Карышев Валерий - Записки "бандитского адвоката" - Скачать бесплатно
вечески договориться со следователем, то получить могут его и гражданс-
кие жены, и невесты, которые формально не являются родственниками подс-
ледственного. Рассказывали, что иногда, за деньги, можно через следова-
теля получить свидание и в лучших условиях, то есть обычно твою невесту
или жену делают общественным защитником и дают ей пропуск в тюрьму, как
и адвокатам. И она, заполняя листовку на заключенного, вызывает своего
родственника в следственный кабинет. Здесь они разговаривают, часто за-
нимаются сексом. Иногда их ловят, бывают скандалы. Но практика общест-
венных защитников хотя и не часто, но все же существует.
АНЖЕЛА
Примерно года три назад в Бутырке был отдельный корпус для подс-
ледственных женщин, пока их не перевели в специальную женскую тюрьму СИ-
ЗО-6.
Но когда они еще находились в Бутырке, то общение с мужской половиной
практически было невозможно. Пожалуй, за исключением тех случаев, когда
они встречались в большом общем коридоре следственной части, вызываемые
на допросы со следователями или для встречи с адвокатами. Мне не раз
приходилось видеть заключенных-мужчин, которые жадным, пристальным
взглядом провожали женщин, которых вели конвоиры.
Женский контингент выглядел довольно пестро и по возрасту, и по внеш-
ности, и по статьям обвинения. Большая часть женщин от 19 до 30 лет про-
ходила по преступлениям, связанным с грабежом, наркотиками и бытовыми
убийствами.
Они были разными: симпатичные и веселые, ищущие приключений и подми-
гивающие мужчинам. Попадались и грустные, подавленные, прячущие свои ли-
ца при виде мужчин.
При всей кажущейся внешней строгости изоляции между мужчинами и жен-
щинами даже возникали заочно короткие тюремные романы.
Окна женского корпуса выходили во внутренний тюремный дворик, куда
смотрели и окна мужских камер. Трудно представить, как происходили зна-
комства: может, после случайных встреч в коридорах следственного корпу-
са, может, просто от мужчин присылалась малява и давала основание для
дальнейшей переписки.
В позднее вечернее время, после того как основная часть сотрудников
СИЗО, следователи и адвокаты уходили домой, вот тогда можно было прек-
расно слышать их переговоры и признания в любви. Когда я иногда почти
последним покидал СИЗО, то не раз слышал трогательные нежные слова или,
наоборот, ревнивые интонации и выяснения отношений порой даже между
людьми, которые друг друга и не видели.
Как рассказывали мои клиенты, так называемые женские услуги были до-
вольно распространенным явлением. Возможно, поэтому администрация СИЗО,
поняв, что бороться с этим бесполезно, настояла перед городскими властя-
ми на строительстве отдельной женской тюрьмы.
Как-то одному моему клиенту вертухай предложил такую ночную клубничку
по дешевке.
- Удалось мне прикормить тогда одного вертухая, - вспоминал заключен-
ный. - Он мне за лаве поставлял разную там жрачку, выпивку и сигареты.
(Такое явление не редкость для многих изоляторов, ведь контролеры полу-
чают очень скромный оклад и идут на "левые" запрещенные приработки. - В.
К.) Так вот вертухай сам предложил мне переночевать в "хате любви". Ког-
да наступил отбой, как мы и договорились, вертухай вызвал меня якобы для
перевода в другую камеру. Мы вышли в коридор и, пройдя мимо нескольких
камер, вошли в пустую небольшую, никем не занятую камеру. В ней стояли
только железные шконки и ничего больше. Закрыли меня там одного, а через
несколько минут привели девчонку-зечку и матрац бросили.
Моей сексуальной партнерше было года 2224, звали ее экзотически - Ан-
желой. Села она за грабеж, они с подругами обобрали какого-то пьяного у
одного из московских вокзалов. Анжела приехала в столицу из далекого ук-
раинского городка устроиться на работу, но у нее ничего не получилось.
Мы выпили с Анжелой немного спиртного, которое я заранее принес с со-
бой из камеры в резиновой грелке. Затем сразу приступили к любви. Анжела
в этом деле знала большой толк... Даже когда я уже выбился из сил, Анже-
ла вновь и вновь заводила меня, и мы снова начинали заниматься любовью.
В перерывах мы разговорились, оказывается, на такой путь Анжела стала
сама, добровольно. Вначале, как она объяснила, просто соскучилась по му-
жикам, а затем захотелось что-нибудь иметь на ларек или гостинцы с воли.
Но сумма, которую я заплатил вертухаю, была очень маленькой, а он, веро-
ятно, должен был разделить ее на три части: себе, конвоиру с женского
корпуса и самой Анжеле.
Наступило утро. Часов в пять-шесть за Анжелой пришел все тот же кон-
воир, а затем и меня вернул в мою хату. Я проспал потом почти целый
день, восстанавливая свое здоровье. Через пару дней я вновь договорился
о встрече с Анжелой. Так мы виделись еще несколько раз. Но я узнал, что
ее вызывал к себе и авторитет из соседней камеры. Тогда я прекратил с
ней всякие контакты. Потом узнал, что Анжелу перевели в зону, дали ей
шесть лет.
Любовные услуги мне оказывала потом другая зечка, Жанна. Она была цы-
ганочкой лет двадцати и сидела за распространение наркотиков. Деньги лю-
бовью она зарабатывала на "колеса" (колеса - наркотики, жарг.). В общем,
свою спортивную форму я поддерживал вплоть до своего суда...
Конечно, можно согласиться, что подобная практика женских услуг по-
рочна и преступна. Но ведь молодые люди месяцами и годами томятся в не-
воле... И другая проблема - СПИД как результат однополых сексуальных
связей...
Как-то я узнал, что в США существуют даже специальные колонии, в ко-
торых заключенным разрешают добровольно жить друг с другом в гражданском
браке. По данным американских экспертов, в колониях резко снизился про-
цент насилия, а среди лиц, выходящих на свободу, никто потом не был ули-
чен в изнасиловании.
ПРЕСС-ХАТЫ
В пресс-хатах заключенных подвергают физическому воздействию. Они мо-
гут существовать в каждом СИЗО и ИВС. По словам очевидцев, пресс-хаты -
это испытание, которое может выдержать далеко не каждый. Нужно быть
справедливым, что просто так в пресс-хату заключенного не отправляют.
Мне довелось видеть и с трудом узнать клиентов, которые проходили через
страшную процедуру.
Один из уголовных авторитетов, обвиненный в бандитизме и вымога-
тельстве, прошел через пресс-хату в одном из ИВС, когда был задержан по
президентскому указу. Вот что он рассказал:
- Сейчас трудно сказать, почему именно меня направили в пресс-хату.
Может, потому, что я оказал (вернее, попытался оказать) сопротивление
при аресте и при обыске на моей квартире. Может, из-за общего негативно-
го отношения ко мне оперов и следаков. Во всяком случае, когда меня при-
везли на первый допрос, который проводили сначала опера, то наши отноше-
ния сразу не сложились. Допрос они вели без протокола, и их интересова-
ло, где я прятал оружие и где скрываются остальные мои люди на свободе.
Но я не ответил ни на один их вопрос, и это просто привело их в ярость.
Затем пришел следак, начал вести протокол, но на вопросы отвечать я
отказался, сославшись на то, что показания буду давать на суде.
Следователь только зло прошипел, мол, не таких крутых обламывали.
Сразу после окончания допросов меня перевели в ИВС и поместили в от-
дельную камеру. Я вначале даже обрадовался, что буду коротать время
один. Но потом, когда внимательно огляделся и заметил, что в хате пол-
ностью отсутствуют постельные принадлежности, а на потолке расположен
достаточно массивный крюк, то понял, что угодил в пресс-хату, ведь по-
добные крюки запрещены в обычных камерах.
Вообще-то на физическую силу я не жалуюсь, борьбой раньше занимался,
но почувствовал я себя хреново: все, думаю, сейчас подвергнусь прессу.
