Аграрная реформа Петра Столыпина. Реферат. - Исторические личности
Аграрная реформа Петра Столыпина
Столыпинская аграрная реформа, о которой в наши дни много творят и пишут,
в действительности - понятие условное. В том смысле условное, что она,
во-первых, не составляла цельною замысла и при ближайшем рассмотрении
распадается на ряд мероприятий, между собой не всегда хорошо
состыкованных.
Во-вторых, не совсем правильно и название реформы, ибо Столыпин не был ни
автором основных ее концепций, ни разработчиком. Он воспринял проект в
готовом виде и стал как бы его приемным отцом. Он дал ему свое имя,
последовательно и добросовестно защищал его в высшей администрации, перед
законодательными палатами и обществом, очень им дорожил, но это не значит,
что между отцом и приемным чадом не было противоречий. И, наконец,
в-третьих, у Столыпина, конечно же, были и свои собственные замыслы,
которые он пытался реализовать. Но случилось так, что они не получили
значительною развития, ходом вещей были отодвинуты на задний план,
зачахли, а приемный ребенок после недолгого кризиса, наоборот, начал расти
и набирать силу. Пожалуй, можно сказать, что Столыпин "высидел кукушкина
птенчика".
Когда люди долю живут вместе, они начинают походить друг на друга.
Приемный сын может обрести значительное сходство с отцом. И ни о чем не
догадывается тот, кто не знает тихой семейной драмы. Впрочем, обо всем по
порядку.
Мы помним, что Столыпин, будучи саратовским губернатором, предлагал
организовать широкое содействие созданию крепких индивидуальных
крестьянских хозяйств на государственных и банковских землях. Эти
хозяйства должны были стать примером для окружающих крестьян, подтолкнуть
их к постепенному отказу от общинною землевладения.
Когда Столыпин пришел в МВД, оказалось, что там на это дело смотрят
несколько иначе. Длительный период, когда власти цеплялись за общину как
за оплот стабильности и порядка, уходил в безвозвратное прошлое. Подспудно
и постепенно брали верх иные тенденции. В течение ряда лет группа
чиновников МВД во главе с В. И. Гурко разрабатывала проект,
долженствовавший осуществить крутой поворот во внутренней политике
правительства. К приходу Столыпина Гурко занимал пост товарища министра,
основные идеи и направления проекта уже сформировались, работа
продолжалась.
В отличие от столыпинского замысла, проект Гурко имел в виду создание
хуторов и отрубов на надельных (крестьянских) землях (а не на
государственных и банковских) . Разница была существенной. Впрочем, не это
было самое главное в проекте Гурко. Образование хуторов и отрубов даже
несколько притормаживалось ради другой цели - укрепления надельной земли в
личную собственность. Каждый член общины мог заявить о своем выходе из нее
и закрепить за собой свой чересполосный надел, который община отныне не
могла ни уменьшить, ни передвинуть. Зато владелец мог продать свой
укрепленный надел даже постороннему для общины лицу. С агротехнической
точки зрения такое новшество не могло принести много пользы (надел как был
чересполосным, так и оставался) , но оно было способно сильно нарушить
единство крестьянского мира, внести раскол в общину. Предполагалось, что
всякий домохозяин, потерявший в своей семье несколько душ и со страхом
ожидающий очередною передела, непременно ухватится за возможность оставить
за собой в неприкосновенности весь свой надел. Проект Гурко представлял
собой удобную площадку, с которой правительство могло приступить к
форсированной ломке общины. Столыпин же, как мы помним, будучи саратовским
губернатором, не ставил вопрос о такой ломке.
Конечно, Столыпин не мог не считаться с проделанной в министерстве до его
прихода работой. Не мог он не учитывать и настроений поместного
дворянства, которое по ходу революции оказалось едва ли не единственным
классом, верным режиму. В мае 1906 г. на первом съезде уполномоченных
дворянских обществ с докладом "Основные положения по аграрному вопросу"
выступил Д. И. Пестржецкий, чиновник МВД, принимавший участие в разработке
аграрных проектов.
Правительство стремилось во что бы то ни стало отмежеваться перед
дворянами от думских проектов принудительною отчуждения помещичьей земли,
а потому основная часть доклада была посвящена критике таких проектов.
