ему инстинкт. Он знал, что поступает правильно, что разжимать челюсти
нельзя, и по временам вздрагивал от удовольствия. В такие минуты он даже
закрывал глаза и, не считаясь с болью, позволял Белому Клыку крутить се-
бя то вправо, то влево. Все это не имело значения. Сейчас Чероки важно
было одно: не разжимать зубов, и он не разжимал их.
Белый Клык перестал метаться, только окончательно выбившись из сил.
Он уже ничего не мог сделать, ничего не мог понять. Ни разу за всю его
жизнь ему не приходилось испытывать ничего подобного. Собаки, с которыми
он дрался раньше, вели себя совершенно по-другому. С ними надо было
действовать так: вцепился, рванул зубами, отскочил, вцепился, рванул зу-
бами, отскочил. Тяжело дыша. Белый Клык полулежал на земле. Не разжимая
зубов, Чероки налегал на него всем телом, пытаясь повалить навзничь. Бе-
лый Клык сопротивлялся и чувствовал, как челюсти бульдога, словно жуя
его шкуру, передвигаются все выше и выше. С каждой минутой они приближа-
лись к горлу. Бульдог действовал расчетливо: стараясь не упустить захва-
ченного, он пользовался малейшей возможностью захватить больше. Такая
возможность предоставлялась ему, когда Белый Клык лежал спокойно, но
лишь только тот начинал рваться, бульдог сразу сжимал челюсти.
Белый Клык мог дотянуться только до загривка Чероки. Он запустил ему
зубы повыше плеча, но перебирать ими, как бы жуя шкуру, не смог - этот
способ был не знаком ему, да и челюсти его не были приспособлены для та-
кой хватки. Он судорожно рвал Чероки зубами и вдруг почувствовал, что
положение их изменилось. Чероки опрокинул его на спину и, все еще не
разжимая челюстей, ухитрился встать над ним. Белый Клык согнул задние
ноги и, как кошка, начал рвать когтями своего врага. Чероки рисковал ос-
таться с распоротым брюхом и спасся только тем, что прыгнул в сторону,
под прямым углом к Белому Клыку.
Высвободиться из его хватки было немыслимо. Она сковывала с неумоли-
мостью судьбы. Зубы Чероки медленно передвигались вверх, вдоль вены. Бе-
лого Клыка оберегали от смерти только широкие складки кожи и густой мех
на шее. Чероки забил себе всю пасть его шкурой, но это не мешало ему
пользоваться малейшей возможностью, чтобы захватить ее еще больше. Он
душил Белого Клыка, и дышать тому с каждой минутой становилось все труд-
нее и труднее.
Борьба, по-видимому, приближалась к концу. Те, кто ставил на Чероки,
были вне себя от восторга и предлагали чудовищные пари. Сторонники Бело-
го Клыка приуныли и отказывались поставить десять против одного и двад-
цать против одного. Но нашелся один человек, который рискнул принять па-
ри в пятьдесят против одного. Это был Красавчик Смит. Он вошел в круг и,
показав на Белого Клыка пальцем, стал презрительно смеяться над ним. Это
возымело свое действие. Белый Клык обезумел от ярости. Он собрал послед-
ние силы и поднялся на ноги. Но стоило ему заметаться по кругу с пятиде-
сятифунтовым грузом, повисшим у него на шее, как эта ярость уступила
место ужасу. Жажда жизни снова овладела им, и разум в нем погас, подчи-
няясь велениям тела. Он бегал по кругу, спотыкаясь, падая и снова подни-
маясь, взвивался на дыбы, вскидывал своего врага вверх, и все-таки все
его попытки стряхнуть с себя цепкую смерть были тщетны.
Наконец Белый Клык опрокинулся навзничь, и бульдог сразу же перехва-
тил зубами еще выше и, забирая его шкуру пастью, почти не давал ему пе-
ревести дух. Гром аплодисментов приветствовал победителя, из толпы кри-
чали: "Чероки! Чероки!" Бульдог рьяно завилял обрубком хвоста. Но апло-
дисменты не помешали ему. Хвост и массивные челюсти действовали совер-
шенно независимо друг от друга. Хвост ходил из стороны в сторону, а че-
люсти все сильнее и сильнее сдавливали Белому Клыку горло.
И тут зрители отвлеклись от этой забавы. Вдали послышались крики по-
гонщиков собак, звон колокольчиков. Все, кроме Красавчика Смита, насто-
рожились, решив, что нагрянула полиция. Но на дороге вскоре показались
двое мужчин, бежавших рядом с нартами. Они направлялись не из города, а
в город, возвращаясь, по всей вероятности, из какой-нибудь разведочной
экспедиции. Увидев собравшуюся толпу, незнакомцы остановили собак и по-
дошли узнать, что тут происходит.
Один из них был высокий молодой человек; его гладко выбритое лицо
раскраснелось от быстрого движения на морозе. Другой, погонщик, был ниже
ростом и с усами.
Белый Клык прекратил борьбу. Время от времени он начинал судорожно
биться, но теперь всякое сопротивление было бесцельно. Безжалостные че-
люсти бульдога все сильнее сдавливали ему горло, воздуху не хватало, ды-
хание его становилось все прерывистое. Чероки давно прокусил бы ему ве-
ну, если бы его зубы с самого начала не пришлись так близко к груди. Он
перехватывал ими все выше, подбираясь к горлу, но на это уходило много
времени, к тому же пасть его была вся забита толстыми складками шкуры
Белого Клыка.
Тем временем зверская жестокость Красавчика Смита вытеснила в нем
последние остатки разума. Увидев, что глаза Белого Клыка уже заволакива-
ет пеленой, он понял, что бой проигран. Словно сорвавшись с цепи, он
бросился к Белому Клыку и начал яростно бить его ногами. Зрители закри-
чали, послышался свист, но тем дело и ограничилось. Не обращая внимания
на эти протесты. Красавчик Смит продолжал бить Белого Клыка. Но вдруг в
толпе произошло какое-то движение: высокий молодой человек пробирался
вперед, бесцеремонно расталкивая всех направо и налево. Он вошел в круг
как раз в ту минуту, когда Красавчик Смит заносил правую ногу для оче-
редного удара; перенеся всю тяжесть на левую, он находился в состоянии
неустойчивого равновесия. В это мгновение молодой человек с сокруши-
тельной силой ударил его кулаком по лицу. Красавчик Смит не удержался и,
подскочив в воздухе, рухнул на снег.
Молодой человек повернулся к толпе.
- Трусы! - закричал он. - Мерзавцы!
Он не помнил себя от гнева, того гнева, которым загорается только
здравомыслящий человек. Его серые глаза сверкали стальным блеском. Кра-
савчик Смит встал и боязливо двинулся к нему. Незнакомец не понял его
намерения. Не подозревая, что перед ним отчаянный трус, он решил, что
Красавчик Смит хочет драться, и, крикнув: "Мерзавец!" вторично опрокинул
его навзничь. Красавчик Смит сообразил, что лежать на снегу безопаснее,
и уже не делал больше попыток подняться на ноги.
- Мэтт, помогите-ка мне! - сказал незнакомец погонщику, который вмес-
те с ним вошел в круг.
Оба они нагнулись над собаками. Мэтт приготовился оттащить Белого
Клыка в сторону, как только Чероки ослабит свою мертвую хватку. Молодой
человек стал разжимать зубы бульдогу. Но все его усилия были напрасны.
Стараясь разомкнуть ему челюсти, он не переставал повторять вполголоса:
"Мерзавцы!"
Зрители заволновались, и кое-кто уже начинал протестовать против та-
кого непрошеного вмешательства. Но стоило незнакомцу поднять голову и
посмотреть на толпу, как протестующие голоса смолкли.
- Мерзавцы вы этакие! - крикнул он снова и принялся за дело.
- Нечего и стараться, мистер Скотт. Так мы их никогда не растащим, -
сказал наконец Мэтт.
Они выпрямились и осмотрели сцепившихся собак.
- Крови вышло немного, - сказал Мэтт, - до горла еще не успел доб-
раться.
- Того и гляди доберется, - ответил Скотт. - Видали? Еще выше перех-
ватил.
Волнение молодого человека и его страх за участь Белого Клыка росли с
каждой минутой. Он ударил Чероки по голове - раз, другой. Но это не по-
могло. Чероки завилял обрубком хвоста в знак того, что, прекрасно пони-
мая смысл этих ударов, он все же исполнит свой долг до конца и не разож-
мет челюстей.
