Боброва Е - Воспоминания мамлюка Рустама Раза, армянина - Скачать бесплатно

поскольку он закрывал на это глаза, я больше разговоров не
затевал.

Позже так попытались поступить со мной и во время коронационных
торжеств.

Еще давно Его величество заказал для меня два праздничных мундира
мамлюка, сшитых разными мастерами, один роскошнее другого. А
однажды вечером он вызвал меня в большой салон и в присутствии
высокопоставленных сановников подарил мне украшенный бриллиантами
кинжал. По всему чувствовалось, что я тоже должен занять свое
место в императорской свите. Откуда было мне знать, что для моего
отстранения придумываются самые разные причины. Я был так уверен
в своем участии, что однажды даже пошел к мосье Коленкуру, чтобы
посмотреть на свою парадную лошадь. Но Коленкур весьма
хладнокровно заявил, что для меня конь не предусмотрен и для
выяснения причины послал меня к старшему церемонимейстеру [26].
Этот повторил то же самое и посоветовал обратиться к Его
императорскому величеству. По его словам, распределение мест было
сделано самим императором.

Во время обеда я улучил минуту и попросил у Наполеона разрешения
принять участие в коронации. Император сказал, что это и его
желание тоже, и позволил мне пойти к Коленкуру и выбрать хорошего
жеребца. Но Коленкур продолжал стоять на своем. Не желая более
надоедать Его величеству, я решил обратиться к императрице. Она
великодушно согласилась переговорить с супругом и велела мне
ждать их после обеда в гостиной. В тот момент, когда Его
величество пил кофе, я неожиданно вошел к нему.

- Ну? - спросил Бонапарт. - Чего тебе?

Вмешалась Жозефина:

- Наш любимый Рустам очень огорчен. Ему не разрешают сопровождать
тебя в Нотр-Дам, В минуту опасности он всегда был рядом с тобой,
справедливость требует, чтоб он разделял и минуты твоей славы.

Бонапарт резко повернулся ко мне:

- Есть у тебя красивая форма мамлюка?

Я напомнил ему:

- Даже две.

- Иди надень и покажись.

Через мгновение я предстал перед его глазами в сверкающих, как
солнце, одеяниях. Он и императрица нашли мою форму великолепной
и, вызвав мосье Коленкура, распорядились выдать мне коня. Когда
последний заметил, что я не могу участвовать в коронации, ибо по
этикету в коронационных процессиях мамлюков не бывало, Наполеон
решительно заявил:

- Он должен присутствовать везде...

Так мне посчастливилось проводить императора в Нотр-Дам, причем я
чувствовал себя особенно счастливым оттого, что сумел устранить
все воздвигнутые на моем пути препятствия.

В гардеробной был парень, который три дня разнашивал для
Бонапарта новые туфли и сапоги. Звали его Жозеф.

Шел 1811 год, император был в Париже. Однажды утром он совершал
туалет в присутствии старшего дворецкого и врача, когда в салон
вошел сапожник Жак. Император не заставил его долго ждать:

- Пожалуйста, можете брать мерку.

- С удовольствием, сир, будьте уверены, останетесь весьма
довольны.

- А сколько я должен заплатить?

- Двенадцать франков, мне кажется, совсем не дорого...

- Как не дорого, для такого маленького размера даже слишком
дорого. Другие, правда, берут тринадцать, но чтобы не обидеть
вас, я распоряжусь, чтобы вам заплатили двенадцать.

Когда сапожник ушел, Его величество спросил:

- Как звали этого молодого человека? Он истинный француз.

Но потом выяснилось, что туфли ему жмут, и нам пришлось отдать их
на разнашивание Жозефу из гардеробной...

Сморгони [27] - польский город, славящийся дрессировщиками
медведей. Мы остановились там во время отступления из России.
Стояли жестокие морозы, дороги были покрыты таким слоем снега и
льда, что стали совсем непроезжими. Его величество шагал,
опираясь на толстую палку. Однако, несмотря на плохие дороги,
через час по прибытии в Сморгони Наполеон сказал мне:

- Рустам, приготовь экипаж, скоро выезжаем. Найди Меневаля и
возьми у него все деньги, какие есть.