Вечером дверь в камеру открылась, вошли четверо или пятеро ментов. У
двоих были резиновые дубинки, а один держал наручники. Не успел я даже
встать, как получил сильный удар по голове, от которого сразу упал. За-
тем посыпались удары другого мента, я только успевал закрывать лицо ру-
ками, так как били меня одновременно двумя дубинками. Мне сразу разбили
лицо, и сильно потекла кровь. Тогда они прекратили бить по голове, зас-
тегнули наручники и стали поднимать меня по крюку к потолку. Зацепив ме-
ня руками вверх, стали бить дубинками по пяткам. Боль была сильная, и
закрыться чем-либо у меня теперь не было возможности. Такая экзекуция
продолжалась минут двадцать - тридцать. Меня еле живого опустили вниз,
облили ведром холодной воды и перенесли в другую камеру. Примерно три
дня я приходил в себя. А когда появился следователь, я стал ему жало-
ваться, написал даже заявление о факте моего избиения. Он ответил, что
избили меня в камере другие заключенные.
Многие сокамерники когда узнали о прессхате, то говорили, что, мол,
мне еще повезло: иногда менты практикуют вызов заключенных по разным от-
делениям милиции, где имеются свои ИВС, а там либо сами избивают, либо
поручают это сделать сокамерникам.
Что касается официальных заявлений об избиении сотрудниками милиции
задержанных или подследственных, то, как показывает практика, такие дела
просто не возбуждаются, за редким исключением. Может, сейчас, когда
следственные изоляторы перейдут в ведение Министерства юстиции, картина
изменится. Время покажет.
А пока испытаний на долю заключенных выпадает более чем достаточно.
Жизнь подследственного в СИЗО целиком зависит от его администрации, от
следователя, который ведет дело. Если, скажем, необходимо какое-то воз-
действие на заключенного, то следователь может направить его не только в
пресс-хату, но и в хату, где сидят "петухи", в хату, где "синие" -
отъявленные представители уголовного мира, особенно если подследственный
относится к новой волне братков.
Если к подследственному имеется предвзятый и пристрастный интерес, то
в СИЗО практикуется смена камер и режимов. Только человек начинает бо-
лее-менее привыкать к "жильцам" камеры и заявлять свой авторитет, как
его тут же переправляют в другую камеру. И там все начинается г 5 новой,
с нуля: опять испытания, притирки, конфликты - и так продолжается беско-
нечно.
Иногда следователь специально, чтобы отсечь подследственного от его
адвоката, переводит его якобы для выполнения следственных действий в ка-
кой-либо ИВС отделения милиции. Были случаи, когда таких подследственных
прятали по отделениям милиции. Только приедешь в одно отделение, а его
уже перевели в Другое.
Когда я поступал в Московскую городскую коллегию адвокатов, один мас-
титый адвокат прекрасно сказал: "Вы знаете, адвокат - единственный чело-
век, который способен противостоять всей системе, которая направлена
против вашего клиента". На самом деле не секрет, что оперативники, ра-
ботники милиции, следователи, тюрьма, суды, которые иногда просто зашто-
пывают прорехи в Уголовном кодексе, а впоследствии и зона настроены про-
тив заключенного. И сила, на которую он может опереться, - только адво-
кат. Но адвокат - один, а против него - вся система.
"БАНКЕТ В БУТЫРКЕ"
Тюремный быт не обходится и без сенсаций. Один из крупных скандалов
произошел в мае 1994 года в Бутырке. В ее стенах была организована во-
ровская сходка, и в связи с ней проведена операция под кодовым названием
"Банкет". Провели ее спецслужбы России. В ходе операции было задержано
34 человека, семерых из которых оставили в Бутырке и возбудили против
них уголовные дела. Поэтому мне пришлось принимать участие в уголовном
деле, называемом "Банкет в Бутырке". Мне хотелось бы изложить свою вер-
сию этого нашумевшего события на основе материалов уголовного дела и бе-
сед с моими клиентами.
В середине мая в РУОП поступило сообщение от агента, внедренного в
банду, о том, что 20 мая в 23.00 группа преступных авторитетов соберется
у здания СИЗО-2 ГУВД Москвы и попытается незаконно проникнуть в тюрьму.
Цель визита - навестить некоторых авторитетов и передать им продукты,
спиртные напитки и наркотики. Возглавит эту группу авторитет по кличке
Сибиряк, который уже предварительно договорился с администрацией СИЗО.
Предполагаемое количество участников встречи 30-40 человек.
Сразу нужно сказать об утечке информации. Почему спецслужбы все же
узнали о готовящемся несанкционированном проходе в Бутырку? В свое время
в утечке информации Леонид Завадский обвинил Сергея Мансура, дескать,
якобы он сообщил милиции о предстоящей акции. Ходили слухи, что на самом
деле сходняк сдал человек, поставлявший наркотики. Можно было также
предположить, что Сибиряк, он же Сергей Липчанский, организовывая встре-
чу, особо это не скрывал и многим ворам в законе и авторитетам предлагал
в ней поучаствовать. Поэтому не исключено, что утечка информации прошла
именно по этому каналу. А возможно, что и через телефонные разговоры.
Вначале правоохранительные органы не стали верить сообщению, нас-
только оно было диким и совершенно нереальным. Однако руоповцы решили
проверить информацию, и вскоре она подтвердилась. Поскольку операция по
ликвидации имела колоссальное значение, то в ней участвовали ФСК, РУОП и
Следственный комитет МВД России, и она держалась в строжайшей тайне. Бы-
ло категорически запрещено информировать не только руководство СИЗО, но
также спецотряд "Альфа" и спецотряд СОБРа, которые должны были проник-
нуть на объект. О плане штурма они узнали только в самый последний мо-
мент.
Наружное наблюдение за следственным изолятором установили 20 мая во
второй половине дня, а штаб боевой операции размещался в приемной на-
чальника Следственного управления ГУВД Москвы, окна которого выходят на
Бутырку.
Операция требовала совершенно нетипичной подготовки и разработки спе-
циальной тактики, что заняло несколько дней. Дело в том, что открытая
атака бойцов спецназа моментально вызвала бы огонь охранников, располо-
женных на вышках, так как им предписывалось применять оружие при любом
несанкционированном вторжении на территорию СИЗО. Переговоры же с адми-
нистрацией СИЗО совершенно исключались, так как не было гарантии, что
она не привлечена к организации сходки преступных авторитетов. Поэтому
правоохранительные органы решили разработать особую операцию и ворваться
со стороны "коридора", используя при этом архитектурные особенности Бу-
тырки и слабые места в режиме и охране.
Первой проникнуть в СИЗО должна была "игла", состоящая из ударной ко-
манды оперативно-боевого подразделения "Альфа". Сразу было оговорено,
что оружие применять "Альфа" не имеет права. Поэтому, чтобы нейтрализо-
вать штатный персонал следственного изолятора, были применены секретные
спецсредства. Они представляли собой шумовые и световые раздражители,
нервно-паралитический газ, электрические разрядники.
Из рассказа свидетелей, проходивших по этому делу:
- Мы подъехали к главному входу в Бутырку примерно в 22.40 на "БМВ",
"мерседесе", "гранд-чероки", "форде", "мазде". Позже подъехал "лин-
кольн". Вышли мы на улицу, примерно 20-30 человек. Никто никуда не спе-
шил, спокойно вели себя, курили, стояли небольшой группой недалеко от
"линкольна" и наблюдали за обстановкой. Мимо несколько раз проезжала
патрульная машина милиции, но никакого внимания на нас не обращали. При-
мерно в полночь, через полтора часа, двенадцать человек из нас направи-
лись к воротам тюрьмы. Дежурные сотрудники тюрьмы открыли дверь и пропу-
стили нас в "коридор". Для страховки некоторые из нас имели портативные
японские рации, настроенные на машину, где сидели наши ребята. У них бы-
ли специальные приборы, которые "ловили" милицейскую волну, и в случае
какойлибо опасности могли бы моментально сообщить об этом. Кроме того,
один из нас имел два мобильных телефона. Мы захватили с собой продукты,
медикаменты, дезинфицирующие средства, спиртное и немножко наркоты, что-
бы поддержать своих друзей. Особого банкета там не планировалось. Хотели
навестить очень известного вора в законе Шакро-старшего - он же Шакро
Какачия - и нескольких ребят из солнцевской группировки. В основном пла-
нировалось все достаточно скромно: выпить, закусить, сообщить некоторые
новости. А потом они должны были отправиться по камерам, а мы - выйти на
волю и сесть в автомобиль. Вот какая была программа.
