Автор неизвестен - Поэтический побег - Скачать бесплатно
Александр Сергеевич? В своем ли вы уме?
ПУШКИН. Да-да, вы правы, я не в своем уме, я безумец, я
сумасшедший, и знаете, кто свел меня с ума? Вы, Прасковья
Александровна! (Бросается перед ней на колени, целует руки) Вы
скрасили дни моего изгнания, вы стали моим лучшим, верным другом,
моею северной Музой!
ОСИПОВА. Дорогой Александр Сергеевич, разумеется, я весьма
польщена вашим предложением, но... Простите, я ведь значительно
старше вас.
ПУШКИН. Разве годы любви помеха?
ОСИПОВА. И еще не забывайте, что я уже дважды была замужем и
дважды оставалась вдовой. И если с вами что-нибудь случится, то
третьего вдовства я не переживу.
ПУШКИН (беззаботно) Не беспокойтесь, Прасковья Александровна,
может быть, на сей раз все произойдет наоборот.
ОСИПОВА. Нет-нет, Александр Сергеич, я вам решительно отказываю!
Все это несерьезно.
ПУШКИН (вскакивает, хватает со стола десертный ножик, приставляет
себе к груди) Прасковья Александровна, если вы мне отказываете,
то я на ваших глазах вонжу... Вонзю... В общем, считаю до трех.
Раз...
В глубине гостиной вновь показывается Вульф. Он удивленно глядит
на происходящее, осуждающе качает головой и исчезает.
ОСИПОВА. Александр Сергеич, прекратите дурачиться, иначе я
рассержусь!
ПУШКИН. Два. (Чуть надавливает на ножик) Два с половиною...
ОСИПОВА. Нет-нет, уберите ножик!
ПУШКИН. Вы согласны?
ОСИПОВА. Ах, какой вы горячий, Александр Сергеевич. Разумеется, я
ценю ваши чувства ко мне, но, право же, лучше бы вы сделали
предложение Анюте. А то уж двадцать пять лет, а все в девках.
ПУШКИН (поначалу успокоившись, а затем вновь все более загораясь)
Ничего, Прасковья Александровна, и Анне Николаевне хорошего
жениха найдем. Знаете, я жду к себе в Михайловское своего друга
барона Дельвига -- вот уж первостатейный жених! И умен, и собой
хорош, да и не беден.
В глубине гостиной незамеченная появляется Аннет.
ОСИПОВА. Ну, вы уж нахваливаете жениха, будто заправская сваха.
ПУШКИН. А что -- ради счастья хороших людей я и свахой готов
поработать! Нет, и барон, увы, не без изъяна -- он ведь тоже
стихотворец, как и ваш покойный слуга. Но человек замечательный,
самая пара Анне Николаевне!
Аннет, вспыхнув, уходит.
ПУШКИН. А срок придет, так и Зизи достойного супруга найдем. Хотя
сначала надо бы подумать о моей сестрице Ольге Сергеевне -- она
ведь даже старше Анны Николаевны, а все не пристроена... Однако
вернемся к нам с вами. (Деловито) Думаю, свадьбу сыграем сразу
после святок. Обвенчаемся в Святых Горах, об этом вам нечего
беспокоиться, я ведь, знаете ли, с отцом игумном на дружеской
ноге...
ОСИПОВА. Погодите, какой еще отец игумен? Я еще не сказала "да"!
ПУШКИН. Ну так скажите, скажите скорее!
ОСИПОВА. Я должна подумать. Довольно и того, что я не говорю
"нет". (Решительно встает) Ну куда там все запропастились? Пойду
позову. А то уж и полночь скоро. (Поспешно уходит)
ПУШКИН (радостно, чуть не прыгая по гостиной) Она не сказала
"нет"! Она не сказала "нет"! Разве кто-то способен отказать
Пушкину? (Словно бы опомнившись) Но ведь до того я сделал
предложение Зизи! И еще Аннет! И обе не только не сказали "нет",
но даже согласились! (Упавшим голосом) Разве кто-то способен
отказать Пушкину? Что ж делать -- прямо хоть в окно прыгай...
Права няня -- вино до добра не доведет!
Входит Вульф, во фраке. Через руку перекинута шуба.
ВУЛЬФ (как ни в чем не бывало) О, какой пирог! Что грустишь,
Александр Сергеич?
ПУШКИН. Да, знаешь ли...
ВУЛЬФ. Знаю, знаю. Я тут поразмыслил и решил, что ты все-таки
прав -- отправляться тебе нужно немедленно. (Протягивает
небольшой сверток) Тут все мои бумаги и немного денег.
ПУШКИН (в сторону) Как это кстати! (Вульфу) Но отчего ж такая
спешка?
ВУЛЬФ (с невольно прорвавшейся неприязнью) А то сам не знаешь?
(Нарочито по-деловому) Теперь поезжай в Михайловское, собери
самое необходимое, запряги лошадей -- а с утра и в путь!
ПУШКИН. Ну что ж, Алексей Николаевич, твоя правда -- коли
решился, так нечего медлить. (Надевает шубу) Ах да, передай
поклон всем Тригорским дамам. И попроси у них за меня прощения.
ВУЛЬФ (заговорщически подмигивая) Что за вопрос! Не беспокойся,
Александр Сергеевич, я скажу, что это была наша с тобой
новогодняя шутка. (Прислушивается) Кажется, сюда идут! (Открывает
окно)
ПУШКИН. Ну, прощай, Алексей, не поминай лихом!
Вульф и Пушкин обнимаются, Пушкин выскакивает в окно.