Мосье Меневаль вручил мне шестьдесят тысяч франков золотом,
которые были предназначены на нужды Его величества[28]. Сумму эту
я прежде всего разделил на три части, первую спрятал в коробке,
вторую в разрисованном кувшине и третью - в больших гильзах с
двойным дном. Потом все это запер в тайнике экипажа и держал ключ
у себя. В дороге за коней платил старший конюший. Я, конечно,
закупил продовольствие, но мы не смогли его съесть, потому что
вся еда замерзла, а бутылки с вином лопнули на морозе.

Наш быстрый отъезд вызвал у всех тревогу и у меня выпытывали,
мол, о чем говорит и думает император.

Наконец вечером к девяти часам мы выехали в сопровождении трех
гренадерских рот[29] . В экипаже Его величества сидел старший
конюший. Маршал Дюрок и Лобо[30] были в санях. Вместе с польским
офицером Воншовичем, переводчиком Бонапарта, я ехал впереди.

Было очень поздно, когда мы подъехали к первой станции [31].
Примерно треть наших значительно отстала. Я сошел с коня по нужде
и заметил в ближайшей хижине слабый огонек. Войдя в дом, чтобы
зажечь мундштук, я увидел растянувшихся на соломе нескольких
мужчин. Одного из них я сразу узнал - то был офицер полиции
императорской охраны. Увидев меня, он очень удивился:

- Каким ветром вас сюда занесло?

Я сказал, что нахожусь здесь с императором.

- Хорошо, что вы не прибыли раньше, - обрадовался он, - всего час
назад казаки с криками "ура!" напали на село.

Снова я сел на коня, и мы продолжили путь. Нас сопровождали
только несколько поляков, оставшихся от трех эскадронов. Лошади
падали, и никакая сила на свете не могла заставить их подняться,
так что на следующей станции у нас уже и сопровождающих не
осталось.

Наконец добрались мы до Вильны, но Наполеон в город не вошел. В
окрестностях города [32], на обочине дороги, ведущей во Францию,
был домик, в котором он остановился, и велел вызвать к себе мосье
Маре, герцога Бассано, находившегося в Вильне. Он тотчас же
явился и пробыл у Наполеона больше часу. Наполеон почти ничего не
ел, потому что наш провиант был несъедобен. Мосье Маре
предоставил императору своих шестерых коней и кучера. На рассвете
мы вошли в Ковно, переночевали в трактире, хозяином которого был
француз. В честь Наполеона в камине развели сильный огонь и
сварили вкуснейший обед. Едва мы успели перевести дух, как
пришлось снова сесть на коней. Далее мы остановились в небольшом
селении, где Наполеон позавтракал и занялся своим туалетом. Я
взял с собой три смены белья и так как грязное белье не хотелось
таскать с собой, то отдал трактирщице. Тут же все присутствующие
бросились к белью и растаскали его по кусочкам.

В дороге император распорядился выдать Коленкуру денег. Я открыл
свой разрисованный кувшин и спросил, сколько дать. Наполеон
вырвал у меня из рук кувшин и опорожнил его прямо в шапку
старшего конюшего. Но я попросил, чтобы сумма на всякий случай
была уточнена. Коленкур высыпал золотые монеты на стол и по одной
пересчитал их.

В этом же трактире мы оставили свои экипажи и пересели в сани.
Его величество вместе со старшим конюшим сели в первые, крытые
сани, маршал Дюрок и польский офицер - во вторые, а я вместе с
генералом Лефевром-Денуэтом[33] - в третьи. Императорские сани
ехали очень быстро, и мы примерно на полдня отстали от них. Но на
первой же станции я нашел письмо Наполеона дворцовому маршалу, в
котором он приказывал приложить все усилия, чтобы мы с Воншовичем
как можно скорее доехали до Франции.

Дворцовый маршал предоставил нам более легкие сани, но мы только
на следующий день добрались до Варшавы и присоединились к
императору. Он пообедал и принял разных сановников, в том числе
архиепископа де Малина. Снова на санях продолжили мы путь и
приехали в Познань. Местные власти явились в трактир и нанесли
визит императору.

Увидев меня, мэр города воскликнул:

- Господин Рустам, вы обморозили лицо!

