Введение
Современный город Рим является столицей Итальянской республики, одним из
крупнейших городов Западной Европы. Однако в древности в слово «Рим» вкладывалось
другое содержание. В древности Рим – это не только название одного города: это
одновременно цивилизованное общество и государство, возникшее в VI в. до н.э. на
территории Апеннинского полуострова, а позднее включившее в свои границы всё
Средиземноморье (2).
С течением времени понятие «Древний Рим» изменилось. В VI – IV в.в. до н.э. в
Древний Рим входила центральная часть Апеннинского полуострова, а римское общество
и государство представляло собой одну из разновидностей полисных структур, во
многом аналогичных греческим крупным полисам типа Афин и Спарты (2).
В III в. до н.э. Древний Рим стал насильственным объединением городов и
племенных территорий всей Италии и сильнейшим государством Западного
Средиземноморья. В это же время Рим уже опасный соперник для всех крупнейших
эллинистических государств, таких, как птолемеевский Египет, царство Селевкидов
или Македонская монархия. В конце III в. до н.э. Риму удалось уничтожить
Карфагенскую державу и стать господствующей силой в Западном Средиземноморье (4).
В I – II в.в. Древний Рим – это мировая империя, раскинувшаяся по всем берегам
Средиземноморья, включающая обширные области Западной и Юго-Восточной Европы,
Передней Азии и Северной Африки.
В I – II в.в. н.э. в эпоху ранней Римской империи наблюдается общая
экономическая и социальная стабилизация Рима, создаются благоприятные условия для
хозяйственного процветания, общественной жизни, развития культуры и
цивилизованного образа жизни не только в центре державы – в Италии, но и во всех
римских провинциях. Это происходит в процессе романизации провинций, т.е.
распространения классического рабства римского типа и связанных с ним интенсивных
форм хозяйства, более динамичных социальных структур (4).
Источники по истории Рима разнообразны: это памятники материальной культуры,
письменные материалы и языковые данные.
Известны выдающиеся историки XIX века в области римской истории – это Георг
Бартольд Нибур, французский историк М. Дюро де ла Малль, русские учёные Д.Л.
Крюков, Т.Н. Грановский, С.В. Ешевский, немецкий учёный Теодор Моммзен многие
другие (2).
Большой вклад в изучение истории Древнего Рима внесли советские историки.
Известны работы А.В. Мишулина, С.И Ковалёва, В.С. Сергеева о роли восстания рабов
в судьбах римского общества, о рабовладельческом способе производства, о сущности
рабовладельческой эксплуатации, о социальных корнях императорской власти. А.Б.
Ранович, Р.Ю. Виппер, Г.М. Лившиц и др. рассматривали аспекты истории
происхождения христианства.
Одной из принципиально важных для понимания римского общества в имперский период
была разработка проблемы провинций как органической части Римского
средиземноморского государства: в работах А.В. Мишулина об Испании, О.В.
Кудрявцева о балканских провинциях, Н.А. Машкина о североафриканских и другие
(2).
Важной особенностью развития современной исторической науки стали постоянные
контакты отечественных специалистов с западными коллегами. Эти творческие контакты
взаимно обогащают общее развитие науки, расширяют мировое научное пространство.
Административная структура империи в провинциях
К середине II в. до н.э. Рим представлял собой обширную державу. Внеиталийские
владения Рима рассматривались как его провинции. Первоначально термин «провинция»
обозначал поручение (обычно военное), которое давалось высшему магистрату. Затем
это слово стало относиться к завоёванным территориям (2).
В момент присоединения той или иной территории к Риму сенат принимал целый пакет
взаимосвязанных решений (leges provinciae) по поводу образующейся провинции:
необходимо было определить границы, линию поведения в отношении местного населения
и местных городов (в зависимости от того, насколько они союзны или враждебны
Риму), надо было определить ager publicus, решить вопрос о налогообложении и т.д.
Вопросы, как правило, решала специальная комиссия сената. Никаких решений о том,
как управлять новой провинцией не принималось (3).
Завоёванная область находилась в ведении римского магистрата, полновластно в ней
распоряжавшегося. В дальнейшем были созданы четыре новые должности провинциальных
преторов, которым было поручено управление определёнными провинциями.
Провинциальные преторы, как и другие магистраты, избирались на один год.
