Цезарь Солодарь
Дикая полынь
1986
======================================================================
Книга лауреата премии Ленинского комсомола, написанная в жанре
художественной публицистики, направлена против сионизма - одного из
головных отрядов антикоммунистических сил.
Личные впечатления, подлинные документы, конкретные имена - все
это дает право писателю вести с читателем живой и доказательный
разговор о зверином лике международного сионизма.
======================================================================
СОДЕРЖАНИЕ
Фанатики
Бывшие
Двойные
Лжецы
Террористы
Неонацисты
Расисты
Обреченные
======================================================================
Памяти моей матери
Автор
Ф А Н А Т И К И
ВЕСНОЙ 1919-го
Улица моего детства в Виннице.
Одним концом упиралась она в район бульвара и садов, где в
чистеньких двухэтажных домах в окружении модных врачей, нотариусов и
адвокатов проживал цвет еврейской буржуазии. Наиболее шикарные из этих
домов почтительно именовали у нас особняками. А особняком из особняков
заслуженно считался белоколонный трехэтажный дом на пригорке,
окруженный каменным забором с причудливыми, какими-то пузатыми
столбами.
Там жил один из самых крупных городских богачей по фамилии
Львович - акционер сахарозаводческих компаний, владелец паровых
мукомолен, известный хлеботорговец. Даже мы, мальчишки, пересказывая
друг дружке прочитанные "сыщицкие" романы, так описывали миллионеров
из натпинкертоновских небылиц: "Нью-йоркский банкир был набит золотом,
как Львович!"
Старшие, правда, чаще говорили: "Скуп, как Львович, - у него и
снега зимой не выпросишь". Говорили с оглядкой - уж очень многие
зависели от Львовича, как говорится, с потрохами, подрабатывая и
прирабатывая, но отнюдь не зарабатывая на сносную жизнь в
многочисленных владениях Львовича. А многие не имели права забывать,
что на деньги Львовича содержится духовная школа для бедняцких детей,
именуемая в городе "Талмудторой".
Подпевалы богача неустанно твердили: "А когда надо похоронить
нищего, разве не Львович подбрасывает пару-другую рублей людям из
"Хевре-кадишим"? А когда надо сколотить приданое бедной невесте, разве
не у Львовича берет пятерку "Гимнас коло"? Так по-еврейски назывались
"Братство религиозного погребения" и "Благотворительное общество
изыскания приданого для неимущих невест".
Бедняцкие семьи, испытавшие на себе покровительство филантропов
из этих, поддерживаемых местных раввинатом, учреждений, надолго
попадали к ним в кабалу.
Но об этом я узнал значительно позже. А в ту пору на меня
завораживающе действовало связанное с именем Львовича красивое и столь
ласковое на слух слово "благотворитель". В сочетании со знакомым нам
по книгам великосветским словом "вилла" - так называли у нас особняк
сахарозаводчика - слово "благотворитель" одурманивало винницких ребят.
Другой конец моей улицы приводил в квартал еврейской бедноты,
вернее, ужасающей нищеты. В незапамятные времена там ухитрились
налепить одноэтажные приземистые домишки так, что состояло они в
основном из одних подвалов. За подслеповатыми окнами ютились в них
многодетные семьи. И с первыми же лучами весеннего солнца жизнь
бедняков выплескивалась на замусоренные узенькие улочки, где с трудом
удавалось разъезжаться двум встречным повозкам, именовавшимся у нас
фурами.
В дореволюционное время этот район, называемый Иерусалимкой,
считался классическим образцом проклятой "черты" оседлости,
учрежденной царизмом для бесправной еврейской бедноты. "Черта"
представляла собой царский вариант разработанного монархическим
правительством Пруссии закона о лишении немецких евреев права
свободного передвижения из одного места страны в другое.
Любой уголок Иерусалимки был кричащим символом беспросветной
нищеты. Вот почему в послереволюционные годы каждый кинофильм,
обнажающий пресловутую "черту", обязательно снимали "на натуре" -
среди нищего хаоса Иерусалимки. Кому знакомы прекрасные улицы и парки
сегодняшней Винницы - цветущего областного центра Советской Украины,
живописного города, опоясанного затейливой лентой Южного Буга, - тем
трудно, просто невозможно даже представить себе, что такая чудовищная
"натура" могла в действительности существовать.
Самым близким мне человеком с Иерусалимки был словоохотливый и
неунывающий портной Хаим Пекер, подгонявший под меня саржевые
костюмчики, из которых вырастал мой старший брат. В наших краях
общительный голодранец Пекер был еще известен и тем, что четверо его
пошедших в мать детей были огненно-рыжими, а другая четверка, в
которой возобладали отцовские гены, отличалась смоляно-черными
волосами.
Не шибко имущие заказчики изредка доверяли Пекеру только
"перелицовку" и "штуковку", и неудивительно, что восемь детей
портного - мал мала меньше - питались впроголодь.
Сегодняшнему советскому читателю трудно поверить, что такие
бедняки вроде Хаима Пекера могли существовать. О нет, они были, они
существовали, они чахли от голода во многих городах и местечках до
установления на Украине Советской власти, раз и навсегда сломавшей
проклятую "черту". Настроения и миросозерцание этих несчастных людей
отражает протяжная грустная песня, не раз слышанная мною в детстве от
нищего портного. Вот она в моем точном переводе:
Ой, если еврей-бедняк имеет дочку -
Пусть она красавица на весь белый свет,
Никто не берет ее в невесты.
А почему?
Потому что у отца денежек нет.
А если еврей-богатей имеет дочку -
Пусть она косая и страшна на вид,
Сам раввин приходит к ней сватом.
А почему?
Потому что папаша деньгами набит.
Ой, если еврей-бедняк задолжает
Домовладельцу пару монет,
Его на улицу выбрасывает пристав.
А почему?
Потому что у бедняка денежек нет.
А если еврей-богатей не заплатит
В казначейство большой налог,
Присяжный поверенный его выручает.
А почему?
Потому что у богача денег мешок...
Львович и Пекер.
Сочетание имен высокомерного богача и горького бедняка казалось
на нашей улице совершенно противоестественным. И все же именно такое
сочетание привело к тому, что вместе со многими моими юными
сверстниками я впервые призадумался над словами "сионизм", "сионисты".
Призадумался в такие минуты и в такой обстановке, что эти, дотоле мне
неведомые слова вынужден был воспринять с недетской тревогой, как
смутное предвестье чего-то очень тяжкого и мрачного.
Это было весной 1919 года.
Части Красной Армии настойчиво очищали Украинскую землю от войск
Петлюры, одного из самых зловещих организаторов
буржуазно-националистического движения на Украине в 1918-1920 годах. В
предвидении своего бесславного конца петлюровцы жестоко и оголтело
расправлялись с трудовым людом, конечно, и с еврейским.
Из Каменец-Подольска приехал тогда в Винницу пожилой сотник по
прозвищу Герман. Несколько лет провел он в кайзеровской Германии и
императорской Австрии, где прочно связался с тамошними антисемитскими
кругами. Западноевропейское "реноме" сразу же подняло авторитет
господина сотника в петлюровских кругах. Подумать только, ведь он
познал азы антисемитизма не где-нибудь, а в самой кайзеровской
Германии, эксплуататорским классам которой принадлежит первооткрытие в
использовании антисемитизма как средства политического воздействия на
определенные слои общества. Там еще в 70-х годах XIX столетия
смекнули, что антисемитизм - действенная форма расизма, что он
является средством насаждения национальной розни и отвлечения
трудящихся масс от борьбы за свои жизненные интересы.