Удивительно, что я этого не заметил. Мэр послал человека,
принесли пузырек какой-то жидкости, которой он посоветовал в день
несколько раз натирать лицо и самое главное, близко к огню не
садиться. По правде говоря, я перепугался и сразу же приступил к
лечению. И хотя жидкость была прозрачна, как слеза, от нее мой
нос стал шафранно-желтым. Даже император не смог сдержать
удивления:

- В каком ты состоянии, Рустам!

Когда я сказал, что обморозил лицо, он тоже посоветовал не
садиться близко к огню и даже предупредил, что у меня может
отвалиться нос.

На следующий день во время утреннего туалета Наполеон принял
саксонского короля, который предложил свой удобный экипаж. Его
величество отказался, сказав, что на санях он доедет быстрее. В
конце беседы и король тоже заметил:

- Бедный Рустам, мороз обезобразил его лицо!..

Прошло несколько часов, и нас догнал дворцовый маршал,
Лефевр-Денуэт, польский офицер и все прочие, отставшие от нас.

Мы намерены были ехать в Эрфурт, но в Дрездене, где Сен-Эньян[34]
был послом, мы сделали передышку. Император приказал послать
экипажи в Эрфурт, где он отобедал и совершил туалет. Скоро
пересланные послом экипажи прибыли, Его величество, как обычно,
усадил возле себя старшего конюшего, и мы помчались вперед.

В Майнце мы встретили адъютанта Бонапарта, господина Монтескье.
Император упрекнул его:

- Наконец-то вы явились, Монтескье. Смею заметить, вы отнюдь не
торопились.

- Простите, сир, было чрезвычайно холодно, и лошадей тоже не
нашлось...

- Ладно, ладно, ничего страшного не случилось, продолжим путь
вместе.

Но в Мойе экипаж Его величества сломался. Пришлось взять
кабриолет почтового смотрителя, куда по-прежнему сели император и
старший конюший. Наполеон поручил мне взять все его бумаги и
положить в другой экипаж.

Мы уже приехали в Париж, подошли к дворцу Тюильри, но часовой не
хотел нас впускать. Бонапарт смутился:

- Мерзавец, ты не позволяешь мне войти к себе в дом?

Он так скрутил бедняге ухо, что тот наконец признал нас [35].

Еще никто из камердинеров не успел приехать, и я помог ему
раздеться. Перед тем как уснуть, он мне сказал:

- Рустам, иди отдыхай несколько дней и скажи своему тестю, чтобы
явился во дворец.

А наутро он заметил моему тестю:

- Рустам чересчур устал, но у него и в самом деле крепкое
здоровье.

Через два дня я вернулся к своим обязанностям и по-прежнему стал
участвовать в утренних туалетах. Корвизар тоже бывал там.

При виде моего почерневшего, как уголь, носа Его величество
поручил Корвизару обследовать меня и сказать, нет ли серьезной
опасности. После тщательного осмотра Корвизар сказал:

- Нет, сир, никакой опасности нет, но если даже нос отвалится, мы
его снова пришьем.

-----------------------------------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Жан Никола Корвизар (1751-1821) - семейный врач Бонапартов, а
после коронации Наполеона - его личный врач (пер.).

[2] Луи-Антуан Фовлье де Бурьенн (1769-1834) - французский
офицер, участвовал с Бонапартом в итальянском и египетском
походах, оставил очень содержательные воспоминания (пер.).

[3] Находящийся недалеко от Вены дворец 18 века, был королевской
резиденцией (пер.).

[4] Одноименный лес и пруд в Мельмезоне (пер.).

[5] Старое название Каунаса.

[6] И в самом деле, он - таки обнаружил в саду мину (подл.).

[7] Хьюг-Бернар Маре, герцог Бассанский (1763-1839) - видный
французский политический деятель, государственный секретарь,
министр иностранных дел, при Луи Филиппе состоял на
дипломатической службе (пер.).

[8] Речь идет, по-видимому, о генерале Гийо, но описанный случай
совершенно не вяжется с тем авторитетом, которым пользовался
Клод-Этьен Гийо (1763-1837). В 1813 г. он даже удостоился титула
графа (изд.).

[9] Городок на месте слияния рек Сены и Цои, где 18 февраля 1814
года Наполеон победил объединенную армию Шварценберга (пер.).