Наместник, управляющий провинцией после истечения срока магистратских полномочий,
считался промагистратом (2).
Провинциальная система управления складывалась постепенно. Организуя провинции,
римляне руководствовались принципом «разделяй и властвуй»: часть провинциальных
городов и общин получили свободу от налогов и назывались свободными городами. Они
дорожили этими привилегиями и служили верной опорой римлянам, большая часть
населения была лишена этих преимуществ и подвергалась нещадной эксплуатации (4).
Содержание провинциального правителя относилось за счёт местного населения. На
его плечи ложилось снабжение продовольствием войск, квартирующих в провинции, а
так же все расходы на местные нужды (3). Позже правителей провинций называли
проконсулами, пропреторами. Они набирали себе отряды воинов и имели высшую власть,
а также право вести войну, заключать мир, осуждать жителей провинции на смерть
(2).
В состав римской державы вошли прежние эллинистические царства, превратившиеся в
римские провинции, рассматривающиеся как доходное «поместье римского народа». Они
находились в полном и слабоконтроли-руемом распоряжении провинциальных
наместников, которые со своей администрацией нещадно грабили и разоряли
беззащитное население провинций. Обычной практикой того времени становится
обогащение должностных лиц и дельцов (2).
Особо выгодной операцией был откуп налогов. Римляне не имели собственной
финансовой администрации и поэтому собирали налоги через частных лиц – откупщиков,
или публиканов. Откупщики вносили в государственную казну всю сумму налога, а
затем через своих людей собирали с жителей провинций положенный налог. При сборе
налогов они не только восполняли внесённую сумму, но и имели внушительные излишки.
Появились дельцы крупного масштаба. Про одного из них Цицерон говорил «Он
кредитовал народы и … давал взаймы царям» (2). Наместники провинций, получая
крупные взятки, смотрели сквозь пальцы на злоупотребления откупщиков, выделяли им
в помощь войска, подавляли недовольство провинциальных жителей. Откупная система
сбора налогов приводила к быстрому разорению и истощению провинций.
Ограбление провинций приняло такой характер, что римский сенат был вынужден
призвать к порядку своих зарвавшихся сочленов: в 149 году до н. э. был принят
закон Кальпурния, по которому можно было привлечь к суду наместника провинции за
злоупотребление властью. С этого времени процессы против провинциальных
наместников стали обычным явлением.
Политическая структура управления провинциями
Исторически сложилось, что наместники пользовались в своих провинциях почти
неограниченной властью. Сенат же стремился поставить наместников под постоянный
контроль своих представителей. В первую очередь это были квесторы, которые следили
за расходованием денежных сумм, отпущенных сенатом и легаты, обычно назначаемые из
числа сенаторов(5).
Рост фактической самостоятельности наместников, однако, не ставил под вопрос
единство всей державы. Даже в период анархии самых жестоких гражданских воин ни
одна из боровшихся групп не ставила под сомнение целостность Римской республики.
Так, ни опиравшийся на птолемеевский Египет Антоний, ни Секст Помпей, создавший
практически самостоятельное государство в Сицилии, не стремились к политической
независимости от Рима. А наиболее зримо данная тенденция выступила в движении
Сертория в Испании. Приглашенный возглавить войска племен, боровшихся с Римом,
Серторий не только не образовал отдельного государства, но, напротив, пытался
создать на контролируемой им территории своеобразное параллельное правительство
Римской республики. Свою ориентацию на определенные политические силы Рима
проявили и другие правители провинций. Серторий, образовавший в Оске эмигрантский
сенат, поддерживал секретную связь с членами римского сената в столице. Цезарь,
управляя Галлией, постоянно посылал большие суммы в Рим для подкупа противников и
вознаграждения сторонников. Антоний, правя восточными провинциями стремился
сохранить авторитет и в Италии. То же делал и Секст Помпей в период господства его
на Сицилии. В этом нет ничего удивительного. Дело в том, что римские провинции не
образовывали самостоятельных политических единиц, наподобие древнеперсидских или
эллинистических сатрапий с их «равнобесправным» населением и централизованной
властью. По политико-административному устройству они, скорее, напоминали
римско-италийскую федерацию. Как и в самой Италии, в провинциях римские полководцы
нередко, заключая договоры с одними общинами, боролись с другими. Следствием этого
стало различное правовое положение туземных общин. Некоторые из них юридически
вообще не являлись частью провинций: одни, подобно Сагунту или Массилии, сохраняли
статус «союзников», другие являлись «свободными общинами», третьи получали новое
внутреннее устройство от римских полководцев. Прочных корней в провинции римские
промагистраты, как правило, приобрести не успевали, хотя и стремились обзавестись
местной клиентелой. Очевидно, этим обстоятельством и следует объяснить
необходимость для наместников в контактах с Римом. Их полновластие могло быть
бесспорным только до тех пор, пока они являлись римскими представителями. Их
главной опорой являлись легионы, формировавшиеся из римских граждан, крупнейшим
резервом которых в то время могла быть только Италия. Поэтому постоянная связь с
ней была для наместников жизненно необходимой. Партийные связи обеспечивали эту
поддержку тогда, когда не помогали официальные каналы. Каждая партия стремилась
закрепить за важнейшими провинциями своих ставленников. Так было при назначении
Сертория в Испанию, а Цезаря в Галлию. В 48 г. до н. э. помпеянцы, в нарушение
существовавших тогда законов, добились назначения консульских провинций вообще
частным лицам: Сирии – родственнику Помпея Сципиону, а Киликии – некому Сестию
(1).
