Авторханов Абдурахман - Загадки смерти Сталина - Скачать бесплатно

Абдурахман Авторханов
Загадки смерти Сталина


Источник: Загадки смерти Сталина

С. Аллилуева. Двадцать писем другу

А. Авторханов. Загадки смерти Сталина Барнаул. Алтайское книжное
издательство, 1993. - 256 c.

Подготовка электронного текста: А. Панфилов
Содержание А. Авторханов. Загадка смерти Сталина

Разногласия между Политбюро и Сталиным

Историческое поражение Сталина

Разгром "внутреннего кабинета"

Последние дни Сталина

Как произошел переворот?

Конец Берия А. Авторханов. Еще раз о "загадке смерти Сталина"




ОТ АВТОРА

На вершине пирамиды советской партократии не было достаточно места для
двух преступных гениев - для Сталина и Берия. Рано или поздно один должен
был уступить место другому или оба погибнуть во взаимной борьбе. То и другое
случилось почти одновременно. Настоящее произведение и посвящено
реконструкции исторического процесса последних пяти лет сталинского
правления (1948 - 1953), приведшего к этому.
При тиранических режимах, политика есть искусство чередующихся интриг.
Придворные интригуют, чтобы оказаться поближе к тирану, а тиран - чтобы
натравливать их друг на друга: ведь придворные, постоянно соперничающие
между собой, не способны организовать заговор против своего владыки. В
подобного рода интригах Сталин и его клика не имели себе равных.
Сталин окружил себя людьми, преданность которых обусловливалась не
общественными идеалами, а лишь соображениями карьеры. Каждый из них боролся
за Сталина, ибо Сталин - это власть, но чтобы они не объединялись против
него в борьбе за власть, Сталин разжигал среди них взаимную ненависть. Эта
тактика имела и еще одно преимущество: когда Сталину было нужно "пустить в
расход" кого-нибудь из своей клики, он делал это по доносам одних, при
энтузиазме других и при молчаливом согласии остальных.
У правящей элиты было атрофировано самое элементарное чувство
коллегиальной солидарности для спасения своих отдельных представителей -
хотя бы ради своего собственного спасения. Этим воспользовался Сталин до
войны, на пути к единоличной тирании. Этим Сталин продолжал пользоваться и
после войны, пока самый способный из его учеников - Берия - не превзошел
своего учителя.
Если каждый из членов последнего сталинского Политбюро умер или умрет
своей смертью, то это благодаря тому, кого они убили: Берия. Если не
состоялась вторая, куда более грозная, чем в ежовщину, "великая чистка",
если сотни тысяч людей были спасены от чекистских пуль, а миллионы - от
концлагерей, то этим, вероятнее всего, страна обязана тоже Берия. Это не
было его целью, но это было его невольной заслугой.
Когда Сталин решил ликвидировать свою "старую гвардию" (молотовцев),
апеллируя к "молодой гвардии" (маленковцам). Берия первый разгадал его
стратегический план - уничтожить всех членов Политбюро по шаблону 20-х и
30-х годов: "старую гвардию" - при помощи "молодой гвардии", "молодую
гвардию" - при помощи "выдвиженцев". Но Сталин просчитался: его окружали
теперь не идейные простофили 20-х, не политические евнухи 30-х годов, о его
же духовные двойники, выпестованные им самим, по его собственному
криминальному образу мышления и действия. Но на высоте криминального
искусства самого Сталина стоял среди них только один Берия. К счастью
народов СССР, Бог лишил Сталина разума в тот самый момент, когда он направил
его гнев в сторону Берия.
С уму непостижимой оплошностью Сталин выдал себя, сформулировав обвинение
кремлевских "врачей-заговорщиков": ведь обвинение всей сети верховных
органов госбезопасности в попустительстве "заговорщикам" было прямо
направлено против Берия. Берия слишком хорошо знал и Сталина, и судьбу своих
предшественников, чтобы строить иллюзии. Сталину теперь нужна была его
голова. У Берия не было никаких других средств спасти ее, кроме того как
лишить самого Сталина его собственной головы.
Вот так и был организован беспримерный по трудности, но и блестящий по
технике исполнения заговор Берия против Сталина. Организатор заговора
доказал, что он превзошел Сталина в том, в чем последний считался корифеем:
в искусстве организации политических убийств!
Естественно, в результате власть Сталина оказалась у Берия. Члены
Политбюро, судьбой которых Берия теперь мог распоряжаться, решили отнять у
него власть. Возглавленный Хрущевым, был создан второй, беспримерный по
трусости заговор - против Берия, заговор, который, по существу, был
убийством из-за угла. Впрочем, таким же был и организованный впоследствии
заговор против самого Хрущева - с той лишь разницей, что его оставили в
живых.
Не абстрактные спекуляции, не искусственные конструкции, а логика целой
цепи косвенных доказательств, называемых в юриспруденции уликами, привела
меня к окончательному выводу: Сталин умер в результате заговора. Заговор
этот не был импровизацией. Он был лишь последним актом той продолжительной
послевоенной трагедии, в которой актеры как бы поменялись ролями:
предназначенные к гибели герои умертвили "бессмертного", чтобы самим
остаться в живых. С такой же уверенностью я не могу этого утверждать о
втором аспекте моей темы: как был умерщвлен Сталин. Коллапс как последствие
шока от заседания Политбюро с последующим вредительским лечением или яд
замедленного действия, полученный от Берия? Впрочем, собранные мною улики
для того или другого случая я предоставляю на суд самого читателя.
Я не буду останавливаться на характеристике использованных мною советских
и западных источников, но немного надо сказать о моих частных источниках
информации из СССР. В этом отношении оказался в несколько более выгодном
положении, чем другие историки на Западе. Объясняется это тем, что КГБ
широко разрекламировал мою книгу "Технология власти" (1959): на многих
политических процессах в Москве, Ленинграде, Киеве и других городах она
фигурировала - в издании самиздата - как вещественное доказательство против
подсудимых (за нее мастера фальсификации из ЦК сочинили мне биографию, в
которой нет ни одного слова правды, кроме моего имени). Уже в той книге
написал, что загадочная смерть Сталина последовала, вероятно, в результате
заговора четверки (Берия, Маленкова, Хрущева, Булганина) и что подозрительно
само это подчеркивание в официальном сообщении о месте нахождения
заболевшего Сталина "в Москве в своей квартире" (А. Авторханов. Технология
власти. 1959, стр. 282, 285). Все мои дальнейшие поиски за истекшие годы и
были посвящены этой "загадке смерти Сталина". Но так как "Технологию власти"
переиздал не только самиздат, но и ЦК КПСС - в издательстве "Мысль", с
грифом "запрещенная литература", - то у нее оказался относительно широкий
круг читателей. Отсюда и приток ко мне по разным каналам дополнительных
сведений о том, как происходили некоторые из описываемых мною послевоенных
событий. К сожалению, в момент создания книги я был лишен возможности
использовать их полностью. Для этого тогда еще не наступило время.
Исключение было сделано только в тех случаях, когда аутентичность материала
кажется бесспорной или поддается объективной проверке.

А. АВТОРХАНОВ





Когда одного из большевистских завоевателей Грузии Буду Мдивани,
соратника Ленина и врага Сталина, вели в 1937 году на расстрел, он крякнул
на весь коридор Метехского замка: "Пусть Сталин не забывает, что за Дантоном
последовала очередь Робеспьера!" Сталин делал в дальнейшем все, чтобы
грузинский Дантон не оказался пророком. До войны с этой задачей он, не без
учета урока Робеспьера, справился блестяще. Робеспьер посылал на эшафот лишь
отдельные группы из Конвента, великодушно оберегая сам Конвент, но тогда
Конвент послал его туда же. Сталин, как диктатор, поступил более разумно:
разделавшись со своими ультрареволюционными гебертистами (троцкистами) и
правооппортунистическими дантонистами (бухаринцами) при помощи
большевистского Конвента, Сталин послал под конец на эшафот и этот слепо
преданный ему Конвент - ЦК 1934 года. Сталин, если речь шла о его личной
безопасности, не искал врагов - он уничтожал потенциальных врагов (группами,
классами и даже целыми народами), считая, что уничтожить их, когда они
станут действительными врагами, будет трудно, а может быть, и невозможно...