[10] Дачные места недалеко от Парижа, здесь во дворце любил
отдыхать Наполеон (пер.).

[11] Бизуар был казначеем прихода Национального банка Франции
(издат.).

[12] Доктор Ланфранк был военным врачом Наполеона (изд.).

[13] Начиная с этого отрывка, почерк уже не Рустама (изд.).

[14] Граф Жан Рапп (1772-1821) - французский генерал, который
отличился во время итальянского, египетского походов и особенно в
Гданьске, где, перед тем как попасть к русским в плен, был
управляющим. Он первый принял мамлюков в Марселе, составил из них
роты (пер.).

[15] Известный бриллиант в 136 каратов французской королевской
короны, приобретенный в 1717 г. Филиппом Орлеанским (пер.).

[16] Известно, что в 1802 г. граф де Лавалет был главным
управляющим почтового ведомства (издат.).

[17] Барон Клод Франсуа де Меневаль (1778-1850) был личным
секретарем Наполеона (издат.).

[18] Средневековый замок недалеко от Парижа, в одноименном лесу,
там и до сих пор любят отдыхать французские президенты (пер.).

[19] Бонапарт играл очень азартно и любил плутовать.
Поговаривали, что если даже Его величество будет играть на бобы,
он все равно будет плутовать (подл.).

[20] Анри Готье, граф Бертран (1773-1844) - был одним из
преданных Бонапарту генералов, поехал с ним на Эльбу и Св. Елену,
а после смерти Наполеона перевез его прах в Париж (перев.).

[21] Об этом я узнал потом и слишком поздно (подл.).

[22] Шарль-Филипп Артуа (1747-1836) - из древнего королевского
рода, в 1824 году сел на престол и процарствовал до 1830 года
(пер.).

[23] Барон Буйери был главным имперским казначеем (издат.).

[24] Барон Дюбуа был акушером-хирургом императрицы (издат.).

[25] Графиня Монтескье была нянькой-гувернанткой двора (издат,).

[26] В то время придворным церемонимейстером был Луи-Филипп де
Сегур (1753-1830), который с 1813 года стал сенатором и написал
свои знаменитые "Мемуары" (издат.).

[27] За два дня до Сморгони мы были в Моподечно, где император
попрощался со своей армией. Здесь был составлен последний, 29-ый
тайный бюллетень армии (подл.).

[28] Фредерик Массон по-своему уточняет приведенный Рустамом
факт, основываясь на следующей записи в счетных книгах Меневаля:
"5-го декабря, в Сморгони на нужды Его величества выдано Констану
14000 франков". Это означает, что деньги были выданы не Рустаму,
а Констану, Путаницы с именами не могло быть, потому что записям
Меневаля предшествуют расчетные записи, произведенные в тот же
день 5 декабря и подтвержденные подписью Наполеона (издат.).

Здесь как и в других примечаниях, очевидна тенденция французских
издателей всячески умалить роль Рустама. Между тем дальнейшие
страницы мемуаров подтверждают фактами, что Наполеон не только
доверил Рустаму крупную сумму, но и видно, какую часть этих денег
и на что он потратил (перев.).

[29] Их солдатами были в основном поляки, а позже кавалеристы
неаполитанского королевского войска (подл.).

[30] Жорж Мото, граф Лобо (1770-1833) был видным военачальником,
отличился, в частности, в сражении при Аустерлице, Иене, в
русском походе. Во времена Луи-Филиппа стал маршалом (пер.).

[31] Это было в Компраное, которое многие называют Османьяной
(подл.).

[32] Эта местность называлась Миедники. Император послал Маре к
Мюрату сообщить, что Вильна обеспечена боеприпасами. Здесь
нарушилась связь между Сегуром и Его величеством, поскольку
Наполеон срочно выехал в Париж (подл.).

[33] Граф Шарль Лефевр-Денуэт (1773-1822) - генерал
наполеоновской армии, участвовал в испанском, немецком и русском
походах. После падения Бонапарта бежал в Соединенные Штаты.
Получив разрешение Людовика XVIII, решил вернуться на родину, но
корабль, на котором он возвращался, потерпел кораблекрушение, и
он погиб (пер.).