Вернувшись на Украину, Герман стал насаждать среди петлюровцев
практику молниеносных, но по-деловому, "на европейский лад"
организованных погромов с наименьшей затратой времени и с наибольшей
прибылью. Именно так он организовал массовый грабеж еврейского
населения в Каменец-Подольске.
Грабили также и поляков, и русских.
С приездом Германа по еврейским кварталам Винницы поползли
леденящие сердце черные слухи: петлюровцы готовят погром. Их местное
командование поспешило официально опровергнуть эти слухи как заведомо
клеветнические.
А после ужасного погрома то же командование столь, же официально
сообщило, что громилами были не войска местного гарнизона, а
"нерегулярные" курени, тайком, дескать, ворвавшиеся в Винницу из
окрестных местечек.
Прибежав на Иерусалимку, я увидел разоренный дотла подвал Пекера.
Грабить в этом нищенском жилище было нечего, и погромщики, чтобы
отвести душу, в щепья изрубили жалкую мебель, распотрошили постели и
покалечили скудный портновский инвентарь. Семье портного удалось
спастись: как и многих жителей Иерусалимки, ее укрыли у себя крестьяне
пригородного села Пятничаны.
А как же белоколонный особняк Львовича? Погромщики старательно
обошли его. И мы, ребятишки, увидели, как через несколько часов после
погрома Львович важно выехал из своего двора в известной всему городу
лакированной коляске на резиновых шинах. Расхаживавший напротив, у
здания почты, петлюровский стражник поспешил откозырять почтенному
богачу.
Как же так?
Даже меня и моих беспечных и вихрастых партнеров по
"пряткам-жмуркам" удивила подобная, мягко говоря, странность.
Погромщики ведь искали золото, деньги, ценности. Всего этого было
вдосталь у Львовича. Ничего этого и в помине не было у Пекера. И все
же петлюровцы ворвались в сырой подвал портного и не рискнули даже
постучаться в резные двери сахарозаводчика.
Почему?
Первый правдивый ответ мы получили из уст четырнадцатилетнего
типографского ученика Гриши Каца, подростка с чахоточным румянцем на
щеках и огненными искорками в глазах, раз и навсегда зажегшимися в
дни, когда Гришин старший брат-рабочий обувной фабрики "Ястреб" -
участвовал в разгоне буржуазной городской думы. Накануне прихода
петлюровцев Яков привлек на сторону большевиков группу рабочих самой
крупной в городе типографии. И тайком от хозяев они выпустили листовки
с ленинскими декретами о национальной политике Советской власти. Это
вызвало яростный гнев украинских буржуазных националистов, богатой
части польского населения и, конечно, сионистов. Сейчас Якова Каца
ревностно разыскивали петлюровские ищейки.
Юный возраст Гриши не избавлял его от подозрений петлюровцев -
он это знал. И все же Гриша открыл глаза ребятам с нашей улицы на
"странное поведение" погромщиков. Ларчик раскрывался просто.
Богатейшие винницкие евреи через местных сионистских заправил
передали петлюровскому командованию крупную денежную сумму. Этак они
единым махом и выкупили себя, и запродали с потрохами еврейскую
бедноту погромщикам.
Немалую толику полученных у богачей денег сионистские лидеры
припрятали на нужды своей организации. Сделано это было с полного
согласия договаривающих сторон. Не возражал даже деловитый "европеец"
Герман.
Сперва мы не поверили Грише.
Да разве может это быть? Неужели петлюровцы, ярые антисемиты,
способны поддерживать евреев-сионистов, а те охотно дружат со злейшими
врагами евреев? Такое не укладывалось в нашем сознании. Но все было
именно так. И винничане смогли наглядно убедиться в этом через
несколько дней.
Пришло известие: Симон Петлюра, глава украинской директории,
созданной коалицией контрреволюционных партий, получил от Антанты
заверение в поддержке. Столь важное событие местные петлюровские
вожаки решили ознаменовать военным парадом.
Усыпив бдительность родителей, мы, мальчишки, сумели проникнуть
на главную Николаевскую улицу, где проходил парад. Неподалеку от
древних крепостных стен гимназического двора стояли деревянные
подмостки для почетных лиц.
Рядом с принимавшим парад петлюровским атаманом и его свитой,
щеголявшей желто-голубыми лампасами, винничане неожиданно увидели
шумливого и развязного франта лет сорока в штатском. Это был прибывший
в Винницу специально на парад сионистский деятель Пинхас Краснер.
Облеченный высоким титулом министра директории по еврейским
делам, он был командирован сюда петлюровской ставкой. Восторженно и
вместе с тем по-сановному снисходительно приветствовал Краснер
проходившие перед подмостками войска. А в их шеренгах среди насильно
мобилизованных рядовых браво маршировали вчерашние погромщики - палачи
еврейской бедноты, отданной сионистами им на расправу. Только много
лет спустя мы поняли, что тогда, подростками, впервые в жизни увидели
ядовитые плоды сионистской практики.
БЛИЗ ОРКЕСТРОВОЙ БЕСЕДКИ
В ту пору в городе действовали две соперничавшие между собой
сионистские группировки. Не помню уже, в чем заключались разногласия,
но названия я запомнил: "Цеире цион" и "Поалей цион". Яростно понося
одна другую, они всячески стремились привлечь на свою сторону
подростков, чтобы под своим попечительством создать скаутские отряды
националистического толка.
И вот цеиреционовцы пригласили еврейских ребят на торжественный
сбор в честь создания первого скаутского отряда. Тогда поалейционовцы
немедленно назначили свой сбор на тот же день и час, близ той же самой
оркестровой беседки на городском бульваре.
- Сами не пойдем и уговорим ребят из других дворов тоже не ходить
на скаутский сбор, - поспешили мы уверить Гришу Каца. К нашему
удивлению, услышали в ответ:
- Нет, вам надо послушать сионистских агитаторов. Тогда сами
увидите, правду я вам говорю про них или нет.
Когда только ребята столпились у оркестровой беседки, нас
строго-настрого предупредили:
- Если заметите, что нас слышит, не дай бог, не еврей, сразу же
крикните! Пусть он даже близко не подходит!
Можете представить себе, как после этого предупреждения учащенно
забились сердца ребят с нашего двора: ведь мы привели сюда украинского
парнишку Костика Березовского. Прослышав, что всем, кто придет на
бульвар, дадут подарок, мы уговорили Костика пойти с нами - недавно
умер от сыпняка его отец, и Костик больше других нуждался в подарке.
На бульваре многие еврейские ребята с других улиц узнали
украинского мальчика, но никто не раскрыл организаторам сбора нашей
тайны.
И вот начался торжественный сбор. Он, правда, сразу же
превратился в крикливый спор. Лидеры обеих группировок запальчиво
обрывали один другого, язвительно намекали на какие-то махинации с
денежными пожертвованиями, обменивались колкостями, а порой и
нецензурными ругательствами. Подогреваемые криками и вспышками,
приверженцы лидеров то и дело затевали потасовку.
Драки могли сорвать сбор. Испугавшись этого, взрослые кое-как
уняли драчунов. И самый главный цеиреционовец торжественно
провозгласил, что мы обязаны на всю жизнь запомнить этот происходящий
в 6579-м по священному летосчислению году сбор.