Наместники при всём этом не являлись просто марионетками в руках политических
группировок столицы. Напротив, они представляли собой наиболее сильную опору этих
группировок, а зачастую промагистратур добивались сами партийные лидеры. Последнее
не случайно, ведь промагистратура могла помочь обзавестись многочисленной
провинциальной клиентелой, что позволяло усилить как свои личные позиции, так и
позиции своей партии. Более того, союз с частью провинциалов обеспечивал
политическое убежище на случай неблагоприятного поворота событий в Риме. Таким
убежищем для всех преследуемых победившими силами стала Испания при Сертории или
Сицилия при Сексте Помпее. В гражданских воинах провинции превращались в важный
источник материальных средств и даже людских пополнений. Так, мощный флот Помпея
был набран в провинциях Востока и в «союзных государствах». Из азиатов состояла на
90% его конница. Этим объясняется стремление партий получить популярность и среди
провинциалов, например, Юлий Цезарь практически сразу после покорения Галлии
принял меры по налаживанию тесных связей с вчерашними врагами, а позднее на
Востоке провел ряд мероприятий в интересах провинциалов (4). С другой стороны,
оказавшись на территории, поддержавшей политического противника, римские
полководцы вели себя как завоеватели, хотя бы данная территория уже давно была
подвластна Римской республики. Грабежи, конфискации, многократные взимания налогов
объявлялись наказанием за помощь поверженному врагу, хотя бы он и пребывал на эти
в качестве официального правительственного уполномоченного. Это вносило
дополнительные хаос и сумятицу в официальную провинциальную политику, ведь, как
справедливо заметил царь Галлатии Дейотар, дело подчиненных народов повиноваться
имеющимся в наличии римским властям, а не разбираться в разногласиях, возникающих
у римского народа (4).
Кроме закрепления за наместником режима личной власти и постепенного
формирования понятия о наследственном ее характере, армия помогла создать и
понятие превалирования воли принцепса над любым государственным законом. Немалую
роль в этом сыграла власть императора в провинциях. Характер этой власти, а
главное, правовые основания ее нередко трактуются с формально-юридических позиций.
В современной науке установилось твердое представление о том, что при формальном
восстановлении республики, произведенном Августом на сенатском заседании 13 января
27 г. до н. э., принцепсу были выделены для управления Галлия, Сирия и Испания,
причем его якобы наделили с этой целью проконсульским империем. Между тем можно
предположить, что в данном случае просто проявляется старая тенденция, идущая еще
от известного труда Т. Моммзена, который пытался установить обязательную связь и
непосредственную преемственность между государственными институтами империи и их
республиканскими предшественниками. На деле принятие проконсульских полномочий
принцепсом имело, вероятно, совсем иные причины и цели. Дион Кассий, сообщая
обстоятельства этого дела, подчеркивает, что Август, «взяв на себя всю заботу и
все руководство общественными делами, как требующими особого попечения, заявил,
что не будет править всеми провинциями или не вечно будет править теми, которые
будут под его властью». Из сообщения Диона никоим образом не вытекает
непосредственно, что Август стал обычным проконсулом в провинциях, выделенных ему
сенатом. Наоборот, можно понять, что император вернул сенату часть провинций,
находившихся под его фактически единоличной властью, а возвращение оставшихся, т.