[34] Барон де Сен-Эньян - старший конюший Бонапарта, при
герцогском дворе саксонов был полномочным послом (издат.).

[35] Император вошел в Париж неожиданно, 19 декабря, через два
дня после опубликования 29 бюллетеня (подл.).

----------------------------------------------------------------


ГЛАВА V

В Ульме [1]. Бонапарту грозит опасность. Смерть полковника
Лаке [2] . Строительство моста через Дунай. Остров Лобо[3] .
Императорский туалет под открытым небом, В Эслинге [4]. Гибель
маршала Ланна [5] . Горе Наполеона. В Эбердорфе. Мой белый
тюрбан становится мишенью для неприятеля, и пуля едва не
попадает в стоявшего рядом со мной Наполеона. Олени острова
Лобо. Массена [6] получает ранение. В Ваграме. Снаряд делит
пополам экипаж Массена. Русский поход. Из Москвы до Молодечно.
Солдаты грабят съестные припасы Наполеона. Заявление Бонапарта
по этому поводу. Бонапарт и маршал Бертье.
---------------------------------------------------------------

Во время сражения при Ульме Наполеон постоянно находился в самых
опасных местах под градом пуль и снарядов. Неаполитанский король
и князь Бертье взяли коня Его величества за повод, чтобы вывести
с линии огня. Они в один голос сказали:

- Сир, здесь вам не место.

Бонапарт ответил:

- Мое место везде. Оставьте меня в покое. Мюрат, переходите к
исполнению своих обязанностей.

Вечером, перед сражением, я встретил мосье Лаке, которого я
хорошо знал. Он всегда симпатизировал мне. Лаке был полковником,
а ранее - адъютантом Бонапарта. Он был высокий, худой, с резкими
чертами выразительного лица. Одно время он был близок с Моро[7],
поэтому потерял расположение императора и остался в должности
пехотного полковника. Бонапарт прошел перед его полком, не
поздоровавшись с Лаке. Однако, увидев меня, Лаке пошел мне
навстречу.

- Ну как, полковник, - сказал я, - будем сражаться?

- Еще как, мой дорогой Рустам! - решительным тоном ответил Лаке,
- Лишь бы только император заметил меня. Сегодня же. Пусть даже
ценой моей смерти.

Его полк был в составе армии маршала Нея. Войскам надо было
перейти через мост. Сражение только началось. Пехотинцы полка
Лаке были на главных подступах к реке. Маршал Ней приказал спешно
занять мост, потому что австрийские соединения под началом
генерала Мака уже проникали на наши позиции. Но не успел Лаке
подойти к мосту, как пуля попала ему прямо в лоб...

А на следующий день был ранен генерал Мак. Наполеон,
остановившийся в монастыре, захотел произвести смотр пленных.

Мы находились в часе езды от Ульма. Император поручил Коленкуру
найти кого-нибудь из местных жителей, хорошо знакомого с
проезжими дорогами. Один человек вызвался оказать нашей армии
такую услугу, но тут выяснилось, что он чужеземец в этих краях.
Надо было видеть ярость Коленкура. Он приказал наказать обманщика
двадцатью пятью палочными ударами. Дюрок тоже был возмущен...

Император доехал до Шшнбрунна. Враг сжег венские мосты,
пролегающие через Дунай. А между тем Его величество хотел во что
бы то ни стало попасть в Эбердорф, небольшое приречное местечко.
Поэтому он приказал там же построить новый мост через Дунай. Он
каждый день приезжал из Шшнбрунна, следил за строительством.
Здесь река имела рукава, фактически надо было построить два
моста. Между этими рукавами, один из которых, более узкий,
сворачивал к полям, находился остров Лобо.

Битва началась. Австрийцы разрушили свои мельницы и запрудили ими
реку. Огромные мельничные крылья, плывя по реке, смыли мост. И
половина нашего войска не смогла перебраться на другой берег.

Еще за два дня до сражения, вечером, Бонапарт оставил штаб и
переночевал в самом Эбердорфе.

Когда прогремели пушки, император со своими помощниками лично
повел часть войска в атаку, а другую оставил в Эслинге. Как раз в
это время и доложили императору, что мост на большом рукаве
разрушен. Фактически со стороны леса неприятель теснил нас к
узкому протоку. Бонапарт с адъютантами еле успел по большому
мосту перейти реку и вернуться на остров. Там вдоль берега
выстроилось около тринадцати орудий, чтобы в случае надобности
начать артиллерийскую атаку.