- И хотя собрались мы на чужой для нас земле, - тут же подхватил
поалейционовец, - вы, еврейские дети, здесь, наконец, услышите
праведное слово о священной земле предков.
Не дав нам опомниться, оба оратора, только несколько минут тому
назад визгливо нападавшие друг на друга, стали неожиданно для нас
выкрикивать одни и те же лозунги. Да, дословно одни и те же!
Перебивая один другого, они усердно старались внушить юным
слушателям, что петлюровская директория, деникинцы и даже наступавшие
на Украину белопольские оккупанты ближе и дороже евреям, нежели
безбожники-большевики. Деникинцев и петлюровцев еще можно, дескать,
понять: они стоят на национальных позициях, а для большевиков -
подумайте только! - национальность никакого значения не имеет, они
смеют приравнивать еврея-доктора с высшим образованием к неграмотному
мужику из Пятничан.
Отсюда вытекала воинственная директива: если гражданская война
заставит еврейских юношей взять в руки винтовки, то нацелить их нужно
только на тех, для кого нет никакой разницы между людьми различных
национальностей.
И цеиреционовец и поалейционовец патетически ссылались на "самого
Жаботинского", когда объясняли ребятам, почему сионисты сочли
необходимым войти в "самостийные правительства" гетмана Скоропадского,
а затем Петлюры. Сказало это было неспроста: Владимир Жаботинский слыл
тогда вождем сионистов на Украине, и им казалось, что его именем можно
внушить еврейскому юношеству "святую обязанность" немедленно доносить
властям о действовавших в городе большевистских подпольщиках.
Тогда, на винницком бульваре, я впервые услышал лживые фразы о
"всемирной еврейской нации".
Только впоследствии я, естественно, узнал, что эта насквозь
фальшивая, шовинистическая концепция, вконец развенчанная
марксистско-ленинским учением, составляет краеугольный камень
сионистской идеологии, что после создания государства Израиль ее
топорно и демагогически пытаются приспособить к современным условиям,
что в классовых интересах своих капиталистических хозяев сионизм
всячески старается отождествить понятия "нация" и "национальность".
Кто-то из сионистских ораторов, назойливо толкуя нам о "всемирной
еврейской нации", то и дело твердил: "особая", "особая", "особая". Это
услышал проходивший по бульвару наш полунищий сосед, сапожник Арон
Дихель.
- А мне сдается, - сказал он, - что я с моей чахоточной женой -
мы совсем особые от барона Ротшильда с его банками и фабриками. Если
он захочет привести из-за границы в подарок моей жене бутыль молока,
то я в моей каморке даже поговорить с ним не смогу: он не знает
по-украински, а я совсем не кумекаю по-французски. А идиш во всех
странах тоже не одинаковый. Нет, не одной мы с Ротшильдом нации, да
еще особой!
Не удивляйтесь, читатель, что то сборище на винницком бульваре,
столь отчетливо запечатлевшееся в памяти парнишки, до сих пор
вспоминается весьма пожилому человеку во многих подробностях. На то
имеются глубокие причины.
Скажу прежде всего о самой существенной. Все без исключения
сионистские агитаторы тогда, на винницком бульваре, много и крикливо
говорили о Палестине, которая ждет, мол, не дождется всех евреев со
всех концов света. А в моем сознании любое упоминание Палестины
неумолимо пробуждало тогда тягостную для сыновнего сердца картину:
обильные слезы моей матери над грустными письмами ее родных,
эмигрировавших в 1910 году в Палестину и горько-горько раскаивавшихся
в этом. В их письмах призывались все кары небесные на голову банкиров
Ротшильдов - попечителей "всемирного израильского союза", в ту пору
сманивавшего евреев в Палестину. В тенета ротшильдовских агентов
попадали, как признавали сами сионисты, наиболее "отчаявшиеся" - те, у
кого оставался единственный выход: селиться на палестинских землях, за
бесценок скупленных еврейскими банкирами у вынужденных уйти из родных
мест арабов.
Я слышал, как мама горестно повторяла фразу из письма своего
отца: "Мы собирались стать в Яффе колонистами, а нас заставляют быть
урядниками колонизаторов и угнетать старожилов".
Вот почему так жадно внимал я у оркестровой беседки каждому слову
сионистских ораторов о Палестине. Вот почему так больно ранили детское
сердце их призывы. Вот почему я запомнил те минуты навсегда.
И еще одно немаловажное обстоятельство. Тот сбор будущих скаутов
не мог не врезаться в мою память еще из-за дикого скандала,
затронувшего всех нас, друзей Гриши Каца.
В самый разгар сбора кто-то из взрослых, подозрительно
приглядевшись к Грише, ткнул в него пальцем и визгливо прервал
очередного оратора:
- Замолчите! Нас подслушивает брат большевика Каца! Яков Кац
скрылся - и большевики из евреев на фабрике "Ястреб" притихли! Но
большевизмом запахло на суперфосфатном заводе. Гарантирую, это они,
большевики из украинцев, подослали сюда еврейского паренька!
Поднялся невообразимый шум. Раздались выкрики:
- Бей его!
- Пусть его братец узнает, как настоящие евреи поступают с
большевистскими агентами!
- Не достоин он называться евреем!
Кое-кто уже занес было кулак над Гришей. Но ребята с нашей улицы,
тесно сгрудившись, поспешили прикрыть друга.
И тут послышался умиротворяющий, елейный голос одного из самых
влиятельных в сионистской среде организаторов сбора:
- Не трогайте его! Парень не виноват - его сбил с панталыку
сумасшедший Яков. Я сейчас все объясню пареньку, увидите, он меня
поймет. - Вплотную подойдя к Грише, долговязый человек, прозванный в
городе "вечным студентом", вкрадчиво обратился к нему: - Слушай меня
внимательно, Гершелэ... Да, да, Гершелэ - еврей не Григорий, еврей
только Герш... Твоего несчастного брата одурманили большевики. И он
вместе с ними кричит: "Беднота должна бороться с буржуазией!" Может
быть, и должна, но к нам, евреям, это не относится. Разве богатый
еврей когда-нибудь даст умереть с голоду бедному еврею? Да еще на
своей земле? Конечно, нет. А твой брат совсем забыл, что он еврей, и
кричит: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Но, подумай, разве же
может соединиться еврей-пролетарий с татарином-пролетарием? Может
быть, еще с турком-пролетарием? Глупости! Нет, мы с тобой, паренек,
будем кричать так: евреи всех стран, соединяйтесь!
Мог ли я тогда предвидеть, что пятьдесят лет спустя увижу в
сионистской прессе Израиля варьируемый на все лады призыв "Евреи всех
стран, соединяйтесь!"? Именно так озаглавил свою статью в газете "Наша
страна" один из самых фанатичных и исступленно нетерпимых к
коммунистическим идеям сионистский публицист Эфраим Гордон. Его
регулярные субботние беседы изливают мутные потоки ненависти к евреям
социалистических стран. И, как видите, матерый националист совсем не
брезгует старым, притупившимся и заржавленным оружием из арсенала
сионистской пропаганды. Лозунг "Евреи всех стран, соединяйтесь!" можно
частенько встретить и на страницах сионистских газет, издающихся не в
Израиле, а в США, странах Латинской Америки и Западной Европы. Этот
лозунг закономерно вытекает из сионистского утверждения о "двойном
гражданстве" (или более сдержанно - о двойной лояльности) любого
человека еврейской национальности. Где бы ни родился он и жил, Израиль
считает себя вправе числить его своим гражданином и предъявлять к нему
вытекающие из обязанностей своего гражданина требования. Подробнее об
этом "законе" я скажу ниже.