- Помогите кто-нибудь! - крикнул Скотт, в отчаянии обращаясь к толпе.
Но ни один человек не двинулся с места. Зрители начинали подтрунивать
над ним и засыпали его целым градом язвительных советов.
- Всуньте ему что-нибудь в пасть, - посоветовал Мэтт.
Скотт схватился за кобуру, висевшую у него на поясе, вынул револьвер
и попробовал просунуть дуло между сжатыми челюстями бульдога. Он старал-
ся изо всех сил, слышно было, как сталь скрипит о стиснутые зубы Чероки.
Они с погонщиком стояли на коленях, нагнувшись над собаками.
Тим Кинен шагнул в круг. Подойдя к Скотту, он тронул его за плечо и
проговорил угрожающим тоном:
- Не сломайте ему зубов, незнакомец.
- Не зубы, так шею сломаю, - ответил Скотт, продолжая всовывать ре-
вольверное дуло в пасть Чероки.
- Говорю вам, не сломайте зубов! - еще настойчивее повторил Тим Ки-
нен.
Но если он рассчитывал запугать Скотта, это ему не удалось.
Продолжая орудовать револьвером. Скотт поднял голову и хладнокровно
спросил:
- Ваша собака? Тим Кинен буркнул что-то себе под нос.
- Тогда разожмите ей зубы.
- Вот что, друг любезный, - со злобой заговорил Тим, - это не так
просто, как вам кажется. Я не знаю, что тут делать.
- Тогда убирайтесь, - последовал ответ, - и не мешайте мне. Видите, я
занят.
Тим Кинен не уходил, но Скотт уже не обращал на него никакого внима-
ния. Он кое-как втиснул бульдогу дуло между зубами и теперь старался
просунуть его дальше, чтобы оно вышло с другой стороны.
Добившись этого. Скотт начал осторожно, потихоньку разжимать бульдогу
челюсти, а Мэтт тем временем освобождал из его пасти складки шкуры Бело-
го Клыка.
- Держите свою собаку! - скомандовал Скотт Тиму.
Хозяин Чероки послушно нагнулся и обеими руками схватил бульдога.
- Ну! - крикнул Скотт, сделав последнее усилие.
Собак растащили в разные стороны. Бульдог отчаянно сопротивлялся.
- Уведите его, - приказал Скотт, и Тим Кинен увел Чероки в толпу.
Белый Клык попытался встать - раз, другой. Но ослабевшие ноги подог-
нулись под ним, и он медленно повалился на снег. Его полузакрытые глаза
потускнели, нижняя челюсть отвисла, язык вывалился наружу... Задушенная
собака. Мэтт осмотрел его.
- Чуть жив, - сказал он, - но дышит все-таки.
Красавчик Смит встал и подошел взглянуть на Белого Клыка.
- Мэтт, сколько стоит хорошая ездовая собака? - спросил Скотт.
Погонщик подумал с минуту и ответил, не поднимаясь с колен:
- Триста долларов.
- Ну, а такая, на которой живого места не осталось? - И Скотт ткнул
Белого Клыка ногой.
- Половину, - решил погонщик.
Скотт повернулся к Красавчику Смиту.
- Слышали вы, зверь? Я беру у вас собаку и плачу за нее полтораста
долларов.
Он открыл бумажник и отсчитал эту сумму. Красавчик Смит заложил руки
за спину, отказываясь взять протянутые ему деньги.
- Не продаю, - сказал он.
- Нет, продаете, - заявил Скотт, - потому что я покупаю. Получите
деньги. Собака моя.
Все еще держа руки за спиной, Красавчик Смит попятился назад. Скотт
шагнул к нему и замахнулся кулаком.
Красавчик Смит втянул голову в плечи.
- Собака моя... - начал было он.
- Вы потеряли все права на эту собаку, - перебил его Скотт. - Возьме-
те деньги или мне ударить вас еще раз?
- Хорошо, хорошо, - испуганно забормотал Красавчик Смит. - Но вы меня
принуждаете. Этой собаке цены нет. Я не позволю себя грабить. У каждого
человека есть свои права.
- Верно, - ответил Скотт, передавая ему деньги. - У всякого человека
есть свои права. Но вы не человек, а зверь.
- Дайте мне только вернуться в Доусон, - пригрозил ему Красавчик
Смит, - там я найду на вас управу.
- Посмейте только рот открыть, я вас живо из Доусона выпровожу! Поня-
ли?
Красавчик Смит пробормотал что-то невнятное.
- Поняли? - крикнул Скотт, рассвирепев.
- Да, - буркнул Красавчик Смит, попятившись от него.
- Как?
- Да, сэр, - рявкнул Красавчик Смит.
- Осторожнее! Он кусается! - крикнул кто-то, и в толпе захохотали.
Скотт повернулся к Красавчику Смиту спиной и подошел к погонщику, ко-
торый все еще возился с Белым Клыком.
Кое-кто из зрителей уже уходил, другие собирались кучками, поглядывая
на Скотта и переговариваясь между собой.
К одной из этих групп подошел Тим Кинен.
- Что это за птица? - спросил он.
- Уидон Скотт, - ответил кто-то.
- Какой такой Уидон Скотт?
- Да инженер с приисков. Он среди здешних заправил свой человек. Если
не хочешь нажить неприятностей, держись от него подальше. Ему сам на-
чальник приисков друг-приятель.
- Я сразу понял, что это важная персона, - сказал Тим Кинен. - Нет,
думаю, с таким лучше не связываться.
ГЛАВА ПЯТАЯ
НЕУКРОТИМЫЙ
- Ничего тут не поделаешь! - безнадежным тоном сказал Уидон Скотт.
Он опустился на ступеньку и посмотрел на погонщика, который так же
безнадежно пожал плечами.
Оба перевели взгляд на Белого Клыка. Весь ощетинившись и злобно рыча,
он рвался с цепи, стараясь добраться до собак, выпряженных из нарт. Со-
баки же, получив изрядное количество наставлений от Мэтта - наставлений,
подкрепленных палкой, понимали, что с Белым Клыком лучше не связываться.
Сейчас они лежали в сторонке и, казалось, совершенно забыли о его су-
ществовании.
- Да-а, он волк, а волка не приручишь, - сказал Уидон Скотт.
- Кто его знает? - возразил Мэтт. - Может, в нем от собаки больше,
чем от волка. Но в чем я уверен, с того меня уж не собьешь.
Погонщик замолчал и с таинственным видом кивнул в сторону Лосиной го-
ры.
- Ну, не заставляйте себя просить, - резко проговорил Скотт, так и не
дождавшись продолжения, - выкладывайте, в чем дело.
Погонщик ткнул большим пальцем через плечо, показывая на Белого Клы-
ка.
- Волк он или собака - это не важно, а только его пробовали приру-
чить.
- Быть того не может!
- Я вам говорю - пробовали. Он и в упряжке ходил. Вы посмотрите поб-
лиже. У него стертые места на груди.
- Правильно, Мэтт! До того как попасть к Красавчику Смиту, он ходил в
упряжке.
- А почему бы ему не походить в упряжке и у нас?
- А в самом деле! - воскликнул Скотт.
Но появившаяся было надежда сейчас же угасла, и он сказал, покачивая
головой:
- Мы его держим уже две недели, а он, кажется, еще злее стал.
- Давайте спустим его с цепи - посмотрим, что получится, - предложил
Мэтт.
Скотт недоверчиво взглянул на него.
- Да, да! - продолжал Мэтт. - Я знаю, что вы это уже пробовали, так
попробуйте еще раз, только не забудьте взять палку.
- Хорошо, но теперь я поручу это вам.
Погонщик вооружился палкой и подошел к сидевшему на привязи Белому
Клыку. Тот следил за палкой, как лев следит за бичом укротителя.
- Смотрите, как на палку уставился, - сказал Мэтт. - Это хороший
признак. Значит, пес не так уж глуп. Не посмеет броситься на меня, пока
я с палкой. Не бешеный же он в конце концов.
Как только рука человека приблизилась к шее Белого Клыка, он ощети-
нился и с рычанием припал к земле. Не спуская глаз с руки Мэтта, он в то
же время следил за палкой, занесенной над его головой. Мэтт быстро отс-
тегнул цепь с ошейника и шагнул назад.
Белому Клыку не верилось, что он очутился на свободе. Многие месяцы
прошли с тех пор, как им завладел Красавчик Смит, и за все это время его
спускали с цепи только для драк с собаками, а потом опять сажали на при-
вязь.