Мы вошли в помещение, специально приготовленное для нас. Помимо Сиби-
ряка, пришли Геннадий Шаповалов, Геннадий Авилов, Михаил Леднев. Позже,
когда было возбуждено уголовное дело по этому факту, всех их отнесли к
солнцевской группировке, "и у каждого нашли либо пистолет, либо наркоти-
ки, либо патроны.
К нам привели Шакро-старшего. Он был приятно удивлен, увидев перед
собой Сибиряка и других братков. Они тепло поздоровались, обнялись, по-
целовались. Сели, стали распаковывать угощение: коньяк, фрукты, стали
кушать и разговаривать. Подвели и других ребят - Мельникова и Цинцадзе.
Во многих газетах писали, что якобы пришли женщины обслуживать братков.
На самом деле ничего такого не было. Просто одному из арестованных, Вя-
чеславу Мельникову, разрешили встретиться с его беременной женой, с ко-
торой он уединился. Остальные тем временем спокойно беседовали, не по-
дозревая, что уже начался штурм спецназом Бутырки.
Версия оперативника, принимавшего участие в ту ночь в штурме Бутырки:
- После того как уголовные авторитеты прошли в следственный изолятор,
наши старшие руководители собрали нас и известили об особенностях этой
операции. Вначале, когда не знали подробностей, мы думали, что нас приг-
ласили для предотвращения либо бунта, который возник в стенах Бутырки,
либо готовящегося побега, для захвата его участников. Когда нам открыли
весь план, мы были практически в шоке. Руководство, которое находилось в
приемной ГУВД, в здании рядом с Бутыркой, приняло решение, чтобы всем,
кто прибыл, дали б минут сорок, но не больше, потому что боялись, как бы
непрошеные гости не совершили что-нибудь.
Получив приказ, мы моментально окружили всех оставшихся на воле и на-
ходящихся у машин братков и тут же положили всех на землю, предвари-
тельно обыскав. Тем временем шесть офицеров из "Альфы" ворвались на КПП.
Потом мы узнали, что первым контролером оказалась женщина, дежурившая у
главных ворот. Ее мгновенно прижали к стене, а вооруженный прапорщик,
который вышел нам навстречу, не успел расстегнуть кобуру и моментально
оказался на грязном полу - его уложили специальным приемом. Затем "игла"
проникла в здание тюрьмы, блокировала кабинет дежурного помощника на-
чальника СИЗО и ворвалась в помещение. Дежурный и его заместитель были
ошарашены при виде людей в камуфляжной форме да еще в черных масках. Ко-
манда была резкой и жесткой: на пол оба! Тут же штурмовики вручную уло-
жили и ночное начальство Бутырки.
Затем мы ворвались в комнату, где проходила сходка, и также уложили
всех на пол, заковали их в наручники. Всех стали снимать на видеопленку,
в частности того же Сибиряка и захваченных дежурных СИЗО. Одновременно
под стражу были взяты и сотрудники Бутырки: дежурный помощник начальника
тюрьмы Николай Заболоцкий и его заместитель Роман Бондарский, а также
контролеры, которые открыли двери преступным авторитетам: Игорь Савкин и
Николай Ерохин. Никто из задержанных сопротивления не оказал.
Когда уже прибыло еще одно подразделение на подмогу, у проникших в
Бутырку были обнаружены: у Геннадия Шаповалова самодельный револьвер и
три патрона, у Авилова - браунинг, у Леднева - наркотики.
Пока составляли протокол, проводили дознание задержанных, время шло
быстро. Примерно в четыре утра все бойцы спецназа покинули следственный
изолятор. Здесь нас ожидал сюрприз - у входа в тюрьму вдруг затормозил
джип, и из него выпрыгнули четверо дюжих ребят с квадратными челюстями и
совершенно спокойно, ничего не боясь, подошли к контрольно-пропускному
пункту и как ни в чем не бывало обратились к нам:
- В чем проблемы, начальник?..
Когда их задержали, выяснилось, что боевики просто прибыли решить ка-
кие-то непонятки в СИЗО. Интересно отметить, что уголовное дело было
возбуждено по факту инцидента в Бутырке, потому что эти люди никакого
криминала не совершили, хотя и участвовали в несанкционированном проник-
новении в Бутырку, то есть не было ни штурма, ни публичного подкупа кон-
воиров. Поэтому им и подложили эти незаконные предметы.
Сибиряка сразу же отправили в следственный изолятор "Матросская тиши-
на", но и там, как говорят, он пробыл не долго, потому что выявили по-
пытку подкупа одного из сотрудников "Матросской тишины", и Сибиряка пе-
ревели в Лефортово.
В это время в Лефортове сидели очень известные авторитеты Паша Ци-
руль, Марик Мильготин. До этого Марик - а я защищал одного из его по-
дельников, Леонида Сагамонова - никогда не слышал о Сибиряке, поэтому,
когда тот прибыл в Лефортово, ему нужно было установить, что это за Си-
биряк, кого знает, с кем работает, на чем авторитет сделал. Это очень
сильно волновало обитателей Лефортова, потому что не понятен был статус
Сибиряка: то ли он вор, то ли - нет. В те дни в Лефортове было какое-то
замешательство.
Уголовный мир тепло принял Сибиряка, и авторитет у него был велик.
Следствие по факту незаконного проникновения в Бутырку стал вести
Следственный комитет МВД РФ, находящийся в Лефортове. За два года
следствия планировалось осуществить образцово-показательный процесс над
его участниками. Однако, несмотря на жесткие допросы и на различные фор-
мы нестандартной деятельности следователей, процесс в итоге провалился.
Тверской суд Москвы вынес достаточно мягкий приговор. В итоге незаконно-
го проникновения в Бутырку Авилов и Шаповалов за хранение оружия получи-
ли по два года условно, с испытательным сроком на три года; Леднев за
хранение наркотиков отделался годом исправительных работ и сразу же был
амнистирован. Возможно, конечно, суд и догадался, что оружие и наркотики
были подброшены. Что касается администрации Бутырки, то дежурный помощ-
ник начальника Бутырки Заболоцкий за халатность был приговорен к году
исправительных работ, одновременно амнистирован. Его заместитель Бон-
дарский был оправдан, так как в ту ночь трудился на сборном отделении в
СИЗО и не был обязан следить за действиями контролеров. Контролеры Сав-
кин и Ерохин, обвиненные в превышении власти и признавшие свою вину, бы-
ли приговорены к реальным срокам наказания: каждый получил по году лише-
ния свободы. Они отсидели этот срок, находясь под следствием, поэтому их
сразу же освободили из-под стражи. Что касается Сибиряка, то его еще ра-
нее Тверской суд освободил под подписку о невыезде. Он куда-то исчез,
долго находился в федеральном розыске и, как говорят в криминальном ми-
ре, пропал. Может быть, его и убили.
Так закончилась история с "банкетом в Бутырке".
НАРКОТИКИ
Не так давно в Бутырке произошел еще один сенсационный случай, на сей
раз с адвокатом и вором в законе. Общеизвестно, что многие воры в зако-
не, особенно пиковые, то есть воры кавказского происхождения, употребля-
ют наркотики. В следственном изоляторе стало известно, что у авторитет-
ного вора Дато Ташкентского обнаружили наркотики. Началась оперативная
разработка, и вскоре выяснилось, что наркотики Ташкентский получает с
воли через своего адвоката. В следственном кабинете N 50 было установле-
но видеонаблюдение, там ожидали гостя. Им оказался московский адвокат
Андрей Чувилев, который действительно принес наркотики. Видеокамера все
это зафиксировала, и в момент передачи наркотиков были задержаны и Таш-
кентский и Чувилев. Против него было возбуждено уголовное дело, и он по-
лучил срок.
Однако известны и случаи, когда наркотики просто могут подбросить в
кабинет к адвокату. В подобной ситуации оказался и я. После случая с Чу-
вилевым я пришел в следственный изолятор навестить своих клиентов. Выз-
вал одного, другого, третьего, проработал. Очередь дошла до законника.