А сейчас вернемся к скаутскому сборищу на винницком бульваре.
Сняв с головы потрепанную студенческую фуражку и вытирая обильный
пот, разгорячившийся агитатор победоносно оглядел ребят и подчеркнуто
ласково спросил Гришу:
- Теперь, мой дорогой, ты меня понял, правда?
- Правда.
Неожиданный ответ Гриши заставил нас в изумлении застыть.
- Я понял, - продолжал Гриша. - Водовоз Шая, конечно, захочет
соединиться с заводчиком Львовичем, но Львович с Шаей - нет!
Ребята прыснули со смеху: уж больно диковинным в их воображении
предстало единение напыщенного Львовича в черном сюртуке и шелковом
жилете с вечно босым Шаей, от рассвета до темна развозившего в
огромной грохочущей бочке воду по закоулкам Иерусалимки.
Сионистский миротворец в студенческой фуражке сердито насупился.
Мальчики "из хороших семей" снова угрожающе двинулись на Гришу. Его
защитники тоже мгновенно изготовились к драке.
Но это могло сорвать сбор, на который так уповали устроители. И
они поспешили утихомирить мальчишек:
- Спокойно, без драки! Пусть этот большевистский агент убирается
к таким же, как его брат! Он еще будет валяться у нас в ногах,
увидите!
Взяв за руку бледного Костика Березовского, Гриша с подчеркнутой
неторопливостью удалился.
Когда стихли разговоры о "большевистском агенте", нам в самых
возвышенных тонах объявили, что отныне каждый из присутствующих здесь
ребят имеет право носить звание скаута еврейской национальной
скаутской дружины. Тому, кто не опозорит это звание, будет открыта
дорога в партию сынов Сиона. Она могуча, она действует во всех странах
мира, ибо все евреи, где бы они ни жили и чем бы ни занимались, братья
по духу и по крови. А кто из них сколько зарабатывает, это уже
"абашертэ зах", то есть "веление судьбы".
Затем огласили список тех, кому доверялось командовать
звеньями скаутской дружины. Название звеньев были самые причудливые и
заманчивые, вроде "Лев пустыни", "Серый волк", "Дикий голубь". В
списке командиров оказались сыновья наиболее богатых родителей.
А под конец нам посулили:
- На первом занятии звеньев каждому из вас подарят парусиновую
шапочку скаута и шелковые ленточки на левое плечо - под цвет названию
звена. И еще каждый получит учебник древнееврейского языка в кожаном
переплете.
ЛОВЦЫ ЮНЫХ ДУШ
На занятия звена "Дикий голубь", где командиром стал хиловатый с
виду сынок владельца большой лавки под заманчивой вывеской
"Гастрономия, бакалея и колониальные товары из Одессы", я не пошел.
Это не осталось не замеченным. Через несколько дней моего отца
неожиданно навестил почтенный владелец упомянутой лавки. Забылась его
фамилия, но память сохранила прочно прилипшее к нему прозвище
"кошерный пристав": бородкой и усами он походил на одного из винницких
приставов царских времен и, важно надувая щеки, недвусмысленно
гордился столь возвеличивающим его сходством.
"Кошерный пристав" многозначительно откашлялся и с укоризной
сказал моему отцу:
- Плохой вы еврей, если не понимаете, что в такое время скаутские
отряды не детская забава. Они организуются по указанию самого
Жаботинского - запомните это раз и навсегда! - Молчание отца принудило
лавочника перейти на снисходительный тон: - Ой, извините, я все
понимаю! Ваш шалопай обманул вас и не пошел в скауты без вашего
ведома, не так ли? Тогда потолкуйте с ним при помощи хорошего ремня...
Откровенное стремление отца поскорее избавиться от непрошеного
гостя окончательно вывело лавочника из себя. Потеряв самообладание, он
на пороге угрожающе крикнул:
- Раз вы не знаете, то узнайте и запомните, хорошенько запомните:
нашими цеиреционовцами руководит не какой-нибудь там меламед или
мишурес [Меламед - учитель религиозной школы, мишурес - мелкий
маклер.]! Нет, организовать скаутские отряды велел человек, который
был в Москве на конференции "Цеире цион". И он лучше нас с вами знает,
что нужно делать и мне и вам!
Ни отец, ни тем более я еще не знали тогда, что разъярившийся
лавочник проболтался нам о секретной конференции сионистов, уделившей
основное внимание планам борьбы с молодой Советской властью. О
решениях этой конференции с радостью узнали и белогвардейские
полководцы и лидеры правительств, посылавших интервентские полчища в
нашу страну. Именно на этой конференции в мае 1918 года были
произнесены и впервые задокументированы слова, уже более шестидесяти
лет находящиеся на вооружении у деятелей международного сионизма:
"Социализм стоит сионизму поперек дороги".
Прошло много лет после визита к нам лавочника-политикана. И я
услышал от отца:
- Когда ты только родился, помню, попалась мне в руки какая-то
книжка о политической жизни России после разгрома революции 1905 года.
Там, между прочим, говорилось, как в месяцы разгула реакции, когда
всяческие черносотенные организации душили все прогрессивное и заодно
устраивали погром за погромом, особенно неистовствовали две наиболее
реакционные газеты - "Московские ведомости" и "Россия". И, представь
себе, в редакциях обеих газет первую скрипку играли люди нашей
национальности, сторонники сионизма. Я не запомнил названия книжки и
фамилии автора, не могу простить себе этого!
Сорок с лишним лет спустя мне все же удалось установить название
книги и имя автора. Называется книга "Новый строй", издана в 1909 году
в Москве типографией "Товарищества русского печатного и издательского
дела". Написал ее Виктор Обнинский.
Он яростный бард конституционной монархии и национализма. Его,
всячески прославлявшего "единство" разных наций под эгидой монархии,
уж никак не заподозришь в стремлении опорочить сионизм. И Обнинский
действительно рассказал о наличии сионистских элементов в руководстве
черносотенных газет, прославлявших душителей первой русской революции,
призывавших к еврейским погромам. Какие тут возможны комментарии!..
Вернемся, однако, в Винницу. После неудачного сионистского
сборища на городском бульваре наш город еще несколько месяцев стонал
под пятой украинских контрреволюционеров разных мастей. И все они
прекраснейшим образом уживались с сионистами. Правда, и те, и другие
скрывали, что Жаботинский заключил с петлюровским представителем
Славянским договор о создании на Украине "еврейских повстанческих
отрядов" в помощь войскам Антанты, замышлявшей новый поход на нашу
страну. Агент английской разведки Петерсон благословил этот договор от
имени западных империалистов.
Окончательное освобождение от всякого рода националистических
"самостийных" правителей и их войск вскоре принесла моему родному
городу Красная Армия.
Накануне своего бегства из Винницы остатки петлюровских банд
вкупе с белопольскими оккупантами намеревались устроить "прощальный"
погром. Наученная горьким опытом сионистского "заступничества",
дрожала еврейская беднота, предвидя, что и на сей раз ее оставят без
всякой защиты. Но большевистское подполье города сумело своевременно
сообщить об этом командованию 24-й Самаро-Симбирской дивизии, с боями
продвигавшейся к Виннице. И воины прославленной дивизии, носившей
гордое название Железной, вышибли контрреволюционных погромщиков из
города на два дня ранее намеченного теми "организованного
отступления".