Что ему было делать со своей свободой? А вдруг боги снова замыслили
какую-нибудь дьявольскую штуку?
Белый Клык сделал несколько медленных, осторожных шагов, каждую мину-
ту ожидая нападения. Он не знал, как вести себя, настолько непривычна
была эта свобода. На всякий случай лучше держаться подальше от наблюдаю-
щих за ним богов и отойти за угол хижины. Так он и сделал, и все обош-
лось благополучно.
Озадаченный этим. Белый Клык вернулся обратно и, остановившись футах
в десяти от людей, настороженно уставился на них.
- А не убежит? - спросил новый хозяин.
Мэтт пожал плечами.
- Рискнем! Риск - благородное дело.
- Бедняга! Больше всего он нуждается в человеческой ласке, - с жа-
лостью пробормотал Скотт и вошел в хижину. Он вынес оттуда кусок мяса и
швырнул его Белому Клыку. Тот отскочил в сторону и стал недоверчиво
разглядывать кусок издали.
- Назад, Майор! - крикнул Мэтт, но было уже поздно.
Майор кинулся к мясу, и в ту минуту, когда кусок уже был у него в зу-
бах. Белый Клык налетел и сбил его с ног. Мэтт бросился к ним, но Белый
Клык сделал свое дело быстро. Майор с трудом привстал, и кровь, хлынув-
шая у него из горла, красной лужей расползлась по снегу.
- Жалко Майора, но поделом ему, - поспешно сказал Скотт.
Но Мэтт уже занес ногу, чтобы ударить Белого Клыка. Быстро один за
другим последовали прыжок, лязг зубов и громкий крик боли.
Свирепо рыча. Белый Клык отполз назад, а Мэтг нагнулся и стал осмат-
ривать свою прокушенную ногу.
- Цапнул все-таки, - сказал он, показывая на разорванную штанину и
нижнее белье, на котором расплывался кровавый круг.
- Я же говорил вам, что это безнадежно, - упавшим голосом проговорил
Скотт. - Я об этой собаке много думал, не выходит она у меня из головы.
Ну что ж, ничего другого не остается.
С этими словами он нехотя вынул из кармана револьвер и, осмотрев ба-
рабан, убедился, что пули в нем есть.
- Послушайте, мистер Скотт, - взмолился Мэтт, - чего только этой со-
баке не пришлось испытать! Нельзя же требовать, чтобы она сразу превра-
тилась в ангелочка. Дайте ей срок.
- Полюбуйтесь на Майора, - ответил Скотт.
Погонщик взглянул на искалеченную собаку. Она валялась на снегу в лу-
же крови и была, по-видимому, при последнем издыхании.
- Поделом ему. Вы же сами гак сказали, мистер Скотт. Позарился на чу-
жой кусок - значит, спета его песенка. Этого следовало ожидать. Я и гро-
ша ломаного не дам за собаку, которая отдаст свой корм без боя.
- Ну, а вы сами, Мэтт? Собаки собаками, но всему должна быть мера.
- И мне поделом, - не сдавался Мэтт. - За что, спрашивается, я его
ударил? Вы же сами сказали, что он прав. Значит, не за что было его
бить.
- Мы сделаем доброе дело, застрелив эту собаку, - настаивал Скотт. -
Нам ее не приручить!
- Послушайте, мистер Скотт. Дадим ему, бедняге, показать себя. Ведь
он черт знает что вытерпел, прежде чем попасть к нам. Давайте попробуем.
А если он не оправдает нашего доверия, я его сам застрелю.
- Да мне вовсе не хочется его убивать, - ответил Скотт, пряча ре-
вольвер. - Пусть побегает на свободе, и посмотрим, чего от него можно
добиться добром. Вот я сейчас попробую.
Он подошел к Белому Клыку и заговорил с ним мягким, успокаивающим го-
лосом.
- Возьмите палку на всякий случай! - предостерег его Мэтт.
Скотт отрицательно покачал головой и продолжал говорить, стараясь за-
воевать доверие Белого Клыка.
Белый Клык насторожился. Ему грозила опасность. Он загрыз собаку это-
го бога, укусил его товарища. Чего же теперь ждать, кроме сурового нака-
зания? И все-таки он не смирился. Шерсть на нем встала дыбом, все тело
напряглось, он оскалил зубы и зорко следил за человеком, приготовившись
ко всякой неожиданности. В руках у Скотта не было палки, и Белый Клык
подпустил его к себе совсем близко. Рука бога стала опускаться над его
головой. Белый Клык съежился и припал к земле. Вот где таится опасность
и предательство! Руки богов с их непререкаемой властью и коварством были
ему хорошо известны. Кроме того, он по-прежнему не выносил прикосновения
к своему телу. Он зарычал еще злее и пригнулся к земле еще ниже, а рука
все продолжала опускаться. Он не хотел кусать эту руку и терпеливо пере-
носил опасность, которой она грозила, до тех пор, пока мог бороться с
инстинктом - с ненасытной жаждой жизни.
Уидон Скотт был уверен, что всегда успеет вовремя отдернуть руку. Но
тут ему довелось испытать на себе, как Белый Клык умеет разить с мет-
костью и стремительностью змеи, развернувшей свои кольца.
Скотт вскрикнул от неожиданности и схватил прокушенную правую руку
левой рукой. Мэтт громко выругался и подскочил к нему. Белый Клык отполз
назад, весь ощетинившись, скаля зубы и угрожающе поглядывая на людей.
Теперь уж, наверное, его ждут побои, не менее страшные, чем те, которые
приходилось выносить от Красавчика Смита.
- Что вы делаете? - вдруг крикнул Скотт. А Мэтт уже успел сбегать в
хижину и появился на пороге с ружьем в руках.
- Ничего особенного, - медленно, с напускным спокойствием проговорил
он. - Хочу сдержать свое обещание. Сказал, что застрелю собаку, значит,
застрелю.
- Нет, не застрелите.
- Нет, застрелю! Вот смотрите.
Теперь настала очередь Уидона Скотта вступиться за Белою Клыка, как
вступился за него несколько минут назад укушенный Мэтт.
- Вы сами предлагали испытать его, так испытайте! Мы же только нача-
ли, нельзя сразу бросать дело. Я сам виноват. И... посмотрите-ка на не-
го!
Глядя на них из-за угла хижины. Белый Клык рычал с такой яростью, что
кровь стыла в жилах, но ярость его вызывал не Скотт, а погонщик.
- Ну что ты скажешь! - воскликнул Мэтт.
- Видите, какой он понятливый! - торопливо продолжал Скотт. - Он не
хуже нас с вами знает, что такое огнестрельное оружие. С такой умной со-
бакой стоит повозиться. Оставьте ружье.
- Ладно. Давайте попробуем. - И Мэтт прислонил ружье к штабелю дров.
- Да нет! Вы только полюбуйтесь на него! - воскликнул он в ту же минуту.
Белый Клык успокоился и перестал ворчать.
- Попробуйте еще раз. Следите за ним.
Мэтт взял ружье - и Белый Клык снова зарычал. Мэтт отошел от ружья -
Белый Клык спрятал зубы.
- Ну, еще раз. Это просто интересно!
Мэтт взял ружье и стал медленно поднимать его к плечу. Белый Клык
сразу же зарычал, и рычание его становилось все громче и громче по мере
того, как ружье поднималось кверху. Но не успел Мэтт навести на него ду-
ло, как он отпрыгнул в сторону и скрылся за углом хижины. На прицеле у
Мэтта был белый снег, а место, где только что стояла собака, опустело.
Погонщик медленно отставил ружье, повернулся и посмотрел на своего
хозяина.
- Правильно, мистер Скотт. Пес слишком умен. Жалко его убивать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
НОВАЯ НАУКА
Увидев приближающегося Уидона Скотта, Белый Клык ощетинился и зары-
чал, давая этим понять, что не потерпит расправы над собой. С тех пор
как он прокусил Скотту руку, которая была теперь забинтована и висела на
перевязи, прошли сутки. Белый Клык помнил, что боги иногда откладывают
наказание, и сейчас ждал расплаты за свой проступок. Иначе не могло и
быть. Он совершил святотатство: впился зубами в священное тело бога,
притом белокожего бога. По опыту, который остался у него от общения с
богами, Белый Клык знал, какое суровое наказание грозит ему.
Бог сел в нескольких шагах от него. В этом еще не было ничего страш-
ного - обычно они наказывают стоя. Кроме того, у этого бога не было ни
палки, ни хлыста, ни ружья, да и сам Белый Клык находился на свободе.