ВУЛЬФ (вдогонку) Счастливого пути! Бумаги прислать не забудь!
(Закрывает окно)
В гостиную вбегает Зизи.
ЗИЗИ. Александр Сергеич, куда вы девали мой ковшик? (Увидев
Вульфа) А где Пушкин?
Вульф печально пожимает плечами.
***
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Рига. Номер в плохонькой гостинице. Пушкин сидит на колченогой
табуретке за грязным столом и пишет. Где-то вдали звучит песня.
ПУШКИН (смотрит по сторонам и записывает) "Покой был известного
рода, ибо гостиница тоже была известного рода, то есть именно
такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два
рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами,
выглядывающими, как чернослив, из всех углов..." Кыш, кыш!
(Кидает в таракана пером) И для чего я все это пишу? Разве издам
какие-нибудь "Путевые заметки". И глава про Ригу -- "О том, как
Пушкин воевал в гостинице с тараканами". А что делать? В город
лучше не соваться -- вдруг меня уже хватились и повсюду ищут...
(Пишет) Или отдам эти заметки какому-нибудь газетчику -- глядишь,
в дело и сойдут. (Подходит к окну) Ну вот, снова слякоть. Однако
ж и погодка здесь -- то снег, то оттепель. Право слово, хуже, чем
в Петербурге. Одна радость -- гавань не замерзает. (Загибает
пальцы) Сегодня, завтра, а уж послезавтра -- в дальний путь!
(Прохаживается по горнице) Отправил весточку госпоже Керн, а до
сих пор никакого ответа -- неужто не дошла? Или, не приведи
Господь, муж перехватил?.. Когда же я в последний раз ее видел?
Давно, еще до ссылки... (Стук в дверь) Входите, не заперто!
Входит АННА ПЕТРОВНА КЕРН.
АННА (подчеркнуто сухо и чуть отчужденно) Здравствуйте, Александр
Сергеевич.
ПУШКИН (вскакивая из-за стола) Здравствуйте, здравствуйте, моя
дорогая Анна Павловна!
АННА. Петровна. По правде говоря, не ожидала встретить вас -- и
здесь. Но очень рада вас видеть.
ПУШКИН. А уж я как рад! (Предлагает гостье присесть) Ах, Анна
Павловна, не могу вам не сказать, что со времени наших последних
встреч у Олениных вы удивительно похорошели!
АННА (с опаской присаживаясь на табуретку) Благодарю. Вы,
Александр Сергеевич, уже тогда славились умением сказать даме
приятное словцо. (Улыбается) И уже тогда путали мое отчество.
ПУШКИН. Ах, простите, Анна Петровна, но отчего-то мне всегда
хочется назвать вас Анной Павловной. Как же мне запомнить, что вы
-- Петровна? (На миг задумывается) А, знаю... Люблю тебя, Петра
творенье! А что, неплохо сказано.
АННА. Да, недурно.
ПУШКИН (записывает) Зато уж теперь вовек не забуду.
АННА. Расскажите лучше, как поживает моя милая тетушка.
ПУШКИН. О, Прасковья Александровна вся в трудах и заботах. Шутка
ли -- такое имение в образцовом порядке держать. Да, кстати, она
вам кланяется и целует вас в лобик (целует Анну Петровну в
лобик), Анна Николаевна лобзает в щечку (целует в щечку),
Евпраксия Николаевна -- в носик (целует в носик), а Алексей
Николаевич настрого велел поцеловать вашу прелестную ручку
(целует ручку).
АННА. А вы?
ПУШКИН (смущенно) Разве я смею? Я могу лишь издали смиренно
любоваться вами и целовать след ваших чудных башмачков!
АННА (поспешно) Расскажите лучше, Александр Сергеич, какими
судьбами вы очутились в наших краях. Неужели Государь отпустил
вас из ссылки?
ПУШКИН. Ха, дождешься от него! Пришлось бежать. (Понизив голос)
Кстати сказать, по документам вашего любезного братца. Так что
вообще-то я теперь не Александр Сергеич Пушкин, а Алексей
Николаич Вульф.
АННА (в смятении) Александр Сергеич, скажите, что вы пошутили!
ПУШКИН. Увы, Анна Петровна, это истинная правда. И уже
послезавтра корабль умчит меня навстречу свободе -- и
неизвестности!
АННА. Конечно, я не вправе вас отговаривать, но достаточно ли вы
обдумали этот шаг? Сможете ли вы творить на чужбине столь же
плодотворно и вдохновенно, как на родине? И еще, подумайте,
Александр Сергеевич -- вам все пути назад будут закрыты!
ПУШКИН. Анна Петровна, неужто вы полагаете, что я тысячу раз не
задавал сам себе этих вопросов?
АННА. И каковы же были ответы?
ПУШКИН (не сразу) Разные. Но жребий брошен, и мосты сожжены!
АННА. Еще не поздно вернуться.
ПУШКИН. Не люблю возвращаться -- дурная примета.
АННА (с улыбкой) Да, Александр Сергеич, я знаю о ваших
суевериях. Аннет в последнем письме мне написала, как вы
решились было пойти в Тригорское в гости, но сперва встретили
девицу с коромыслом, а потом попа -- и с пол дороги повернули
назад в Михайловское. Это правда или выдумки моей кузины?
ПУШКИН. Каюсь -- правда. Но и в добрые приметы я тоже верю.
Знаете, Анна Петровна, я и бежал-то в сущности наудачу -- даже не
задумываясь, как быть дальше. Ведь по бумагам Вульфа я мог
передвигаться только по дорогам нашей Российской Империи, а
дальше как быть? Меня даже на корабль с ними не пустят!..