Навстречу самаро-симбирцам вышел под красным знаменем
революционный отряд молодежи - украинские, русские, еврейские,
польские парни. Их объединил комсомол - это гордое, полное радостных
надежд слово в те дни впервые прозвенело над улицей моего детства.
И тогда же мне впервые довелось побывать в особняке Львовича -
там разместился политотдел Железной дивизии, где мальчишкам выдавали
большевистские плакаты для расклейки по городу. Плакаты были
напечатаны слепым шрифтом на синеватой, шершавой, так называемой
рафинадной бумаге. Пламенные призывы большевиков стучались в наши
взволнованные сердца, и мы их тут же запоминали. А плакатами,
ленинскими словами прославляющими равноправие всех наций и клеймящими
антисемитизм, мы обклеили все столбы оркестровой беседки на городском
бульваре.
Смелый рейд Железной дивизии спас от ограблений, увечий и даже
смерти немало винничан, в том числе и тех, кто так и не решился
уговорить своих ребят пренебречь парусиновой скаутской шапочкой и
учебником древнееврейского языка в кожаном переплете.
Лихорадочная организация скаутских отрядов была далеко не местной
инициативой винницких сионистов. Только весной 1943 года совершенно
неожиданно узнал я об этом в Москве.
Получив во фронтовой газете краткосрочный отпуск, я с большим
воодушевлением работал тогда в столице с выдающимся композитором
Исааком Осиповичем Дунаевским над циклом пионерских песен "Письмо на
фронт". Меня восхищали точные и меткие замечания талантливого
музыканта по поводу стихов. Иногда стоило по его совету заменить одно
лишь слово - и песня сразу становилась полнозвучней и, главное,
увлекательней для мечтавшей о нашей победе над гитлеризмом детворы.
Однажды, знакомясь с первым наброском стихов для песни
"Походная-пионерская", улыбающийся Дунаевский вдруг нахмурился.
Несколько раз повторив вслух задержавшую его внимание строку, он
серьезно заметил:
- Строчка совсем из другой оперы, чужеродная, совсем не
пионерская. Не обижайтесь, но от нее отдает чем-то скаутским.
Перечитав написанное, я искренне согласился с композитором и, не
ограничившись одной только строкой, тут же написал совсем новое
четверостишие. И когда заулыбавшийся Исаак Осипович одобрил
исправление, я пошутил:
- Как могла приблудиться к моим стихам такая строчка! Ей-богу,
Исаак Осипович, скаутом никогда не был, хотя вербовали меня
весьма-весьма усердно.
И вкратце рассказал Дунаевскому, как ретиво винницкие сионисты
сколачивали скаутский отряд. После небольшой паузы композитор, как бы
поразмыслив над услышанным, сказал:
- Моя юность прошла в Харькове, там не было такого обилия
сионистов, как в Виннице. Но и у нас они под фальшиво-романтической
дымкой пытались отравить мозги детворе. Я-то по возрасту в скауты не
годился, но за младшее поколение нашей семьи повоевать с сионистскими
агитаторами пришлось. И основательно. Да, свои скаутские отряды
сионизм насаждал по всей Украине. Что ж, это давно известно:
националисты всех мастей усердно ловят в свои сети юношество, у них
всегда наготове специальные ловцы юных душ... и особенно налегают они
на скаутизм. Тонкий расчет: понимают, что у мальчишки закружится
голова, когда узнает, что скаут по-английски означает разведчик!
Заманчиво звучит это для него, грезящего приключениями. Где уж тут как
следует задуматься над тем, кому служат бойскауты,
мальчики-разведчики!
Наш разговор, видно, разбередил в композиторе волнующие
воспоминания юности. Оторвавшись от рояля, он продолжал:
- Люди моего поколения помнят, как и петлюровцы и деникинцы
ставили винницких сионистов в пример их единомышленникам в других
городах Украины... Известен ли вам такой случай? Весной 1920 года даже
до Харькова докатилась тревожная весть: в разместившейся на
Правобережье знаменитой 45-й Волынской дивизии украинские националисты
спровоцировали восстание галицийских бригад. Это намеренно было
приурочено к развернутому наступлению белополяков. Мятежники ворвались
в Винницу. И контрреволюционная пресса стала восхвалять винницких
сионистов: какие, мол, молодцы! Поддержали повстанцев да еще призвали
местное население помочь им одеждой и продовольствием...
Совсем недавно я смог убедиться, что незаурядная память
Дунаевского и в этот раз не подвела его. Архивные комплекты украинских
буржуазно-националистических газет полностью подтвердили рассказ
композитора.
Из этих газет я узнал еще, что к удовольствию контрреволюционеров
директива винницким сионистам "материально и морально" поддержать
взбунтовавшихся предателей исходила от ближайшего окружения
Жаботинского. Директива была особенно категоричной в том пункте, где
говорилось об уничтожении комиссаров и политработников дивизии как о
первой задаче повстанцев. Помочь этому гнусному делу Жаботинский
призывал в первую голову молодежь.
Да, неспроста свои отрывочные воспоминания о гражданской войне на
Харьковщине Исаак Осипович закончил словами:
- Ох, уж эти мне сионистские ловцы юных душ! Жестокие,
беспринципные петлюровские дружки.
Примерно то же самое о сионистских методах вовлечения ребят в
скаутские отряды услышал я и от замечательного советского еврейского
поэта Льва Моисеевича Квитко. Автор хрестоматийных стихотворений
"Письмо Ворошилову", "Лошадка", "Лучок", ставших в переводах С.
Маршака, М. Светлова, С. Михалкова достоянием всей многонациональной
советской детворы, не раз вспоминал, как сионисты в Умани и Белой
Церкви чуть ли не силком сгоняли еврейских подростков в свои скаутские
отряды.
- Сионисты творили это, опираясь на фанатичных иудаистов, -
рассказывал Квитко, - прежде всего на раввинов. Вспоминается поздняя
осень девятьсот восемнадцатого. В Умани и окрестных городках уже
знали, что я, начинающий восемнадцатилетний поэт, пишу обличающие
еврейский национализм стихи. И мне с трудом удалось проникнуть на
собрание еврейской молодежи, где выступили три или четыре раввина,
приехавшие из Одессы со съезда раввинов большинства городов и местечек
Украины. Они торжественно возвестили, что на том съезде "наместников
Иеговы на земле" было наложено проклятие (по-древнееврейски - хэрэм)
на каждого еврея, поддерживающего Советскую власть и сочувствующего
большевикам - ведь они, безбожники, призывают еврейских трудящихся
Украины, подумайте только, соединиться с трудящимися украинской,
русской, польской и других "чуждых евреям" национальностей. Рассказали
это нам в мистическом тоне со зловещими намеками на то, как в
древности истинные евреи расправлялись с вероотступниками. И все-таки
на большинство участников собрания совершенно не повлияла угроза быть
проклятыми раввинами. Через несколько же дней на вечерах молодежи я
читал свои стихи (многие вошли в мою первую книгу "Красная буря") и
видел, как моим, теперь я понимаю, не совсем зрелым, но созвучным
настроению аудитории стихам горячо аплодируют парни и девушки, угрюмо
молчавшие на встрече с раввинами.