Ничто его не удерживало - ни цепь, ни ремень с палкой, и он мог спастись
бегством прежде, чем бог успеет встать на ноги. А пока что надо подож-
дать и посмотреть, что будет дальше.
Бог сидел совершенно спокойно, не делая попыток встать с места, и
злобный рев Белого Клыка постепенно перешел в глухое ворчание, а потом и
ворчание смолкло. Тогда бог заговорил, и при первых же звуках его голоса
шерсть на загривке у Белого Клыка поднялась дыбом, в горле снова закло-
котало. Но бог продолжал говорить все так же спокойно, не делая никаких
резких движений. Белый Клык рычал в унисон с его голосом, и между слова-
ми и рычанием установился согласный ритм. Но речь человека лилась без
конца. Он говорил так, как еще никто никогда не говорил с Белым Клыком.
В мягких, успокаивающих словах слышалась нежность, и эта нежность нахо-
дила какой-то отклик в Белом Клыке. Невольно, вопреки всем предостереже-
ниям инстинкта, он почувствовал доверие к своему новому богу. В нем ро-
дилась уверенность в собственной безопасности - в том, в чем ему столько
раз приходилось разубеждаться при общении с людьми.
Бог говорил долго, а потом встал и ушел. Когда же он снова появился
на пороге хижины, Белый Клык подозрительно осмотрел его. В руках у него
не было ни хлыста, ни палки, ни оружия. И здоровая рука его не пряталась
за спину. Он сел на то же самое место в нескольких шагах от Белого Клыка
и протянул ему мясо. Навострив уши. Белый Клык недоверчиво оглядел ку-
сок, ухитряясь смотреть одновременно и на него и на бога, и приготовился
отскочить в сторону при первом же намеке на опасность.
Но наказание все еще откладывалось. Бог протягивал ему еду - только и
всего. Мясо как мясо, ничего страшного в нем не было. Но Белый Клык все
еще сомневался и не взял протянутого куска, хотя рука Скотта подвигалась
все ближе и ближе к его носу. Боги мудры - кто знает, какое коварство
таится в этой безобидной с виду подачке? По своему прошлому опыту, осо-
бенно когда приходилось иметь дело с женщинами. Белый Клык знал, что мя-
со и наказание сплошь и рядом имели между собой тесную и неприятную
связь.
В конце концов бог бросил мясо на снег, к ногам Белого Клыка. Тот
тщательно обнюхал подачку, не глядя на нее, - глаза его были устремлены
на бога. Ничего плохого не произошло. Тогда он взял кусок в зубы и прог-
лотил его. Но и тут все обошлось благополучно. Бог предлагал ему другой
кусок. И во второй раз Белый Клык отказался принять его из рук, и бог
снова бросил мясо на снег. Так повторилось несколько раз. Но наступило
время, когда бог отказался бросить мясо. Он держал кусок и настойчиво
предлагал Белому Клыку взять подачку у него из рук.
Мясо было вкусное, а Белый Клык проголодался. Мало-помалу, с беско-
нечной осторожностью, он подошел ближе и наконец решился взять кусок из
человеческих рук. Не спуская глаз с бога. Белый Клык вытянул шею и при-
жал уши, шерсть у него на загривке встала дыбом, в горле клокотало глу-
хое рычание, как бы предостерегающее человека, что шутки сейчас неумест-
ны. Белый Клык съел кусок, и ничего с ним не случилось. И так мало-пома-
лу он съел все мясо, и все-таки с ним ничего не случилось. Значит, нака-
зание откладывалось.
Белый Клык облизнулся и стал ждать, что будет дальше. Бог продолжал
говорить. В голосе его слышалась ласка - то, о чем Белый Клык не имел до
сих пор никакого понятия. И ласка эта будила в нем неведомые до сих пор
ощущения. Он почувствовал странное спокойствие, словно удовлетворялась
какая-то его потребность, заполнялась какая-то пустота в его существе.
Потом в нем снова проснулся инстинкт, и прошлый опыт снова послал ему
предостережение. Боги хитры: трудно угадать, какой путь они выберут,
чтобы добиться своих целей.
Так и есть! Коварная рука тянется все дальше и дальше и опускается
над его головой. Но бог продолжает говорить. Голос его звучит мягко и
успокаивающе. Несмотря на угрозу, которую таит в себе рука, голос внуша-
ет доверие. И, несмотря на всю мягкость голоса, рука внушает страх. Про-
тивоположные чувства и ощущения боролись в Белом Клыке. Казалось, он
упадет замертво, раздираемый на части враждебными силами, ни одна из ко-
торых не получала перевеса в этой борьбе только потому, что он прилагал
неимоверные усилия, чтобы обуздать их.
И Белый Клык пошел на сделку с самим собой: он рычал, прижимал уши,
но не делал попыток ни укусить Скотта, ни убежать от него. Рука опуска-
лась. Расстояние между ней и головой Белого Клыка становилось все меньше
и меньше. Вот она коснулась вставшей дыбом шерсти. Белый Клык припал к
земле. Рука последовала за ним, прижимаясь плотнее и плотнее. Съежив-
шись, чуть ли не дрожа, он все еще сдерживал себя. Он испытывал муку от
прикосновения этой руки, насиловавшей его инстинкты. Он не мог забыть в
один день все то зло, которое причинили ему человеческие руки. Но такова
была воля бога, и он делал все возможное, чтобы заставить себя подчи-
ниться ей.
Рука поднялась и снова опустилась, лаская и гладя его. Так повтори-
лось несколько раз, но стоило только руке подняться, как поднималась и
шерсть на спине у Белого Клыка. И каждый раз, как рука опускалась, уши
его прижимались к голове и в горле начинало клокотать рычание. Белый
Клык рычал, предупреждая бога, что готов отомстить за боль, которую ему
причинят. Кто знает, когда наконец обнаружатся истинные намерения бога!
В любую минуту его мягкий, внушающий такое доверие голос может перейти в
гневный крик, а эти нежные, ласкающие пальцы сожмутся, как тиски, и ли-
шат Белого Клыка всякой возможности сопротивляться наказанию.
Но слова бога были по-прежнему ласковы, а рука его все так же подни-
малась и снова касалась Белого Клыка, и в этих прикосновениях не было
ничего враждебного. Белый Клык испытывал двойственное чувство. Инстинкт
восставал против такого обращения, оно стесняло его, шло наперекор его
стремлению к свободе. И все-таки физической боли он не испытывал. Наобо-
рот, эти прикосновения были даже приятны. Малопомалу рука бога передви-
нулась к его ушам и стал осторожно почесывать их; приятное ощущение как
будто даже усилилось. Но страх не оставлял Белого Клыка; он все так же
настораживался, ожидая чего-то недоброго и испытывая попеременно то
страдание, то удовольствие, в зависимости от того, какое из этих чувств
одерживало в нем верх.
- Ах, черт возьми! Эти слова вырвались у Мэтта. Он вышел из хижины с
засученными рукавами, неся в руках таз с грязной водой, и только хотел
выплеснуть ее на снег, как вдруг увидел, что Уидон Скотт ласкает Белого
Клыка.
При первых же звуках его голоса Белый Клык отскочил назад и свирепо
зарычал.
Мэтт посмотрел на своего хозяина, неодобрительно и сокрушенно покачав
головой.
- Вы меня извините, мистер Скотт, но, ей-богу, в вас сидят по крайней
мере семнадцать дураков, и каждый орудует на свой лад.
Уидон Скотт улыбнулся с видом превосходства, встал и нагнулся над Бе-
лым Клыком. Он ласково заговорил с ним, потом медленно протянул руку и
снова начал гладить его по голове. Белый Клык терпеливо сносил это пог-
лаживание, но смотрел он - смотрел во все глаза - не на того, кто его
ласкал, а на Мэтта, стоявшего в дверях хижины.
- Может быть, из вас и получился первоклассный инженер, мистер Скотт,
- разглагольствовал погонщик, - но, я считаю, вы многое утратили в жиз-
ни: вам бы следовало в детстве удрать из дому и поступить в цирк.
Белый Клык зарычал, услышав голос Мэтта, но на этот раз уже не отско-
чил от руки, ласково гладившей его по голове и по шее.
И это было началом конца прежней жизни, конца прежнего царства нена-
висти. Для Белого Клыка началась новая, непостижимо прекрасная жизнь. В
этом деле от Уидона Скотта требовалось много терпения и ума. А Белый
Клык должен был преодолеть веления инстинкта, пойти наперекор собствен-
ному опыту, отказаться от всего, чему научила его жизнь.
