается через лес, а также
через воду.
Во всяком случае, когда старик появляется как карлик, то мы имеем дело
с чем-то, принадлежащим к бессознательному. В сказке о принцессе, которая
искала своего возлюбленного, говорится: «Настала ночь и потемнело, звёзды
взошли и опустились, а принцесса всё сидела на том же месте и плакала.
Когда она сидела в глубокой задумчивости, то услышала голос, который её
приветствовал: «Добрый вечер, красна дева! Почему ты сидишь такая одинокая
и печальная?» Она поспешно вскочила и очень растерялась, что неудивительно:
когда она осмотрелась кругом, то увидела лишь тщедушного маленького
старичка, который кивнул ей головой; вид у него был очень кроткий». В одной
швейцарской сказке повстречался крестьянскому сыну, который
1 Balkanmarchen [Nr. 49: Die Lubi und die Schone der Erde]. P. 217.
2 Russische Marchen [Nr. 6: Och]. P. 30 f.
собирался принести дочери короля корзину яблок, «маленький isigs человечек»
и спросил у него, что тот несёт в корзине. В другом месте тот же человечек
одет в isigs курточку, очень старенькую. Под «isigs» можно понимать
железный (eisern), что, вероятно, более правдоподобно, чем ледяной
(eisig)1. Между тем и впрямь существуют и «железный человечек», а также
«ледяной человечек»; в одном современном сновидении я даже отыскал чёрного
железного человечка, который появлялся в моменты значительных жизненных
перемен, как в этой сказке о глупом Гансе, который намеревался жениться на
принцессе.
В одной современной серии видений многократно возникал тип старого
мудреца, иной раз он был нормальной величины (когда появлялся у основания
кратера, окаймлённого отвесными скалами), в другой раз он находился на
вершине горы, внутри низкой каменной ограды и был крошечного телосложения.
Тот же мотив о карликовой принцессе, которая обитала в шкатулке,
встречается в сказке Гёте2. К этому можно присовокупить антропария,
свинцового человечка из видения Зосимы3, а также рудниковых человечков из
шахты, искусных дактилов античности, гомункулусов алхимии, домовых,
шотландских броунов и т. д. Насколько «реальны» представления, подобные
этому, стало мне ясно в связи с тяжёлой горной аварией, когда после
катастрофы двое из пострадавших при ясном дневном свете имели коллективное
видение человечка в капюшоне монаха, который вышел из неприступной трещины
ледникового обвала и пересёк ледник, что вызвало у обоих форменную панику.
Нередко я встречал мотивы, которые создавали у меня впечатление, будто
бессознательное – есть мир бесконечно малого. Рационалистически это можно
было бы вывести из тёмного чувства, которое при таких видениях побуждается
чем-то эндопсихическим, вместо того чтобы сделать вывод, что в голове
размещается что-то очень маленькое. Я не охотник до таких «разумных»
домыслов, хотя и не хотел бы утверждать, что они всегда бьют мимо цели. Мне
кажется более правдоподобным, что склонность к уменьшительной форме, с
одной стороны, и к чрезмерному преувеличению (великаны!) – с другой, имеет
дело с удивительной неопределённостью понятий пространства и времени в
бессознательном4.
1 Речь идёт о сказке Der Vogel Greif, Nr. 84 der Kinder- und
Hausmarchen, gesamment durch die Bruder Grimm, II. P. 29 ff. Текст
воспроизводит фонетические ошибки.
2 Die neue Melusine. Marchen.
3 Ср. сочинение Юнга Einige Bemerkungen zu den Visionen des Zosimos.
4 В одной сибирской сказке старик появляется в виде белой, до неба
возвышающейся фигуры (Nr. 13. P. 62 [Der in Stein verwandelte Mann]).