В памяти Льва Моисеевича Квитко жили и печальные воспоминания о
жестоких, как он подчеркивал, и насильственных попытках сионистов
втянуть с помощью еврейского нэпманства еврейскую молодежь Украины в
махрово сионистскую молодежную организацию "Маккаби", проводившую свою
националистическую, враждебную коммунистическим идеям деятельность под
защитным флагом спортивного союза, стремящегося якобы только к
физической закалке молодежи. Кстати, филиалы "Маккаби", руководимые
израильским центром этой организации, и поныне действуют в странах
Запада под эгидой заправляемых сионистами еврейских общин. Знакомясь с
действиями сегодняшних маккабистов в Чикаго, Брюсселе, Амстердаме,
Мехико, Западном Берлине, я воочию убеждался: до чего же схожи их
грязные дела с тем, что творили их предшественники на Украине.
Вот какая симптоматичная получается "цепочка" из трех звеньев:
В двадцатые годы маккабисты представляли основные кадры еврейской
жандармерии, созданной сионистами при войсках "головного атамана
самостийной Украины" погромщика Петлюры. Создана была эта жандармерия
под смехотворным предлогом защиты еврейского населения от...
петлюровских же погромов.
В пору фашистского нашествия многие питомцы "Маккаби" пошли
служить в орудовавшие под протекторатом гестапо еврейские полицейские
отряды на территории гетто Львова, Черновиц, Проскурова, Кременчуга.
Это о них, молодых предателях, рассказывал осужденный советским судом
гестаповец Питер Христиан Краузе моему другу и земляку, известному
советскому писателю Владимиру Беляеву: "Если бы у нас в гестапо не
действовали агенты из числа попавших в гетто сионистов, никогда бы не
смогли мы поймать и уничтожить такое количество евреев, живших по
фальшивым документам и под чужими фамилиями. Мы выпускали агентов на
волю, они бродили по улицам, а за ними шли наши сотрудники. Опознавая
евреев, агенты подавали условный знак, и тогда в дело вступали мои
"чистые" сотрудники..."
В полной мере проявили холуйский раж и причинили немало зла
еврейской бедноте Львова маккабистские полицаи из "юдише орднунг
Лемберг". Они поработили евреев, не имевших валюты и ценностей, чтобы
откупиться от гестаповцев или хотя бы раздобыть свидетельство об
угодной оккупантам работе. Когда же в начале 1942 года гестапо
потребовало от юденрата (действовавшего под эгидой гитлеровцев и
сионистского еврейского совета) выдачи первых обреченных на смерть
жертв, сионистские предатели отобрали около шести тысяч самых
неимущих, самых бедных, а зачастую попросту нищих евреев. Мало того, в
истреблении отобранных юденратом бедняков участвовали маккабистские
молодчики из "юдише орднунг".
Ныне маккабисты в западных странах либо примыкают к
террористическим бандам кахановского толка, либо блокируются с самыми
реакционными (стало быть, и антисемитскими!) молодежными организациями
пронацистского направления - ведь сионистские воспитатели неустанно
внушают им, что антисемитизм является существенным питательным
источником сионизма, что антисемитизм - испытанное средство понуждения
еврейских трудящихся к эвакуации на "землю отцов". А в Израиле они
последовательно военизируют свои спортивные клубы.
Такова она, многолетняя маккабистская эстафета!
ОДНА ПОВАДКА, ОДНИ АППЕТИТЫ
И снова возвращаюсь к беседе с Дунаевским. Уже поправив на
пюпитре нотные наброски и положив руки на клавиши, он вдруг
воскликнул:
- А помните, как засуетились сионисты, когда в двадцатых годах к
нам начала проникать пресловутая АРА? Американская организация - она
под флагом "помощи Европе" сплавляла нам залежавшиеся товары. А заодно
добивалась концессий на нефть и уголь. Помните, как всюду по Украине
гуляли тогда куплеты на мелодию "Ойра, ойра"?
Присылает АРА, АРА
Нам подгнившие товары.
И недаром АРА, АРА
Спекулянтам - лучший друг!
- Оказалось, - усмехнулся Исаак Осипович, - не только
спекулянтам. Сионисты всех мастей прославляли американскую "помощь"
ради закабаления. "Гувер несет нам спасение", - шумели они. Для
Жаботинского и Герберт Кларк Гувер оказался лучшим другом - к этому
уже нечего добавить!..
Я упомянул о деятельности сионистов только на Украине, где прошла
моя юность. Не менее воинственны были они и в других краях нашей
Родины.
Сошлюсь на выдающегося дирижера Самуила Абрамовича Самосуда -
общением с этим талантливым и всесторонне интересным человеком я
обязан работе в Большом театре над либретто оперы Дмитрия Кабалевского
"В огне".
Предреволюционные и послереволюционные годы Самуил Абрамович
провел в Петрограде, будучи солистом оркестра б. Мариинского театра
оперы и балета.
- Летом и осенью 1917-го, накануне Октябрьской революции, -
рассказывал Самосуд, - в нашем театре частенько проходили самые
разнообразные митинги. Было это обычно днем. За кулисами репетировали
певцы и балерины, а со сцены в зал неслись громкие слова ораторов.
Кого только не пришлось мне там слышать! И меньшевиков, и эсеров, и
кадетов. Однажды, выйдя в фойе, я услышал взрыв негодующих возгласов.
Поспешил в ближайшую ложу бенуара, набитую царскими чиновниками. Двое,
помню, были в расшитых мундирах сенаторов. А в зале на созванном
эсерами митинге я увидел немало военных моряков - офицеров и матросов.
Выступал в эти минуты приглашенный устроителями митинга сионист.
Осуждая большевиков, он назвал февральский переворот не революцией, а
трагедией, которую надо, пока не поздно, остановить. Зал ответил
топотом ног. Еще призывал оратор не губить то хорошее, что было
присуще царскому режиму. Тут в зале началось невообразимое, особенно
протестующе загудели моряки. А в ложе один сенатор вразумительно
сказал другому: "Коли русский еврей выступает в роли защитника
государя императора, стало быть, он более верный слуга престола,
нежели мы с вами, ваше превосходительство". Я поинтересовался, кто он
такой, этот сионистский оратор. Мне назвали фамилию адвоката,
юрисконсульта крупного петроградского банка. Из его уст я впервые
услышал имя Жаботинского...
Когда над всей Украиной заалели советские красные флаги,
Жаботинский понял, что нет ему больше места на украинской земле. Но
Советская Украина и ее свободные граждане еврейской национальности не
забыли кровавых плодов иезуитского единения ревностного идеолога
еврейского буржуазного национализма Жаботинского и ставленника
украинского буржуазного национализма Петлюры, вдохновителя жестоких
расправ с евреями. И никого не удивило, что сионистский вожак в 1926
году проливал горючие слезы по поводу смерти своего брата по духу,
убитого в Париже.
"Да будет тебе земля пухом... из еврейских перин!"
Такое последнее напутствие трупу палача Петлюры произносит
рыдающий Жаботинский на карикатуре, помещенной тогда в одной из
одесских газет.
Но, вспомнив восторги дружка Жаботинского - петлюровского
министра Пинхаса Краснера на параде погромщиков в Виннице, я убедился,
что в горькой шутке одесского карикатуриста нет ни крохотной доли
неправды.