Прошлое не только не вмещало всего нового, что ему пришлось узнать
теперь, но опровергало это новое. Короче говоря, от Белого Клыка требо-
валось неизмеримо большее умение разбираться в окружающей обстановке,
чем то, с которым он пришел из Северной глуши и добровольно подчинился
власти Серого Бобра. В то время он был всего-навсего щенком, еще не сло-
жившимся, готовым принять любую форму под руками жизни. Но теперь все
шло по-иному. Прошлая жизнь обработала Белого Клыка слишком усердно; она
ожесточила его, превратила в свирепого, неукротимого бойцового волка,
который никого не любил и не пользовался ничьей любовью. Переродиться -
значило для него пройти через полный внутренний переворот, отбросить все
прежние навыки, - и это требовалось от него теперь, когда молодость была
позади, когда гибкость была утрачена и мягкая ткань приобрела несокруши-
мую твердость, стала узловатой, неподатливой, как железо, а инстинкты
раз и навсегда установили потребности и законы поведения.
И все-таки новая обстановка, в которой очутился Белый Клык, опять
взяла его в обработку. Она смягчала в нем ожесточенность, лепила из него
иную, более совершенную форму. В сущности говоря, все зависело от Уидона
Скотта. Он добрался до самых глубин натуры Белого Клыка и лаской вызвал
к жизни все те чувства, которые дремали и уже наполовину заглохли в нем.
Так Белый Клык узнал, что такое любовь. Она заступила место склонности -
самого теплого чувства, доступного ему в общении с богами.
Но любовь не может прийти в один день. Возникнув из склонности, она
развивалась очень медленно. Белому Клыку нравился его вновь обретенный
бог, и он не убегал от него, хотя все время оставался на свободе. Жить у
нового бога было несравненно лучше, чем в клетке у Красавчика Смита;
кроме того, Белый Клык не мог обойтись без божества. Чувствовать над со-
бой человеческую власть стало для него необходимостью. Печать зависимос-
ти от человека осталась на Белом Клыке с тех далеких дней, когда он по-
кинул Северную глушь и подполз к ногам Серого Бобра, покорно ожидая по-
боев. Эта неизгладимая печать снова была наложена на него, когда он во
второй раз вернулся из Северной глуши после голодовки и почувствовал за-
пах рыбы в поселке Серого Бобра.
И Белый Клык остался у своего нового хозяина, потому что он не мог
обходиться без божества и потому что Уидон Скотт был лучше Красавчика
Смита. В знак преданности он взял на себя обязанности сторожа при хо-
зяйском добре. Он бродил вокруг хижины, когда ездовые собаки уже спали,
и первому же запоздалому гостю Скотта пришлось отбиваться от него палкой
до тех пор, пока на выручку не прибежал сам хозяин. Но Белый Клык вскоре
научился отличать воров от честных людей, понял, как много значат поход-
ка и поведение.
Человека, который твердой поступью шел прямо к дверям, он не трогал,
хотя и не переставал зорко следить за ним, пока дверь не открывалась и
благонадежность посетителя не получала подтверждения со стороны хозяина.
Но тот, кто пробирался крадучись, окольными путями, стараясь не по-
пасться на глаза, - тот не знал пощады от Белого Клыка и пускался в пос-
пешное и позорное бегство.
Уидон Скотт задался целью вознаградить Белого Клыка за все то, что
ему пришлось вынести, вернее - искупить грех, в котором человек был по-
винен перед ним. Это стало для Скотта делом принципа, делом совести. Он
чувствовал, что люди остались в долгу перед Белым Клыком и долг этот на-
до выплатить, - и поэтому он старался проявлять к Белому Клыку как можно
больше нежности. Он взял себе за правило ежедневно и подолгу ласкать и
гладить его.
На первых порах эта ласка вызывала у Белого Клыка одни лишь подозре-
ния и враждебность, но мало-помалу он начал находить в ней удовольствие.
И все-таки от одной своей привычки Белый Клык никак не мог отучиться:
как только рука человека касалась его, он начинал рычать и не умолкал до
тех пор, пока Скотт не отходил. Но в этом рычании появились новые нотки.
Посторонний не расслышал бы их, для него рычание Белого Клыка оставалось
по-прежнему выражением первобытной дикости, от которой у человека кровь
стынет в жилах. С той дальней поры, когда Белый Клык жил с матерью в пе-
щере и первые приступы ярости овладевали им, его горло огрубело от рыча-
ния, и он уже не мог выразить свои чувства по-иному. Тем не менее чуткое
ухо Скотта различало в этом свирепом реве новые нотки, которые только
одному ему чуть слышно говорили о том, что собака испытывает удо-
вольствие.
Время шло, и любовь, возникшая из склонности, все крепла и крепла.
Белый Клык сам начал чувствовать это, хотя и бессознательно. Любовь да-
вала знать о себе ощущением пустоты, которая настойчиво, жадно требовала
заполнения. Любовь принесла с собой боль и тревогу, которые утихали
только от прикосновения руки нового бога. В эти минуты любовь станови-
лась радостью - необузданной радостью, пронизывающей все существо Белого
Клыка. Но стоило богу уйти, как боль и тревога возвращались и Белого
Клыка снова охватывало ощущение пустоты, ощущение голода, властно требу-
ющего утоления.
Белый Клык понемногу находил самого себя. Несмотря на свои зрелые го-
ды, несмотря на жесткость формы, в которую он был отлит жизнью, в харак-
тере его возникали все новые и новые черты. В нем зарождались непривыч-
ные чувства и побуждения. Теперь Белый Клык вел себя совершенно по-дру-
гому. Прежде он ненавидел неудобства и боль и всячески старался избегать
их. Теперь все стало иначе: ради нового бога Белый Клык часто терпел не-
удобства и боль. Так, например, по утрам, вместо того чтобы бродить в
поисках пищи или лежать где-нибудь в укромном уголке, он проводил целые
часы на холодном крыльце, ожидая появления Скотта. Поздно вечером, когда
тот возвращался домой, Белый Клык оставлял теплую нору, вырытую в сугро-
бе, ради того, чтобы почувствовать прикосновение дружеской руки, услы-
шать приветливые слова. Он забывал о еде - даже о еде, - лишь бы побыть
около бога, получить от него ласку или отправиться вместе с ним в город.
И вот склонность уступила место любви. Любовь затронула в нем такие
глубины, куда никогда не проникала склонность. За любовь Белый Клык пла-
тил любовью. Он обрел божество, лучезарное божество, в присутствии кото-
рого он расцветал, как растение под лучами солнца. Белый Клык не умел
проявлять свои чувства. Он был уже немолод и слишком суров для этого.
Постоянное одиночество выработало в нем сдержанность. Его угрюмый нрав
был результатом долголетнего опыта. Он не умел лаять и уже не мог нау-
читься приветствовать своего бога лаем. Он никогда не лез ему на глаза,
не суетился и не прыгал, чтоб доказать свою любовь, никогда не кидался
навстречу, а ждал в сторонке, - но ждал всегда. Любовь эта граничила с
немым, молчаливым обожанием. Только глаза, следившие за каждым движением
хозяина, выдавали чувства Белого Клыка. Когда же хозяин смотрел на него
и заговаривал с ним, он смущался, не зная, как выразить любовь, завла-
девшую всем его существом.
Белый Клык начинал приспосабливаться к новой жизни. Так он понял, что
собак хозяина трогать нельзя. Но его властный характер заявлял о себе; и
собакам пришлось убедиться на деле в превосходстве своего нового вожака.
Признав его власть над собой, они уже не доставляли ему хлопот. Стоило
Белому Клыку появиться среди стаи, как собаки уступали ему дорогу и по-
корялись его воле.
Точно так же он привык и к Мэтту, как к собственности хозяина. Уидон
Скотт сам очень редко кормил Белого Клыка, эта обязанность возлагалась
на Мэтта, - и Белый Клык понял, что пища, которую он ест, принадлежит
хозяину, поручившему Мэтту заботиться о нем. Тот же самый Мэтт попробо-
вал как-то запрячь его в нарты вместе с другими собаками. Но эта попытка
потерпела неудачу, и Белый Клык покорился только тогда, когда Уидон
Скотт сам надел на него упряжь и сам сел в нарты. Он понял: хозяин хо-
чет, чтобы Мэтт правил им так же, как и другими собаками.