е. Галлии, Испании и Сирии, было отложено до их полного «умиротворения». При этом
принцепс как бы гарантировал возврат их сенату ранее установленного десятилетнего
срока, если желаемого результата удастся добиться раньше. Правда, в дальнейшем
возврат так и не осуществился, а Тиберий уже и официально перестал продлевать свои
права на эти земли (1).
Отсюда вытекает несколько важных выводов. Во-первых, если говорилось о
возвращении провинций под власть сената, значит, до их возвращения сенат в них
никакой власти не имел. А в императорских провинциях этот принцип сохранил свою
силу и позднее. Во-вторых, власть принцепса в императорских провинциях не носила
характера промагистратуры, ибо сенат не мог передать ему то, чем владел сам.
Наконец, в-третьих, император являлся главнокомандующим войсками независимо от
того, управляет он какими-то провинциями или нет. В целом представляется весьма
вероятным, что войсками и императорскими провинциями Август распоряжался в
качестве такого же военного вождя, каким его провозгласили в 32 г. до н. э., то
есть в качестве императора (4).
Таким образом, на практике императорские провинции со всеми сконцентрированными
там легионами, как и не считавшийся провинцией Египет, представляли собой личное
владение императора в полном смысле этого слова. Сенат, продлевая ему полномочия,
как бы отказывался от притязаний на указанные области и вместе с тем – на
распоряжение вооруженными силами, а позднее и вообще примирился с обычаем
рассматривать их как личную собственность принцепса. Разница между ними и Египтом
этот статус был закреплен постоянно, в то время как остальные области являлись
такими владениями временно. Формальная разница очень скоро стерлась. А поскольку
провинции оказались уже не управляемыми императором, а принадлежащими ему, то
иных законов, кроме установленных самим принцепсом, там и быть не могло. Таким
образом, если в Риме, Италии и сенатских провинциях принцепс по крайней мере,
формально еще связывался какими-то нормами, то в императорских провинциях власть
его оказывалась ничем не ограниченной. Именно здесь окрепло правило, ставшее
общепризнанным много позднее: «Что угодно принцепсу – закон». Что до
проконсульского империума, то наделение им принцепса в 23 г. до н. э. имело целью
распространение его власти именно на сенатские провинции (1).
Роль армии в управлении провинциями
Новый этап в бюрократизации наступает с установлением принципата. Одним из первых
проявлений её стали факты многократного превышения провинциальными наместниками
сроков свих полномочий. Но главной сферой возникновения новых, бюрократических
методов управления стали императорские провинции, занявшие особое положение в
государстве. Хотя все провинциальные наместники, отправляясь в провинцию, получали
специальную инструкцию от принцепса и были обязаны в непредвиденных случаях
немедленно сносится именно с ним, императорские легаты в пропреторском ранге имели
некоторые существенные отличия от сенаторских проконсулов. Прежде всего, свои
полномочия они получали от принцепса на неограниченный срок. Кроме того, являясь
как бы заместителями принцепса в его владениях, они обладали, в отличие от
сенаторских проконсулов, делегированными им военными полномочиями (1).
Как военачальник наместник императорской провинции мог официально поддерживать
дисциплину в войске даже с помощью самых суровых мер. По утверждению Диона Кассия,
сюда входило даже право выносить смертельные приговоры солдатам. Но поскольку
солдаты являлись римскими гражданами, то со временем это право превратилось в
право высшей уголовной юрисдикции вообще. Наконец, в руках императорского легата в
пропреторском ранге находилась вся административная и гражданская юрисдикция в
провинции. Столь широкие полномочия можно объяснить только одним: в императорских
провинциях существовало как бы постоянное военное положение, и легат являлся и
главой военной администрации (1).
В императорских провинциях первоначальные задачи прокураторов были весьма
скромными. Их дело – управление императорским хозяйством, а поскольку вся
экономика императорских провинций стала частью этого имущества, то и сбор налогов.