Разногласия между Политбюро и Сталиным




РАЗНОГЛАСИЯ МЕЖДУ ПОЛИТБЮРО И СТАЛИНЫМ

Если выразиться образно, то в послевоенные годы Сталин правил страной,
как рулевой в бурную погоду на океане, бездумно бросающий дырявую лодку
навстречу грозным волнам. Пассажиры же ее - члены ЦК - то беспрерывно
выкачивали воду со дна лодки, то отчаянно метались с одного борта на другой,
чтобы сбалансировать ее движение, но неумолимый рулевой балансировал его
тем, что бросал их за борт одного за другим. Сколько их было выброшено за
последние три года по "ленинградскому делу", по "сионистскому делу", по
"грузинскому делу", по начавшемуся "московскому делу", в которое, по замыслу
Сталина, могли бы быть включены остальные уцелевшие пассажиры сталинской
лодки?! Не важно, что сами пассажиры подсказывали рулевому, кого первыми
вышвырнуть, важно другое: все они знали, что при этом рулевом та же участь
рано или поздно постигнет каждого из них.
Сталин пришел к выводу, что в сложившихся условиях лучше всего -
уничтожить всех, и "старогвардейцев" и "младогвардейцев", по рецептам 20-х
годов.
Берия и Маленков великолепно научились читать затаенные мысли Сталина и
разгадали весь его стратегический план. А тогда произошло то, что Сталин
считал абсолютно исключенным: по инициативе Берия и Маленкова члены
Политбюро пришли к спасительному для них компромиссу и заключили
оборонительный союз против замыслов Сталина. Результатом этого союза и было
решение Политбюро созвать в августе 1952 г. пленум ЦК ВКП(б) и назначить на
нем созыв съезда партии.
По формально действующему уставу партии съезды ее должны были созываться
не реже одного раза в три года. Последний съезд был до войны - в марте 1939
года. Сталин, охотно соглашаясь на аккуратное проведение выборов в тогдашний
советский лжепарламент, никак не соглашался на выборы нового ЦК на очередном
съезде партии. Так было пропущено более четырех сроков созыва съезда, За это
время началась и окончилась Великая Отечественная война, были приняты
важнейшие международные и внутренние решения, находящиеся в компетенции
только съезда партии, а Сталин и не думал его созывать. Более того, даже
пленум того довоенного ЦК, члены которого в войну сыграли столь решающую
роль в политической организации фронта и тыла страны, не созывался уже более
пяти лет (по уставу его надо созывать раз в три месяца).
Трудно найти другую причину несозыва съезда, кроме боязни Сталина, что
"ученики" в рамках устава легально лишат его единоличной власти. Опасения
его не были беспочвенными.
После "ленинградского дела" Сталин начинает терять контроль над аппаратом
партии и полиции в той же мере, в какой растет там влияние Маленкова и
Берия.
Сталин не хотел никакого съезда партии, пока не проведена намеченная
вторая "великая чистка" - в этом сомневаться не приходится (XVIII съезд тоже
был создан только после первой "великой чистки", в 1939 году).
Правда, объявление о созыве съезда и его повестке дня было опубликовано
за подписью одного генерального секретаря ЦК Сталина. Но так делалось
всегда. Самым поразительным был беспрецедентный факт: впервые за время
сталинского правления политический отчет ЦК делал не Сталин, а Маленков. Это
сразу вызвало недоумение: что произошло? Либо Сталин нездоров, либо он
намеренно выдвинул главным политическим докладчиком ЦК избранного им
"кронпринца". Только потом мы узнали, что оба предположения были ложными.
Сталин был здоров, писал больше "дискуссионные" статьи, присутствовал на
съезде и даже выступил в конце съезда с краткой речью (не по существу работы
съезда, а с обращением к иностранным компартиям, что, как мы дальше увидим,
тоже имело свое значение). И в "кронпринцы" Сталин никого не намечал, хорошо
зная всю опасность такого предприятия.
Остаются два других предположения: либо Сталин отказался делать доклад на
съезде, организованном и созванном вопреки его воле, либо Политбюро, не
разделявшее теперь многие из практических предложений и мероприятий Сталина,
решило поручить доклад Маленкову, открытие съезда - Молотову, закрытие -
Ворошилову.
Хрущев, которого партийные интересы заставляли придерживаться
определенной схемы, какую-то часть правды всегда обволакивал туманом лжи. Он
хотел нас уверить, что и поручения Молотову и Ворошилову тоже исходили от
Сталина. Но этим он опровергал самого себя.
В самом деле, по официальным выступлениям того же Хрущева на XX съезде мы
знаем, что после XIX съезда, во время первого организационного пленума
нового ЦК, Сталин обвинил Молотова в шпионаже в пользу Америки и Ворошилова
в шпионаже в пользу Англии, а их жены-еврейки по тем же обвинениям уже
сидели в подвалах Лубянки. Но из отчетов о XIX съезде мы знаем, что его
торжественно открыл Молотов и торжественно закрыл Ворошилов. По партийной
традиции, эти почетные обязанности раньше исполнял Ленин, а так как Сталин
отказался их перенять, то был заведен новый порядок: открывали и закрывали
съезды два разных лица из наиболее популярных старых членов Политбюро.
Спрашивается, как мог Сталин оказать такой почет тем, кого он в конце
того же съезда собирался разоблачить как шпионов? Ясно, что они были
выдвинуты не Сталиным, а Политбюро в результате вышеупомянутого
"исторического компромисса", как ясно и то, что от расправы Сталина их спас
аппарат во главе с Маленковым - Берия.
Тот, кто думает, что Сталину было все подвластно, что стоило ему только
"пошевелить мизинцем" - и все его враги взлетят на воздух, забывает, что
власть Сталина основывалась на абсолютном повиновении непосредственных
управляющих машиной властвования. Они-то теперь и вышли из повиновения. Что
же мог делать Сталин один, без них? Выйти на Красную площадь и призвать
народ к бунту?
До разбора работы XIX съезда и анализа итогов его пленума ЦК надо бросить
беглый взгляд на недавнее прошлое.
Наивно думать, что политическое развитие в руководстве партии и
государства определялось лишь взаимными интригами сталинцев, или объявлять
кажущийся бессмысленным жестокий террор Сталина результатом паранойи. И
интриганы и Сталин боролись не только за власть, но и за определенный курс
внутренней и внешней политики Кремля. Сталин никого не убивал из любви к
убийству. Не был он и садистом и еще меньше - параноиком. Такие оценки его
действий вытекают из неправильной "антропологической" предпосылки: Сталина
рассматривают как человека со всеми человеческими атрибутами, а поэтому все
его нечеловеческие поступки сводят к душевной болезни. Между тем все
поступки, действия, преступления Сталина целеустремленны, логичны и строго
принципиальны. У него нет зигзагов душевнобольного человека: помрачение ума,
а потом просветление, восторг сейчас, меланхолия через час, злодеяние
сегодня и раскаяние завтра, как бывало с действительно больным Иваном
Грозным. Сталин был политик, действующий уголовными методами для достижения
цели. Более того, он представлял собою уникальный гибрид политической науки
и уголовного искусства, превосходя этим всех других политиков. Сталин был
принципиально постоянным в своих злодеяниях - в восемнадцать лет он выдал
свой марксистский кружок в Тифлисской духовной семинарии жандармам
(оправдывая себя тем что так он сделал кружковцев революционерами); в
двадцать восемь лет он руководил убийством людей на Эриванской площади в
Тифлисе во время вооруженного ограбления казначейства; в тридцать восемь лет
он лично командовал в Царицыне массовыми расстрелами пленных
"белогвардейцев"; в сорок восемь лет начал подготовку к истреблению
крестьянства; ему было пятьдесят восемь лет, когда по его приказу в 1937 -
1938 годах чекисты умертвили миллионы невинных людей; ему было уже семьдесят
лет, когда он без суда расстрелял дюжину членов ЦК, своих ближайших
помощников. Теперь он решил взяться за остальных.