У клондайкских нарт, в отличие от саней, на которых ездят на Маккен-
зи, есть полозья. Способ запряжки здесь тоже совсем другой. Собаки бегут
гуськом в двойных постромках, а не расходятся веером. И здесь, на Клон-
дайке, вожак действительно вожак. На первое место ставят самую понятли-
вую и самую сильную собаку, которой боится и слушается вся упряжка. Как
и следовало ожидать. Белый Клык вскоре занял это место. После многих
хлопот Мэтт понял, что на меньшее тот не согласится. Белый Клык сам выб-
рал себе это место, и Мэтт, не стесняясь в выражениях, подтвердил пра-
вильность его выбора после первой же пробы. Бегая целый день в упряжке,
Белый Клык не забывал и о том, что ночью надо сторожить хозяйское добро.
Таким образом, он верой и правдой служил Скотту, и у того во всей упряж-
ке не было более ценной собаки, чем Белый Клык.
- Если уж вы разрешите мне высказать свое мнение, - заговорил как-то
Мэтт, - то доложу вам, что с вашей стороны было очень умно дать за эту
собаку полтораста долларов. Ловко вы провели Красавчика Смита, уж не го-
воря о том, что и по физиономии ему съездили.
Серые глаза Уидона Скотта снова загорелись гневом, и он сердито про-
бормотал: "Мерзавец!"
Поздней весной Белого Клыка постигло большое горе: внезапно, без вся-
кого предупреждения, хозяин исчез. Собственно говоря, предупреждение бы-
ло, но Белый Клык не имел опыта в таких делах и не знал, чего надо ждать
от человека, который укладывает свои вещи в чемоданы. Впоследствии он
вспомнил, что укладывание вещей предшествовало отъезду хозяина, но тогда
у него не зародилось ни малейшего подозрения. Вечером Белый Клык, как
всегда, ждал его прихода. В полночь поднялся ветер; он укрылся от холода
за хижиной и лежал там, прислушиваясь сквозь дремоту, не раздадутся ли
знакомые шаги. Но в два часа ночи беспокойство выгнало его из-за хижины,
он свернулся клубком на холодном крыльце и стал ждать дальше.
Хозяин не приходил. Утром дверь отворилась, и на крыльцо вышел Мэтт.
Белый Клык тоскливо посмотрел на погонщика: у него не было другого спо-
соба спросить о том, что ему так хотелось знать. Дни шли за днями, а хо-
зяин не появлялся. Белый Клык, не знавший до сих пор, что такое болезнь,
заболел. Он был плох, настолько плох, что Мэтту пришлось в конце концов
взять его в хижину. Кроме того, в своем письме к хозяину Мэтт приписал
несколько строк о Белом Клыке.
Получив письмо в Серкле, Уидон Скотт прочел следующее:
"Проклятый волк отказывается работать. Ничего не ест. Совсем приуныл.
Собаки не дают ему проходу. Хочет знать, куда вы девались, а я не умею
растолковать ему. Боюсь, как бы не сдох".
Мэтт писал правду. Белый Клык затосковал, перестал есть, не отбивался
от налетавших на него собак. Он лежал в комнате на полу около печки, по-
теряв всякий интерес к еде, к Мэтту, ко всему на свете. Мэтт пробовал
говорить с ним ласково, пробовал кричать - ничего не действовало: Белый
Клык поднимал на него потускневшие глаза, а потом снова ронял голову на
передние лапы.
Но однажды вечером, когда Мэтт сидел за столом и читал, шепотом бор-
моча слова и шевеля губами, внимание его привлекло тихое повизгивание
Белого Клыка. Белый Клык встал с места, навострил уши, глядя на дверь, и
внимательно прислушивался. Минутой позже Мэтт услышал шаги. Дверь отво-
рилась, и вошел Уидон Скотт. Они поздоровались. Потом Скотт огляделся по
сторонам.
- А где волк? - спросил он и увидел его.
Белый Клык стоял около печки. Он не бросился вперед, как это сделала
бы всякая другая собака, а стоял и смотрел на своего хозяина.
- Черт возьми! - воскликнул Мэтт. - Да он хвостом виляет!
Уидон Скотт вышел на середину комнаты и подозвал Белого Клыка к себе.
Белый Клык не прыгнул к нему навстречу, но сейчас же подошел на зов.
Движения его сковывала застенчивость, но в глазах появилось какое-то но-
вое, необычное выражение: чувство глубокой любви засветилось в них.
- На меня, небось, ни разу так не взглянул, пока вас не было, - ска-
зал Мэтт.
Но Уидон Скотт ничего не слышал. Присев на корточки перед Белым Клы-
ком, он ласкал его - почесывал ему за ушами, гладил шею и плечи, нежно
похлопывал по спине. А Белый Клык тихо рычал в ответ, и мягкие нотки
слышались в его рычании яснее, чем прежде.
Но это было не все. Каким образом радость помогла найти выход глубо-
кому чувству, рвавшемуся наружу? Белый Клык вдруг вытянул шею и сунул
голову хозяину под мышку; и, спрятавшись так, что на виду оставались од-
ни только уши, он уже не рычал больше и прижимался к хозяину все теснее
и теснее.
Мужчины переглянулись. У Скотта блестели глаза.
- Вот поди ж ты! - воскликнул пораженный Мэтт Потом добавил: - Я
всегда говорил, что это не волк, а собака. Полюбуйтесь на него!
С возвращением хозяина, научившего его любви, Белый Клык быстро при-
шел в себя. В хижине он провел еще две ночи и день, а потом вышел на
крыльцо. Собаки уже успели забыть его доблести, у них осталось в памяти,
что за последнее время Белый Клык был слаб и болен, - и как только он
появился на крыльце, они кинулись на него со всех сторон.
- Ну и свалка! - с довольным видом пробормотал Мэтт, наблюдавший эту
сцену с порога хижины. - Нечего с ними церемониться, волк! Задай им как
следует. Ну, еще, еще!
Белый Клык не нуждался в поощрении. Приезда любимого хозяина было
вполне достаточно - чудесная буйная жизнь снова забилась в его жилах. Он
дрался, находя в драке единственный выход для своей радости. Конец мог
быть только один - собаки разбежались, потерпев поражение, и вернулись
обратно лишь с наступлением темноты, униженно и кротко заявляя Белому
Клыку о своей покорности.
Научившись прижиматься к хозяину головой. Белый Клык частенько
пользовался этим новым способом выражения своих чувств. Это был предел,
дальше которого он не мог идти. Голову свою он оберегал больше всего и
не выносил, когда до нее дотрагивались. Так велела ему Северная глушь:
бойся капкана, бойся всего, что может причинить боль. Инстинкт требовал,
чтобы голова оставалась свободной. А теперь, прижимаясь к хозяину. Белый
Клык по собственной воле ставил себя в совершенно беспомощное положение.
Он выражал этим беспредельную веру, беззаветную покорность хозяину и как
бы говорил ему: "Отдаю себя в твои руки. Поступай со мной, как знаешь".
Однажды вечером, вскоре после своего возвращения, Скотт играл с Мэт-
том в криббедж на сон грядущий.
- Пятнадцать и два, пятнадцать и четыре, и еще двойка... - подсчиты-
вал Мэтт, как вдруг снаружи послышались чьи-то крики и рычание.
Переглянувшись, они вскочили из-за стола.
- Волк дерет кого-то! - сказал Мэтт.
Отчаянный вопль заставил их броситься к двери.
- Посветите мне! - крикнул Скотт, выбегая на крыльцо.
Мэтт последовал за ним с лампой, и при свете ее они увидели человека,
навзничь лежавшего на снегу. Он закрывал лицо и шею руками, пытаясь за-
щититься от зубов Белого Клыка. И это была не лишняя предосторожность:
не помня себя от ярости. Белый Клык старался во что бы то ни стало доб-
раться зубами до горла незнакомца; от рукавов куртки, синей фланелевой
блузы и нижней рубашки у того остались одни клочья, а искусанные руки
были залиты кровью.
Скотт и погонщик разглядели все это в одну секунду. Скотт схватил Бе-
лого Клыка за шею и оттащил назад. Белый Клык рвался с рычанием, но не
кусал хозяина и после его резкого окрика быстро успокоился.
Мэтт помог человеку встать на ноги. Поднимаясь, тот отнял руки от ли-
ца, и, увидев зверскую физиономию Красавчика Смита, погонщик отскочил
назад как ошпаренный. Щурясь на свету. Красавчик Смит огляделся по сто-
ронам. Лицо у него перекосило от ужаса, как только он взглянул на Белого
Клыка.