Докладчик утверждал, что в целом по стране "за последнее время никакого
реального основания для огульного наделения крестьян землею не возникло".
Отдельные случаи малоземелья, говорилось в докладе, могут быть
ликвидированы при помощи покупки земли через Крестьянский банк или путем
переселения на окраины. В общем же должны быть предприняты меры "к
улучшению и более полному использованию надельной площади" (введение
многопольных севооборотов, лучшая обработка и удобрение земли, переход от
общинной к личной собственности, расселение крупных деревень, уничтожение
внутринадельной чересполосицы, создание хуторов) . "Инициатива по введению
улучшений в крестьянском хозяйстве, подчеркивалось в докладе, - должна
составить предмет главнейших забот государства и земства. Следует
отрешиться от мысли, что когда наступит время к переходу к иной, более
культурной системе хозяйства, то крестьяне перейдут к ней по собственной
инициативе. Во всем мире переход крестьян к улучшенным системам хозяйства
происходил при сильном давлении сверху". Нечто подобное, мы помним,
говорил Столыпин на заседании Гродненского комитета. Эту же мысль, надо
думать, он проповедовал и в министерстве.
Настроение прибывших на съезд дворян не было единодушным. Некоторые из них
были настолько напуганы революцией, что считали необходимым сделать
уступки. "Лучше всею сразу, не унижаясь до принудительного отчуждения,
заранее удовлетворить требования крестьян... - сказал саратовский земский
деятель граф Д. А. Олсуфьев. - Мы должны добровольно идти навстречу к
продаже крестьянам земли, сохраняя и за собой часть... Компромисс
необходим... Как во время бури бесполезна борьба, так и здесь упрямое
отношение будет гибельно для дела". Но эти здравые рассуждения не
встретили сочувствия у большинства присутствующих. "Дворянство Рязанской
губернии, - решительно возразил Л. Л. Кисловский, - не находится в таком
цветущем состоянии, чтобы оно могло делать подарки и приносить жертвы.
Наоборот, когда нас выбирали уполномоченными, то нам рекомендовалось
заботиться о неприкосновенности частной собственности". Путаная речь князя
А. А. Кропоткина началась с ошеломляющего заявления о том, что надо
"запретить народу плодиться".
Затем разгорелся спор между крайними и умеренными противниками общины.
Когда один из прибалтийских баронов назвал общину "рассадником
социалистических бацилл", то А. А. Нарышкин возразил, что в Прибалтике
общины нет, а между тем произошла "страшная революция". Б. И. Кринский
заявил, что "аграрные беспорядки были только там, где существует община".
На это полтавский депутат С. Е. Бразоль ответил, что в Полтавской губернии
общинного землевладения почти нет, а "аграрные беспорядки" начались еще в
1902 г.
Однако большинство уполномоченных было настроено решительно против общины.
"Община - это то болото, в которое увязает все, что могло бы выйти на
простор, - сказал К. Н. Гримм, - благодаря ей нашему крестьянству чуждо
понятие о праве собственности. Уничтожение общины было бы благодетельным
шагом для крестьянства". Эти же мотивы повторялись в резких нападках на
общину В. Л. Кушелева, князя А. П. Урусова, П. В. Попова. Община,
подчеркивали дворянские представители, должна быть безусловно уничтожена.
Нападки на общину в какой-то мере были лишь тактической уловкой правого
дворянства: отрицая крестьянское малоземелье, помещики стремились
перевалить на общину всю ответственность за крестьянскую нищету. Кроме
того, в период революции община сильно досадила помещикам: крестьяне шли
громить помещичьи усадьбы всем миром, имея в общине готовую организацию
для борьбы. Даже в мирное время помещик чувствовал себя увереннее, когда
имел дело с отдельным крестьянином, а не со всей общиной.
Вопрос о хуторах не вызвал больших прений. Сами по себе хутора и отруба
мало интересовали дворянских представителей. Главные их заботы сводились к
тому, чтобы закрыть вопрос о крестьянском малоземелье и избавиться от
общины. Правительство предложило раздробить ее при помощи хуторов и
отрубов, и дворянство охотно согласилось. Правда, 29 депутатов во главе с
Д. А. Олсуфьевым представили особое мнение, предостерегая против
"схематически-шаблонною, однообразно-догматического решения в центральных
учреждениях аграрного вопроса без достаточного внимания ко всем
разнообразным бытовым, племенным, географическим и другим особенностям
России". Но эти весьма резонные доводы не встретили понимания, и
большинство депутатов поддержало представленные министерством тезисы,
тщательно вычеркнув из них слово "малоземелье".