АННА. Вот и прекрасно -- возвращайтесь поскорее в Михайловское,
будто никуда и не уезжали.
ПУШКИН. А вы послушайте, Анна Петровна, что было дальше, уже в
Риге. Оставив пожитки на постоялом дворе, я тут же отправился в
гавань, чтобы разузнать, нельзя ли как-нибудь попасть на корабль
в обход правил. И чуть ли не первый, к кому я обратился,
посоветовал мне поговорить с капитаном, чей корабль на днях
отплывает в Амстердам. (С восхищением) Ну и капитан, скажу я вам,
любезнейшая Анна Петровна! С красным обветренным лицом, вот с
такой бородою, а поглядели бы вы на его трубку! Настоящий морской
волк, эдаких я даже и в Питере не видывал.
АННА. Судя по вашим ярким описаниям, я этого морехода знаю. Не
помню, как его имя, но он хороший знакомый Ермолая Федоровича.
ПУШКИН. Вот оно как! Ну да, впрочем, это все равно. Стало быть,
подошел я к капитану и давай ему плести -- мол, мне срочно
надобно в Амстердам, а пачпорт выправить некогда, я только что
получил известие, что у меня тяжело захворала тетушка и хочет со
мною проститься. А капитан меня даже и не дослушал. Дескать, что
за вопрос -- приходите на корабль накануне отплытия, переночуете
у меня в каюте, а утром и поплывем, так что не беспокойтесь,
увидитесь с вашей тетушкой. А кстати, спрашивает, как ее зовут --
я ведь с пол-Амстердамом знаком, может и ее знаю. Такого я уж
вовсе не ожидал да не подумавши и ляпнул -- Анна Львовна.
АННА. Прямо так и сказали?
ПУШКИН (погрустнев) Так ведь мою тетушку, недавно умершую, и
вправду звали Анна Львовна. Только не амстердамскую, конечно, а
московскую. Дядюшка Василий Львович был к ней очень привязан...
АННА (после недолгого молчания) Ну а что же капитан?
ПУШКИН. А что капитан? Он трубкой попыхтел и ответил -- нет, не
слыхивал о такой, но все едино -- передавайте ей от меня поклон и
пожелание скорее выздоравливать. Тут я заикнулся было о задатке,
мол, хоть тотчас готов заплатить, но капитан про деньги даже и
слушать не захотел. Вот и верь после этого, что нет на свете
бескорыстных людей!
АННА (задумчиво) Странно это как-то...
ПУШКИН. Вот видите, Анна Петровна, до чего мы дожили -- всякое
проявление человеческого отношения воспринимаем как что-то
странное и неестественное. А я в этом вижу счастливую примету,
знак того, что выбрал верный путь!
АННА. Вы еще скажите, Александр Сергеич, будто капитана вам
послало само Провидение.
ПУШКИН. Вы можете сколь угодно насмехаться, Анна Петровна, но я в
этом ничуть не сомневаюсь. Однако довольно обо мне. Расскажите
лучше о своем житье-бытье.
АННА. Что о нем говорить -- поверьте, веселого мало.
ПУШКИН. Но я слышал, что вы, как бы это помягче сказать, не
совсем сошлись характером с вашим почтенным супругом?
АННА (нехотя) Да, можно и так сказать -- не сошлись. (Вдруг
начинает говорить горячо и быстро, как будто желая один раз
выговориться) Скажите, может ли быть счастливым брак без любви,
брак по принуждению? Мой батюшка задался целью -- выдать свою
дочку за генерала. Хоть за какого -- но непременно за генерала. И
когда ко мне посватался генерал Керн, то моя судьба была решена.
Что за беда, что жених втрое старше -- зато генерал! Вы спросите
-- а сама-то я о чем думала? А что я тогда могла понимать,
семнадцатилетняя девчонка!
ПУШКИН. А правда ли, что... что ваш супруг дурно с вами
обращается?
АННА (немного задумавшись) Если я вам скажу, что Ермолай
Федорович ревновал меня даже к отцу, то вы поймете, во что
превратилась моя жизнь. Лучше бы он меня бил, истязал, морил
голодом -- тогда я могла бы его возненавидеть. А так... Знаете, у
меня нет сил его даже презирать.
ПУШКИН. Анна Петровна... (целует ей руку)
АННА. Об одном прошу, Александр Сергеевич -- не надо меня жалеть.
(Помолчав) Я и сама не пойму, для чего так разоткровенничалась с
вами -- в сущности, чужим человеком... Наверное, оттого что
скоро вас унесет корабль, и мы больше никогда не увидимся.
ПУШКИН. Но это невозможно! Вы, чистое, невинное создание -- и
этот изверг, это животное! Я вызову его на дуэль, и вы снова
обретете свободу!.. Мы будем стреляться с десяти шагов. Или нет,
с пяти, с трех!..
АННА (испуганно) Нет-нет, Александр Сергеич, выбросьте эту
безумную мысль из головы. О господи, какая дуэль, о чем вы? Да
едва вы обнаружите себя, вас тут же закуют в железо и отправят в
крепость!
ПУШКИН (немного остыв, но потом вновь увлекаясь) Но что же
делать? Как вам помочь? А, знаю! Когда я приплыву в просвещенную
Европу, то предам общественной гласности все, что творится за
внешним лоском Российского самовластья!..
АННА. Не надо, прошу вас!
ПУШКИН. Я привлеку всеобщее внимание к горестной судьбе
российской женщины, стонущей под игом двойного гнета -- не только
прогнившего самодержавия, но и семейного тиранства! Европа
содрогнется, когда узнает страшную правду!