В ту же минуту погонщик увидел, что на снегу что-то лежит. Он поднес
лампу поближе и подтолкнул носком сапога стальную цепь и толстую палку.
Уидон Скотт понимающе кивнул головой. Они не произнесли ни слова. По-
гонщик взял Красавчика Смита за плечо и повернул к себе спиной. Все было
понятно. Красавчик Смит припустил во весь дух.
А хозяин гладил Белого Клыка и говорил:
- Хотел увести тебя, да? А ты не позволил? Так, так, значит, просчи-
тался этот молодчик!
- Он, небось, подумал, что на него вся преисподняя кинулась, - ух-
мыльнулся Мэтт.
А Белый Клык продолжал рычать; но мало-помалу шерсть у него на спине
улеглась, и мягкая нотка, совсем было потонувшая в этом злобном рычании,
становилась все слышнее и слышнее.
Часть пятая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ
Лето носилось в воздухе. Белый Клык почувствовал беду еще задолго до
того, как она дала знать о своем приближении. Весть о грядущей перемене
какими-то неведомыми путями дошла до него. Предчувствие зародилось в нем
по вине богов, хотя он и не отдавал себе отчета в том, как и почему это
случилось. Сами того не подозревая, боги выдали свои намерения собаке, и
она уже не покидала крыльца хижины и, не входя в комнату, знала, что лю-
ди что-то затевают.
- Послушайте-ка! - сказал как-то за ужином погонщик.
Уидон Скотт прислушался. Из-за двери доносилось тихое тревожное пос-
куливание, похожее скорее на сдерживаемый плач. Потом стало слышно, как
Белый Клык обнюхивает дверь, желая убедиться в том, что бог его все еще
тут, а не исчез таинственным образом, как в прошлый раз.
- Чует, в чем дело, - сказал погонщик.
Уидон Скотт почти умоляюще взглянул на Мэтта, но слова его не соот-
ветствовали выражению глаз.
- На кой черт мне волк в Калифорнии? - спросил он.
- Вот и я то же самое говорю, - ответил Мэтт. - На кой черт вам волк
в Калифорнии?
Но эти слова не удовлетворили Уидона Скотта; ему показалось, что Мэтт
осуждает его.
- Наши собаки с ним не справятся, - продолжал Скотт. - Он их всех пе-
регрызет. И если даже я не разорюсь окончательно на одни штрафы, полиция
все равно отберет его у меня и разделается с ним по-своему.
- Настоящий бандит, что и говорить! - подтвердил погонщик.
Уидон Скотт недоверчиво взглянул на него.
- Нет, это невозможно, - сказал он решительно.
- Конечно, невозможно, - согласился Мэтт. - Да вам придется специ-
ального человека к нему приставить.
Все колебания Скотта исчезли. Он радостно кивнул. В наступившей тиши-
не стало слышно, как Белый Клык тихо поскуливает, словно сдерживая плач,
и обнюхивает дверь.
- А все-таки здорово он к вам привязался, - сказал Мэтт.
Хозяин вдруг вскипел:
- Да ну вас к черту, Мэтт! Я сам знаю, что делать.
- Я не спорю, только...
- Что "только"? - оборвал его Скотт.
- Только... - тихо начал погонщик, но вдруг осмелел и не стал скры-
вать, что сердится: - Чего вы так взъерошились? Глядя на вас, можно по-
думать, что вы так-таки и не знаете, что делать.
Минуту Уидон Скотт боролся с самим собой, а потом сказал уже гораздо
более мягким тоном:
- Вы правы, Мэтт. Я сам не знаю, что делать. В том-то вся и беда... -
И, помолчав, добавил: - Да нет, было бы чистейшим безумием взять собаку
с собой.
- Я с вами совершенно согласен, - ответил Мэтт, но его слова и на
этот раз не удовлетворили хозяина.
- Каким образом он догадывается, что вы уезжаете, вот чего я не могу
понять! - как ни в чем не бывало продолжал Мэтт.
- Я и сам этого не понимаю, - ответил Скотт, грустно покачав головой.
А потом наступил день, когда в открытую дверь хижины Белый Клык уви-
дел, как хозяин укладывает вещи в тот самый проклятый чемодан. Хозяин и
Мэтт то и дело уходили и приходили, и мирная жизнь хижины была нарушена.
У Белого Клыка не осталось никаких сомнений. Он уже давно чуял беду, а
теперь понял, что ему грозит: бог снова готовится к бегству. Уж если он
не взял его с собой в первый раз, то, очевидно, не возьмет и теперь.
Этой ночью Белый Клык поднял вой - протяжный волчий вой. Белый Клык
выл, подняв морду к безучастным звездам, и изливал им свое горе так же,
как в детстве, когда, прибежав из Северной глуши, он не нашел поселка и
увидел только кучку мусора на том месте, где стоял прежде вигвам Серого
Бобра.
В хижине только что легли спать.
- Он опять перестал есть, - сказал со своей койки Мэтт.
Уидон Скотт пробормотал что-то и заворочался под одеялом.
- В тот раз тосковал, а уж теперь, наверное, сдохнет.
Одеяло на другой койке опять пришло в движение.
- Да замолчите вы! - крикнул в темноте Скотт. - Заладили одно, как
старая баба!
- Совершенно справедливо, - ответил погонщик, и у Скотта не было
твердой уверенности, что тот не подсмеивается над ним втихомолку.
На следующий день беспокойство и страх Белого Клыка только усилились.
Он следовал за хозяином по пятам, а когда Скотт заходил в хижину, торчал
на крыльце. В открытую дверь ему были видны вещи, разложенные на полу. К
чемодану прибавились два больших саквояжа и ящик. Мэтт складывал одеяла
и меховую одежду хозяина в брезентовый мешок. Белый Клык заскулил, глядя
на эти приготовления.
Вскоре у хижины появились два индейца. Белый Клык внимательно следил,
как они взвалили вещи на плечи и спустились с холма вслед за Мэттом, ко-
торый нес чемодан и брезентовый мешок. Вскоре Мэтт вернулся. Хозяин вы-
шел на крыльцо и позвал Белого Клыка в хижину.
- Эх ты, бедняга! - ласково сказал он, почесывая ему за ухом и гладя
по спине. - Уезжаю, старина. Тебя в такую даль с собой не возьмешь. Ну,
порычи на прощанье, порычи, порычи как следует.
Но Белый Клык отказывался рычать. Вместо этого он бросил на хозяина
грустный, пытливый взгляд и спрятал голову у него под мышкой.
- Гудок! - крикнул Мэтт.
С Юкона донесся резкий вой пароходной сирены.
- Кончайте прощаться! Да не забудьте захлопнуть переднюю дверь! Я
выйду через заднюю. Поторапливайтесь!
Обе двери захлопнулись одновременно, и Скотт подождал на крыльце, по-
ка Мэтт выйдет из-за угла хижины. За дверью слышалось тихое повизги-
ванье, похожее на плач. Потом Белый Клык стал глубоко, всей грудью втя-
гивать воздух, уткнувшись носом в порог.
- Берегите его, Мэтт, - говорил Скотт, когда они спускались с холма.
- Напишите мне, как ему тут живется.
- Обязательно, - ответил погонщик. - Стойте!.. Слышите?
Он остановился. Белый Клык выл, как воют собаки над трупом хозяина.
Глубокое горе звучало в этом вое, переходившем то в душераздирающий
плач, то в жалобные стоны, то опять взлетавшем вверх в новом порыве от-
чаяния.
Пароход "Аврора" первый в этом году отправлялся из Клондайка, и палу-
бы его были забиты пассажирами. Тут толпились люди, которым повезло в
погоне за золотом, люди, которых золотая лихорадка разорила, - и все они
стремились уехать из этой страны, так же как в свое время стремились по-
пасть сюда.
Стоя около сходней. Скотт прощался с Мэттом. Погонщик уже хотел сойти
на берег, как вдруг глаза его уставились на что-то в глубине палубы, и
он не ответил на рукопожатие Скотта. Тот обернулся: Белый Клык сидел в
нескольких шагах от них и тоскливо смотрел на своего хозяина.
Мэтт чертыхнулся вполголоса. Скотт смотрел на собаку в полном недоу-
мении.
- Вы заперли переднюю дверь? Скотт кивнул головой и спросил:
- А вы заднюю?
- Конечно, запер! - горячо ответил Мэтт.