Не успели мы прийти на Лобо, как Его величество тут же пожелал
совершить туалет. Прямо под открытым небом. Мосье Жарден,
императорский денщик, уложил на седло своего коня все то белье,
которое могло понадобиться Наполеону. Бонапарт, значит, сел на
землю, и мы вдвоем поменяли ему все нижнее белье. В это время
появился адъютант генерала Дорсена и потребовал боеприпасов.

- Передайте генералу, что у меня больше ничего нет. Пусть найдет
какой-нибудь выход...

Чуть погодя, когда Наполеон, сидя под большим деревом, отдыхал,
саперы по узкому мосту принесли маршала Ланна, герцога
Монтебелло. Одно колено у него было размозжено, другое разбито,
вся одежда была так искромсана пулями, что его пришлось укутать в
плащ. Метрах в пятидесяти от дерева его положили на землю.
Бонапарт подбежал к нему, опустился на колени и, не сказав ни
слова, прижался губами к его лбу. Пришлось князю Невшателю и
маршалу Дюроку, взяв императора под руки, отвести обратно к
дереву. Уже темнело. Маршала перевезли в Эбердорф и на яхте
переправили через Дунай. Вице-король был там, в Эбердорфе.
Император плакал и говорил:

- Эта потеря дорого обойдется им...

А между тем сам он остался фактически с одной только польской
ротой, потому что Дорсену велел любой ценой удерживать позиции.

Вечером он не выдержал, сел на коня и помчался к разрушенному
мосту. Но на берегу Дуная было столько раненых, что к мосту и
подойти было невозможно. Пришлось императору сесть на яхту
(которую вели матросы охранных войск) и плыть в Эбердорф. Как
только окончательно стемнело, он дал приказ об отступлении. Наши
войска прошли по узкому мосту и укрепились на острове Лобо, там,
где находились гаубицы. А сам Бонапарт остался в Эбердорфе, где
утром рано навестил Ланна. Во время завтрака или обеда слезы
катились у него из глаз и капали в ложку, в суп... Садился он
есть только с князем Бертье. В Эбердорфе мы пробыли около месяца,
и он все это время ходил в больницу и навещал Ланна. Он приказал
выдать каждому лечащемуся раненому по одному Наполеону, а
офицерам-по пять, но многие отказались от этого дара. Между
прочим, Дюрок раздал эти деньги тем раненым, что лежали в домах.

Когда мост в конце концов был вроде бы готов, император решил
пройтись по нему пешком. Сопровождавшие офицеры очень
беспокоились и докучали ему, и он сказал:

- Вы оставайтесь здесь, мне хватит Рустама и бинокля.

Он обошел остров, посетил бивуак Дорсена, который дожидался здесь
окончания строительства моста.

Однажды мы с императором верхом объезжали остров, когда он
заметил на берегу узкого протока, мост через который также был
взорван, австрийский патруль. Его величество всегда держал в
кармана полевой бинокль, он любил обозревать позиции неприятеля.
Вдруг просвистела пуля, слегка коснувшись его уха.

- Чшрт побери, - возмутился он, - твой белый тюрбан выдает нас,
найди себе другой цвет...

И так как австрийский часовой снова заряжал ружье Наполеон
добавил:

- С тебя достаточно и этого, приятель. Пошли, Рустам, здесь
становится жарко.

Мы вернулись в Эбердорф, а я помчался на коне в Вену, чтобы
купить там темный материал для тюрбана. После этого я во время
боя носил тюрбан только из темного шелка.

На острове Лобо было очень много оленей и ланей. Поскольку шло
строительство моста, их то и дело перегоняли с места на место.
Однажды преследуемый олень задыхаясь переплыл реку и очутился в
Эбердорфе, во дворе императорского штаба. Сразу же со всех сторон
стали стрелять в него (на острове был расположен тогда армейский
корпус Массена).