Между тем обстановка в стране была неопределенная. Давление дворян
уравновешивалось давлением Думы и крестьянства. После роспуска I Думы
ситуация еще более обострилась. В конце августа 1906 г. Столыпин провел
мероприятия по передаче Крестьянскому банку части государственных и
удельных земель для продажи крестьянам. Тем самым он приступил к
исполнению своею замысла, созревшего еще в Саратове. По существу,
выражаясь современным языком, речь шла о приватизации части
государственного имущества.
Эти мероприятия вызвали возражения со стороны Гурко. Он считал, что
казенные земли и так почти всецело были в руках крестьян, которые многие
годы снимали их в аренду. Проведение такой меры, опасался он, оживит у
крестьян надежды на то, что в дальнейшем они заберут в свои руки и
помещичьи земли. Отношения между Столыпиным и Гурко, по-видимому, были
достаточно плохими. В воспоминаниях товарища министра внутренних дел
сквозит презрительно-высокомерное отношение к своему бывшему шефу. По
мнению Гурко, он был "полный невежда в экономических вопросах", не имел
"достаточной подготовки для того, чтобы справляться со многими
фундаментальными проблемами государственной жизни" и плохо
председательствовал в Совете министров (не умел резюмировать дебаты и
составлять резолюции) .
У Гурко возникли сильные подозрения относительно дальнейших намерений
Столыпина, когда известный латифундист граф А. А. Бобринский передал ему
слова, сказанные мимоходом главой правительства: "Вам придется расстаться
с частью своих земель, граф".
У страха, как известно, глаза велики. В действительности Столыпин,
думается, не допускал и мысли о полной ликвидации помещичьего
землевладения. Иное дело - частичное его ограничение. М. П. Бок привела в
своих воспоминаниях следующие слова отца: "Не в крупном землевладении сила
России. Большие имения отжили свой век. Их, как бездоходные, уже сами
владельцы начали продавать Крестьянскому банку. Опора России не в них, а в
царе". Что-то похожее Столыпин, надо думать, действительно говорил - и это
не было сказано случайно, под впечатлением от нескончаемых крестьянских
бунтов. Бунты в конце концов прекратились, но осталось это убеждение,
засевшее глубоко в сознании. В 1909 г., когда обстановка в стране коренным
образом изменилась, Столыпин вновь коснулся этого вопроса - не в беседе с
дочерью и не в случайном разговоре с графом, а в интервью корреспонденту
газеты "Волга": "Вероятно, крупные земельные собственности несколько
сократятся, вокруг нынешних помещичьих усадеб начнут возникать
многочисленные средние и мелкие культурные хозяйства, столь необходимые
как оплот государственности на местах".
В конце 1905 г., когда дела у царского правительства были из рук вон
плохи, главноуправляющий землеустройством и земледелием Н. Н. Кутлер
поставил вопрос о частичном отчуждении помещичьих земель. И даже Д. Ф.
Трепов тогда вроде бы сочувственно отнесся к этому плану. Но царь после
недолгого колебания решительно отверг кутлеровский проект, а сам Кутлер с
треском вылетел в отставку. Впоследствии никто из министров и мысли не
допускал о том, чтобы явиться к царю с подобным предложением.
Столыпин, как видно, считал, что в таком проекте нет надобности. Частичное
отчуждение помещичьей земли фактически уже идет. Многие помещики,
напуганные революцией, продают имения. Важно, чтобы Крестьянский банк
скупал все эти земли, разбивал на участки и продавал крестьянам. Из
перенаселенной общины лишние работники упадут на банковские земли. Идет
переселение в Сибирь. Под воздействием определенных правительственных мер
община прекратит эти свои бесконечные земельные переделы. Надельная земля
перейдет в личную собственность. Некоторые крепкие хозяева станут заводить
хутора и отруба на общинных землях. Правда, это довольно трудно: если
закончились переделы, а некоторые полосы стали личной собственностью, то
как передвинуть наделы всех крестьян, чтобы выкроить хутор? Но над этим
вопросом работает А. А. Кофод, главный теоретик из Главного управления
землеустройства и земледелия.