Контролируя, таким образом, финансы провинции, в том числе и ту их часть, что шла
на выплаты войскам, прокураторы получили возможность своеобразного контроля за
деятельностью наместника в военной сфере. Отсюда уже в первые десятилетия империи
прокураторов в провинциях зачастую рассматривали не как частых лиц. Превышение
власти прокуратором Азии Луцилием Капитоном, осужденным за это сенатом, было
возможно только в том случае, если его воспринимали в качестве официального
уполномоченного принцепса. В 53 г. н. э. Клавдий официально приравнял прокураторов
к магистрам, дав им ряд судебных и даже военных полномочий, которыми многие из них
фактически уже обладали ранее. Одновременно легализовывалась и контрольная функция
прокуратора по отношению к наместнику. В особых случаях император мог даже
поручить покуратору устранение неугодного наместника. Еще при Августе
правительство создавало 25 прокураторских постов, предназначенных для всадников, в
том числе около 20 в провинциях, а к 68 г. н. э. их число в империи достигло 45. И
хотя назначение на поркураторские должности в эпоху Юлиев-Клавдиев зависело от
симпатий императора, уже в это время появляются первые выдвиженцы за определенные
заслуги (1).
Опыт армейской службы имел для нарождающейся бюрократии особое значение. Армия с
ее дисциплиной, безусловным исполнением приказов начальника, а главное с ее
сложившейся иерархией должностей, превращалась в своеобразную школу чиновничества.
Вместе с тем, стремясь поставить всю жизнь провинций под свой контроль, старые
республиканские методы управления с помощью вооруженных сил, которые они
использовали не только в качестве собственно военной организации, но также и в
качестве административно-полицейского аппарата. Римская военная администрация еще
долго сохраняла свои функции по непосредственному управлению провинциями. Вплоть
до прихода к власти Клавдия рядом окраинных районов империи управляли даже не
прокураторы, а военные префекты. Римские войска обеспечивали порядок и
безопасность в провинциях, причем, само понятие безопасности имело двойное
значение. С одной стороны, армия была гарантом сохранения провинций в составе
империи, держа их постоянно под ударом в случае мятежей или сепаратистских
движений. С другой – войска обеспечивали внутреннюю безопасность на дорогах
провинции или в города (1).
В недавно завоёванных районах многие племена ставились под прямое управление
командиров близстоящих войсковых частей, которые наделялись правом осуществления
верховной власти в общинах и могли назначить для непосредственного контроля над
ними своих офицеров. Они осуществляли фактический контроль за провинциальной
землёй, которая признавалась собственностью императора. Командиры войсковых частей
решали земельные споры между племенами аборигенов, занимались, при наличии
специального задания наместника, межеванием этих земель. Эпиграфические памятники
дают материал об этом, относящийся к разным провинциям. Так, в Верхней Германии
такое размежевание проводил легат одного из дислоцированных здесь легионов.
Аналогичные обстоятельства имели место во Фракии и даже в Мавритании.
Административные функции они с большой охотой передавали представителям племенной
знати, которым иногда даже предоставляли римское гражданство. Тем самым римские
оккупационные власти эпохи Юлиев-Клавдиев подготовили почву для романизации и
муниципализации провинциальных территорий (1).
В провинциях существовала особая военная сила, которая уже по новому, но, тем не
менее, участвовала в управлении провинциями. Речь идет об особых гвардейских
частях, сформированных в провинциях на базе вспомогательной кавалерии. Римляне
часто называли их singularеs, хотя под указанным термином могли встречаться
совершенно разные явления. Singulares в провинциях, видимо, существовали в
качестве специального отряда телохранителей наместника со времен Августа, и даже
раньше, в позднереспубликанскую эпоху. Основу провинциальной гвардии составляли
фавориты наместника или зависимые от него люди – бенефициарии. Значение
провинциальной гвардии возрастает настолько, что ее подразделения появляются у
наместников сенатских провинций, не имеющих под командованием крупных войсковых
частей. В сущности эти гвардейцы именуются теперь так больше в силу привычки,
превратившись уже задолго до II в. н. э. в собственно
административно-управленческий аппарат (1).