АННА. Александр Сергеич, умоляю вас, не делайте этого. Неужто вы
хотите опозорить меня в глазах всего света?
ПУШКИН. Света -- или светской черни?
АННА. Нет, нет, лучше забудьте, что я вам говорила. А еще лучше
-- забудьте обо мне.
ПУШКИН. Забыть вас? Это невозможно!
АННА (поспешно встает) Извините, Александр Сергеевич, но мне
пора.
ПУШКИН. Так скоро?
АННА (смотрит в окно) Я должна вернуться засветло. Иначе вы и не
представляете, что мне придется выслушать от Ермолая Федоровича.
ПУШКИН. Но я могу надеяться, что еще увижусь с вами?
АННА. Зачем? И что это изменит?
ПУШКИН (печально и немного торжественно) Анна Петровна, я покидаю
свое Отечество, которое безмерно люблю и которое больше никогда
не увижу. И когда на чужбине я буду вспоминать о далекой Родине,
то у нее будут ваши глаза, ваш голос...
АННА (дрогнувшим голосом) Прощайте. (Обнимает Пушкина и быстро
выходит, почти выбегает из комнаты)
ПУШКИН (вслед Анне) Еще одно, последнее свиданье! Умоляю вас!..
(Бесцельно ходит по горнице, садится за стол, берет перо,
отбрасывает в сторону, подбегает к окну, глядит вдаль) Неужели я
ее больше никогда не увижу?..
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Гостиная в доме коменданта Рижской крепости. МАША, напевая,
поливает цветы. Появляется ЕРМОЛАЙ ФЕДОРОВИЧ КЕРН, он одет
по-домашнему, но на боку сабля. Любострастно подкрадывается к
Маше, однако задевает саблей о край стола.
МАША (оборачивается) Чего изволите, Федоровича кунгс?
КЕРН (с похабной ухмылочкой) А то сама не знаешь? Тебя!
МАША. Я вас не понимаю.
КЕРН. Хе-хе, хороша Маша, да не наша... (Пытается ущипнуть Машу
за зад, но та привычно уворачивается) Ну что ты жмесся, будто
кисейная барышня? Знаю я вас, баб -- цену себе набиваете. Вот
хоть ты: снаружи эдакая недотрога, прямо куда там, а внутри такая
же маука. (Последнее слово заглушает звон часов).
МАША (гневно) Эс эсму честная и порядочная девушка, а как вы меня
обозвали?!
КЕРН. Да что с тобой, словно с цепи сорвалась. Уж и пошутить
нельзя.
МАША. Такими словами не шутят! Подумайте только -- это я-то...
(Последнее слово заглушают часы) Вы бы лучше... Вай, что я,
глупая, говорю! (Зажимает себе рот)
КЕРН. Ну-ну, договаривай, раз начала.
МАША. Нет-нет, Федорович, я ничего не начала.
КЕРН. Ну так я докончу. Вы бы лучше за своей дражайшей супругой
смотрели -- это ты хотела сказать?
МАША. Нэ, нэ, это неправда!
КЕРН. Правда, правда. Вот скажи ты мне, где должна быть жена,
когда муж приходит домой со службы?
МАША. Незину.
КЕРН. Зато я знаю! Она должна быть дома, а вместо этого шатается
неизвестно где! (Все более распаляясь) Хотя почему неизвестно --
очень даже известно: предается блуду и распутству с первым
встречным!.. (Немного подумав) А также со вторым и с третьим.
МАША. Простите, Федоровича кунгс, но вы не справедливы: Аннас
кундзе добродетельная женщина и верная супруга.
КЕРН. Ха-ха-ха, верная и добродетельная! А почему ее тогда нету
дома, твоей добродетельной и верной? Да вы с ней заодно, друг
дружки стоите. Что ты, что твоя кундзе -- обе... (Хочет
произнести неприличное слово и ждет боя часов. Но так как часы
молчат, то только безнадежно машет рукой)
МАША. Осмелюсь заметить, Федоровича кунгс, что и вы не совсем
образец добродетели...
КЕРН. Молчи, дура! Ни хрена не понимает, а туда же -- учить
лезет. Я в доме хозяин, с кем хочу, с тем и... Меня сам
царь-батюшка сюда поставил, перед ним одним я и ответ держать
буду. А ваше бабье дело мне подчиняться, а не обсуждать мои
добродетели. Ну, сколько там уже пробило?
МАША. Ровно столько, сколько раз вы меня обозвали... (Последнее
слово заглушают часы)
КЕРН. Значит, много. Ну, уж на этот раз я ей спуску не дам!
МАША. Федорович, лудзу, будьте к ней милосердны!
КЕРН. А вот это уж не твоего пустого ума дело.
Входит АННА. Маша пытается делать ей какие-то знаки, но под
взором Федоровича осекается.
КЕРН (с невыразимым ехидством) Аннушка, где ты была?
АННА. Ходила по своим делам.
КЕРН (елейным голосом) Аннушка, не груби старшим по возрасту и по
званию. Когда перед тобой поставили вопрос, то изволь на него
отвечать. (Анна молчит) До чего ж мы дожили -- у жены появляются
свои дела, которые она скрывает от законного мужа.
АННА. Ермолай Федорович, мне нечего от тебя скрывать...
КЕРН (не слушая) Я всегда полагал, что для нас, военных людей,
стоящих на страже Российского государства, наша семья, наш дом
должны быть надежным тылом, на который всегда можно положиться. А
не ожидать, что тебя в любой миг пырнут ножом в спину. (С
пафосом) Если сегодня жена способна изменить своему супругу, то
где уверенность, что завтра она не изменит Отечеству? (Внезапно
срывается на визг) Отвечай, стерва, где ты была!