Человеческое чувство меры, т. е. наше рациональное понятие о большом и
малом – это явно выраженный антропоморфизм, который становится
недействительным не только в царстве физических явлений, но также в тех
областях коллективного бессознательного, которые лежат за пределами
досягаемости специфически человеческого. «Атман» меньше малого и больше
большого, он величиной с большой палец и «всё же повсеместно перекрывает
мир на две ладони»1. Гёте говорит о кабирах: «малы ростом, но велики
силой»2. И правда, архетип мудрости – крошечно мал, почти неуловим, и всё
же он обладает судьбоносной силой, что становится совершенно ясным, если
действительно вникнуть в суть дела. Архетипы имеют эту особенность, общую с
миром атомов, который именно в наши дни наглядно доказывает: чем глубже
научный эксперимент проникает в мир бесконечно малого, тем чаще
сталкивается он со всё более разрушительными величинами энергии, которые
там находятся в связанном состоянии. То, что мельчайшее производит огромное
действие, стало очевидным не только из области физики, но также и в
психологическом исследовании. Как часто в критические моменты жизни Всё
зависит от мнимого Ничто!
В одной, определённо примитивной сказке, просветляющая природа нашего
архетипа выражается путём идентификации старика с Солнцем. Он приносит с
собой головешку, которую использует для того, чтобы поджарить тыкву.
Откушав, он забирает с собой огонь, что и побуждает людей похитить этот
самый огонь3. В одной североамериканской сказке старик является шаманом,
который обладает огнём4. Дух имеет аспект огня, как мы знаем из Ветхого
Завета и из повествования о чуде Пятидесятницы. Оказывается, что старик,
наряду с благоразумием, знанием и мудростью, как уже было упомянуто,
обладает также и моральными свойствами, даже более того: он испытывает,
способен ли человек к нравственному поступку и свои дары ставит в
зависимость от этой проверки. Наиболее явным примером служит эстонская
сказка5 о падчерице и родной дочери. Первая – сирота, которая отличается
послушанием и аккуратностью. История начинается с того, что у неё падает в
колодец пряслица. Она прыгает вслед за ней, однако не тонет в колодце, а
приходит в магическую страну, где
1 Ср.: Непреодолимость ребёнка / Zur Psychologie des Kindarchetypus.
2 «Фауст». Гёте.
3 Indianermarchen aus Sudamerika. P. 285 [Das Ende der Welt und der
Feuerdiebstahl].
4 Indianermarchen aus Nordamerika. P. 74 [Geschichten von Manabusch:
Der Feuerdiebstahl].
5 [Nr. 53: Der Lohn der Stieftochter und der Haustochter. P. 192 ff.]
продолжает свои поиски; там ей попадаются корова, баран и яблоня, чьи
желания она исполняет. Она идёт к бане, в которой сидит какой-то грязный
старик и желает, чтобы она его обмыла. Завязывается следующий диалог.
Старик: «Красна девица, красна девица, искупай меня, очень мне тягостно
быть таким грязным». Она: «Чем я истоплю печь?» «Собери деревянные колышки
и вороний помёт, этим и топи». Однако она приносит хворост и спрашивает:
«Где мне взять купальной воды?». Он: «Под зерносушилкой стоит белая кобыла,
пусть она помочится в ушат». Девушка берёт чистую воду. «Где мне взять
мыло?» - «Возьми банный камень и скреби меня им». Однако она приносит мыло
из деревни и моет старика. В награду он даёт ей короб, полный золота и
драгоценный камней. Родная дочь, конечно, позавидовала, бросила пряслицу в
колодец, но тут же прялку и нашла. Несмотря на это, она идёт дальше и
делает всё то, что прежде правильно сделала падчерица – только наоборот.
Награда – соответствующая. Дальнейшее подтверждения излишни при частоте
этого мотива.
Образ старика, столь же превосходящего в силе, как и услужливого,
побуждает нас поставить его в какое-либо отношение к божеству. В немецкой
сказке о «солдате и чёрной принцессе»1 рассказывается, как проклятая
принцесса, лежащая в железном гробу, каждую ночь заполучает себе солдата,
который должен нести вахту на её могиле, и сжирает его. Один солдат, когда
до него дошёл черёд нести вахту, попытался удрать. «Когда настал вечер, он
тайком улизнул, пустился наутёк через горы и поля. И очутился он на
прекрасном лугу. Там внезапно предстал перед ним маленький человечек с
длинной седой бородой, который, однако, был нашим любимым Господом Богом;
Он не пожелал более взирать на бедствия, которые еженощно учинял черт.
«Куда держишь путь? – спросил седой человечек. – Не разрешишь ли пойти с
тобой?» Старичок выглядел таким простодушным, что солдат рассказал ему о
воём побеге и почему он это сделал. Теперь, по обыкновению, следует хороший
совет. В этом рассказе, фактически, старик объявляется самим Богом, с той
же самой ненавистью, с какой английский алхимик сэр Джон Рипли называет
«старого короля» - «antiquus dierum»2.