Ведь и предательская деятельность Краснера, и все позорные деяния
винницких сионистов были далеко не случайными и не изолированными
эпизодами. Нет, все это в точности совпадало с тем, что по указке
Жаботинского и его сообщника Гессена творили на захваченной Петлюрой
украинской земле сионистские организации, творили повсюду - и в
городах и в местечках.
Вот почему в 1970 году во взволнованном письме большой группы
работников народного хозяйства, культуры и науки Советской Украины -
людей еврейской национальности можно было прочесть:
"Мы хорошо знакомы с тем, какую позорную роль сыграли верховоды
сионистов в годы гражданской войны, идя на сговор с Деникиным и
Петлюрой, с Пилсудским и Врангелем, с организаторами кровавых
еврейских погромов".
А мой друг, известный украинский писатель Натан Рыбак, хорошо
знакомый с историей борьбы за Советскую Украину, пришел к такому
выводу:
"Сионисты сотрудничали с буржуазной Центральной радой и
петлюровской Директорией, в которой имели даже своих министров. И это
было закономерно, ибо интересы буржуазии были им ближе, нежели
интересы трудового народа. Сионист Жаботинский вел даже активную
деятельность по созданию сионистских воинских частей для оказания
помощи петлюровским войскам. И это в то время, когда петлюровцы
устраивали кровавые погромы во многих городах и местечках...
Удивляться нечему. У волков одна повадка и одни аппетиты".
ОСЕНЬЮ 1941-го
Более двух десятилетий не приходили мне на память те нелегкие дни
весны 1919-го, когда впервые увидел я волчью повадку и приметил волчьи
аппетиты сионистов. Не вспоминал их фанатических заклинаний и истошных
выкриков.
Сам себя теперь спрашиваю: отчего же так?
И убежденно отвечаю: жизнь, наша советская жизнь, не давала
повода к таким воспоминаниям.
Пришел, однако, день, когда в памяти с предельной рельефностью
всплыло сборище на винницком бульваре и отчетливо, в колоритных
подробностях, вспомнились оголтелые речи заправил обеих местных
сионистских организаций.
Пусть забылись имена сурово взиравших на насупившихся ребят
ораторов, пусть забылось, чем они внешне отличались друг от друга. Но
вспомнилось главное. Вспомнилось, как и тот и другой, словно
придерживаясь извечного ритуала, произносили слова нараспев,
молитвенно, с мистическим оттенком, явно рассчитывая поразить и
подавить наивно восприимчивую к эффектам полудетскую аудиторию.
И потревоженная острым толчком память безошибочно подсказала
смысл тех истерических фраз, вернее, заклинаний. Она воспроизвела
сгусток, спрессованное содержание того, что десятки подавленных
еврейских ребят услышали тогда близ оркестровой беседки:
"Еврейская нация избрана богом, мы первый народ среди народов. И
каждый, кто принадлежит к рассеянной ныне по всему свету нашей
всемирной нации, должен быть готов к тому, чтобы под бело-голубым
знаменем пойти с мечом на всех недостойных, мешающих евреям
соединиться на священной земле предков. Борьбу эту надо начинать
сегодня - в какой бы стране ни жил еврей, чем бы он ни занимался, ибо
в любой стране вечен и неизбежен антисемитизм".
Вспомнились в тот день и другие, отдававшие расовой идеологией
призывы, услышанные в отроческие годы от сионистов. Надо ли все
приводить здесь? Ведь на разный лад они отражали одну и ту же
националистическую и античеловеческую теорию сионизма.
Почему же махрово шовинистические откровения провинциальных
сионистов столь подробно вспомнились, мне только двадцать два года
спустя? Какой же острый и властный толчок ощутила моя память,
мгновенно воскресившая впечатления давнего отрочества? И почему
произошло это именно в тот сентябрьский день 1941 года под опаленной
военным пожаром Вязьмой, в полуразрушенном школьном здании, где
расположился разведотдел штаба стрелковой дивизии?
Потому что в тот день, присутствуя вместе с другими
писателями-фронтовиками при допросе четырех пленных эсэсовцев, я
своими ушами явственно услышал перепев того, что твердили сионисты
весной 1919-го.
Еще верившие в гитлеровский бред о "блицкриге", в предстоящий "на
днях" по стратегическому плану фюрера захват Москвы, пленные
фашистские выкормыши держали себя на допросе нагло и вызывающе. А
самый молодой из них, гитлерюгендовский активист, пытаясь обосновывать
генеральные задачи развязанной Германией войны, завопил:
- Мы, немцы, избранная нация! Мы призваны уничтожить всех, кто
мешает очищению и расцвету самой исключительной, самой чистой расы -
арийской! А для этого надо уничтожить презренных полулюдей - евреев. И
мы обязаны сделать это во всех странах, куда пришли.
Вариации на знакомые темы! Старые песни на новый лад!
Да, это был перепев того, что когда-то говорили винницкие
сионисты. С той лишь разницей, что тогда прославлялся культ
надуманного антинаучного понятия - семитской расы, а теперь пленный
фашист истерично вопил о культе расы арийской.
Меня потрясло разительное совпадение человеконенавистнических
излияний гитлерюгендовца с высказываниями, услышанными мною на
сионистских митингах в Виннице.
И в эти секунды мне привиделось, что на вопросы батальонного
комиссара отвечает не приземистый юнец в форме эсэсовского лейтенанта,
а долговязый человек в потрепанной студенческой фуражке, что вот-вот
начнет он ссылаться на своего хваленого идеолога Жаботинского.
Под впечатлением оголтелых выкриков молодого эсэсовца и
нахлынувших воспоминаний долго я не мог прийти в себя. А ночью в
полуразрушенном здании вяземской почты, в ожидании телефонной связи с
"Комсомольской правдой", я написал стихи, опубликованные потом
фронтовой газетой. Вполне сознаю их поэтическое несовершенство. И все
же должен привести здесь строки, показывающие, какие мысли возбудил во
мне фанатичный бред пленного гитлерюгендовца:
Он белоруску юную замучил,
Литовский город затопил огнем,
Поил мотор награбленным горючим,
Себя поил награбленным вином.
Мой дом хотел он смять паучьим танком,
Замучить он хотел и расстрелять
Мою жену - елецкую крестьянку,
Мою еврейскую задумчивую мать...
Тогда я еще не знал, что в те же сентябрьские дни 1941 года в
винницком гетто гитлеровцы зверски умертвили мою мать.
А когда до меня после освобождения Украины дошла эта страшная
весть, мог ли предположить я, что за истребленных гитлеровцами евреев
сионистские правители Израиля будут получать под видом репараций
регулярные субсидии!
С кем же заключили сионисты договор? С явным покровителем
неонацистов Аденауэром, тем самым, кто рабски умолял гитлеровского
министра внутренних дел Фрика признать его, Конрада Аденауэра, заслуги
перед нацизмом еще до захвата Гитлером власти в Германии.
Этим актом сионисты после войны переступили последнюю грань
цинизма и кощунства! Что же касается Аденауэра, то он с легкой душой
согласился на выплату Израилю репараций, ибо прекрасно отдавал себе
отчет в том, на что будут истрачены эти деньги.