АННА (невозмутимо) Не понимаю, Ермолай Федорович, откуда у тебя
такое нездоровое любопытство. Я же не спрашиваю у тебя, где ты
бываешь.
КЕРН. Еще бы! Ты настолько погрязла в похоти, что тебе и дела нет
до законного супруга. А могла бы и спросить! И я бы тебе ответил,
что не далее как вчера я был у нашего генерал-губернатора, Его
Высокопревосходительства маркиза Филиппа Осиповича Паулуччи. И
знаешь, что он мне сказал? Он мне сказал: "Синьор Федорович, я
очень доволен тем безупречным порядком, который установился при
вас в Рижской крепости". И вообще, говорит, будь я Государем, то
не держал бы вас в комендантах, а назначил каким-нибудь
министром. Да что маркиз Паулуччи! (Не без гордости) Намедни ко
мне заявились здешние огородники: "Федорович, научи нас, когда
нужно сажать свеклу, а когда морковку". Я им отвечаю, что ничего
не смыслю ни в свекле, ни в морковке, а они свое: "Федорович, ты
умный человек, ты все знаешь". Вот и пришлось засесть за книги по
агрономии, дабы не ударить в грязь лицом... А ты, будто уличная
девка, гуляешь с кем попало напропалую и тем самым позоришь не
только меня, но и все наше государство -- от Его Величества
Александра Павловича до последнего огородника!
АННА. Маша, будь добра, забери из прихожей мою шляпку.
КЕРН (радостно) Ага, до чего докатилась: перед собственной
горничной стыдно за свое поведение. Маша, останься!
АННА. Ступай, Маша.
КЕРН (топая ногой) А я говорю -- останься. Мне нечего скрывать от
простого народа!
АННА (сдержанно) Ермолай Федорович, позволь Маше уйти. Она --
чистая и невинная девушка...
КЕРН (перебивает) В отличие от своей хозяйки.
АННА. И ей совсем ни к чему выслушивать все те вздорные
обвинения, которыми ты меня осыпаешь.
МАША (переводя взгляд с Анны на Федоровича) Ну тад ко ман дарит
-- уходить, или как?
КЕРН (как бы пересиливая себя) Разве не слышала -- барыня велела
забрать из прихожей шляпку. Вот сходи и забери.
МАША. Как прикажете. (Делает книксен и поспешно уходит)
КЕРН. А вас, Анна Петровна, я попрошу остаться.
АННА. Я не понимаю, чего ты от меня хочешь.
КЕРН (монотонным голосом) Я хочу одного -- чтобы ты вела образ
жизни, подобающий женщине твоего общественного положения. Чтобы
не подавала поводов к грязным пересудам. Чтобы... (Внезапно
выхватывает саблю и стучит ею по столу) Отвечай, сучка, у кого
была! В глаза мне смотреть! Не врать!! Правду говорить!!!
В дверях показывается испуганная Маша.
АННА (из последних сил стараясь сохранять спокойствие) Ермолай
Федорович, прошу тебя, успокойся. В твои годы вредно так
волноваться.
КЕРН (убирая саблю в ножны, с горьким сарказмом) Мои годы!.. Я
все знаю -- ты вышла за меня, дабы овладеть моим состоянием, а
потом, овдовев, предаться преступным страстям своей порочной
натуры. Ну извини, Анна, вот таким вот живучим я оказался. Не
оправдал твоих надежд.
АННА. Что ты такое говоришь!..
КЕРН. Ага, правда глаза колет? А ты мне зубы не заговаривай.
Отвечай, где была!
АННА (почти сквозь слезы) Что ты хочешь от меня услышать?
КЕРН. Правду, Аннушка, только правду, и ничего кроме правды.
(Анна молчит) Ну что ж, ежели ты забыла, то я тебе помогу
вспомнить. Ты была у господина... Ну? У господина Пу...
Вспомнила?
Анна молчит. Маша дает ей знак -- сначала машет руками, будто
крылышками, потом выставляет вперед ножку.
АННА (радостно) А, вспомнила! Я была у господина Путниня, у
нашего сапожника. На примерке.
КЕРН. У какого сапожника, что ты плетешь? (Срывается на крик) У
Пушкина ты была, у Пушкина, у Пушкина!
АННА (побледнев) У какого Пушкина?
КЕРН (свирепо) Не прикидывайся дурой -- и без того умом не
блещешь. Тебе напомнить, кто такой Пушкин? Изволь. Виршеплет, за
предосудительные писания сосланный в Псковскую губернию! И вместо
того чтобы каждодневно благодарить нашего всемилостивейшего
Государя, что не отправил его в Сибирь, на рудники, сей щелкопер
сбежал с места ссылки и заявился в Ригу!
АННА (упавшим голосом) Откуда ты знаешь?
КЕРН (не без некоторой спеси) А мы не такие дураки, за которых
нас тут кое-кто держит. Мы поставлены блюсти государственную
выгоду, и мы ее блюдем. А ты даже себя соблюсти не можешь -- едва
тебя этот писака поманил, так ты и поскакала, будто похотливая
кошка. (С ехидством) Или скажешь, что и это неправда? (Анна
молчит) Ну что ж, теперь, по всем правилам, господина Пушкина
следует схватить и препроводить куда следует. (Радостно) То есть
в ближайший острог!
АННА (устало) Ну и что ж вы этого не делаете?