Все архетипы имеют как позитивный, благоприятный, светлый,
вверхуказующий аспект, так и указующий вниз, частично негативный и
неблагоприятный, частично лишь хтонический, но в дальнейшем – нейтральный
аспект. Архетип «духа» не является исключением. Уже его карликовый облик
означает предельную уменьшительность, а
1 Deutsche Marchen seit Grimm. 189 ff.
2 «Ветхие дни» (лат.). – В своей Cantilena.
также расплывчатую природность растительного нумена, происходящего из
преисподней. В одной балканской сказке1 он кажется убогим, поскольку
потерял глаз. «Филины» - вид летающего чудовища – выколи ему глаз, и герой
должен позаботиться, чтобы они же его восстановили. Старик потерял часть
своего зрения, т. е. своей проницательности и прозорливости в демоническом
мире тьмы; последний нанёс ему порчу, и в этом отношении старик напоминает
судьбу Осириса, потерявшего один глаз при взгляде на чёрную свинью, а
именно Сета; или вспомним о том же Вотане, который у источника принёс в
жертву Мимиру один свой глаз. Примечательно, что верховным животным у
старика в нашей сказке является козёл, последнее указывает на то, что сам
старик обладает и тёмной стороной. В одной сибирской сказке старик
появляется как одноногий, однорукий и одноглазый старец, пробуждающий
железным посохом покойника. В ходе истории оживлённый покойник по ошибке
убил старика, разрушив тем самым своё полное счастье. Название сказки
гласит «Однобокий старик». На самом деле его ущербность означает то, что он
в какой-то мере состоит только из одной половины. Другая половина –
невидима, она выступает в рассказе как убийца, который посягает на жизнь
героя истории. Наконец герою удаётся умертвить своего многократную убийцу,
однако в неистовстве он повергает также однобокого старика, что намекает на
идентичность обоих убитых. Из этого явствует возможность, что старик мог
быть одновременно и своей противоположностью: как оживляющим, так и
убийцей, - «ad utrumque peritus», - как говорится о Гермесе2.
В тех случаях, когда старик ведёт себя скромно и чистосердечно, можно
было бы порекомендовать – по эвристическим, так же как и по другим причинам
– более тщательно высветить окружение. В упомянутой нами первой эстонской
сказке о батраке, который потерял корову, возникает подозрение, что
оказавшийся своевременно на месте и готовый помочь старик сам до этого
хитростью умыкнул корову, чтобы придать своему подопечному изрядный мотив к
разрыву. Это очень даже возможно: обыденный опыт показывает, что
обдуманное, но сублиминальное знание судьбы инсценирует досадный инцидент,
чтобы согнуть в бараний рог дурашливое Я – сознание и вывести его на путь
истинный, которого оно иначе никогда не отыскало бы из чистой робости. Если
бы наш сирота догадался, что именно старик своим колдовством заставил
исчезнуть корову, то последний, пожалуй, показался бы мальчику коварным
троллем
1 [Balkanmarchen Nr. 36: Der Konig und seine drei Sohne.]
2 Prudentius. Contra Symmachum; см. Raher Hugo, Die Seelenheilende
Blume. P. 132.
или чертом. Старик на самом деле имеет и злой аспект, так же как
примитивный шаман, с одной стороны, является целительным помощником, а с
другой – внушающим страх отравителем, точно так же как слово «farmakov»
означает и лечебное средство, и яд: в конце концов, ядом в действительности
может быть и то и другое.