Ожидая, когда его приведут, я вышел в коридор пообщаться со своими кол-
легами. Вдруг вижу, что проходят два человека? камуфляжной форме, с ов-
чаркой. У меня сразу мелькнула мысль, что если они с собакой, значит, у
кого-то, возможно, будут искать наркотики. А почему - бы и не у меня?
Спускаюсь вниз, на второй этаж, пытаюсь позвонить в консультацию и
предупредить, что, возможно, меня попытаются задержать. После телефонно-
го разговора поднимаюсь на второй этаж. И что вижу? У моего кабинета,
где я должен принимать законника, вдруг появляются два человека, один из
которых держит видеокамеру. Первое, что приходит в голову, сейчас мне
подбросят наркотики и заснимут на видеокамеру. Естественно, бегу сразу к
дежурному и прошу объяснить, почему эти люди находятся возле моего каби-
нета. Дежурный начинает объяснять, что они якобы снимают учебный фильм.
А к этому времени по коридору уже ведут законника, Дато Р. Я волнуюсь,
говорю, что, пока эти люди не уйдут, я принимать клиента не буду. Все в
замешательстве. Появляются дежурные, администрация изолятора, все мне
что-то объясняют, но я стою на своем: пока люди с камерами не уйдут, за-
конника принимать не буду. Но сам я думаю, что даже если они и уйдут, то
могут появиться позже. Пытаюсь найти какого-нибудь знакомого адвоката,
чтобы тот меня подстраховал. Как назло, никого из знакомых рядом не ока-
залось.
Законника тем временем поместили в "стакан" (стакан - небольшая узкая
кабина-бокс для одного заключенного, жарг.). Обычно здесь подследствен-
ный ожидает вызова к следователю или к адвокату. Я продолжаю настаивать
на своих правах. Вскоре оператор с камерой ушел. Ввели законника. Я на-
чал объяснять ему ситуацию, он со мной согласился. Беседа не ладится. Я
вышел из колеи, не перестаю думать об опасности. Мне начинает казаться,
что вот сейчас в комнату ворвутся, что нас записывают, что глазок датчи-
ка противопожарной безопасности на самом деле объектив видеокамеры. Вре-
мя от времени подхожу к двери, прислушиваюсь, неожиданно открываю ее, но
пока там никого нет. Наконец наше свидание заканчивается. Естественно, я
ничего, не передал законнику, ничего от него не взял. Вышел в коридор,
чтобы сдать его, и тут к нам подошли трое. Двое из них забрали законника
и провели в соседний кабинет, чтобы тут же обыскать его, а третий, с ра-
цией в руках, направился вместе со мной к выходу.
Сдав талончик и получив документы, я двинулся по коридору. Человек с
рацией не отставал от меня. В голове сверлит только одна мысль: если
сейчас ничего не нашли, значит, еще могут подложить, значит, сейчас мо-
гут задержать. Нет уже никаких сомнений, что человек с рацией идет имен-
но за мной.
Я зашел в туалет, он остался ждать меня около дверей. Выхожу, он
опять пристраивается за мной. По кидаю, здание Бутырки, но он и на улице
не хочет со мной расставаться. На ступеньках его поджидал коллега в ка-
муфляжной форме, тоже с рацией. Мой сопровождающий вдруг кивнул и ска-
зал:
- Чистый.
Второй понимающе кивнул в ответ и пропустил меня вперед. Я сел в ма-
шину и отправился домой.
Адвокатам время от времени приходится подвергаться в СИЗО подобным
стрессовым ситуациям.
ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?
За многие десятилетия в тюрьмах накопилось более чем достаточно
серьезных, даже жизненно важных проблем. Одна из наиболее наболевших -
это перенаселение СИЗО и тюрем. Например, в той же Бутырке в камере об-
щей площадью 30 квадратных метров вместо 30 человек находится 100 - 120
заключенных. Трудно, но можно представить, в каких условиях они живут. В
летнее время в камерах царит невыносимая духота. Только в последнее вре-
мя разрешили приносить заключенным вентиляторы, но это совершенно не
улучшает жизненное пространство заключенных. Многие из них болеют тубер-
кулезом, венерическими заболеваниями, были случаи СПИДа. В тюрьмах высо-
кий процент смертности.
В Бутырской тюрьме большинство помещений находится в аварийном состо-
янии. Стены и потолки в широких трещинах, уже много лет не знала капи-
тального ремонта вечно протекающая крыша, давно прогнили стропила и в
любой момент могут рухнуть. Денег на ремонт у ГУИНа нет. Выделяемых го-
сударством средств хватает только на зарплату сотрудникам и питание под-
следственным. При нынешнем финансировании изоляторы в скором времени ос-
танутся без нормальной охраны. Контролеры из-за маленького жалованья вы-
нуждены зачастую оказывать подследственным различные услуги за вознаг-
раждение.
Наверное, подчинение тюрем ведомству внутренних дел все же нонсенс.
Правда, в последнее время наблюдаются подвижки в решении этого вопроса.
С момента вступления России в Совет Европы необходимо было выполнить
главные требования: провести реформу в уголовно-правовой системе. В свя-
зи с этим президент Ельцин издал специальный указ "О реформировании уго-
ловно-исполнительнои системы Министерства внутренних дел", согласно ко-
торому все тюрьмы, находившиеся ранее в юрисдикции МВД, переходят в ве-
дение Минюста. Однако документ вызвал далеко не однозначную реакцию в
этих ведомствах. МВД старается всячески затянуть передачу Главного уп-
равления по исполнению наказаний (ГУИН) и осуществить процедуру с наи-
меньшим материальным ущербом.
МВД сумело все же доказать, что такая передача должна носить поэтап-
ный, реформистский характер. Минюст же с этим категорически не соглаша-
ется. Однако вопрос передачи выявил многие проблемы, требующие решения.
Во-первых, отсутствие финансирования программы по строительству новых
тюрем и СИЗО, а денег, которые сейчас выделяются на нужды ГУИНа, едва
хватает на текущие расходы. Во-вторых, кадровый вопрос. Указ предусмат-
ривает, что структура ГУИНа ломаться не будет и все сотрудники сохранят
милицейские звания и льготы, но каких-либо нормативных актов на этот
счет нет. Сотрудники СИЗО и тюрем заявляют, что не хотят работать в
гражданском ведомстве. Многие сотрудники российских тюрем и СИЗО подали
заявления обувольнении. Некоторых все же удалось уговорить.
Конфликт, возникший в связи с передачей следственных изоляторов и тю-
рем в другое ведомство, принял настолько серьезный оборот, что для раз-
решения ситуации была создана правительственная комиссия во главе с
премьером Виктором Черномырдиным. Она разработала два варианта выхода из
кризиса: Минюст возьмет спорные объекты в аренду или же имущество при-
дется делить. Конечно, это правильно, когда тюрьмы и следственные изоля-
торы переходят в гражданское ведомство, и следователи и оперативные ра-
ботники уже не могут так влиять через свое ведомство на жизнь подс-
ледственных и заключенных. Но с другой стороны, на этот переход многие
эксперты смотрят достаточно скептически. Нечто подобное проводилось и в
1922 году, и в 1953 году. Однако тогдашний Минюст не смог своими силами
справиться с заключенными и вскоре вновь добровольно передал тюрьмы и
колонии МВД.
В 1998 году в России опять должны появиться арестные дома и исправи-
тельные центры, существовавшие еще до революции. Содержать в них будут
людей, совершивших не тяжкие преступления.
С января 1997 года был введен в действие новый Уголовный кодекс, ко-
торый предусматривает два относительно новых для России вида наказания:
"ограничение свободы" и "арест". Судьи приговаривают к ним за совершение
таких не тяжких преступлений, как неуплата налогов, незаконное предпри-
нимательство и другие. Но отдельных помещений для этих арестантов в сис-
теме исполнения наказаний нет. Они вынуждены делить камеру с наиболее
матерыми уголовниками, что на пользу им, естественно, не может пойти.
Поэтому МВД и Минюст разработали положение о так называемых арестных до-
мах и исправительных центрах - специальных заведениях, в которых будут
отбывать наказание арестанты. Дома практически не отличаются от тюрем и
СИЗО. Сидеть в них будут от одного до шести месяцев.