Заключение
Приведённый материал позволяет сформулировать следующий вывод. В эпоху конца
республики, когда территориальные владения Рима значительно расширились и когда
управление завоёванными территориями становилось всё более актуальной общественной
задачей, практика этого управления оказывалась как бы вне пределов правового
пространства римской res publica. Римляне, подходя к провинциям с позиций
победителя и завоевателя, не считали нужным как-то специально регламентировать
существующие отношения центра и регионов. Законы, касающиеся провинций,
существовали, но они касались норм включения завоёванной территории в состав
государства и общих принципов организации управления, но существовавшие в римском
обществе правовые нормы практически никак не регулировали само управление как
таковое. Иногда в законе были предусмотрены даже согласования норм римского права
и правовых традиций жизни, имевших место в провинции. Однако же отдельные факты
такой согласованности значили очень мало, когда в целом в обществе конца
республики определяющим отношением к провинциям было отношение к ним как к военной
добыче. Поддержанию этого способствовало и почти перманентное состояние войны в
римском обществе от Гракхов до Августа (4).
В результате, в конце республики в каждой отдельно взятой провинции можно было
наблюдать интересный феномен. Нормы взаимоотношений жителей провинции
регулировались местным правом (или обычаями); общие принципы поведения наместника
при исполнении служебных обязанностей в провинции регулировались римским правом.
Неизбежные же после завоевания контакты победителей и побеждённых, римлян и
провинциалов в конце республики практически никак не регулировались, оставаясь за
пределами права (4).
На практике это означало, что даже в самом благоприятном варианте наместник
постоянно совершал поступки, которые можно было квалифицировать как
злоупотребления служебным положением. Однако, что собственно нарушал Луций Валерий
Флакк, или любой другой наместник провинции, провоцируя своими действиями
провинциалов на жалобы в римские инстанции? Приходится признать, что, формально
говоря, Цицерон был прав, поворачивая обвинения против самих же обвинителей
Флакка. Задевая интересы провинциалов, наместник не нарушал ни одного римского
закона и действовал в полном соответствии с интересами Рима. Это лучше всего видно
на примере поборов, взимаемых на нужды флота и на "арест" иудейских денег.
Действия легата, вызвавшие нарекания жителей провинции, полностью соответствовали
интересам Рима (1).
В результате приходится признать, что - если употреблять современные термины -
коррумпированность и злоупотребления служебным положением были нормой поведения
наместника провинции и его окружения. Исключения в обе стороны: абсолютно честные
и откровенные воры были, как показывают нам источники, редкостью. Преобладал же,
если так можно сказать, стиль умеренного взяточничества и умеренного обогащения за
счёт провинциалов. Критерием же такой умеренности оказывалось долготерпение
провинциалов. Иными словами, римский наместник мог пользоваться служебным
положением в своих корыстных интересах лишь в той мере, насколько это соглашались
терпеть жители провинции (1).
Санкции, предусмотренные в законах, наступали лишь тогда, когда этот предел
терпения был превзойдён и тогда, когда провинциалы начинали по настоящему
жаловаться. Однако же санкции не наступали в тех случаях, когда провинциалы готовы
были терпеть наместника и его свиту. Судя по всему, этот предел терпения
провинциалов можно выразить и в экономических категориях: санкции, предусмотренные
в законах, наступали тогда, когда норма экплуатации экономики провинций
значительно повышалась и не оставляла провинциалам возможности сохранять и
поддерживать традиционный уровень жизни.
Ввиду того, что коррупция - это явление общеисторическое, изложенный материал
позволяет сформулировать также один вывод несколько более широкого характера. В
коррупции в первую очередь виноват не столько конкретный нечистый на руку
чиновник, сколько общество, которое принимает любые, пусть даже самые хорошие
законы, без должного их обеспечения и контроля за их исполнением. Вторым
универсальным истоком коррупции оказывается, как показывают приводимые примеры из
истории римской республики, такое положение дел в обществе, когда чиновник в своём
"департаменте" оказывается вне действенного общественного контроля, в роли, так
сказать, "царя и бога" по отношению к любому просителю.
Список литературы
1. Евсеенко Т.П. Военный фактор в государственном строительстве Римской империи
эпохи раннего приципиата. Ижевск. 2001.
2. Машкин Н.А. История Древнего Рима. М. 1956.
3. Маринович А.П., Голубцова Е.С., Шифман И.Ш., Павловская А.И. Рабство в
Восточных провинциях Римской империи в I-II в.в., М. 1977.
4. Шарль Луи Монтескье. Размышления о причинах величия и падения римлян. М.
2002.
5. Штаерман Е.М., Смирин В.М., Белова Н.Н., Колосовская Ю.К., Рабство в Западных
провинциях римской империи в I-II в.в., М. 1977.
|