Итак, старик имеет двусмысленный, эльфический характер: то он по
некоторым признакам кажется самим благом, как, например, в чрезвычайно
назидательном образе Мерлина, то ему присущ (в других формах) одновременно
и аспект зла. В одной сибирской сказке1 старик – это злой дух, «на чьей
голове было два озера, в которых плавали две утки». Он питается
человеческим мясом. История рассказывает, как герой и его люди идут в
ближайшую деревню на праздник, а своих собак оставляют дома. Собаки
постановили – по пословице «Без кота мышам масленица» - также устроить
праздник. В разгар праздника они набрасываются на запасы мяса. Когда люди
возвратились домой, собаки выскочили вон. И убежали они в заросли. Творец
сказал Эмемкуту: «Ступай со своею женой искать собак». Однако последнего
застигает пурга, и он вынужден искать убежище в хижине злого духа. Затем
следует известный мотив одураченного черта. «Творец» называется отцом
Эмемкута. Отец же Творца называется «самозданным», потому что он сам себя
сотворил. Хотя в книге нигде не говорится, что старик, со своими двумя
озерами на голове, заманил героя с его женой, чтобы утолить свой голод,
можно всё-таки предположить, что особый дух проник в собак, пробудив их
отметить праздник наподобие людей, чтобы впоследствии, вопреки своим
повадкам, сбежать, дабы Эмемкут должен был их искать; и что герой попадает
в буран, чтобы столкнуться со злым стариком. В этом ему, в качестве
советчика, пособляет «Творец» - «сын самозданного», - из-за чего возникает
клубок проблем, разрешение которых мы с удовольствием уступим сибирскому
теологу.
В балканской сказке старик даёт съесть бездетной царице волшебное
яблоко, от которого она забеременеет и родит сына, причём старик оговорил
своё право быть его крёстным отцом. Мальчик растёт бедовым парнем, он
колотит всех детей и убивает у пастухов скот. В течение десяти лет он не
получает никакого имени. Появляется старик, втыкает ему в ногу нож и
нарекает его «ножевым принцем». Теперь мальчика потянуло на приключения,
что отец ему, после долгих колебаний, наконец, и разрешает. Нож, торчащий у
него в ноге, является условием его жизни: если кто-то другой его вытащит,
то мальчик умрёт, если он вытащит нож сам – то останется в живых. В
конечном счете,
1 [Nr. 36: Die Hunde des Schopfers.]
нож становится его роком, так как старая ведьма во сне вытягивает его. Он
умирает, однако вновь возвращён к жизни своими закадычными друзьями1. Здесь
старик, правда, полезен, но он также даритель опасной судьбы, которая с
таким же успехом могла бы обратиться во зло. Зло ранее отчётливо
демонстрировалось в насильственном характере мальчика.
В другой, тоже балканской сказке мы встречаемся с вариантом нашего
мотива, о котором стоит упомянуть: король ищет свою сестру, которую умыкнул
чужеземец. Во время странствования он заезжает в хижину старухи, и та его
предостерегает от продолжения поисков. Дерево, нагруженное плодами,
заманивает героя, всё время отступая, и уводит его от хижины. Когда оно,
наконец, останавливается, из его кроны спускается старик. Он угощает короля
и приводит его к крепости, где живёт королевская сестра, оказавшаяся женой
старика. Она говорит брату, что её муж – злой дух и что он убьет короля. На
третий день король на самом деле исчезает. Тогда младший брат отправляется
на поиски и убивает злого духа в образе дракона. Благодаря этому
расколдовывается прекрасный молодой человек, который теперь женится на
сестре короля. Старик, кажущийся сначала нуменом дерева, имеет очевидное
отношение к сестре. Он – убийца. В одном вставном эпизоде ему вменяется в
вину то, что он заколдовал целый город, сделав его «железным», т. е.
неподвижным и замкнутым2. Он также держит в заключении сестру короля и
более не позволяет ей вернуться к своим родственникам. Тем самым
изображается Анимус-одержимость у сестры. В известной мере старик
воспринимается как Анимус сестры. Однако способ, каким король втянут в эту
одержимость и поиски сестры, наводят на мысль, что сестра имеет значение
Анимы для брата. Следовательно, судьбоносный архетип завладел сначала
Анимой короля, т. е. он лишил его архетипа жизни, который как раз
персонифицирован в Аниме, и тем самым навязал ему поиск утраченной
жизненной привлекательности, «труднодостижимой драгоценности». Он, таким
образом, делает из короля мифического героя, т. е. значительную личность,
которая есть выражение Самости. При этом сплошь и рядом старик действует,
как злодей и должен быть насильственно устранён, чтобы затем появиться в
качестве супруга сестры-Анимы: соответственно – в качестве жениха души,
который справляет священный инцест, – символ объединения противоположного и
подобного. Эта часто встречающаяся, рискованная энантиодромия означает не
только
1 [Balkanmarchen Nr. 9: Die Taten des Zarensohnes und seiner beiden
Gefahrten.]