Белый Клык с заискивающим видом прижал уши, но продолжал сидеть в
сторонке, не пытаясь подойти к ним.
- Придется увести его с собой.
Мэтт сделал два шага по направлению к Белому Клыку; тот метнулся в
сторону. Погонщик бросился за ним, но Белый Клык проскользнул между но-
гами пассажиров. Увертываясь, шныряя из стороны в сторону, он бегал по
палубе и не давался Мэтту.
Но стоило хозяину заговорить, как Белый Клык покорно подошел к нему.
- Сколько времени кормил его, а он меня теперь и близко не подпуска-
ет! - обиженно пробормотал погонщик. - А вы хоть бы раз покормили с того
первого дня! Убейте меня - не знаю, как он догадался, что хозяин - вы.
Скотт, гладивший Белого Клыка, вдруг нагнулся и показал на свежие по-
резы на его морде и глубокую рану между глазами.
Мэтт провел рукой ему по брюху.
- А про окно-то мы с вами забыли! Глядите, все брюхо изрезано. Должно
быть, разбил стекло и выскочил.
Но Уидон Скотт не слушал, он быстро обдумывал что-то. "Аврора" дала
последний гудок. Провожающие торопливо сходили на берег. Мэтт снял пла-
ток с шеи и хотел взять Белого Клыка на привязь. Скотт схватил его за
руку.
- Прощайте, Мэтт! Прощайте, дружище! Вам, пожалуй, не придется писать
мне про волка... Я... я...
- Что? - вскрикнул погонщик. - Неужели вы...
- Вот именно. Спрячьте свой платок. Я вам сам про него напишу.
Мэтт задержался на сходнях.
- Он не перенесет климата! Вам придется стричь его в жару!
Сходни втащили на палубу, и "Аврора" отвалила от берега. Уидон Скотт
помахал Мэтту на прощанье и повернулся к Белому Клыку, стоявшему рядом с
ним.
- Ну, теперь рычи, негодяй, рычи, - сказал он, глядя "на доверчиво
прильнувшего к его ногам Белого Клыка и почесывая ему за ушами.
ГЛАВА ВТОРАЯ
НА ЮГЕ
Белый Клык сошел с парохода в Сан-Франциско. Он был потрясен. Предс-
тавление о могуществе всегда соединялось у него с представлением о бо-
жестве. И никогда еще белые люди не казались ему такими чудодеями, как
сейчас, когда он шел по скользким тротуарам Сан-Франциско. Вместо знако-
мых бревенчатых хижин по сторонам высились громадные здания. Улицы были
полны всякого рода опасностей - колясок, карет, автомобилей, рослых ло-
шадей, впряженных в огромные фургоны, - а среди них двигались страшные
трамваи, непрестанно грозя Белому Клыку пронзительным звоном и дребез-
гом, напоминавшим визг рыси, с которой ему приходилось встречаться в се-
верных лесах.
Все вокруг говорило о могуществе. За всем этим чувствовалось при-
сутствие властного человека, утвердившего свое господство над миром ве-
щей. Белый Клык был ошеломлен и подавлен этим зрелищем. Ему стало страш-
но. Сознание собственного ничтожества охватило гордую, полную сил соба-
ку, как будто она снова превратилась в щенка, прибежавшего из Северной
глуши к поселку Серого Бобра. А сколько богов здесь было! От них у Бело-
го Клыка рябило в глазах. Уличный грохот оглушал его, он терялся от неп-
рерывного потока и мелькания вещей. Он чувствовал, как никогда, свою за-
висимость от хозяина и шел за ним по пятам, стараясь не упускать его из
виду.
Город пронесся кошмаром, но воспоминание о нем долгое время преследо-
вало Белого Клыка во сне. В тот же день хозяин посадил его на цепь в
угол багажного вагона, среди груды чемоданов и сундуков. Здесь всем рас-
поряжался коренастый, очень сильный бог, который с грохотом двигал сун-
дуки и чемоданы, втаскивал их в вагон, громоздил один на другой или же
швырял за дверь, где их подхватывали другие боги.
И здесь, в этом кромешном аду, хозяин покинул Белого Клыка, - по
крайней мере Белый Клык считал себя покинутым до тех пор, пока не учуял
рядом с собой хозяйских вещей и, учуяв, стал на стражу около них.
- Вовремя пожаловали, - проворчал коренастый бог, когда часом позже в
дверях появился Уидон Скотт. - Эта собака дотронуться мне не дала до ва-
ших чемоданов.
Белый Клык вышел из вагона. Опять неожиданность! Кошмар кончился. Он
принимал вагон за комнату в доме, который со всех сторон был окружен го-
родом. Но за этот час город исчез. Грохот его уже не лез в уши. Перед
Белым Клыком расстилалась веселая, залитая солнцем, спокойная страна. Но
удивляться этой перемене было некогда. Белый Клык смирился с ней, как
смирялся со всеми чудесами, сопутствовавшими каждому шагу богов.
Их ожидала коляска. К хозяину подошли мужчина и женщина. Женщина про-
тянула руки и обняла хозяина за шею... Это враг! В следующую же минуту
Уидон Скотт вырвался из ее объятий и схватил Белого Клыка, который рычал
и бесновался вне себя от ярости.
- Ничего, мама! - говорил Скотт, не отпуская Белого Клыка и стараясь
усмирить его. - Он думал, что вы хотите меня обидеть, а этого делать не
разрешается. Ничего, ничего. Он скоро все поймет.
- А до тех пор я смогу выражать свою любовь к сыну только тогда, ког-
да его собаки не будет поблизости, - засмеялась миссис Скотт, хотя лицо
ее побелело от страха.
Она смотрела на Белого Клыка, который все еще рычал и, весь ощетинив-
шись, не сводил с нее глаз.
- Он скоро все поймет, вот увидите, - должен понять! - сказал Скотт.
Он начал ласково говорить с Белым Клыком и, окончательно успокоив
его, крикнул строгим голосом:
- Лежать! Тебе говорят! Белому Клыку уже были знакомы эти слова, и он
повиновался приказанию, хоть и неохотно.
- Ну, мама! Скотт протянул руки, не сводя глаз с Белого Клыка.
- Лежать! - крикнул он еще раз.
Белый Клык ощетинился, привстал, но сейчас же опустился на место, не
переставая наблюдать за враждебными действиями незнакомых богов. Однако
ни женщина, ни мужчина, обнявший вслед за ней хозяина, не сделали ему
ничего плохого. Незнакомцы и хозяин уложили вещи в коляску, сели в нее
сами, и Белый Клык побежал следом за ней, время от времени подскакивая
вплотную к лошадям и словно предупреждая их, что он не позволит причи-
нить никакого вреда богу, которого они так быстро везут по дороге.
Через четверть часа коляска въехала в каменные ворота и покатила по
аллее, обсаженной густым, переплетающимся наверху орешником. За аллеей
по обе стороны расстилался большой луг с видневшимися на нем кое-где мо-
гучими дубами. Подстриженную зелень луга оттеняли золотисто-коричневые,
выжженные солнцем поля; еще дальше были холмы с пастбищами на склонах. В
конце аллеи, на невысоком пригорке, стоял дом с длинной верандой и мно-
жеством окон.
Но Белый Клык не успел как следует рассмотреть все это. Едва только
коляска въехала в аллею, как на него с разгоревшимися от негодования и
злобы глазами налетела овчарка. Белый Клык оказался отрезанным от хозяи-
на. Весь ощетинившись и, как всегда, молча, он приготовился нанести ей
сокрушительный удар, но удара этого так и не последовало. Белый Клык ос-
тановился на полдороге как вкопанный и осел на задние лапы, стараясь во
что бы то ни стало избежать соприкосновения с собакой, которую минуту
тому назад он хотел сбить с ног. Это была самка, а закон его породы ох-
ранял ее от таких нападений. Напасть на самку - значило бы для Белого
Клыка не больше не меньше, как пойти против велений инстинкта.
Но самке инстинкт говорил совсем другое. Будучи овчаркой, она питала
бессознательный страх перед Северной глушью, и особенно перед таким ее
обитателем, как волк. Белый Клык был для овчарки волком, исконным вра-
гом, грабившим стада еще в те далекие времена, когда первая овца была
поручена заботам ее отдаленных предков. И поэтому, как только Белый Клык
остановился, отказавшись от драки, овчарка сама бросилась на него. Он
невольно зарычал, почувствовав, как острые зубы впиваются ему в плечо,
но все-таки не укусил овчарку, а только смущенно попятился назад, стара-
|