КЕРН. Ха, ну как же -- великого стихотворца, да в острог. Чтобы
потом всякие умники в столичных салонах шумели да заграничным
послам жалились, что в нашей стране душат свободное слово. А
придворные бабы обоего пола Его Величеству докучали -- мол,
прости ты, царь-батюшка, стихотворца неразумного, он же не со зла
сбежал, просто невмоготу стало в деревне зимой скучать. А что наш
Государь? Сам баба, тряпка! Либералишка... (Звонят часы, заглушая
очевидное ругательство) Ежели бы мы, истинные патриоты, его не
удерживали, так он давно бы уже все государство по ветру пустил!
Разве такой Государь нужен России? Вот Иван Грозный -- это я
понимаю, вот он был царь так уж царь! Да если бы твой Пушкин
позволил себе хоть сотую долю своих безобразий, так знаешь что
Иван Васильевич бы с ним сделал? Не знаешь? Колесовал бы, на кол
посадил! А знаешь, что он делал с неверными женами?.. (Немного
успокоившись) А наш-то, Александр Павлович, не выдержит, да и
простит. Вот и будет твой Пушкин в героях ходить да в
великомучениках. (С затаенной завистью) Бабы на него налетят,
будто мухи на кучу варенья!.. А вот вам! (подносит к носу Анны
Петровны фигу) Пускай убирается в свою сраную Европу!
АННА. В какую Европу?
КЕРН. А ты думала, что он сюда приехал, чтоб на твои глаза
бесстыжие поглядеть? Размечталась! Как говорит наша Маша, йоку
вайрс небус. Иными словами -- все, кончились твои шуточки,
господин Пушкин! Добро пожаловать в просвещенную Европу! Кому ты
там нужен? Да у них такого добра и без тебя хватает. (Со все
нарастающей злобой) Чтоб ты сгнил в своей Европе! Чтоб ты околел,
как паршивая собака, под поганым забором в каком-нибудь
Амстердаме! Сволочь! Мошенник! Ублюдок!..
АННА (не выдержав) Как ты можешь так оскорблять человека, не
сделавшего тебе никакого зла? Ты пользуешься тем, что он в своем
положении не может дать достойного ответа! Это низко, подло!..
КЕРН (удовлетворенно потирая руки) Вот, Аннушка, ты себя и
выдала. Добродетельная и верная! (Визжит) Блудница! Распутница!
Потаскуха! Маука! Падауза! Иеласмейта! (Дальнейшее заглушает
длительный перезвон часов)
АННА (затыкая уши) Нет, я больше не выдержу! Когда это
кончится?.. (Быстро уходит)
КЕРН (передразнивая Анну) Ах, я не выдержу! Ох, когда это
кончится? Не дождетесь, сударыня! Я теперь долго жить буду --
тебе назло!
СЦЕНА ПЯТАЯ
Императорские апартаменты. АЛЕКСАНДР ПАВЛОВИЧ, сидя за столом,
изучает какие-то бумаги, перед ним, почтительно склонившись,
стоит АРАКЧЕЕВ.
АЛЕКСАНДР (отрываясь от чтения) Да вы присаживайтесь, Алексей
Андреич.
АРАКЧЕЕВ. Разве я смею сидеть в присутствии Вашего Величества?
АЛЕКСАНДР. Садитесь, граф, садитесь, в ногах правды нет.
АРАКЧЕЕВ. Ну, только если вы настаиваете... (Присаживается на
краешек стула)
АЛЕКСАНДР (как бы равнодушно) Да, так что же наш стихотворец
Пушкин?
АРАКЧЕЕВ. Не будет ли Вашему Величеству угодно уточнить, который
-- дядя или племянник?
АЛЕКСАНДР. Разумеется, племянник. (С притворным вздохом) Я тут
подумал -- не слишком ли сурово мы с ним обошлись? Все мы в
молодости были подвержены заблуждениям... Как вы полагаете,
Алексей Андреич, не настало ли время освободить его из ссылки?
АРАКЧЕЕВ. Как будет угодно Вашему Величеству, но ко мне поступили
сведения, что он уже, гм, сам себя освободил.
АЛЕКСАНДР (изображая удивление) В каком смысле?
АРАКЧЕЕВ. Самовольно оставил родовое имение Михайловское и отбыл
в направлении Риги.
АЛЕКСАНДР. Вот как! Надеюсь, он уже задержан?
АРАКЧЕЕВ (с едва заметной хитрецой) А куда торопиться, Ваше
Величество? Задержать его мы всегда успеем. А так есть надежда,
что он выведет на своих сообщников.
АЛЕКСАНДР. Ну и как, уже вывел?
АРАКЧЕЕВ. В настоящее время господин Пушкин проживает в одной из
гостиниц Риги и ждет корабля, плывущего за границу. (Листает
бумаги) Единственный, вернее единственная, с кем он, по последним
сведениям, встречался -- это супруга коменданта Рижской крепости
госпожа Керн.
АЛЕКСАНДР (как бы удивленно) Неужели Анна Петровна -- его
сообщница? Вот уж приятная неожиданность для Ермолая Федоровича!
АРАКЧЕЕВ. До отплытия остались считанные дни, и мы еще успеем его
задержать. Разумеется, если Ваше Величество не распорядитесь
иначе.
АЛЕКСАНДР (с деланным равнодушием) Поступайте как знаете.
(Помолчав) У вас все, Алексей Андреич?
АРАКЧЕЕВ (с заминкой) Государь, осмелюсь еще раз доложить вам,
что в стране зреет противогосударственный заговор. И если мы
вовремя не предпримем надлежащих мер...
АЛЕКСАНДР. Знаю, знаю. Вам не терпится расквитаться с
господином... как его... Рылеевым за его глупую сатиру.