В новой реформе есть много существенных недостатков. Прежде всего это
касается ограничения прав и свобод заключенного. Так, например, во время
пребывания в арестных домах их обитателям запрещено вести переписку,
смотреть телевизор и слушать радио, не предусмотрены свидания и переда-
чи, словом, для спецконтингента арестных домов определяется режим более
строгий, чем для уголовников в обычных тюрьмах.
Исправительные центры будут напоминать закрытые в 1993 году так назы-
ваемые спецкомендатуры, где весь срок заключения приговоренные будут в
них жить, а работать - на воле. Поэтому исправцентры власти собираются
строить поблизости от промышленных предприятий, имеющих недостаток в
кадрах. Кроме того, зеков, осужденных к ограничению свободы, планируется
использовать и на общественно-полезных работах по благоустройству горо-
дов.
Трудно сейчас оценивать перспективы и эффективность будущей тюремной
реформы. Однако хочется верить и надеяться, что следственные изоляторы и
тюрьмы перестанут быть "тюремными университетами" для многих впервые по-
павших сюда людей, а также школой закаливания и выживания для многих
уголовных авторитетов.
Глава восьмая
ДЕЛА ФЭЭСБЭШНЫЕ
СПАСАЯ БЫЛОЙ ИМИДЖ
После 1991 года Федеральная служба безопасности не раз претерпевала
большие изменения. Прошла она через бесчисленные аттестации, сокращение
штатов, через бесконечные проверки на лояльность - все это, между про-
чим, накладывало отпечаток и на сотрудников аппарата.
Чем же занимается эта серьезная и солидная организация сегодня, то
есть как реагирует на растущую преступность в стране?
Приобщение органов госбезопасности в борьбе с организованной преступ-
ностью имеет свои основания. Со временем многим стало ясно, что МВД, во
всяком случае в одиночку, само не справится с оргпреступностью. С другой
стороны, не менее насущным было возродить прежний имидж КГБ. Поэтому
кто-то из государственных чиновников придумал, что с теми же милицейски-
ми функциями гораздо лучше справится спецслужба. А поскольку в новом
сознании людей органы госбезопасности ассоциировались с прежним их могу-
ществом, то к КГБ действительно отнеслись бы как к единственной реальной
силе, способной противостоять распространению вала преступности.
ФСК и ФСБ быстро адаптировались к новым условиям борьбы с оргпреступ-
ностью. В этих ведомствах созданы антитеррористический и антикоррупцион-
ный центры и другие специальные подразделения. В центре внимания этих
служб разработки наиболее громких значительных уголовных преступлений в
крупных масштабах, задевающих интересы госбезопасности. Они ведут, в
частности, борьбу с контрабандой, поставкой, хищением оружия в большом
количестве, с торговлей наркотиками, а также с взрывами, которые столь
часто раздаются в столице.
Криминал, а точнее, организованная преступность рассматривалась как
серьезная угроза госбезопасности страны еще раньше, когда в конце 80-х
годов по линии Пятого управления, так называемого политического сыска, а
впоследствии идеологического управления, было создано специальное под-
разделение. В его обязанности входила работа с ворами в законе и наибо-
лее крупными уголовными авторитетами. Никто не знает, в чем именно зак-
лючалась их деятельность, но, вероятно, она носила комплексный характер
и имела многопрофильное направление. Говорят, что велась и вербовка уго-
ловной элиты, и ее ликвидация. По крайней мере, до сих пор не стихает
ажиотаж вокруг мифа о "Белой стреле" - специальном подразделении, кото-
рое занималось ликвидацией воров в законе и уголовных авторитетов.
О причастности ФСБ к борьбе с крупными экономическими преступлениями
свидетельствует и такой факт. В 1992 - 1993 годах, когда в стране наме-
тился большой вывоз капитала за границу вследствие неправильной экономи-
ческой политики государства и отсутствия четких экономических законов,
то, говорят, ФСБ принялась вычислять те капиталы и тех лиц, которые вы-
возили награбленное, или, иными словами, нажитое криминальным путем, за
границу. С этой целью и было создано специальное подразделение - то ли в
недрах ФСБ, то ли разведки.
Конечно, ФСБ до сих пор сохранило присущую еще КГБ ауру всесильности
и таинственности. Например, в следственном изоляторе Бутырка идет допрос
законника. Присутствуют здесь и прокурор района, и следователи прокура-
туры, и оперативные работники Московского РУОПа. Вдруг один из них
представляется нам, адвокатам, как работник ФСБ. Его заявление вызвало,
конечно, некоторое недоумение. Собственно, с какой стати ФСБ будет зани-
маться не таким уж громким делом - похищением человека, в котором в дан-
ном случае обвинялся законник? Оказывается, это был сотрудник РУОПа, ко-
торый назвался сотрудником ФСБ для того, чтобы поднять свой авторитет в
глазах того же законника, показать ему свою значимость. Для нас, во вся-
ком случае, такой шаг был не понятен. Бывает и наоборот. Когда ФСБ зани-
малась делами курганской группировки, то ее сотрудники, напротив, стара-
лись представляться как сотрудники РУОПа, МУРа, иных милицейских органи-
заций. Хотя их принадлежность к смежной "конторе" была совершенно оче-
видна.
Среди братвы существовало поверье, что - не в обиду будет сказано
сотрудникам правоохранительных органов - с районными отделами РУВД они
разберутся, МУР просто обойдут, РУОПа испугаются, а вот с ФСБ и ФСК, по-
жалуй, шутить на станут - это для них очень опасная машина. Какой-то
страх перед ФСБ братва всегда испытывала.
ДЕЛО О ВОДКЕ "АБСОЛЮТ"
Мне приходилось работать с оперативной службой и следственной частью
ФСБ, участвовать в делах, главным действующим лицом которых выступала
влиятельная служба госбезопасности. Однако дела эти стоят как бы особня-
ком в моей адвокатской практике.
Предыстория этого уголовного дела связана с недавним близким окруже-
нием президента. В него входили руководитель Службы безопасности прези-
дента генерал Коржаков, директор Федеральной службы контрразведки Михаил
Барсуков и главный советник по спорту Шамиль Тарпищев. Тогда благодаря
влиянию на президента Тарпищеву удалось уговорить его предоставить опре-
деленные льготы по импорту спиртных и табачных изделий в Россию специ-
ально созданному Национальному Фонду спорта. В то время его возглавлял
председатель и одновременно президент банка "Национальный кредит", один
из сподвижников и друзей Шамиля Тарпищева Борис Федоров. Вся прибыль,
которую планировалось приобрести от импорта спиртных и табачных изделий,
должна была пойти на развитие спортивного движения в России. Однако ко-
лоссальные суммы шли людям, замешанным в этих операциях, и не доходили
до спорта.
Большую прибыль приносил импорт водки "Абсолют". Но многие коммерчес-
кие структуры, которые занимались этим легально, нашли хитроумный выход.
Водка под тем же названием стала изготовляться в Венгрии и ввозиться в
Россию. Это стало приносить огромные прибыли.
Может быть, и дальше все шло бы без изменений, если бы не произошел
определенный разлад в команде Бориса Федорова и Шамиля Тарпищева. Может
быть, поэтому, а может, и по какой другой причине, но коммерческими опе-
рациями по импорту этой водки заинтересовались спецслужбы, а точнее, ор-
ганы ФСК. Тогда такими коммерческими операциями могли заниматься только
доверенные люди, круг которых был очень узок. В него входил и мой буду-
щий клиент, Михаил П. Он был владельцем коммерческого предприятия сред-
него звена и одновременно служил в одной из охранных фирм, поскольку
имел разрешение на пользование огнестрельным оружием.
Однажды Михаил ждал из Венгрии груз с водкой "Абсолют". Груз пришел,
и несколько железнодорожных вагонов были направлены в специальный тамо-
женный терминал недалеко от города Владимира. По неизвестным причинам
товар попал в поле зрения местных чекистов. Когда сотрудник Михаила П.