Сумасбродные действия, как говорит Хрущев? Ничуть не бывало.
Целеустремленные и целеоправданные действия с гениальным чутьем предвидения.
Если бы Сталину удалось уничтожить Политбюро 1952 года, он, вероятно, жил бы
подольше, а антисталинского XX съезда партии в истории вовсе не было бы.
К XIX съезду партии Сталин оказался в полной изоляции от остальных членов
Политбюро по важнейшим вопросам международной и внутренней политики.
Достаточно беглого анализа спорных вопросов, чтобы видеть глубину
разногласий.
Так, Сталин просто проспал радикальную революцию в мировой политике и
дипломатии в результате появления термоядерного оружия. Трубадуры сталинизма
не раз писали, что когда президент Трумэн на Потсдамской конференции сообщил
Сталину эпохальную новость о том, что американцы изобрели беспримерное
оружие - атомную бомбу, то Сталин перевел разговор на тему о погоде. Трагизм
положения в том и заключался что на Сталина эта бомба действительно не
произвела должного впечатления.
Позднее, назначив Берия председателем советской атомной комиссии, Сталин,
однако не стал вести миролюбивую политику хотя бы до тех пор, пока будет
готова советская бомба. Наоборот, он искусственно, порою вызывающе,
провоцировал крупные международные кризисы один за другим: форсированная
большевизация восточноевропейских государств в нарушение всех союзнических
договоров, попытка аннексии иранского Азербайджана, предъявление Турции
требования о военных базах в районе проливов, организация движения советских
армян и грузин за возвращение Турцией армянских и грузинских земель,
организация гражданской войны в Греции, требование о передаче Ливии Италией
Советскому Союзу, берлинская блокада, корейская война - все это Сталин
делал, когда у него еще не было серийного производства атомных бомб.
Можно себе представить, на каком языке Сталин собирался разговаривать с
миром после того, как это производство у него появилось бы.
Коренное разногласие между Сталиным и Политбюро возникло именно по
вопросу о политике мира. Политбюро стояло на той же точке зрения, что и
Запад: в эпоху термоядерного оружия результатом войны будет лишь
самоубийство человечества. Поэтому Политбюро пересмотрело основное положение
Ленина, гласившее: в эпоху империализма мировые войны абсолютно
---------------------------------------------------------------------------в
ойн. В Политбюро думали, что поскольку в атомную эпоху войны могут быть
только атомными, а следовательно, и не приводящими к революции, то от этого
учения Ленина и основанной на нем международной политики надо отказаться.
Политбюро приводило и другие аргументы: образовавшаяся после второй
мировой войны мировая социалистическая система и движение широких масс за
мир во всем мире способны предупредить новые войны. Это самое важное
разногласие между Сталиным и Политбюро доказывается анализом партийных
документов. В этой связи придется остановиться на полемической работе,
выпушенной Сталиным и приуроченной им к XIX съезду партии: "Экономические
проблемы социализма в СССР" (сентябрь 1552).
Никакая другая работа Сталина после войны так много не цитировалась
советологами, как "Экономические проблемы социализма в СССР", но только одна
она так и осталась непонятой на Западе. Это вполне естественно. Западные
исследователи читали только текст, но не читали и не поняли подтекста,
поскольку не знали причин, вызвавших к жизни "Экономические проблемы...".
Сталин здесь вовсе не занимался теорией, вовсе не был занят открытиями новых
абстрактных законов марксизма в политэкономии. Он спорил с другими ведущими
руководителями ЦК по важнейшим вопросам дальнейшего развития внутренней и
внешней политики СССР. Что Сталин спорит с ними, знали только эти
руководители ЦК, но ни советский народ, ни партия, ни тем более западные
исследователи этого не знали и знать не могли.
Это непонимание усугублялось еще и тем, что как раз те, против кого
выступал Сталин, первыми объявили (на словах) "Экономические проблемы..."
"гениальным вкладом" Сталина в марксизм, чтобы на деле саботировать
вытекающие из них практические выводы.
Обо всем этом мы узнали только после смерти Сталина. Сравнение требований
Сталина в "Экономических проблемах..." и практической политики ЦК после его
смерти дает нам ключ, которым мы легко открываем все тайники спорных
вопросов.
Разберем сначала установки партийных документов. Вот что записало
сталинское Политбюро на XX съезде; "Миллионы людей во всем мире спрашивают:
неизбежна ли новая война, неужели человечеству, пережившему две
кровопролитные мировые войны, предстоит пережить еще и третью? Имеется
марксистско-ленинское положение, что, пока существует империализм, войны
неизбежны... Но в настоящее время положение коренным образом изменилось.
Фатальной неизбежности войны нет. Теперь имеются мощные общественные и
политические силы, которые располагают серьезными средствами, чтобы не
допустить развязывания войны империалистами" ("XX съезд КПСС.
Стенографический отчет". 1956, т. 1, стр. 37 - 38).
А вот как возражал Сталин: "Говорят, что тезис Ленина о том, что
империализм неизбежно порождает войны, нужно считать устаревшим, поскольку
выросли в настоящее время мощные народные силы, выступающие в защиту мира,
против новой мировой войны. Это неверно... Чтобы устранить неизбежность
войн, нужно уничтожить империализм" (И. Сталин. Экономические проблемы
социализма в СССР. М. 1952, стр. 36). Анонимами, с которыми Сталин спорил на
XIX съезде ("говорят"), как раз и были члены его Политбюро (это они так
единодушно и доказали на следующем, XX съезде партии).
"Мирное сосуществование" - это кодовое определение для ленинской
стратегии: разгромить капитализм не военной силой Советской России, что
вообще невозможно, а взорвать его изнутри инфильтрацией идей, людей и
организацией перманентных революционных диверсий. Поэтому-то в "Программе
КПСС" (1961) и записано, что мирное сосуществование "является специфической
формой классовой борьбы". Надо отдать должное наследникам Сталина, что в
этом споре, изменяя букве ленинизма, они остались верными его духу, чего
нельзя было сказать о самом Сталине.
Хотя Ленин писал о неизбежности войн в эпоху империализма, который
представлялся ему последней стадией загнивающего, умирающего капитализма, в
нем все-таки хорошо было развито чувство реальности. Поэтому Ленин делал
оговорку, которая сводила на нет только что им выставленный тезис, а именно:
капитализм в эпоху империализма развивается быстрее, чем до нее.
Сталин считает, что после второй мировой войны это утверждение
недействительно. Он пишет: "Можно ли утверждать, что известный тезис Ленина,
высказанный им весной 1916 года, о том, что, несмотря на загнивание
капитализма, "в целом капитализм растет неизмеримо быстрее, чем прежде", -
все еще остается в силе? Я думаю, что нельзя этого утверждать. Ввиду новых
условий, возникших в связи со второй мировой войной, (этот. - А. А.) тезис
нужно считать утратившим силу" (там же, стр. 32).
Выходило, что западная экономика и техника не способны дальше
развиваться, капитализм теперь уж окончательно загнил. Отсюда логический
вывод: пришло время справлять отходную по мировому капитализму. Разумеется,
реалисты из Политбюро считали это опаснейшей иллюзией.
В той же работе Сталин спорил с Политбюро не только по
внешнеполитическим, но и по внутриэкономическим вопросам. Он пишет: "...цель
капиталистического производства - извлечение прибылей... Цель
социалистического производства не прибыль, а человек с его потребностями"
(там же, стр. 77).
В результате такой "заботы" Сталина о человеке более 50 процентов
советских предприятий работало нерентабельно. Хрущев старался выйти из этого
положения чистейшим волюнтаризмом и сорвался. Более прагматичные Косыгин и
Брежнев прямо записали в решении сентябрьского пленума ЦК (1965):
"...улучшить использование таких важнейших экономических рычагов, как
прибыль, цена, премия, кредит" ("КПСС в резолюциях и решениях съездов,
конференций и пленумов ЦК", М. 1972, т. 8, стр. 519).
Большинство в Политбюро полагало, что всю технику машинно-тракторных
станций (МТС) надо передать колхозам, а Сталин писал: "...предлагая продажу
МТС в собственность колхозам... пытаются повернуть назад колесо истории...
(это - А. А. ) привело бы не к приближению к коммунизму, а наоборот, к
удалению от него" ("Экономические проблемы...", стр. 91).
Послесталинское руководство ликвидировало МТС и передало их технику
колхозам.
Сталин писал: "Какие мероприятия необходимы для того, чтобы поднять
колхозную собственность, которая является, конечно, не общенародной
собственностью, до уровня общенародной ("национальной") собственности?
Некоторые товарищи думают, что необходимо просто национализировать колхозную
собственность, объявив ее общенародной собственностью... Это предложение
совершенно неправильно и безусловно неприемлемо" (там же, стр. 87).
Ровно через год после того, как Сталин это написал, и через шесть месяцев
после его смерти состоялся сентябрьский пленум ЦК (1953), заложивший основу
национализации колхозов, а руководство Брежнева форсировало эту
национализацию, превратив значительную часть колхозов в совхозы, которые и
считаются "общенародной" собственностью. Да и сохранившиеся колхозы де-факто
были превращены в государственную собственность решением мартовского пленума
ЦК и особенно не опубликованным майским решением ЦК (1965).
Мы остановились лишь на некоторых из тех спорных вопросов между Сталиным
и Политбюро, которые легко прослеживаются по партийным документам. Однако
были и разногласия, только глухо выходившие наружу.
Во внутренней политике таким было требование Сталина о новой "великой
чистке" в партии, армии и государственном аппарате и продолжение, по примеру
Грузии, массовой чистки от "буржуазных националистов" во всех союзных и
автономных республиках. После Грузии была очередь Украины. (В начале июня
1952 года на пленуме ЦК Украины главным вопросом обсуждения и был украинский
"буржуазный национализм".)
Главные же разногласия между Сталиным и Политбюро в международной
политике касались новой доктрины, впервые официально сформулированной на
будущем, XX съезде, - об упомянутом "мирном сосуществовании" в духе Ленина.
Ученики и соратники Сталина считали, что "мирное сосуществование" социализма
и капитализма есть по Ленину, "генеральная линия" советской внешней
политики. Сталин отвечал, что лозунг "сосуществования", собственно, выдумали
идеологи американского империализма для маскировки подготовки третьей
мировой войны против социалистического лагеря.
Сталин на самом деле, в полном согласии с Лениным, думал, что
"генеральная линия" советской внешней политики - это курс на мировую
пролетарскую революцию, а что касается "сосуществования", то Ленин даже не
знал этого слова.
Очень отрицательную, даже вредную для СССР роль сыграла и другая
установка Сталина: он ошибочно считал, что после второй мировой войны
фактически никакого освобождения колониальных народов не произошло,
сменилась только форма колониализма и все эти Неру и Сукарно - наемные
сатрапы западных империй. Соратники и ученики Сталина полагали, что такая
установка мешает Советскому Союзу войти в тыл освобождающихся колоний,
привлечь их в русло советского влияния и противопоставить их бывшим
метрополиям. Ученики Сталина, действуя в духе Сталина его лучших былых
времен, считали нужным и возможным материально участвовать и в создании в
бывших колониях особых форм правления и социального общежития нового типа.