Больно и тяжко мне подумать, что на марки, заплаченные
сионистским фарисеям за труп моей матери, был, возможно, снаряжен
летчик, сбросивший первую бомбу на мирные ливанские поселки и убивший
крохотных детей. Окровавленные сребреники, выкачанные израильскими
друзьями освенцимских и майданековских палачей, накоплены, быть может,
от продажи золотых зубов, вырванных гитлеровцами у жертв винницкого
гетто. Многие мои сверстники и друзья, не поверившие в отрочестве
сионистским увещеваниям и отказавшиеся сделать хоть бы один шажок на
пути к национализму, тоже были среди замученных в винницком гетто
жертв. На их трупах фашисты тоже создавали свои накопления, о которых
напоминают получаемые Израилем репарации. Поистине все возвращается на
круги своя!
Возмущения сделками между сионизмом и неонацизмом мне довелось
слышать не только в нашей стране. Немало гневных слов о "черном
договоре" слышал я от граждан Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии,
Чехословакии, Австрии, Голландии, Дании, Бельгии. Близкие и родные
этих людей были умерщвлены гитлеровцами за колючими оградами гетто и в
газовых камерах концлагерей.
После встречи с пленным эсэсовцем под Вязьмой у меня появилось
еще немало реальных поводов снова и снова вспоминать братание
сионистских главарей с контрреволюционными погромщиками Деникина,
Петлюры, Скоропадского, Булак-Булаховича.
Да, не раз получал я наглядную возможность убедиться, что в дни
войны предательские акции сионистов в отношении евреев многократно
повторялись в еще более чудовищных формах, в удесятеренных масштабах.
Злодеяния сионистов стали не только масштабней, но и изощренней. И за
эти злодеяния расплатились жизнью десятки и сотни тысяч людей
еврейской национальности.
О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ НАЦИСТСКИЕ АРХИВЫ
Мог ли я не вспомнить давнюю сделку винницких сионистов с
петлюровскими погромщиками, скажем, в мае 1945 года, когда
капитулировал фашистский гарнизон Берлина?
Ведь после первого же, самого беглого осмотра архивов "дома
Гиммлера", как называли в Берлине здание гитлеровского министерства
внутренних дел близ моста Альт-Моабит, наши офицеры обнаружили
документы, раскрывающие первый этап кощунственных переговоров агентуры
международного сионизма с руководителями министерства. Хранились в
"доме Гиммлера" и пространные обозрения сионистской прессы в
предвоенные годы.
На том этапе кельнский банкирский дом "Заломон Оппенгеймере унд
Кь" вел переговоры с гитлеровцами об "окончательном решении еврейского
вопроса" путем массового террора против еврейского населения. И вот
документированные результаты: во время войны сионистские агенты
успешно выкупали у гитлеровцев и переправляли за границу еврейских
коммерсантов и промышленников, которые обладали солидными текущими
счетами в банках нейтральных стран и могли щедро оплатить
посредничество сионистов. Выкупалась и нужная для переброски в
Палестину молодежь. А десятки тысяч "обыкновенных" евреев были брошены
сионистскими заправилами на произвол гитлеровцев.
Обо всем этом рассказали мне наши офицеры после падения
фашистского Берлина в полуразрушенном "доме Гиммлера".
Совсем за другим пришел туда я, военный корреспондент. Хотел
своими глазами увидеть этот важнейший опорный пункт отборных
гитлеровских войск, преграждавших нашим частям путь к рейхстагу. И,
записывая рассказы наших офицеров о содержании разрозненных остатков
гиммлеровсмих архивов, я видел на другом берегу Шпрее-канала
пламеневшее над рейхстагом Красное знамя Победы. Оно красноречиво
говорило: армия Советской страны, разгромив гитлеризм, спасла десятки
миллионов людей разных национальностей, в том числе и еврейской, от
порабощения и физического уничтожения немецким фашизмом! А офицеры
показывали мне все новые и новые документальные свидетельства
обагренных кровью сделок между нацизмом и сионизмом.
Тогда, в "доме Гиммлера", я впервые услышал много имен
сионистских агентов, якшавшихся с Гиммлером и его подчиненными. Назову
хотя бы Луи Хагена (Леви). Его активная антисемитская деятельность
была отмечена не только гитлеровцами, но даже и Ватиканом: Хагена
наградили папским орденом святого Сильвестра. Об откровенно
противоеврейском характере деятельности этого нацистского разведчика
можно судить по такому его донесению своим нацистским хозяевам: "В
национальных еврейских кругах очень довольны радикальной германской
политикой в отношении евреев (имеются в виду жестокие преследования
немецких евреев, заставившие многих бежать из гитлеровской
Германии. - Ц.С.), потому что с ее помощью увеличивается еврейское
население в Палестине, так что в недалеком будущем можно будет
рассчитывать на перевес евреев над арабами".
Обвинительным приговором немецким сионистам звучит это циничное
признание одного из их агентов, связанных с гитлеровцами!..
В "доме Гиммлера" в те часы дежурил наш связист, молодой сержант.
В своем берлинском блокноте я нашел такую запись о нем:
"Комментарии офицеров к найденным в архиве документам и выдержкам
из сионистских газет слышит и сержант Зиновий Мильруд. От внезапного
волнения он то бледнеет, то багровеет и нервно потирает лоб.
Вопрошающе смотрит на меня лихорадочными глазами. Его родители убиты в
черновицком гетто, и мне кажется, он сейчас не понимает, как я
способен по нескольку раз переспрашивать офицеров и методично
записывать их рассказы о таких ужасах.
Другой радист сменяет Зиновия Мильруда у рации, и он уходит
вместе со мной. После длительного молчания говорит:
- Я думал, у сионистов одна забота - выполнять религиозные обряды
и бывать в святых местах Палестины. А получается, они оплачивают свою
политику еврейской кровью, еврейскими жизнями! Сейчас я, наконец,
понял, почему евреи у Вислы проклинали сионистов...
У Вислы?!
Оказывается, рота младшего лейтенанта Хайретдинова из 47-й
дивизии, сражавшейся в Польше вместе с частями Армии Польской,
наткнулась в лесу под Вислой на четырнадцать умиравших от голода
евреев. Они чудом вырвались из варшавского гетто и очутились в самом
пекле боя.
Старший из беженцев, седобородый старик, обращаясь к младшему
лейтенанту Хайретдинову, то и дело повторял:
- Клянусь, гитлеризм в тысячу раз хуже татарского ига! В те
давние годы татарам и присниться не могло то, что сегодня творят с
людьми немецкие фашисты!
Командир роты приказал Зиновию и двум рядовым укрыть беженцев
подальше от передовой и обеспечить их продовольствием. Когда советские
воины прощались с беженцами, старик спросил Мильруда:
- Кто ваш командир?
- Младший лейтенант Красной Армии, - услышал он в ответ.
- А по национальности?
И узнав, что Хайретдинов - татарин, старик опустил голову и тихо
сказал своим спутникам:
- Хоть бы мои внучата не повторяли ошибки их деда и не судили о
людях по национальности. - И добавил, обращаясь к Мильруду: -
Передайте вашему командиру, что сегодня, на шестьдесят четвертом году
жизни, я понял, как нас обманывали и обманывают сионисты. Никогда я
больше им не поверю, что другие народы - враги евреев! Я проклинаю
сионизм!"
В августе 1945 года мне снова довелось попасть в Германию в
составе писательской бригады, работавшей над документальным сборником
"Штурм Берлина". Именно тогда в нацистском государственном архиве
Потсдама были найдены подлинники почтительных и весьма деловых
донесений сионистских активистов руководителям гестапо.
Эти донесения не оставляют никакого сомнения в том, что
|