Примерно так сложилась у Столыпина общая концепция реформы. В этих рамках
он смирился с проектом Гурко и даже как бы "усыновил" его. Правда, иго был
не тот случай, когда приемное чадо становится похожим на отца. Скорее,
происходило обратное. "Надо вбить клин в общину", - говорил Столыпин своим
сподвижникам. "Вбить клин", заставить прекратить переделы, наделать
хуторов и отрубов на общинных землях - все эти идеи подспудно или открыто
были выражены в проекте Гурко. Оттуда Столыпин их и почерпнул.
10 октября 1906 г., когда этот проект рассматривался в Совете министров,
Столыпин сам, без помощи Гурко, ею докладывал и защищал. Все члены
правительства находили, что "община не заслуживает далее покровительства
закона". Разногласия возникли лишь насчет того, надо ли проводить этот
проект по 87-й статье или следует дождаться Думы. Меньшинство членов
Совета министров ссылалось на то, что "отрицательный взгляд самих крестьян
на общину еще не доказан". Следовательно, не исключено массовое
недовольство. Между тем правительство, издав этот указ по 87-й статье,
будет лишено возможности сослаться на мнение народною представительства и
вряд ли сможет "отразить обвинения в некоторой узурпации законодательных
прав".
Главной фигурой среди меньшинства был министр финансов В. Н. Коковцов. Ею
поддержали два князя: Б. А. Васильчиков, главноуправляющий
землеустройством и земледелием, и Н. Д. Оболенский, управляющий Кабинетом
его величества (тот самый Котя Оболенский, который всего лишь несколько
месяцев тому назад проталкивал Столыпина на пост министра) .
9 ноября 190б г. проект "Особого журнала" Совета министров был доложен
царю, который написал резолюцию: "Согласен с мнением председателя и 7
членов". Столыпинской аграрной реформе был дан зеленый свет. Первая статья
указа 9 ноября 1906 г., наиболее известная и часто цитируемая,
устанавливала, что "каждый домохозяин, владеющий надельною землею на
общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собою в
личную собственность причитающейся ему части из означенной земли".
Поскольку крестьяне владели землей чересполосно (у каждого домохозяина
бывало по 8-10 и более полос в разных местах) , то законодательный акт 9
ноября 1906 г. короче и правильнее было бы назвать "указом о чересполосном
укреплении".
Тогда же, в ноябре 1906 г., у Гурко произошли крупные неприятности. Он был
уличен в некорректных действиях по закупке продовольствия для голодающих
(через шведского торговца Лидваля, который не выполнил контракт) .
Скандальная история стала достоянием прессы. Дело Гурко рассматривалось в
Сенате. По-видимому, Гурко удалось отвести обвинения в мздоимстве, но со
службы он был уволен. Это вызвало недовольство царя, который ценил Гурко.
Столыпин же, судя по всему, довольно спокойно отнесся к судьбе своею
товарища.
В это время едва ли не главной заботой председателя Совета министров стало
положение, в которое попал Крестьянский поземельный банк. Масштаб его
операций по закупке земли в это время возрос почти в три раза. Многие
помещики спешили расстаться со своими имениями. В 1905-1907 гг. банк
скупил свыше 2,7 млн. дес. земли. В его распоряжение перешли
государственные и удельные земли. Между тем крестьяне, рассчитывая на
ликвидацию помещичьею землевладения в ближайшем будущем, не очень охотно
делали покупки. С ноября 1905 г. по начало мая 1907 г. банк продал всего
около 170 тыс. дес. В ею руках оказалось очень много земли, к
хозяйственному управлению которой он не был приспособлен, и мало денег.
Для поддержки ею правительство использовало даже накопления пенсионных
касс.
Деятельность Крестьянскою банка вызывала растущее раздражение среди
помещиков. Это проявилось в резких выпадах против него на III съезде
уполномоченных дворянских обществ в марте-апреле 1907 г. Делегаты были
недовольны тем, что банк продает землю только крестьянам (некоторые
помещики были не прочь воспользоваться ею услугами как покупатели) . Их
беспокоило также то, что банк не совсем еще отказался от продаж земли
сельским обществам (хотя он старался продавать землю в основном отдельным
крестьянам цельными участками) . Общее настроение дворянских депутатов
выразил А. Д. Кашкаров: "Я полагаю, что Крестьянский банк не должен
заниматься разрешением так называемого аграрного вопроса... аграрный
вопрос должен быть прекращен силой власти".