Теперь вернемся к XIX съезду и рассмотрим некоторые сухие факты, чаще
протокольные, но иногда касающиеся и существа дела.
Один такой важнейший факт мы уже отметили - открытие съезда одним
"шпионом" (Молотовым) и закрытие его другим "шпионом" (Ворошиловым).
Второй сюрприз: в нарушение всей сталинской традиции в президиум съезда
не избрали трех членов Политбюро - Микояна (два сына, генералы, сидят в
тюрьме), Андреева (жена-еврейка - в тюрьме) и Косыгина (был замешан в деле
ждановцев).
И еще один сюрприз: в перечислении рангового места членов Политбюро
Берия, который до "мингрельского дела" твердо занимал третье место, после
Молотова и Маленкова, очутился теперь на пятом месте (даже после Булганина).
Так сообщает протокол утреннего заседания съезда от 5 октября. Чтобы партия
не приняла это за недоразумение, хроника съезда вновь повторяет ту же
"иерархию культов".
Но Берия взял реванш. Он выступил на съезде с самой большой речью. И она
была не только большая, а острая по стилю, высококвалифицированная
политически и убедительная для слуха и ума партийных ортодоксов. Она была и
единственной речью, на которой лежал отпечаток личности оратора.
Конечно, речь Берия, как и других ораторов, - это панегирик Сталину. Но
его панегирик целевой: апеллируя к величию Сталина, изливаясь в
верноподданнических чувствах, Берия тонко протаскивает, по существу,
антисталинскую ересь - ставит партию впереди Сталина: "Вдохновителем и
организатором великой победы советского народа (в войне - А. А.) была
Коммунистическая партия, руководимая товарищем Сталиным" ("Правда",
9.10.52). До сих пор во всех газетах, журналах и книгах можно было прочесть,
что "вдохновителем и организатором" был сам Сталин, а потом, где-то на
задворках что-то делала и партия. Берия дал понять, что не оговорился, он
кончил речь опять ссылкой на партию: "Народы нашей страны могут быть уверены
в том, что Коммунистическая партия, вооруженная теорией марксизма-ленинизма"
- и затем "под руководством товарища Сталина".
Другая ересь была вызывающей. Берия не ко времени, а потому и очень смело
напомнил партии приоритеты ее национальной политики: есть разные опасности
отклонения от национальной политики партии, и они следуют в таком порядке -
на первом месте стоит опасность "великодержавного шовинизма" (значит,
русского шовинизма), на втором месте опасность "буржуазного национализма"
(значит, опасность местного национализма) и на третьем месте опасность
"буржуазного космополитизма" (значит, "сионизм" и прочие "измы").
Можно смело предположить, что, кроме Сталина и членов Политбюро, никто на
съезде не знал, что здесь Берия прямо спорит со Сталиным, считавшим
буржуазный национализм, сионизм и космополитизм главной опасностью для СССР,
а русского великодержавного шовинизма не признававшим вообще.
Интересна и другая деталь: больше половины речи Берия посвятил
национальной политике и национальным республикам СССР, но ни словом не
обмолвился о Грузии и грузинских "буржуазных националистах", а ведь для его
земляков, мингрельцев, не хватало мест в тюрьмах Тбилиси, Сухуми и Батуми...
Защищать их Берия не мог, но он и не осудил их, как того требовала нынешняя
кампания Сталина против "буржуазного национализма".








Историческое поражение Сталина




ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОРАЖЕНИЕ СТАЛИНА

Понять Сталина можно, только постаравшись проникнуть в его
политико-психологический мир и его глазами глядя на положение и перспективы
развития СССР. Тогда мы увидим в действиях советского диктатора не манию
преследования, не причуды и капризы старика, а железную логику основателя
данной системы, его обоснованный страх за ее интегральность, его глубочайшую
озабоченность беспечностью его учеников и соратников, его мрачные думы о
завтрашнем дне. На XX съезде цитировались слова Сталина, обращенные к его
ученикам и полные тревоги за будущее СССР: "Вы слепы, как новорожденные
котята; что будет без меня?"
Сталин был идеален для господства над закрытым обществом - закрытым
внутри, закрытым вовне. Жизнеспособность и долголетие такого общества
зависели от систематической регенерации ячеек власти сверху донизу - от
постоянного вычищения отработанных кадров, от постоянного возобновления
армии бюрократов. Порядок Сталина не допускал ни свободной игры сил на
верхах, ни гражданской инициативы в обществе, даже самой
верноподданнической.