АРАКЧЕЕВ (чуть уязвленно) Ну причем тут сатира, Ваше Величество.
На такие мелочи я не стал бы и внимания обращать. Но господин
Рылеев в числе главных заговорщиков. И кабы он один! Вот когда в
Кишиневе был схвачен господин Раевский...
АЛЕКСАНДР (изумленно) Генерал? Николай Николаевич?
АРАКЧЕЕВ. Нет-нет, майор Раевский. (Заглядывает в бумаги) Некто
Владимир Федосеевич. Тоже, кстати сказать, стихотворец и большой
приятель господина Пушкина.
АЛЕКСАНДР (с прорвавшейся неприязнью) Вот уж воистину: куда ни
плюнешь -- а попадешь в Пушкина. (Помолчав) Не удивлюсь, если
окажется, что и он состоит в этом вашем заговоре.
АРАКЧЕЕВ (осторожно) По имеющимся сведениям, лично господин
Пушкин ни к каким тайным обществам не принадлежит, хотя -- что
есть, то есть -- близок со многими заговорщиками.
АЛЕКСАНДР. Ну и куда он бежать собрался -- уж не в Грецию ли?
АРАКЧЕЕВ. Сначала в Голландию, а куда потом -- неизвестно. Но не
исключено, что и в Грецию.
АЛЕКСАНДР. Не иначе как туда. (С легким сарказмом) Сражаться за
свободу под началом разбойника Байрона.
АРАКЧЕЕВ. Помилуйте, Ваше Величество, лорд Байрон в прошлом году
скончался!
АЛЕКСАНДР. Вот как? А я и не знал. (Смиренно) Ну что же, буду
молиться, чтобы его мятежная душа нашла утешение.
АРАКЧЕЕВ. Не вы одни, Государь. (Смотрит в бумаги) Едва до
господина Пушкина дошла сия печальная весть, как он отправился в
ближайшую к Михайловскому церковь, где и заказал панихиду за
упокой души раба Божия Георгия.
АЛЕКСАНДР. Очень мило... (После паузы, неожиданно) А что Чаадаев?
АРАКЧЕЕВ. В каком смысле, Ваше Величество?
АЛЕКСАНДР. Он ведь тоже теперь за границей?
АРАКЧЕЕВ. Так точно. Путешествует по Европе. (Доверительно) И
знаете, Государь, я даже отчасти рад, что господина Чаадаева нет
в России -- он-то как раз чуть ли не опаснее других.
АЛЕКСАНДР (рассеянно) Я помню... После прискорбных событий в
Семеновском полку генерал Васильчиков направил этого Чаадаева ко
мне курьером с известием о бунте. И вы даже не представляете,
Алексей Андреич, что он мне тогда наговорил!
АРАКЧЕЕВ. Я же говорю -- опасный вольнодумец.
АЛЕКСАНДР. Может быть, он и с Пушкиным близок?
АРАКЧЕЕВ. Еще бы нет, Ваше Величество! Он-то и внушил Пушкину
свои вольтерьянские идеи. А вы знаете, какие стишки посвятил
Чаадаеву господин Пушкин?
АЛЕКСАНДР. Не имею понятия.
АРАКЧЕЕВ. "И на обломках самовластья Напишут наши имена".
Каково, Ваше Величество?
АЛЕКСАНДР. Вот уж два сапога пара -- один распространяет
возмутительные мысли, другой пишет возмутительные стишки... Я уж
не говорю о дерзком и предосудительном поведении господина
Пушкина -- думаете, я не знаю про его амурные похождения в
Одессе?
АРАКЧЕЕВ (невинным тоном) Я так полагаю, что в случае
исчезновения Пушкина многие мужья в России вздохнут с
облегчением.
АЛЕКСАНДР (осторожно подбирая слова) Алексей Андреич, если вы
считаете нужным... или возможным допустить, как вы изволили
выразиться, исчезновение из России известного вам лица, то прошу
вас и в дальнейшем не упускать его из поля зрения.
АРАКЧЕЕВ. Разумеется, Ваше Величество.
АЛЕКСАНДР. И еще -- до тех пор, пока не получите верных сведений
о том, что его нет в России, ничего не говорите Ее Величеству.
АРАКЧЕЕВ (с чуть заметной улыбкой) Понимаю, Государь.
АЛЕКСАНДР. А вот я вас не понимаю, Алексей Андреич! Третьего дня
я наградил вас орденом, а вы мне опять его вернули. Поймите, это
ведь неуважение к Царю и Престолу. (Аракчеев непроницаемо молчит)
Только, ради бога, не говорите мне, что граф Аракчеев служит не
для наград, а единственно ради своего Государя и Отечества.
АРАКЧЕЕВ. А я этого и не говорю, Ваше Величество.
АЛЕКСАНДР (ворчливо) Ну, и на том спасибо.
АРАКЧЕЕВ. Простите за назойливость, Ваше Величество, но я опять о
заговоре. Потомки проклянут наши имена, если мы не пресечем его,
пока не поздно. Вот на что вы должны обратить свое высочайшее
внимание, а не на этого ничтожного Пушкина! Одно ваше слово...
АЛЕКСАНДР. А вы не преувеличиваете?
АРАКЧЕЕВ. Скорее преуменьшаю, Ваше Величество! (Роется в
портфеле, протягивает Александру увесистую стопку бумаг) Здесь
подробные сообщения о том, какие речи их вожаки произносят в
кругу своих единомышленников!
АЛЕКСАНДР (с нарочитой брезгливостью принимает стопку и сразу
отодвигает в угол стола) И охота вам собирать всякие доносы.