В это же время крестьяне весьма неохотно выходили из общины и укрепляли
свои наделы. Ходил слух, будто тем, кто выйдет из общины, не будет
прирезки земли от помещиков.
Только после окончания революции аграрная реформа пошла быстрее. Прежде
всего, правительство предприняло энергичные действия по ликвидации
земельных запасов Крестьянского банка. 13 июня 1907 г. этот вопрос
разбирался в Совете министров, было решено образовать на местах временные
отделения Совета банка, передав им ряд важных полномочий. В длительную
командировку, для участия в работе этих отделений, отправились многие
видные чиновники Министерства финансов, МВД и Главного управления
землеустройства и земледелия.
С некоторой обидой А. А. Кофод позднее вспоминал, что "весной 1907 г. даже
Столыпин считал землеустройство побочным вопросом в сравнении с громадной
работой, которую требовалось провести для распределения огромных земельных
площадей, купленных Крестьянским банком". До Кофода дошла весть, что и его
собираются заслать в одно из временных отделений. Сослуживцы советовали не
сопротивляться, поскольку "Петр Аркадьевич не любит, когда противоречат ею
планам, даже в деталях". Но Кофод был занят составлением инструкции по
землеустройству и считал себя "единственным человеком, который имеет ясное
представление о том, как правильно должна быть сделана ага работа".
Исполненный собственного достоинства как истинный европеец, он явился к
Столыпину и сумел себя отстоять.
Отчасти в результате принятых мер, а больше того - вследствие изменения
общей обстановки в стране дела у Крестьянского банка пошли лучше. Всего за
1907-1915 гг. из фонда банка было продано 3909 тыс. дес., разделенных
примерно на 280 тыс. хуторских и отрубных участков. До 1911 г. объем
продаж ежегодно возрастал, а затем начал снижаться. Это объяснялось,
во-первых, тем, что в ходе реализации указа 9 ноября 1906 г. на рынок было
выкинуто большое количество дешевой надельной "крестьянской" земли, а
во-вторых, тем, что с окончанием революции помещики резко сократили
продажу своих земель. Оказалось, что подавление революции в конце концов
не пошло на пользу созданию хуторов и отрубов на банковских землях, а
реализация проекта Гурко сильно подрезала это дело. Оно заняло видное, но
все же второстепенное место в аграрной политике правительства. Между тем
именно это направление политики было наиболее близко Столыпину.
Вопрос о том, как распределялись покупки банковских хуторов и отрубов
среди различных слоев крестьянства, исследован недостаточно. По некоторым
прикидкам, богатая верхушка среди покупателей составляла всего 5-6 %.
Остальные принадлежали к среднему крестьянству и бедноте. Ее попытки
закрепиться на землях банка объяснялись довольно просто. Многие помещичьи
земли, из года в год сдававшиеся в аренду одним и тем же обществам, стали
как бы частью их надела. Продажа их Крестьянскому банку ударила в первую
очередь по малоземельным хозяевам. Между тем банк давал ссуду в размере до
90-95 % стоимости участка. Продажа укрепленного надела обычно позволяла
уплатить первый взнос. Некоторые земства оказывали помощь по обзаведению
на хуторах., Все это толкало бедноту на банковские земли, а банк, имея
убытки от содержания купленных земель на своем балансе, не был разборчив в
выборе клиентов.
Ступив на банковскую землю, крестьянин как бы восстанавливал для себя те
изнурительные и бесконечные выкупные платежи, которые под давлением
революции правительство отменило с 1 января 1907 г. Вскоре появились
недоимки по банковским выплатам. Как и прежде, власти вынуждены были
прибегать к рассрочкам и пересрочкам. Но появилось и нечто такое, чего
крестьянин раньше не знал: продажа с молотка всего хозяйства. С 1908 по
1914 г. таким путем было продано 11,4 тыс. участков. Это, по-видимому,
было прежде всею мерой устрашения. И основная часть бедноты, надо думать,
осталась на своих хуторах и отрубах. Для нее, однако, продолжалась та же
жизнь ("перебиться", "продержаться", "дотянуть") , какую она вела в
общине.