направился во Владимир для растаможивания груза, то его задержали, а по-
том арестовали спецслужбы. Через несколько часов сотрудник Михаила ука-
зал на владельца груза. Вот что рассказал мне Михаил:
- Был летний будничный день, я, как обычно, пришел домой после работы
в охранной фирме пообедать. Жил я тогда с женой в Мытищах. Пришел, выло-
жил оружие - пистолет "ПМ" - и хотел было сесть за стол, как услышал
звонок в дверь. Я посмотрел в "глазок" и увидел, что там стоят люди в
штатском и работник милиции, который представился моим участковым. Я
спросил, не открывая дверь, кто они. И тут услышал голос за дверью одно-
го из них: "Скажи, что мы из ФСК". - "Мы из ФСК", - повторил тот.
Я удивился: при чем тут ФСК? И тут другой голос произнес: "Скажи, что
мы из Московской ФСК".
Мне это показалось очень подозрительным, и я позвонил своему знакомо-
му, полковнику Московского управления Федеральной службы контрразведки,
и попросил его срочно приехать ко мне домой. Это могли быть и переодетые
преступники, которые под видом сотрудников ФСК хотели вломиться ко мне.
Однако гости стали настойчиво требовать, чтобы я открыл дверь. Чуть по-
годя я им открыл. Они вошли, показали документы работников Владимирского
управления ФСК и сказали, что с санкции прокурора Владимирской области у
меня в квартире будет произведен обыск.
Начался обыск. Прежде всего их заинтересовали мои внешнеэкономические
контракты. Они тут же их забрали. Взяли пистолет. Я предъявил разрешение
на хранение оружия, но на них это не подействовало. Они надели мне на-
ручники.
Вскоре приехал мой знакомый полковник и предъявил свое служебное
удостоверение. "Что случилось с моим знакомым?" - спросил он.
И совершенно неожиданно руководитель оперативной группы владимирских
чекистов, капитан, отвел полковника на кухню, посадил за стол и заставил
написать на имя директора ФСК России докладную записку, почему тот в
служебное время находится в квартире подозреваемого в совершении прес-
тупления, то есть меня. Полковник не ожидал такого поворота дела: как
это капитан может приказывать полковнику?! Но тот мотивировал это тем,
что находится при оперативном исполнении своих служебных обязанностей, а
вот визит полковника носит не совсем понятный характер.
Полковник занервничал, попытался отшутиться, предложил лучше все это
замять, но капитан и его коллеги стояли на своем.
Вскоре меня доставили во Владимирское управление ФСК и стали тща-
тельно допрашивать. Чекистов в основном интересовал механизм получения
водки "Абсолют", документы и мои связи с Борисом Федоровым и еще с одним
крупным чиновником из Главного таможенного комитета, работающим в Моск-
ве. Мне даже стали угрожать, что если я не дам компромат на Бориса Федо-
рова или на этого чиновника, то меня привлекут к ответственности за
контрабанду спиртных напитков. Они показали Уголовный кодекс, где было
написано, что мне светит до десяти лет лишения свободы.
Я пал духом, понимая, что выхода у меня нет. Меня перевезли во Влади-
мирскую тюрьму и поместили в камеру.
ЕЗДИТЬ В ПРОВИНЦИЮ РИСКОВАННО
Через два дня после ареста Михаила в мою консультацию пришла его жена
для заключения со мной договора. Я был удивлен: зачем им нужен московс-
кий адвокат, если они уже пригласили в дело адвоката из Владимирской
коллегии. Но жена объяснила, что Владимир город небольшой, что все друг
друга знают и местный адвокат не проявляет должной активности, на кото-
рую она рассчитывала. Сам адвокат признался ей, что боится репрессий со
стороны правоохранительных органов. Поэтому было решено пригласить реши-
тельного, независимого защитника из Москвы.
Я прекрасно знал, по опыту моих коллег, что любая поездка в провинци-
альный город московского адвоката тоже сопряжена с опасностью, которая
поджидает его со стороны правоохранительных органов. Бывали случаи, ког-
да адвокатам, приехавшим в небольшие провинциальные города, сотрудники
милиции так и говорили: нам, мол, плевать, что вы московский адвокат, мы
сейчас в вашу машину положим наркотики и заберем вас. Чтобы избежать по-
добной опасности и подстраховаться, я решил поехать во Владимир на маши-
не своего клиента.
Путь до Владимира был долгим, более трех часов езды. Чтобы не риско-
вать, мы оставили машину на стоянке, взяли такси и доехали до здания Уп-
равления ФСБ. Оно находилось на одной из широких улиц Владимира и выгля-
дело довольно прилично по сравнению со стоявшими рядом убогими домишка-
ми. Огромное здание напротив ФСБ принадлежало бывшему облисполкому.
Когда мы подошли к Управлению ФСБ, сопровождавшие меня родственники
Михаила остались ждать у проходной, а я позвонил в дверь. Она момен-
тально открылась, я показал дежурному свое удостоверение, сказал, по ка-
кому делу прибыл:
- Могу я видеть начальника отдела капитана 3.? Он ведет это дело.
Дежурный взял удостоверение, молча сверил фотографию, посмотрев на
меня, и сказал:
- Одну минуту, сейчас я выясню.
Минут через пять он открыл окошко и сообщил, что следователь, капитан
3., сейчас меня примет.
Еще через несколько минут подошел высокий молодой человек, лет трид-
цати, назвал мою фамилию и сказал:
- Пройдемте со мной.
Я сразу понял, что он скорее всего один из подчиненных капитана.
Мы вошли в просторный кабинет, мне предложили сесть ближе к столу. Я
осмотрелся. Кабинет был выдержан в стиле застойных времен, даже портрет
Дзержинского по-прежнему висел на стене. Портрета Ельцина я не заметил и
подумал, что, наверное, Владимир относится к "красному поясу" России.
Казенная гэбэшная обстановка: допотопные шкафы, стеклянные витрины,
прикрытые плотной зеленой материей - и не видно, что там; на письменном
столе несколько телефонов, один, вероятно, напрямую связан с Москвой, с
центральным аппаратом ФСБ. Рядом на другом столе стоял факс и еще ка-
кая-то оргтехника.
Через несколько минут в кабинет вошел плотный коренастый мужчина, лет
тридцати пяти. Сухо поздоровался со мной, назвался капитаном 3. и попро-
сил меня предъявить документы. Кроме служебного удостоверения я предста-
вил ему ордер на ведение дела и командировочное удостоверение, которое я
заранее взял в Президиуме Московской городской коллегии адвокатов. Он
внимательно все прочитал и сразу же заявил:
- Ваш клиент, Михаил П., в общем-то не нуждается в защитнике, он от-
казался.
- А что, у вас есть какие-то письменные доказательства этого?
- Да нет, есть только запись в протоколе его первоначальных показа-
ний, что в услугах защитника он не нуждается.
Я знал, что этим стандартным приемом часто пользуются, стараясь вну-
шить своим подследственным, что защитник им совершенно не нужен, что ни-
какого зла ему не причинят, а только допросят. А защитник может только
все испортить. Бывает, что подследственные верят таким уговорам.
Я сказал следователю:
- Знаете, я, конечно, верю, что эту запись он сделал самолично, но
существует такой порядок: услышать отказ обвиняемого от него самого. Ес-
ли он от меня откажется, я тут же уеду.
Мое предложение явно не устраивало капитана. Он ответил после долгой
паузы:
- Сейчас попробую что-то решить.
Он нажал на кнопку и попросил кого-то немедленно зайти к нему. Через
несколько минут появился молодой человек, следом вошел мужчина постарше.
Молодой сотрудник чуть наклонился к капитану, и тот что-то прошептал
ему. Потом следователь что-то написал и протянул бумагу пожилому мужчи-
не. Я понял, что письменная информация касалась, конечно, меня, вероят-
но, он распорядился проследить за мной. Пожилой мужчина кивнул и вышел.
- Пестрые у вас сотрудники: один молодой, другой пожилой... - сказал
я.
- Да, - сказал капитан, - кстати, у пожилого звание полковника, а я
капитан - и им командую. А знаете ли вы, что впутались в довольно непри-
ятное дело?
- В каком смысле? - поинтересовался я.
- Как же, ваш подзащитный напрямую связан с господином Борисом Федо-
ровым, с председателем Национального Фонда спорта, вероятно, с Шамилем
Тарпищевым и со многими другими лицами.