"Генеральная линия партии" была сильна своей ясностью, неуязвимостью,
повелительностью. В ее лексиконе не было слова "думать", а было всем
понятное и принятое слово "действовать"! "Думать" - это прерогатива одного
Сталина, "действовать" - это задача всей партии. Поэтому и "порядок" был
идеальным, и управлять было легко. Война внесла в "генеральную линию"
дисгармонию. Люди, прошедшие через войну, от Волги к Эльбе, стали другими.
В глубине души Сталин был согласен с западными остряками: "Сталин в войну
сделал только две ошибки: показал Ивану Европу и Европе Ивана". Советские
люди притащили домой бациллы свободы и социальной справедливости: "в
Германии скот живет лучше, чем у нас люди", "у американского солдата
шоколада больше, чем у нашего картошки", "на Западе президенты и министры -
обыкновенные грешники, а у нас боги-недотроги". Надо вернуть этот
расфилософствовавшийся, "больной народ" в первобытное довоенное состояние:
нужен антибиотик, нужно и новое, полезное кровопускание. Чем раньше это
сделать, тем быстрее он выздоровеет.
Этого никак не хотят понять верхи партии. Они даже не прочь начать диалог
с Западом ("сосуществование"!), не прочь искать его помощи в решении
внутриэкономических (колебания - принять или не принять "план Маршалла") и
внешнеторговых проблем СССР (предложения о хозяйственно-технической
кооперации), а для этого готовы посягнуть на святая святых - монополию
внешней торговли - и немножко приоткрыть железный занавес для циркуляции
бизнеса. Но это ведь начало конца "генеральной линии". По каналам бизнеса
двинутся в СССР тысячи, миллионы новых бацилл Запада. Железный занавес
станет дырявым, и начнется другой диалог: диалог между народом и
правительством, поощряемый и подстрекаемый Западом. Случится небывалое и
непоправимое: народ начнет интересоваться своим прошлым и философствовать о
будущем. Появятся новые Радищевы, Белинские, Герцены. Русь духовно придет в
движение, а за нею и антирусские окраины, за ними и страны-сателлиты. Вот
какая перспектива рисовалась Сталину, если не вернуться к старой, испытанной
"генеральной линии".
Прогноз был правильный, но предупредить такое развитие дел Сталин мог бы
в возрасте сорока - пятидесяти лет, а ему было уже за семьдесят; другого
Сталина в Политбюро не было, да такие и рождаются раз в сотни лет. Старость
Сталина совпала с дряхлостью режима. Этому режиму можно было продлить жизнь
не хирургией (он не выдержал бы никакой серьезной операции), а терапией. На
языке политики это означало медленный "спуск на тормозах" в поисках
"сосуществования" как со своим народом, так и с внешним миром. Сталин был
полон решимости ни в коем случае не допустить этого, ошибочно полагая, что
его ученики не способны пойти против его воли. Но первый организационный
пленум ЦК, избранный на XIX съезде, доказал обратное.
По неписанной партийной традиции организационный пленум нового ЦК
происходит еще во время работы съезда и результаты (выборы Политбюро,
Секретариата и генсека) докладываются последнему заседанию съезда. Этот
закон впервые был нарушен. Пленум нового ЦК происходит через два дня после
закрытия XIX съезда, а именно - 16 октября 1952 года. При внимательном
наблюдении можно было заметить, что этот необычный прецедент был связан с
трудностями создания исполнительных органов ЦК. Впоследствии стало известно,
что Сталин, демонстративно игнорировавший рабочие заседания XIX съезда (из
восемнадцати заседаний он посетил только два - первое и последнее, -
оставаясь на них по несколько минут), был исключительно активен на пленуме
ЦК. Сталин разработал новую схему организации ЦК и его исполнительных
органов. Он предложил XIX съезду вдвое увеличить членский и кандидатский
состав ЦК: было избрано 125 членов и 111 кандидатов в члены ЦК. Теперь
пленуму ЦК он предложил, как бы соблюдая симметрию, избрать в членский
состав Президиума (Политбюро) 25 человек, а в кандидатский состав - 11. Но
дело было не в процентной норме и не в желании симметрии - Сталин смешивал
своих "нечестивых" адептов из старого Политбюро со рвущимися наверх
"целинниками" из областных вотчин партии. На расстоянии загипнотизированные
"гением отца" и святостью его воли, партийные "целинники" должны были
явиться орудием уничтожения "нечестивых". Знали ли они о предназначенной им
роли - значения не имеет. Важно другое - старые члены Политбюро звали, что
такова цель Сталина. Тогда же приняли они и меры, чтобы сорвать этот план.
Какие меры, мы увидим дальше, здесь лишь приведем заявление, которое ЦК
устами Хрущева сделал XX съезду: "Сталин, очевидно, намеревался покончить со
всеми старыми членами Политбюро. Он часто говорил, что члены Политбюро
должны быть заменены новыми людьми".
А вот зачем нужно было расширить состав Президиума (Политбюро): "Его
предложение после XIX съезда об избрании 25 человек в Президиум Центрального
Комитета было направлено на то, чтобы устранить всех старых членов из
Политбюро и ввести в него людей, обладающих меньшим опытом, которые бы
всячески превозносили Сталина. Можно предположить, что это было также
намерением в будущем ликвидировать старых членов Политбюро..." (Н. С.
Хрущев, "Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС", стр. 58).
Это сообщение имеет решающее значение для раскрытия внутренних мотивов
поведения старых членов Политбюро как компактной группы внутри нового
Президиума, когда каждый из них убедился вслед за Берия и Маленковым, что
Сталин переносит дебаты в другую плоскость - быть или не быть. Если быть
Сталину, тогда не быть им, не только политически, но и физически. Неумолимая
логика Сталина в таких ситуациях не звала полумер.
Как остановить Сталина? Этот вопрос старые члены Политбюро пока еще не
ставят, Но Сталин настойчиво толкает их к этому своими действиями.
В прежнем Политбюро, кроме Сталина, было 10 членов. Во время выборов
нового Президиума ЦК Сталин дал отвод 6 членам из 10. Причем дал отвод даже
и тем, кто скорее был готов добровольно подставить свои затылки под пули
чекистов, чем поднять руку на Сталина, - Молотову, Ворошилову, Кагановичу,
Андрееву. О поведении двух других, тоже отведенных Сталиным, - Микояна в
Косыгина, - конечно, нельзя говорить столь же уверенно.
Чем же Сталин мотивировал свой отвод столь преданным и заслуженным
соратникам?
Пройдет время, и историки, получив доступ к архивам ЦК той эпохи, ответят
на этот вопрос. Всегда словоохотливый Хрущев, к сожалению, мотивы Сталина
обошел молчанием. Он ограничился следующим сообщением:
"Вследствие необычайной подозрительности Сталина у него даже появилась
нелепая и смехотворная мысль, что Ворошилов был английским агентом... В доме
Ворошилова была даже сделана специальная установка, позволяющая
подслушивать, что там говорилось. Своим единоличным решением Сталин
отстранил от работы в Политбюро еще одного человека - Андрея Андреевича
Андреева. Это было одним из самых необузданных проявлений произвола.
Вспомним о первом пленуме ЦК после XIX съезда партии, когда в своем
выступлении Сталин, охарактеризовав Вячеслава Михайловича Молотова и
Анастаса Ивановича Микояна, высказал мысль, что эти два старых работника
нашей партии повинны в каких-то совершенно не доказанных проступках. Не
исключена возможность, что если бы Сталин оставался у руля еще несколько
месяцев, товарищи Молотов и Микоян, вероятно, не могли бы выступить с речами
на сегодняшнем съезде" (там же, стр. 54).
После только что проведенного процесса "сионистских шпионов" Америки во
главе с Лозовским и Молотовой Сталину всюду мерещились сионистские
заговорщики. Таким заговорщиком в его глазах был каждый еврей, независимо от
того, коммунист он или нет, более того - им был и каждый русский
коммунистический лидер, если он женат на еврейке. Свои "генеалогические
таблицы" Сталин расширял до вторых и третьих колен в родословии коммунистов,
выискивая у них еврейских бабушек, дедушек или внуков. Так, у Хрущева нашли
внучку от еврейской матери, у Берия - мать, якобы грузинскую еврейку, у
Маленкова дочь замужем за евреем.
Когда Сталин, напоминая пленуму ЦК "ленинградское дело", "сионистское
дело", "грузинское дело", стал разбирать членов Политбюро по косточкам,
копаясь в их исторических, политических и генеалогических грехах, то
выяснилось: из 11 членов Политбюро 5 оказались еврейскими родственниками
(Молотов, Маленков, Ворошилов, Хрущев, Андреев), один - евреем (Каганович),
один - "полуевреем" (Берия), два - причастными к "ленинградской мафии"
(Косыгин и Микоян; сын последнего был женат на дочери Кузнецова), только
один человек оказался чистым - безвредный и бесцветный Булганин.
Во время атак Сталина против его соратников еще никто из них не знал,
какой новый подвох готовится тому, о ком, кажется, он ничего не сказал на
пленуме: Берия.
На XIX съезде Берия реабилитировал себя за "грузинское дело", но только
перед съездом, что отнюдь не означало - перед Сталиным.
В Праге и Варшаве готовились два политических процесса над
коммунистическими лидерами этих стран, которых спас лично Берия во время
конфликта с Тито, а также процесс титовцев в Болгарии и Венгрии, тоже до сих
пор пользовавшихся поддержкой Берия. Эти спасенные Берия лидеры теперь
оказались "сионистами": генеральный секретарь ЦК компартии Чехословакии
Сланский (еврей) и генеральный секретарь ЦК компартии Польши Гомулка (женат
на еврейке). Таким образом, круг большого международного заговора сионистов
Америки, СССР и Восточной Европы против коммунизма замыкался (тут Сталин
действовал точь-в-точь по рецепту Гитлера, только и говорившего о "заговоре
мирового еврейства").