АРАКЧЕЕВ (притворно вздыхает) Увы, Государь, без этого в нашем
богоспасаемом отечестве никак невозможно. (Почтительно-напористо)
Стало быть, я могу надеяться, что Ваше Величество прикажете
принять надлежащие меры?
АЛЕКСАНДР (задумчиво) Не мне их судить... Не мне.
АРАКЧЕЕВ. А кому же, Ваше Величество?
АЛЕКСАНДР (не слушая, говорит как бы сам с собой) Господи, как
все надоело! Уйти бы от государственных дел, жить где-нибудь
вдали от людской суеты, возделывать огород, удить рыбу, молиться
за спасение своей грешной души...
АРАКЧЕЕВ (с улыбкой) В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов.
АЛЕКСАНДР (очнувшись) В Саратов? Причем тут Саратов?
АРАКЧЕЕВ. А это из новой комедии, ходящей в списках. Некоего...
(Заглядывает в бумаги) Некоего Александра Сергеевича...
АЛЕКСАНДР. Как, он еще и комедии пишет?
АРАКЧЕЕВ (невозмутимо) Грибоедова.
АЛЕКСАНДР (задумчиво) Да нет, зачем в Саратов? Лучше бы
куда-нибудь в Сибирь, поселиться, понимаешь, в избушке, на лесной
заимке... А с бунтовщиками пусть Константин Павлович
разбирается. Хотя нет, он и сам на престол не особо рвется. Ну,
тогда, стало быть, Николай Павлович...
АРАКЧЕЕВ (деликатно кашлянув) Ваше Величество, будут ли еще
указания?
АЛЕКСАНДР (скороговоркой) Нет-нет, Алексей Андреич, больше
ничего, благодарю за дельный доклад.
Аракчеев неслышно удаляется. Александр отодвигает все бумаги в
сторону.
АЛЕКСАНДР (глядя в никуда) Не мне их судить, не мне...
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Снова комната в гостинице. Вещи почти сложены, посреди стоит
открытый чемодан с рукописями. Вновь, как и в третьей сцене,
через приоткрытое окно слышна грустная песня. Пушкин сидит за
столом и пишет.
ПУШКИН. "...Нынче я имею удовольствие испытать приятные минуты,
известные всякому путешественнику, когда в чемодане все уложено и
в комнате валяются только веревочки, бумажки да разный сор, когда
человек не принадлежит ни к дороге, ни к сидению на месте, видит
из окна проходящих, плетущихся людей..." (Откидывается на спинку
стула) Ну вот, нынче вечером взойду на корабль, а завтра -- в
путь...
Из коридора слышен женский голос: -- Кур те атродас Вулфа кунгс?
ПУШКИН (с тревогой) Кому это здесь понадобился Вулфа кунгс? Голос
как будто не Анны Петровны. (Стук в дверь) Заходите, на заперто!
Входит МАША.
МАША. Здравствуйте, Вулфа кунгс!
ПУШКИН (вскакивая из-за стола) Здравствуйте, сударыня! Не ведаю,
кто вы, но благодарен, что посетили меня в моем уединении.
МАША (плотно прикрыв дверь) Здравствуйте, Пушкина кунгс!
(Критически оглядывает Пушкина) А я вас представляла себе совсем
другим...
ПУШКИН. Каким же?
МАША. Ну, таким большим, умным...
ПУШКИН (весело смеясь) А оказалось, что я и не большой, и не
умный? Вот уж покорнейше благодарю, сударыня!
МАША. Ах, пиедодиет, я всегда говорю так нэапдомати...
необдуманно.
ПУШКИН. Ну, теперь вы все про меня знаете -- и что я Вулфа кунгс,
и что я Пушкина кунгс, и что не совсем такой, каким вы меня
представляли. А вот я про вас ничего не знаю. Откройтесь же мне,
таинственная незнакомка!
МАША. Что-что?
ПУШКИН. Как вас, милая барышня, звать-величать? (Целует ей ручку)
МАША (в смущении отдергивая руку) Марите. Но Аннас кундзе зовет
меня просто Маша.
ПУШКИН. А, так твоя хозяйка -- Анна Петровна Керн?
МАША (радостно) Ну да!
ПУШКИН (чуть погрустнев) Понимаю -- Анна Петровна прислала тебя,
чтобы передать прощальный привет...
МАША. Нэ, нэ! (Заговорщически понизив голос) Она хочет придти
сама и послала меня вперед -- узнать, здесь ли вы, и проверить,
не следят ли за гостиницей.
ПУШКИН. Следят? Но для чего?!
МАША. Федорович хитрый... (Смотрит в окно) Кажется, никого нет.
Ну, я пойду. Скажу Аннас кундзей, что путь свободен.
ПУШКИН. Постой, Маша. (Прислушивается) Тут весь день кто-то песню
поет. Одну и ту же, и все так печально. Скажи мне, о чем она?
МАША (удивленно) На что вам?
ПУШКИН. Мне надобно знать.
МАША. О, Пушкина кунгс, это очень грустная песенка. Про то, как
виенс пуйсис... один парень встретил на берегу Даугавы прекрасную
девушку и от одного взгляда полюбил ее...
ПУШКИН. Погоди, Маша, не так скоро. (Записывает)
МАША. Ну вот, а потом девушка исчезла, а он все ее никак не мог
позабыть. Ходил, бедный, думал о ней, вспоминал... (Вздыхает) Но
потом, конечно, понемногу забыл. И вот однажды снова ее встретил,
и снова старое чувство, как это лучше сказать, в нем загорелось.
|