- И что вы этим хотите сказать? - с иронией спросил я. - Вы собирае-
тесь всех их арестовать?
- Да нет, что вы! Мы не можем этого сделать, это не наша юрисдикция.
Но я тогда уже знал, что против Бориса Федорова строились какие-то
козни и что между ним и Шамилем Тарпищевым произошла ссора, и нетрудно
было догадаться, что такой накат на моего клиента был связан с заказом
влиятельных сил, стоящих за кем-то из них.
Я поинтересовался у капитана, могу ли я увидеть своего клиента.
- Конечно, - ответил он. - Записывайте адрес следственного изолятора.
- И он продиктовал мне адрес.
- Это что, Владимирский централ? - спросил я.
В знаменитой Владимирской тюрьме содержатся наиболее известные предс-
тавители преступного мира, опасные рецидивисты, так же, как и в "Белом
лебеде". Единственное отличие между ними в том, что Владимирский централ
крытая тюрьма. Сюда направляются особо опасные преступники, в приговоре
которым указывается их обязательное пребывание в крытой тюрьме.
- Нет, что вы! - сказал капитан. - Владимирский централ пока не для
него. У нас есть еще один следственный изолятор, вот туда вам и надо
ехать.
Я вышел из Управления ФСБ, вкратце передал родственникам Михаила, что
сейчас должен буду с ним встретиться и желания работать с адвокатами из
Москвы у него нет.
- Ну, это мы знали, - сказали они. - Они и местного адвоката пытались
так же удержать, но потом все же допустили к нему.
Я прекрасно понимал, что работать в небольшом городе, где все друг
друга знают, для многих адвокатов небезопасно. Не каждый возьмет на себя
смелость наступательно вести защиту своего клиента.
РОКИРОВКА НЕ ПОМОГЛА
Через некоторое время мы приехали в следственный изолятор. Это было
невзрачное серое здание, с высоким забором, сверху обтянутым колючей
проволокой, с вышкой и прожекторами.
Я беспрепятственно миновал проходную и оказался на третьем этаже, где
располагался дежурный отсек следственных кабинетов. Дежурный офицер взял
мои документы, разрешение на свидание и тут же вызвал дежурного по кор-
пусу. Через несколько минут тот пришел и с недоумением сказал:
- Странные они люди: дают вам разрешение, а сами сразу же забирают
подследственного к себе!
- Как? - спросил я.
- Они его только что забрали к себе на допрос в ФСБ, так что вам при-
дется вернуться туда.
Я понял ловкий ход капитана. Скорее всего, одному из своих сотрудни-
ков он приказал немедленно привезти Михаила на допрос. Так что я не уди-
вился бы, если бы, вернувшись в ФСБ, узнал, что его снова доставили в
СИЗО.
Но время терять было нельзя. Мы быстро сели в машину и поехали в Уп-
равление ФСБ.
Когда я вошел в кабинет, там уже сидели капитан с каким-то мужчиной и
о чем-то разговаривали. Я недоуменно сказал:
- Как же так получается, товарищ капитан, вы посылаете меня в СИЗО, а
клиента забираете на допрос!
- Во-первых, на допрос не я его вызвал, - сказал капитан, - а на-
чальник одного из оперативных отделов, и я был не в курсе дела. А вовто-
рых, сейчас он может с вами встретиться. Но я думаю, что от этого ничего
не изменится. - Он нажал на кнопку селектора и велел срочно доставить
моего клиента в кабинет.
Через несколько минут ввели Михаила. Мужчина лет тридцати - тридцати
пяти, с темными волосами, немного полноватый, удивленно посмотрел на ме-
ня, видимо подумав, что приехал очередной начальник или представитель из
Москвы. Но капитан тут же сказал:
- Представляю тебе твоего нового адвоката из Москвы. Ты же отказался
от защиты! Но порядок требует, чтобы я ненадолго оставил вас наедине, и
ты можешь сам сказать ему, что отказываешься от защиты.
Капитан и не думал скрывать своих намерений и прямо намекал моему
подзащитному, что тот должен отказаться от услуг адвоката.
Когда капитан вышел из кабинета, Михаил наклонился ко мне и прошеп-
тал:
- Они заставляют меня отказаться от защиты. Я, конечно, хочу адвока-
та, но боюсь, что ваше участие может слишком усложнить мое дело.
Я также шепотом ответил ему:
- Твое дело и так усложнено, и повредить себе ты уже не можешь хотя
бы потому, что уже арестован.
- Да, они меня сейчас обвиняют по одной статье, но собираются
предъявить и вторую.
- Какую?
- Незаконное хранение оружия.
- Пусть попробуют. Я разобью это обвинение в три минуты, - сказал я
уверенно.
Иначе я и не мог, потому что надо было както внушить уверенность кли-
енту в том, что участие адвоката в его деле не ухудшит, а, наоборот,
улучшит его позицию. Бывает, правоохранительные органы пытаются запугать
подследственного и внушить ему, что участие в деле адвоката излишне и
чревато неприятностями. В таких случаях приходится очень внимательно, с
четким психологическим расчетом, ненавязчиво убеждать клиента, что сот-
рудники правоохранительных органов вводят его в заблуждение, что его от-
каз только усугубит положение. Бояться ничего не надо. Нечто подобное я
попытался втолковать Михаилу.
В конце концов я сказал ему:
- Давай сделаем так. Ты не отказываешься от моего участия в деле. А
если уж ситуация очень сильно изменится, тогда сам решай, как быть, это
твое право.
Я догадывался, что кабинет прослушивается, и, как только мы умолкли,
дверь приоткрылась и вошел капитан:
- Вы закончили?
- Да, мы закончили, - сказал я.
- И какое ваше решение?
- Мой подзащитный считает, что ему нужен адвокат, поэтому будем рабо-
тать.
- Хорошо, это его воля, - зло взглянув на Михаила, сказал капитан. -
В таком случае, чтобы ваша поездка к нам не прошла впустую, мы сейчас
проведем очередной допрос для предъявления вашему подзащитному нового
обвинения.
Капитан сделал свое заявление с такой помпой, с таким непередаваемым
пафосом, что, возможно, и возымело бы психологическое воздействие на мо-
его клиента. Но я тут же подмигнул ему, мол, не бойся, все будет нор-
мально.
Капитан достал листок с заранее написанным текстом и зачитал: тако-
го-то числа Михаил П., придя в свою квартиру, имел при себе служебное
оружие - пистолет "ПМ" (пистолет Макарова), который он взял без разреше-
ния на работе, что категорически запрещается. Таким образом, его
действия подпадают под статью 218 Уголовного кодекса о незаконном хране-
нии оружия.
- Вам предъявляется такое обвинение. Слушаем ваши объяснения, - про-
изнес капитан.
- Могу я переговорить с подзащитным? - попросил я.
- Пожалуйста. - Но тут же, опередив меня, сказал: - Вот видишь, мы к
тебе относились нормально, ты сидел в хороших условиях, в камере у тебя
был спокойный сокамерник, мы тебя не напрягали. А теперь, когда ты нам
не доверяешь и привлекаешь к делу адвоката, от которого мы можем ожидать
чего угодно, мы вынуждены оформлять тебя по полной программе. Слов своих
мы на ветер не бросаем и предъявляем обвинение еще и по статье о неза-
конном хранении огнестрельного оружия. Будут еще и соответствующие изме-
нения в твоем содержании.
Капитан открыто и бесцеремонно оказывал психологическое давление на
моего подзащитного.
- Не бойся, Михаил, - сказал я. - Во-первых, статья совершенно к тебе
неприменима. Во-вторых, по этой статье полагается два года, а по статье
по контрабанде срок наказания значительно выше, поэтому статья по оружию
будет поглощена первой статьей. А чтобы не быть голословным, я сейчас
постараюсь убедить следователя, что вторая статья к тебе вообще неприме-
нима. - И я перешел в наступление. - Значит, так, мне стало совершенно
очевидно, что вы, как следователь, применяете к моему клиенту недозво-
ленные методы.
- Какие? - удивленно посмотрел на меня капитан.