Абсурдность концепции "еврейского заговора" и копания в генеалогии ярко
выявляется в том, что у самого Сталина были еврейские родственники (внук,
названный в его честь Иосифом).
Автор биографии Л. П. Берия посвятил этому подвоху Сталина против Берия
следующие многозначительные строки: "Первой мишенью атаки против позиций
Берия явилась Чехословакия. Все ключевые позиции власти Берия предоставил
там своим союзникам". После убийства Масарика и смерти Бенеша Берия управлял
этой высокоиндустриальной и цивилизованной страной через своих ставленников
в чешской тайной полиции так, как это находил нужным в своих собственных
интересах. Как только Игнатьев стал во главе госбезопасности, он ударил по
бастиону Берия в Чехословакии. Вдруг прокатилась волна арестов, которая
охватила чиновников советского аппарата в Праге, а также высокопоставленных
чиновников тайной полиции Чехословакии, работавших под руководством Берия.
Главными жертвами чистки оказались ставленники Берия. Чиновники были
арестованы по обвинению в шпионаже, саботаже, диверсии и государственной
измене, но так как они были людьми Берия, то обвинение против них косвенно
наносило удары и Берия. Однако одна поразительная черта характеризует всю
эту акцию. Почти все арестованные высокие чины по главе с их лидером
Рудольфом Сланским (настоящая фамилия которого - Зальцман) - Бедржих
Геминдер, Рудольф Марголюс, Андре Симон, Артур Лондон и девять других
протеже Берия - были евреями. Арестованных обвиняли также, что они
"сионисты"... Новая чистка имела типично антисемитский привкус и была
очевидно инсценирована Сталиным" (Тh. Wittlin. Comissar. Macmillan Co.
London. 1972, рр. 366 - 367).
Подозрения Сталина против Берия в "варшавском деле были еще серьезнее.
Сведения о том, какую роль Сталин хотел приписать Берия, если удастся
"варшавское дело", исходят от самого Гомулки (Гомулка продиктовал одному
своему близкому сотруднику документы типа "Khrushchev. Remembers" - "Мои 14
лет". "Мои 14 лет" опубликованы в журнале "Kurier Polsko-Kanadyiski", 1973,
No 47, стоящем близко к польскому посольству в Канаде).
С первых же дней после войны Польшей правили три человека - Берут,
председатель ЦК Польской коммунистической партии (Гомулка называет его
питомцем НКВД), член Политбюро и глава органов госбезопасности Якуб Берман
(такой же "питомец НКВД") и первый секретарь ЦК Гомулка, во время войны
возглавлявший борьбу польских коммунистов в тылу Польши против немцев.
Первые два были личными ставленниками Берия, но Сталин, видимо, решил
дискредитировать Берута и Берия арестом и показаниями против них со стороны
Бермана и Гомулки.
Какие же показания хотел иметь Сталин? Он хотел узнать только одно: Берия
замышлял заговор против Сталина и втянул в это дело своих польских
ставленников. Послушаем самого Гомулку:
"Берут очень опасался Бермана, полагая, что тот во время следствия или
процесса может сказать о нем что-нибудь весьма компрометирующее. Так, будто
бы Берия в свое время замышлял заговор против Сталина, и якобы Берут был
втянут в это дело. Я не совсем уверен в этом, но мне это дело именно так
излагали. Как бы там ни было, Берут очень оберегал Бермана, а одновременно и
меня, ибо я должен был первым предстать перед судом. Так был составлен
сценарий... Берут затягивал дело как только мог, прибегая даже к отправке в
Москву ложных сведений. Например, он уверял, что я смертельно болен... Берут
тянул так долго, как только мог, и в конце концов спасла положение смерть
Сталина" (там же).
Все это - и чешские допросы и варшавские "сценарии" - поступало к Берия,
ибо допрашивали арестованных ставленников Берия другие его ставленники. Тут
Сталин против своей воли попал в заколдованный круг. А что знал Берия, знал
и Маленков, прочнейшим образом связавший с ним свою судьбу. Сталин не без
тревоги наблюдал за их столь тесным сближением.
Хрущев и Аллилуева - единодушны в подчеркивании спайки между Берия и
Маленковым. Когда они демонстративно уединялись на каком-нибудь очередном
банкете от остальных членов Политбюро, Сталин кивал в их сторону и говорил,
согласно Хрущеву: два плута, два неразлучных мошенника!
Каждый из них знал, что если Сталин убьет одного, то обязательно убьет и
другого. И спайка их была лучшим способом застраховать свою жизнь от
Сталина. Эта спайка спасла жизнь и старым членам Политбюро. В этом они и
убедились на последнем сталинском пленуме.
Тут мы подошли к самой загадочной проблеме: Сталин дал отвод, по крайней
мере, шести членам старого Политбюро, так почему же важнейшие из них
(Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович) были все-таки избраны в члены нового
Политбюро (Президиума)? Сталин дал им отвод перед пленумом ЦК, состоявшим из
236 членов и кандидатов. Из них только 20 - 25 человек знали Сталина
по-настоящему, а для остальных он был непогрешимым богом. Почему же эти
остальные не согласились с отводом Сталина?
Установленная процедура выборов была такова: состав ЦК избирается по
бюллетеням тайного голосования, их проверяет избранная съездом счетная
комиссия, протоколирует их и результаты докладывает съезду, бюллетени не
уничтожают, а передают на хранение вместе с протоколами съезда в секретный
архив ЦК. Исполнительные органы ЦК: Политбюро, Секретариат, генеральный
секретарь и председатель Комитета партийного контроля при ЦК, - избираются
открытым голосованием, если нет требования пленума провести эти выборы
тайным голосованием.
Вот во время этого открытого или тайного голосования пленум ЦК
дезавуирует Сталина и демонстративно выбирает отведенных им людей в состав
Президиума (Политбюро).
Что Сталин их отводил, известно из доклада ЦК на XX съезде, но что они
все-таки были избраны, мы узнали из официального сообщения о пленуме ЦК
("Правда", 17.10.52). Это было первое историческое поражение Сталина в его
партии. Как это могло случиться? Как Сталин реагировал?
Сталин не сдался. Он решил, выражаясь по-шахматному, ходом коня сразу
убрать с доски "старую гвардию" и таким образом выправить свое положение. Он
обратился к Президиуму: поскольку Президиум ЦК очень громоздок (25 членов и
11 кандидатов), надо выбрать из его среды маленький орган для оперативной
работы преимущественно из молодых, энергичных членов Президиума. Таким
органом должно было быть Бюро Президиума, вообще уставом не предусмотренное.
Цель Сталина ясна - обойти Ворошилова, Молотова, Кагановича и Микояна. Но
это ему удается только частично: избирается Бюро из 9 человек, в котором
старые члены Политбюро составляют большинство: Маленков, Берия, Хрущев,
Булганин, Ворошилов, Каганович против двух "молодых" - Первухина и Сабурова
- и самого Сталина (см.: Khrushchev. Remembers, vol. I, р. 299). Молотов и
Микоян остались вне Бюро. Бюро и в этом составе, по Хрущеву, фактически не
функционировало, а все дела решала пятерка: Сталин, Маленков, Берия, Хрущев,
Булганин. Таким образом, Сталин все-таки исключил Ворошилова и Кагановича.
Как же могло случиться, что Сталину не удалось легально избавиться от
нежелательных лиц? Как мог пленум ЦК не пойти за своим "отцом и учителем"?
Неужели члены пленума ЦК не знали, что Сталин физически уничтожил 70
процентов состава пленума ЦК 1934 года за сопротивление предложению судить
Бухарина и Рыкова? Это они, конечно, знали. Но они знали и более важную
вещь: ко времени съезда власть была уже не у Сталина, а у аппарата во главе
с Маленковым и Берия. Теперь не Сталин контролировал аппарат, а аппарат
контролировал его самого. Сталин был бог, пока партийно-полицейский аппарат
был в его руках, а теперь члены ЦК видели, "то бог де-факто низвергнут.
Исчерпав все другие средства, Сталин наконец решил пойти ва-банк.
Произошло событие, точно зафиксированное в доступных нам документах, но
остававшееся совершенно незамеченным в литературе о Сталине. Сталин подал
тому же пленуму ЦК заявление об освобождении его от должности генерального
секретаря ЦК, во-первых, будучи убежден, что оно не будет принято, а
во-вторых, чтобы проверить отношение к этому своих ближайших соратников и
учеников.
Но произошло невероятное: пленум принял отставку Сталина!
Это было второе историческое поражение Сталина.
О том, что Сталин подал такое заявление, мы знаем из двух друг от друга
не зависимых источников: от Светланы Аллилуевой и от бывшего военно-морского
министра СССР адмирала Н. Г. Кузнецова.
В книге "Двадцать писем к другу" Аллилуева пишет: "Наверное, в связи с
болезнью он (Сталин. - А. А.) дважды после XIX съезда (октябрь 1952 г.)
заявлял в ЦК о своем желании уйти в отставку. Этот факт хорошо известен
составу ЦК, избранному на XIX съезде" (стр. 191).
Во второй своей книге "Только один год" она пишет на ту же тему: "По
словам его бывшего переводчика В. Н. Павлова, избранного на XIX съезде в ЦК,
отец в конце 1952 года дважды просил новый состав ЦК об отставке. Все хором
ответили, что это невозможно... Ждал ли он иных ответов от этого стройного
хора? Или подозревал кого-нибудь, кто выразит согласие его заместить?.. Да и
хотел ли он в самом деле отставку?" (стр. 340).
Мы дальше увидим, что Аллилуева ошибается, думая, что его отставка не
была принята.
Об этом заявлении Сталина пишет и адмирал Кузнецов, добавляя, что ЦК
принял его отставку только частично, но явно путая, в чем выразилось это
"частично". Вот его слова:

"Официальную просьбу о частичном его (Сталина - А. А.) освобождении я
услышал позднее, на Пленуме ЦК КПСС, после XIX съезда партии. Тогда Сталин
был освобожден от поста Министра обороны, но главные должности в ЦК партии и
Совете Министров все же решил оставить за собой" (см.: "Нева", 1965, 5, стр.
161).
В одном Кузнецов ошибается, и даже грубо, ибо известно, что Сталин ушел с
поста министра Вооруженных сил СССР еще в 1947 году, передав этот пост
Булганину.
Как же было с отставкой? Мимо цензуры проскочило два документа, из
которых явствует, что "частичное освобождение" Сталина выразилось в принятии
его отставки с поста генсека с сохранением за ним должности одного из
секретарей ЦК и председателя Совета министров.
Еще при первом послесталинском "коллективном руководстве" вышел
Энциклопедический словарь, где в биографии Сталина прямо и недвусмысленно
написано cледующее: "После XI съезда партии, 3 апреля 1922 пленум
Центрального Комитета партии по предложению В. И. Ленина избрал И. В.
Сталина генеральным секретарем ЦК партии. На этом посту И. В. Сталин работал
до о к т я б р я 1 9 5 2, а затем до конца своей жизни являлся с е к р е т а
р е м Ц К" (разрядка моя. - А. А.) (Энциклопедический словарь в 3 томах. М.
1955, т. III, стр. 310).
То же повторено в справочном аппарате Полного собрания сочинений Ленина,
вышедшем при втором, брежневском "коллективном руководстве". Там сказано:
"Сталин... С 1922 по 1952 год - генеральный секретарь ЦК партии, затем
секретарь ЦК КПСС" (Ленин В. И. Полное собрание сочинении, т. 44, стр. 651).
Никакой случайной обмолвки тут нет. Эти документы не оставляют сомнения,
что Сталин после октябрьского пленума ЦК 1952 года перестал быть генеральным
секретарем, а был лишь одним из десяти его секретарей.
Кто же занял его место? Об этом нет никаких указаний ни в мемуарах
современников, ни в официальных документах партии, однако секрета никакого
не было - место Сталина в Секретариате ЦК занял, конечно, Маленков. Только
теперь он назывался не генеральный секретарь, а первый секретарь ЦК. Власть
Сталина перешла к его ученикам теперь юридически.
Конечно, Сталин остался лидером партии, при перечислении членов
Президиума и Секретариата ЦК его имя названо первым, вне алфавита. Но теперь
он такой первый, который всецело зависит от вторых. Сталин не был бы самим
собою, если примирился бы с этим. Следующий кризис он спровоцирует, стараясь
вернуть себе прежнюю неограниченную власть.