2 [I. c. Nr. 35: Der Schwiegersohn aus der Fremmde.]
омоложение и преобразование старика, но позволяет заподозрить тайную,
внутреннюю связь зла с добром и vice-versa.
В этой истории мы видим также архетип старика в облике преступника,
ввергнутого в перипетии и превращения процесса индивидуализации, который
мало-помалу доходит вплоть до hieros gamos. В упомянутой ранее русской
сказке о лесном царе последний, наоборот, оказывается сначала услужливым и
благодетельным, однако потом он уже не собирается отпускать своего батрака,
так что фабула рассказа состоит в разнообразных попытках юноши вырваться из
лап колдуна. Место поиска замещает побег, однако, кажется, будто последний
приносит те же барыши, что и отважное поисковое приключение: герой, в конце
концов, женится на дочери короля. Колдун же должен довольствоваться ролью
одураченного чёрта.
ТЕРИОМОРФНАЯ СИМВОЛИКА ДУХА В СКАЗКАХ
Описание нашего архетипа не было бы полным, если бы мы не помянули еще
об одном особенном способе его проявления, а именно о проявлении этого
архетипа в животной форме. Последняя (в общем и целом) принадлежит к
териоморфизму богов и демонов, а потому имеет такое же психологическое
значение. Животный облик как раз указывает, что обсуждаемые содержания и
функции пребывают во внечеловеческой области, т. е. по ту сторону
человеческого сознания. С одной стороны, они соучаствуют в демонически-
сверхчеловеческом, с другой — в животно-подчеловеческом. При этом
необходимо иметь в виду, что такое разделение имеет ценность только в
рамках сознания, где это отвечает необходимому условию мышления. Логика
гласит: tertium non datur, т. е. мы не можем представить себе
противоположности в их единобытии. Если же антиномия все же существует, то
её снятие мы можем полагать только за постулат. Для бессознательного же это
вовсе не так, и категория бытия для него не исключение, так как его
содержания, все до единого, — парадоксальны и антиномичны по самой своей
сути.
Хотя старик (в только что изложенных сюжетах) демонстрирует в
большинстве случаев и человеческую наружность, и человеческую манеру
обхождения, но все же его колдовские способности, включая его духовное
превосходство, указывают на нечто сверх-, или над-, или недо-человеческое в
добре и зле. Его звериный аспект не означает умаления его ценности ни в
глазах примитива, ни для бессознательного. Ведь в некотором отношении
животное превосходит человека: оно еще не заплуталось в своем сознании, не
противопоставляет своё своенравное Я той силе, которой оно живёт и которая
в нём господствует, оно беспрекословно исполняет её волю едва ли не
наилучшим образом. Если бы животное было сознательным, то оно было бы
благочестивее человека. Легенда о грехопадении содержит глубокое
наставление: не является ли она выражением смутного предчувствия того, что
эмансипация Я - сознания представляет собой дело Люцифера. Всемирная
история человечества с самого начала состоит из противоречия между чувством
неполноценности и самопревозношением. Мудрость ищет середины и
расплачивается за это смелое и рискованное предприятие сомнительным
родством с демоном и зверем, а потому страдает превратным истолкованием
морали.
Зачастую в сказках мы встречаем мотив услужливых зверей. Они ведут
себя по-человечески, говорят человеческим языком, обнаруживают ум и знания,
в которых даже превосходят человека. В этом случае с полным правом можно
говорить, что в облике животного выражается архетип духа. В одной немецкой
сказке1 рассказывается, как юноша, разыскивающий свою исчезнувшую
принцессу, встречает волка, который ему говорит: «Не бойся! Скажи, куда ты
держишь путь?» Юноша рассказывает свою историю, за что волк даёт ему
магический подарок, а именно: несколько своих волосков, с помощью которых
юноша сумеет призвать волка себе на помощь в любое время. Это интермеццо
проходит точно так же, как встреча с услужливым стариком. В том же самом
повествовании выступает и другая, а именно злая сторона архетипа. Для
наглядности Юнг конспективно излагает эту сказку.