Впрочем, это не исключает того, что на банковских землях появились и
достаточно крепкие фермерские хозяйства. С этой точки зрения
землеустройство на банковских землях было перспективнее, чем на надельных.
Однако, как уже творилось, таких хозяйств изначально было немного.
Наладив деятельность Крестьянского банка, правительство вплотную занялось
реализацией указа 9 ноября 1906 г. На места заспешили министерские
ревизоры, потребовавшие от губернских и уездных чиновников, чтобы все их
силы сосредоточились на проведении аграрной реформы. Земские начальники,
уличенные в нерадивости, увольнялись в отставку. Это резко подхлестнуло
активность тех, кто оставался на службе. Явившись в то или иное село и
собрав сход, они первым делом спрашивали: "Почему не укрепляетесь? Кто вас
смущает? " Печать была переполнена сообщениями о произволе администрации.
Аресты сельских старост и отдельных крестьян, запрещение высказываться на
сходах против указа, вызов стражников и содержание их за счет общества -
таков перечень средств, наиболее широко применявшихся властями.
Практиковалась и административная высылка особо активных противников
реформы из числа крестьян. Сведения о таких высылках можно найти и в
литературе, и в архивах. К сожалению, общее число крестьян, высланных за
агитацию против реформы, до сих пор не подсчитано.
Некоторые из соответствующих дел доходили до МВД, и вряд ли Столыпин о том
не знал. Это не помешало ему 15 марта 1910 г. заявить в Государственном
совете: "Не вводя, силою закона, никакою принуждения к выходу из общины,
правительство считает совершенно недопустимым установление какого-либо
принуждения, какого-либо насилия, какого-либо гнета чужой воли над
свободной волей крестьянства в еле устройства его судьбы, распоряжения его
надельною землею".
Психология государственных деятелей, говорящих одно и делающих другое, -
явление поистине загадочное. По-видимому, редко кто из них в такие моменты
сознательно лжет и лицемерит. Благие намерения провозглашаются чаще всего
вполне искренне. Тот же Столыпин, как мы помним, изначально вовсе не хотел
насильственного разрушения общины. Другое дело, что не они, выступающие с
высоких трибун, составляют множество тех бумаг, в которые и выливается
реальная политика. Они их только подписывают, не всегда успев даже, бегло
просмотреть, не запомнив и, конечно же, не имея представления, какова
статистика тех или иных распоряжений. Если при подписании какого-либо
документа возникнет сомнение, то докладывающий его чиновник (человек,
несомненно, толковый и дельный, показавший свою преданностью тут же все
объяснит или предпримет какой-либо маневр. В крайнем случае - обидится
(это на начальство тоже иногда действует) . После недолгих колебаний
документ будет подписан.
Года за три до речи в Государственном совете, 9 декабря 1906 г., за
подписью Столыпина был разослан циркуляр МВД, в котором устанавливалось
следующее правило: домохозяин, подавший заявление о выходе из общины после
принятия на сходе приговора об очередном переделе, но до утверждения ею
уездным съездом, укрепляет свой надел в прежнем размере. Фактически это
равнялось запрещению общих переделов, ибо всякий, теряющий часть надела,
мог подать заявление о выходе, удержать за собой весь надел и расстроить
передел. И правительству было известно, что многие крестьяне держатся за
общину только потому, что она периодически переделяет землю. В те времена
для крестьянства это было то, что сейчас называется социальной гарантией:
каждый крестьянский юноша, как бы ни сложилась ею судьба, мог рассчитывать
на свою долю в земельном наделе родной деревни. Циркуляр МВД, изданный
всею лишь через месяц после указа 9 ноября 1906 г., наносил еще один,
очень точно рассчитанный удар по общине.
Местные власти широко использовали циркуляр 9 декабря 1906 г., и дело
вскоре дошло до Сената. 5 декабря 1907 г., разбирая одну из жалоб, И
департамент Сената поставил правительству на вид, что указ 9 ноября "был
издан с целью облегчения отдельным крестьянам выхода из общины, а не
лишения сельскою общества фактической возможности производить общие
переделы мирской земли". МВД вынуждено было отступить, и в том же месяце
на места была отправлена телеграмма об отмене циркуляра. Многие члены
Государственною совета, внимавшие Столыпину, надо думать, были
осведомлены, что в течение целою года действовал циркуляр, позднее
признанный незаконным.