За день до сражения при Ваграме император окончательно перебрался
на Лобо, велел разбить там палатку, где принял посланника Австрии
и оставил его на обед. С ним были также Бертье и Массена.
Поднимаясь из-за стола, Бонапарт сказал:

- Господин гонец, передайте тем, кто вас послал, что сегодня
вечером в девять часов (было уже семь) я перейду Дунай...

И вы представляете, переправа произошла не в девять вечера, а в
восемь, хотя Его величество все время уговаривал Массена:

- Вы же ранены (он упал с лошади), пусть вас заменит ваш
адъютант.

- Нет, - упорствовал Массена, - я свое войско не оставлю. Если
понадобится, я и в экипаже поведу людей в атаку.

В восемь вечера на трех плотах началась переправа через Дунай.
Рассвет едва брезжил, а император и высшие офицеры были уже на
мосту. Вот здесь он и попросил у меня свое ожерелье, к которому
было пришито черное шелковое сердечко. Это сердечко, размером с
тридцать су, он всегда носил поверх рубашки, под жилетом.

Битва при Ваграме произошла днем, причем перестрелка была очень
сильной. Массена руководил боем в экипаже, запряженном четырьмя
лошадьми, что, конечно, не могло не беспокоить его приближенных.
Еще и жеребенок был привязан сзади коляски. Наконец Массена не
выдержал и спустился с экипажа, и в этот момент снаряд разорвал и
унес ту часть коляски, в которой он сидел. Потом он попросил
коня, но стремя было такое короткое, что он возмущенно набросился
на слугу. Хотел даже отстегать его плетью, но тот увернулся. И
тут Массена окликнул какого-то солдата:

- Дружище, стремя у меня не в порядке, оставь-ка свое ружье,
помоги...

Едва только солдат склонился над стременем, как снаряд подбросил
его в воздух и разорвал на части. И все одновременно подумали:
"Недаром император зовет Массена "любимое дитя победы"...

Мы вошли в Москву 14 сентября 1812 года и оставили город 19
октября. Во время взятия Москвы у нас было 90 000 воинов и 20 000
раненых, а во время отступления 100000 воинов и 1 200 раненых.

23 октября наш штаб был уже в Боровске, а 24 император
остановился на окраине села Городиня, в полумиле от
Малоярославца, в ветхой и заплесневелой от сырости деревянной
избушке ткача. Здесь, однако, долго оставаться не имело смысла,
потому что казаки постоянно атаковали нас. Безопасность Его
величества взял на себя генерал Рапп, который с обнаженной шпагой
ни на шаг не отходил от него.

26 октября началось всеобщее отступление. 28 октября мы добрались
до Можайска, в нескольких милях от которого протекала река
Колоча. Чуть подальше, в селе Колатском, находился большой
монастырь, превращенный в госпиталь. Вечером того же дня
императорская гвардия подошла к Гжатску, а еще через два дня- к
Вязьме. 6 ноября стоял ужасный мороз. Наше поражение ни у кого
больше не вызывало сомнений. От Гжатска до Михайловского, деревни
между Дорогобужем и Смоленском, ничего примечательного не
произошло. Наши уже бросали оружие и боеприпасы.

3-е и 4-ое ноября император провел в Славкове, 5-ое - в
Дорогобуже, 6-ое - на высотах Михайловского, где он узнал о
заговоре какого-то генерала в Париже. Бонапарт ничего на это не
сказал, но сразу же вошел в огороженную бревенчатой изгородью
хижину, превращенную в почтовую станцию, 9-го ноября мы были в
Смоленске. Наполеон заперся в доме, находящемся на Новой площади,
и вышел оттуда только 14-го, чтобы продолжить отступление.
Чувствовался огромный недостаток во всем. В пять часов утра 14-го
ноября императорская гвардия оставила Смоленск. Прошли пять миль
и дошли до Каретной, еще столько же - и Красное. Еще через четыре
мили перед нами раскинулся Лиади.

В двух милях правее нашей дороги протекала река Бористена. В
Каретной император приютился в убогой хижине, 17-го ноября, когда
мы вошли в Лиади, поле битвы было всего в четырех милях от нас.
На следующий день мы были уже за пределами собственно России.
19-го ноября мы оказались в деревянном городе Домбровне, 20-го -
в Орше. Потом была река Днепр. Из Орши поехали в Борисов, 22-го и
23-го Наполеон был в Толчино, недалеко от Березины. 23-го мы
перебрались в Студенку, чтобы перейти реку. Нам удалось это
27-го. Император со своими запасными войсками расположился в
Брылово. 29-го мы оставили берега Березины, вошли в Камень, 30-го
- в Плезеньки, а 3-го декабря - в Молодечно. Здесь и вынес
Наполеон свое окончательное решение вернуться в Париж.