«Когда юноша пас в лесу свинью, то обнаружил большое дерево, чьи ветви
затерялись в облаках. «Как было бы здорово, — сказал себе юноша, —
посмотреть с его верхушки, что там, на краю света?» Он карабкается вверх в
течение целого дня, но так и не достигает ветвей. Настал вечер, и он
вынужден переночевать на сучке. На другой день он карабкается дальше, и к
полудню добирается до кроны. Только под вечер он достигает деревни, которая
возведена на ветвях. Там живут крестьяне, которые его потчуют и дают на
ночь приют. На утро он карабкается дальше и к полудню достигает дворца, где
живет девушка. Здесь он узнаёт, что выше-то идти некуда. Она — королевская
дочь, которую злой волшебник заключил в тюрьму. Итак, герой остается у
принцессы. Ему разрешается входить во все комнаты замка. Только в
1 Die Prinzessin auf dem Baum. (Deutsche Marchen seit Grimm).
одну-единственную принцесса запретила ему заходить. Однако любопытство
сильнее. Он отпирает комнату и обнаруживает там ворона, прикованного к
стене тремя гвоздями. Один гвоздь проходит через шею, два других — через
крылья. Ворон сетует на жажду, и юноша, тронутый состраданием, дает ему
попить воды. С каждым глотком выпадает по гвоздю, и после третьего глотка
ворон освобождается и вылетает в окно. Когда принцесса услышала об этом,
она очень испугалась и сказала: «Это был чёрт, который меня заколдовал.
Теперь уж недолго осталось ждать, скоро он меня настигнет». В одно
прекрасное утро она на самом деле исчезла».
Теперь юноша отправляется на поиски, где ему, как уже описывалось
ранее, встречается волк. Точно так же он встречает медведя и льва, от
которых тоже получает волоски. Кроме того, лев ему сболтнул, что принцесса
заточена неподалёку, в охотничьем домике. Он отыскивает эту сторожку и
принцессу, однако знает, что побег невозможен, потому что охотник обладает
трехногой сивой кобылой, которая всё ведает и неминуемо предупредит
охотника. Несмотря на это юноша все же пытается сбежать, но тщетно. Охотник
нагоняет его, однако позволяет сбежать вновь, так как юноша ведь однажды
спас ему жизнь, в его бытность вороном. Итак, охотник вместе с принцессой
ускакал прочь. Однако, когда охотник ушел в лес, юноша опять прокрался в
дом и уговорил принцессу выведать у охотника тайну, как тот заполучил свою
умную кобылу. Ночью это ей удается, и юноша, спрятавшийся под кроватью,
узнаёт, что примерно в часе езды от сторожки охотника живет ведьма, которая
разводит волшебных лошадей. Кто сумеет уберечь жеребят в течение трех дней,
тот имеет право в награду выбрать себе лошадь. В старину она давала
впридачу еще и двенадцать ягнят, чтобы утолить голод двенадцати волков,
живущих в окрестностях хутора: давая им поочерёдно набрасываться на ягнят,
можно было их отвлечь. Однако ему, охотнику, она не дала никаких ягнят.
Когда он скакал домой, волки его преследовали. При переходе границы им все-
таки удалось откусить ногу у сивой кобылы. И потому она имеет только три
ноги.
Юноша немедленно отыскивает ведьму и нанимается к ней на выпас жеребят
при условии, что она даст ему не только лошадь, которую он сам выберет, но
в придачу еще и двенадцать ягнят. Она согласилась, но повелела жеребятам
сбежать. Чтобы усыпить героя, она дала ему с собой хлебное вино. Он пьет
это вино и засыпает, а жеребята сбегают. В первый день он нагоняет их с
помощью волка, во второй — ему помогает медведь, а на третий — лев. Теперь
он имеет право подыскать себе награду. Маленькая дочь ведьмы, однако,
пробалтывает ему, какая из верховых лошадей принадлежит ее матери. Это,
конечно же, самая лучшая лошадь, в самом деле сивая кобыла. Её-то он и
требует. Но когда он вышел из конюшни, ведьма просверлила четыре копыта у
лошади и высосала из них костный мозг. Из мозга она выпекла пирог и дала
его юноше с собой в дорогу. Лошадь смертельно заболела, но после того как
юноша дает ей съесть пирог, она вновь приобрела свою прежнюю силу. Он
выбирается невредимым из леса, после того как умиротворил двенадцать
волков, отдав им на съедение
|