Но самое удивительное было то, что в той же речи Столыпин поддержал
предложение объявить перешедшими к подворному владению общины, длительное
время не совершавшие общих переделов. Он лишь уточнил: пусть таковыми
считаются те общины, которые не переделялись после наделения их землей по
реформе 1861 г. Эта норма была закреплена в законе 14 июня 1910 г.,
заменившем собою указ 9 ноября 1906 г., и впоследствии стала для многих
общин источником новых насилий. Они выносили решение о переходе всем
"миром" к многопольным севооборотам - им запрещали. Они пытались заменить
свои вконец измельчившиеся и запутавшиеся полосы на широкие - им тоже
запрещали. Был и такой случай. Казенные землемеры разделили два селения,
имевших общий надел (сросшихся "сиамских близнецов") . После этого власти,
признав оба селения подворными, запрещают им общий передел, и мужикам
приходится пахать на нелепых клочках и обрывках полос, образовавшихся
после разделения.
Многообразное и неустанное, законное и незаконное давление центральных и
местных властей на общину с целью выталкивания из нее крестьян началось
сразу же после указа 9 ноября 1906 г. Столыпин, отрицавший такое давление,
выглядит в невыгодном свете. Возможно, он что-то не знал или не помнил и
вообще недостаточно трезво представлял политику собственного министерства.
Но не надо забывать, что главнейшая обязанность руководителя такого ранга
- не подписывание бумаг, а подбор кадров. Каковы люди - таковы и бумаги.
Столыпин не освежил МВД. Гурко был удален, но "дух Гурко" в министерстве
остался. На словах как бы отдавая дань прежним своим взглядам, Столыпин и
сам вскоре стал проникаться этим духом. Институты сильнее людей. Хотя,
справедливости ради, надо сказать, что после Столыпина, в 1912-1914 гг.,
давление на общину еще более усилилось.
Третьеиюньский государственный переворот коренным образом изменил
обстановку в стране. Крестьянам пришлось оставить мечты о скорой
"прирезке". Темпы реализации указа 9 ноября 1906 г. резко возросли. В 1908
г. по сравнению с 1907 г. число укрепившихся домохозяев увеличилось в 10
раз и превысило полмиллиона. В 1909 г. был достигнут рекордный показатель
- 579,4 тыс. укрепившихся. Представители правительства, в том числе
Столыпин, жонглировали этими цифрами в законодательных собраниях и в
беседах с репортерами. Но с 1910 г. темпы укрепления стали снижаться.
Искусственные меры, введенные в закон 14 июня 1910 г., не выправили
кривую. Численность выделяющихся из общины крестьян стабилизировалась
только после выхода закона 29 мая 1911 г. "О землеустройстве". Однако
вновь приблизиться к наивысшим показателям 1908-1909 гг. так и не удалось.
За эти годы в некоторых южных губерниях, например в Бессарабской и
Полтавской, общинное землевладение было почти совсем ликвидировано. В
других губерниях, например в Курской, оно, утратило первенствующее
положение. (В этих губерниях и раньше было много общин с подворным
землевладением) . Но в губерниях северных, северо-восточных,
юго-восточных, а отчасти и в центрально-промышленных реформа лишь слегка
затронула толщу общинного крестьянства.
Чересполосно укрепляемая личная крестьянская земельная собственность
весьма отдаленно походила на классическую римскую "священную и
неприкосновенную частную собственность". И дело не только в правовых
ограничениях, налагавшихся на укрепленные наделы (запрещение продавать
лицам некрестьянского сословия, закладывать в частных банках) . Сами
крестьяне, выходя из общины, первостепенное значение придавали закреплению
за собой не конкретных полос, а общей их площади. Поэтому они, случалось,
были непрочь принять участие в общем переделе, если при этом не
уменьшалась площадь их надела (например, при переходе на "широкие полосы")
. Чтобы власти не вмешались и не расстроили дело, такие переделы иногда
производились тайно. Бывало, что такой же взгляд на укрепляемую землю
усваивало и местное начальство. Министерская ревизия 1911 г. обнаружила в
Орловской губернии многочисленные случаи долевого укрепления. Значит,
укреплялись не определенные полосы, а доля того или иного домохозяина в
мирском
|