На следующий день после переправы через Березину в Плезеньки,
30-го ноября, Бонапарту захотелось пообедать, но оказалось, что
солдаты разграбили весь императорский запас провианта, который
везли следовавшие за нами три мула. На двух мулах, в привязанных
к седлам корзинах, был хлеб, вино, сухари и прочая еда, а на
третьем была завернутая в матрац узкая складная кровать, которую
мы раскрывали там, где император решал переночевать.

Голодные и измученные от непрерывного отступления солдаты
заметили небольшой караван мулов, который всегда сопровождали три
жандарма и двое ответственных за питание. Вначале солдаты только
бросали жадные взгляды на мулов, но потом, не выдержав голода,
побежали за ними и спросили у сопровождающих, откуда эта еда и
для кого. Безусловно, они прекрасно были осведомлены обо всем,
тем более что могли прочесть имя владельца на ящиках, но голод...

- Это принадлежит императору, не смейте приближаться...

Но никто уже не слушал, множество хищных рук потянулось к ящикам,
корзинам...

- Его величество не позволит, чтобы мы умерли с голоду, к тому
же, мы хотим выпить за его здоровье...

В одно мгновенье корзины были опустошены, хотя обессиленных
отступлением и бедами воинов это отнюдь не могло, насытить и лишь
только раздразнило аппетит...

Бонапарт простил солдат, но непременно захотел узнать, из какого
они полка.

- Настанет день, кругом будет изобилие, я выстрою шеренги и
поговорю с ними строго, очень строго... Я скажу - помните ли вы
тот день, когда украли у своего императора хлеб его насущный?..

За два дня до того, как дойти до Сморгони, Его величество,
отступавший вместе с побежденными солдатами, решил покинуть их.
Эту ночь он провел в жалкой деревне Молодечно. Я был в соседней
комнате и так как он очень громко говорил, то я все слышал.
Император сердился на маршала Бертье, который хотел ехать с ним.

- Я еду, потому что мое присутствие во Франции крайне необходимо.

- Сир, Вашему величеству хорошо известно, как давно я хочу подать
в отставку. Я уже стар, возьмите меня с собой...

- Нет, вы останетесь с Эженом и Мюратом.

И поскольку Бертье просил и настаивал, император еще больше
рассердился:

- Вы предатель... трус!.. Я прикажу расстрелять вас перед строем.

Маршал слушал и рыдал.

Это произошло 3-го декабря. Наутро Бертье уж смирился со своей
участью...

-----------------------------------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Немецкий город на берегу Дуная, где в 1805 году Наполеон
нанес поражение австрийцам (пер.).

[2] Жерар Лаке был командиром 19-ого пехотного полка, погиб в
1805 году, 5 октября. Он был племянником Жака-Жерара Лане,
генерала дивизии, члена Института (издат.).

[3] Находящийся недалеко от Вены дунайский остров, где в июне
1809 года располагался наполеоновский штаб (пер.).

[4] Австрийское село, здесь в 1809 году французская армия
одержала очень важную победу (пер.).

[5] Маршал Жан Ланн, герцог Монтебелло (1769-1809), участвовал во
всех наполеоновских походах, а также в перевороте 18 брюмера.
Погиб в битве при Эслинге (пер.).

[6] Андре Массена (1758-1817)-маршал Франции, особо отличился в
битвах при Эслинге и Ваграме. Наполеон называл его "любимое дитя
победы".

[7] Жан Виктор Моро (1763-1813)-видный французский военачальник,
одержал ряд важных побед в пользу Наполеона, Однако, будучи
против его единоличного правления, вошел в тайные сношения с
роялистами, из-за чего сначала был брошен в тюрьму, затем сослан
в США. В 1814 году по приглашению Александра I вернулся в Европу,
стал военным советником союзной армии. Погиб во время сражения
против Наполеона под Дрезденом (пер.).