Последние дни Сталина




ПОСЛЕДНИЕ ДНИ СТАЛИНА

В роковой для себя день, 13 января 1953 года Сталин опубликовал "Хронику
ТАСС" - о раскрытии органами государственной безопасности "террористической
группы врачей, ставивших своей целью путем вредительского лечения сократить
жизнь активным деятелям Советского Союза". Эта публикация как раз и
сократила жизнь самому Сталину.
Чтобы понять, как и почему это случилось, мы должны спросить себя: зачем
Сталину нужно было "дело врачей"? На это с предельной ясностью и не
свойственной ему оплошностью ответил сам Сталин в опубликованной того же
13-го числа статье "Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей".
Статья не подписана, но по специфическим особенностям языка и стиля, по
манере аргументации ясно, что автор ее сам Сталин.
В "Хронике..." говорится, что "врачи-вредители" работали по заданию двух
иностранных разведок: американской (профессора-врачи Вовси М. С., Коган Б.
Б., Фельдман А. И., Гринштейн А. М., Этингер Я. Г. и др.) и английской
(академик Виноградов В. Н., профессора-врачи Коган М. Б., Егоров П. И.). Все
арестованные, кроме Виноградова и Егорова, - евреи. Все они врачи
кремлевской поликлиники и как таковые - лейб-врачи членов Политбюро,
правительства и высших военных чинов. Все евреи первой группы были
"завербованы" в американскую разведку через международную еврейскую
буржуазно-националистическую организацию "Джойнт", выдающую себя за
благотворительную организацию, а члены группы Виноградова "оказались давними
агентами английской разведки".
"Хроника..." сообщила о признании врачей, что они умертвили "путем
вредительского лечения" секретарей ЦК Жданова и Щербакова, хотели убить
маршалов Василевского, Говорова и Конева, генерала армии Штеменко, адмирала
Левченко. Профессор Вовси якобы заявил следствию, что получил директиву от
сионистов из "Джойнта" "об истреблении руководящих кадров СССР" (заметим,
что важнейших маршалов - Жукова и Булганина, а также важнейших деятелей
партии - Маленкова, Берия, Хрущева - нет в числе намеченных жертв).
Если бы Сталин ограничился этой "Хроникой...", то можно было бы подумать,
что это лишь очередной взрыв антисемитизма а "дело врачей" просто вариант
"дела сионистов". Но статьей в "Правде" (от того же 13 января) Сталин
преждевременно (а потому и неосторожно) раскрыл карты: дело лейб-врачей
членов Политбюро выглядело как дело самого Политбюро.
Всегда богатая криминальная фантазия Сталина в "деле врачей" оказалась
удивительно куцей: он просто вытащил из архива дело Бухарина, Рыкова, Ягоды
и судившейся вместе с ними группы кремлевских "врачей-вредителей"
(профессора Плетнева, докторов медицины Левина, Максимова и Казакова),
вместо старых имен поставил новые, модернизировал обвинение и подсунул его
Политбюро. Более того, Сталин снова пустил в ход свою политическую философию
того времени о классах и классовой борьбе при социализме, о "правых
оппортунистах", о "врагах народа", которые тем больше размножаются, чем
больше социализм имеет успехов. Вытащил и впервые тогда примененный прием
признания врачей в убийстве (Плетнев, Левин, Максимов и Казаков тоже
сознались, что по заданию агентов иностранных разведок, бывших членов
Политбюро Рыкова, Бухарина, главы НКВД Ягоды они убили путем вредительского
лечения члена Политбюро Куйбышева, члена ЦК Менжинского и "пролетарского"
писателя Максима Горького).
Сталин настолько ослеп в своей злобе против Политбюро или настолько
одряхлел умственно, что уже не видел, как шьет новое черное дело старыми
белыми нитками: "...некоторые люди делают вывод, что теперь уже снята
опасность вредительства, диверсий, шпионажа... Но так думать и рассуждать
могут только правые оппортунисты, люди, стоящие на антимарксистской точке
зрения "затухания" классовой борьбы. Они не понимают или не могут понять,
что наши успехи ведут не к затуханию, а к обострению борьбы, что чем
успешнее будет наше продвижение вперед, тем острее будет борьба врагов
народа" ("Правда", 13.01.53).
Кто ж эти анонимные "правые оппортунисты"? Конечно, не колхозники и даже
не "врачи-вредители", а члены Советского правительства и руководители
органов госбезопасности, которые, как и "правые оппортунисты" Бухарин, Рыков
и Ягода, легко могут быть подведены под чекистские пули.
Впрочем, сам Сталин прямо указывает адрес искомых "врагов народа":
1) "Некоторые наши советские органы и их руководители потеряли
бдительность, заразились ротозейством";
2) "Органы государственной безопасности не вскрыли вовремя вредительской,
террористической организации среди врачей".
Сталин не думает, что бесталанно повторяет прошлый трюк, сажая на скамью
подсудимых врачей Кремля. Он считает их "вредительство" почти
закономерностью: "...история уже знает примеры, когда под маской врачей
действовали подлые убийцы и изменники Родины вроде "врачей" Левина,
Плетнева, которые по заданию врагов Советского Союза умертвили путем
умышленно неправильного лечения великого русского писателя А. М. Горького,
выдающихся деятелей Советского государства В. В. Куйбышева и В. Р.
Менжинского".
Левин был тогда личным врачом Сталина, как теперь Виноградов. Оба хотели
убить Сталина по заданию "правых оппортунистов" и "врагов народа",
находящихся на службе у иностранных разведок. Сталин остался жив лишь
благодаря собственной бдительности, а органы НКВД ни тогда (Ягода), ни
сейчас (Берия) не вскрыли вовремя "вредительской, террористической
организации среди врачей".
Почему?
Ягода - потому что сам оказался и "правым оппортунистом" и "врагом
народа", а почему не вскрыл Берия - Сталин хочет выяснить теперь.
Сталин заканчивает статью грозным предупреждением: "Советский народ с
гневом и возмущением клеймит преступную банду убийц и их иностранных хозяев.
Презренных наймитов, продавшихся за доллары и стерлинги, он раздавит, как
омерзительную гадину. Что касается вдохновителей этих наймитов-убийц, то они
могут быть уверены, что возмездие не забудет о них и найдет дорогу к ним,
чтобы сказать им свое веское слово" ("Правда", 13.01.53). Это язык времен
ежовщины, когда Сталин "нашел дорогу" к "вдохновителям" Левина и Плетнева,
когда расстрелял половину Политбюро и 70 процентов всех членов ЦК. Берия и
Маленков, Хрущев и Булганин, не говоря уж о Молотове и Ворошилове, о
Микояне, Кагановиче и Андрееве, отлично знали и этот язык и свою
обреченность, если Сталин останется у власти еще несколько месяцев. Об этом
говорилось и на XX съезде КПСС:

"Вспомним »дело врачей-вредителейј. На самом деле не было никакого
»делај, кроме заявления женщины-врача Тимашук, на которую, по всей
вероятности, кто-то повлиял или же просто приказал (кстати, она была
неофициальным сотрудником органов государственной безопасности) написать
Сталину письмо... Вскоре после ареста врачей мы - члены Политбюро - получили
протоколы, в которых врачи сознавались в своей вине... Дело было поставлено
таким образом, что никто не мог проверить тех фактов, на которых основано
следствие... Когда мы пересмотрели это »делој после смерти Сталина, мы
пришли к заключению, что оно было сфабриковано от начала до конца. Это
позорное »делој было создано Сталиным. У него не хватило времени, однако,
довести его до конца (так, как он себе представлял этот конец)" (Н. С.
Хрущев, "Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС", стр. 44).
Каким же представлял себе этот конец Сталин?
На этот вопрос дан ясный и категорический ответ: "Сталин, очевидно,
намеревался покончить со всеми старыми членами Политбюро", было намерение "в
будущем ликвидировать старых членов Политбюро" (там же, стр. 58).
С опозданием в тридцать лет Политбюро вытащило из секретного архива
"Завещание" Ленина, где предлагалось снять Сталина с поста генсека, так как
он способен злоупотреблять властью. "Эта отрицательная черта Сталина... в
последние годы его жизни приобрела абсолютно нетерпимый характер", -
констатирует Политбюро (там же, стр. 8).
Вот когда члены Политбюро пришли к убеждению, что Сталин хочет их
ликвидировать и что характер его стал "абсолютно нетерпимым", они решили
предъявить Сталину ультиматум не только об освобождении врачей, но и об
уходе со всех постов. Сделать это могли лишь те, кто имел еще реальную
власть, - Берия, Маленков, Хрущев и Булганин, опираясь на армию (Жуков,
Захаров, Москаленко, Соколовский, Еременко) и полицию (Игнатьев).
Спровоцированный ими же разгром "внутреннего кабинета" дал возможность
предъявления этого ультиматума. Главой заговорщиков несомненно был Берия.
Вернемся ненадолго ко взаимоотношениям Сталина и Берия. Мы уже приводили
рассказ Хрущева, как Сталин боялся Берия и даже опасался заговора с его
стороны. Мы видели также, что "мингрельское дело" было направлено против
Берия. Наконец, и "дело врачей" было прежде всего "делом Берия". В этих
условиях кажется странным, почему Сталин не сделал с ним того же, что со
старыми членами Политбюро - Молотовым, Ворошиловым и другими, которым он
просто запретил посещать его дом. Ведь Берия бывал у Сталина в любое время
дня и ночи, когда хотел. Берия бывал в семье Сталина еще при его покойной
жене - Надежде Аллилуевой. Именно она первая предупредила мужа, что Берия
негодяй. Светлана Аллилуева пишет:
"Отвращение к этому человеку и смутный страх перед ним были единодушными
у нас в кругу близких. Мама еще давно (году в 29-м), как говорил мне сам
отец, »устраивала сцены, требуя, чтобы ноги этого человека не было у нас в
домеј. Отец говорил мне это позже, когда я была уже взрослой, и пояснял: »Я
спрашивал ее - в чем дело? Приведи факты! Ты меня не убеждаешь, я не вижу
фактов. А она только кричала: я не знаю, какие тебе факты, я же вижу, что он
негодяй. Я не сяду с ним за один стол. Ну, - говорил я ей тогда, - убирайся
вон! Это мой товарищ, он хороший чекист, он помог нам в Грузии предусмотреть
восстание мингрельцев, я ему верю. Факты, факты мне надој" ("Двадцать писем
к другу", стр. 18).
Вот эти факты и заставили Сталина изменить свое мнение о Берия. Аллилуева
запомнила, "как была поражена словами отца", когда однажды осталась ночевать
у жены Берия, а "наутро вдруг позвонил разъяренный отец и, обругав меня
нецензурными словами, прокричал: »Сейчас же езжай домой! Я Берия не
доверяюј" ("Только один год", стр. 327).
Все это Берия уже видел и чувствовал. "Берия отлично понимал, что его
судьба в постоянной опасности" (там же, стр. 325). Однако и изменив свое
мнение о Берия, сразу избавиться от него Сталин не мог, а потому внешне
ничем себя не выдавал. Сталин был не только прекрасным конспиратором, но и
виртуозным артистом. Сначала войти в доверие избранной жертвы, а потом
нанести ей внезапный ошеломляющий удар - таково было первое правило его
криминального искусства как во внутренней, так и во внешней политике.
Сталин старается придумать что-нибудь оригинальное, чтобы замаскировать