- Вы оказываете на него психологическое воздействие, тем самым подав-
ляете его волю и в итоге получаете удобный для вас материал. Так вот,
этого не будет. Более того, в Уголовно-процессуальном кодексе, который
регламентирует весь процесс следствия, сказано, что следователь обязан
всесторонне и полно обследовать дело. В этой связи я предлагаю вам выс-
лушать нашу версию. Неприменима статья 218 по незаконному хранению ог-
нестрельного оружия к моему клиенту потому, что разрешение на ношение
оружия у него было правильно оформлено. Не так ли? А что касается того,
что он заехал домой на обеденный перерыв, так это ничем не регламентиро-
вано, поскольку его служебная деятельность, как мне известно, не имеет
четкого ограничения времени обеда.
- Но он же заехал, - сказал капитан, - домой, не выполняя служебные
обязанности!
- Ну и что? А где это записано, что если человек имеет разрешение на
ношение огнестрельного оружия, то не может носить его в неслужебное вре-
мя, в каком законе?
- Но существует официальная инструкция.
- Минутку, - перебил я его. - Ваша инструкция касается только вас.
Насколько мне известно, мой подзащитный в органах государственной безо-
пасности не служит, и применять эту инструкцию к нему невозможно. К нему
может быть применим только закон. А если вы будете настаивать на
предъявлении этого обвинения, то я немедленно обжалую ваше действие с
помощью прокурора города Владимира, а если понадобится, то и Генерально-
го прокурора.
Капитан понял, что адвокат попался не робкого десятка.
- Хорошо, - сказал он. - Сейчас мы прервем допрос и перенесем его на
завтра.
- Послушайте, - запротестовал я, - мы же только начали разговор, а вы
его уже прерываете. Я же приехал сюда за сто с лишним километров, из
Москвы, потратил более трех часов на дорогу. Неужели нельзя до конца
допросить моего подзащитного?
- Нет, - сказал капитан с явным превосходством, как хозяин положения,
- нельзя. А вы не волнуйтесь. Что касается вашего устройства, то мы вам
с этим поможем. Поселим в гостиницу.
Я прекрасно понимал, что стоит за такой помощью: не исключено, что в
гостинице против меня будет совершена очередная провокация или попытка
скомпрометировать меня.
- Большое спасибо за заботу, - ответил я, - но в гостинице я не нуж-
даюсь.
- Неужели вы на ночь глядя будете возвращаться в Москву?
- Наверное, я сам лучше решу, где мне останавливаться. По крайней ме-
ре, я не обязан ставить вас в известность о своем местоположении.
- Нет, конечно, но лучше вам все же остаться.
Он уже хотел рассказать мне о местной гостинице, но я перебил его и
снова сказал, что вопрос о своем местонахождении я способен решить сам.
"ВОЛГА" НАС ПРОВОРОНИЛА
Я прекрасно понимал, что, когда выйду из здания ФСБ, за мной сразу же
будет установлена слежка. Я был готов и к любой провокации. Вместе с
родственниками Михаила мы прошли несколько метров от здания ФСБ. Я сде-
лал вид, что у меня развязался шнурок на ботинке, наклонился и стал
быстро осматриваться, кто за нами идет. Из здания ФСБ шло несколько че-
ловек. Вон тот мужчина, пожалуй, последовал за нами, а может, те мужчина
с женщиной... Мы сели в нашу машину и выехали со стоянки. Я постоянно
смотрел в зеркало заднего вида, пытаясь обнаружить слежку. Но пока ниче-
го подозрительного я не замечал, "хвоста" за нами не было.
Мы выехали на трассу Владимир - Москва. Машин в вечернее время было
мало, и нетрудно было бы вычислить, кто за нами едет. Вскоре такая маши-
на замаячила сзади. Это была обычная серая "Волга" с владимирским номе-
ром, причем с двумя нулями впереди, да еще две антенны вверху - одна от
радиотелефона, другая для рации - прямо указывали на ее владельца: либо
МВД, либо ФСБ.
Я попросил водителя снизить скорость и пропустить "Волгу" вперед. Мои
попутчики тоже понимали, что за нами, вероятно, будет слежка. Машина нас
обогнала, и я успел заметить, что сидящие в ней люди с удивлением пос-
мотрели в нашу сторону. Следующий ход с их стороны - это остановка нашей
машины у поста ГАИ по указанию ФСБ для досмотра. А тут они могут позво-
лить себе и любую провокацию. Планы у капитана простые: создать головную
боль, заморочки для адвоката, чтобы поубавил свое рвение.
Мы ехали, и я внимательно всматривался в дорожные щиты, указывающие
расстояние до поста ГАИ. В конце концов я вот что придумал. Когда до
поста ГАИ оставалось двести метров, я попросил водителя остановиться.
- Вы понимаете, что на посту ГАИ нам могут устроить какую-нибудь про-
вокацию, - сказал я, - поэтому давайте сделаем вид, что у нас сломалась
машина.
Мы быстро сымитировали поломку машины, встали на обочине, включили
фары и стали голосовать, чтобы нас взяли на буксир. Моя уловка сводилась
к следующему: если мы привяжем нашу машину, скажем, к грузовику на близ-
ком к нему расстоянии, то гаишники сразу не разберут, что на буксире
идет именно наша машина, и могут ее пропустить.
Через некоторое время нам удалось прицепиться к грузовику, и мы,
включив аварийные огни, поехали в сторону поста ГАИ. Я, как и мои попут-
чики, напряженно всматривался вперед. Вскоре мы заметили, что действи-
тельно серая "Волга" с антеннами стояла в стороне, недалеко от поста
ГАИ, а человек в штатском с гаишником всматривались в даль. Так получи-
лось, что мы проехали пост ГАИ на высокой скорости, и они не заметили
нашу машину. Нам даже показалось это странным.
Приехав домой, я, конечно, не переставал думать, что еще может быть
предпринято против меня и Михаила. Но я решительно отогнал беспокойные
мысли и стал готовиться к делу. Поднял различные комментарии к статьям
по контрабанде, изучил разъяснения по данному предмету пленума Верховно-
го суда, порылся в журналах. Вскоре картина прояснилась окончательно. По
обвинению в контрабанде может быть привлечено только лицо, чья подпись
стоит на таможенных документах. Подписи же Михаила, как я знал, на доку-
ментах не было. Михаил был владельцем торговой фирмы, которой предназна-
чался груз, но не должностным лицом. Ответственность за перевозку и рас-
таможивание лежала на генеральном директоре, который, кстати, тоже был
под арестом. Выходило, что Михаил не мог быть обвиняемым по этому делу.
Такое резюме меня, конечно, взбодрило.
НАШИ КОЗЫРИ
Через несколько дней я снова отправился во Владимир. Я уверенно раск-
ладывал перед Михаилом наши козыри, доказывающие его непричастность к
данному уголовному делу. Следователь молча слушал.
На лице Михаила я прочел уверенность и надежду. Закончил я свою защи-
тительную речь перед следователем тем, что назвал дело явно сфабрикован-
ным.
- Мне неизвестны причины фабрикации, - сказал я. - Дело я собираюсь
обжаловать через местного прокурора, а если не поможет, то подам апелля-
цию в прокуратуру Москвы. Кроме того, я подам жалобу в суд на незаконный
арест моего клиента.
Я выжидающе посмотрел на следователя. Он вел себя уже иначе. Не знаю,
что повлияло на его поведение, но держался он более дружелюбно и менее
агрессивно.
- Мы не будем инкриминировать вам хранение оружия, - сказал он. - Я
посоветовался с прокурором. Вы действительно оказались правы. А что ка-
сается ваших замечаний, то тут будет решать суд. Моя задача провести
следствие, что в общем-то я и сделал. А дальнейшую судьбу вашего клиента
решит суд. Что же касается освобождения его из-под стражи, то освободить
его, конечно, надо, но это лишь мое личное мнение, - подчеркнул он.
Я понял, что, вероятно, существует какой-то заказ и кто-то стоит над
капитаном.
- Хорошо, - сказал я, - значит, будем подавать в суд.
Через некоторое время суд, как ни странно, вынес решение в нашу
пользу, и вскоре Михаил под крупную сумму залога был освобожден изпод
стражи. Семья была очень рада. Он вернулся в Москву. Время от времени мы
с ним приходили на допросы, которые становились все реже и реже.
|
