Кучинский А - Тюремная энциклопедия - Скачать бесплатно
А. Кучинский
Тюремная энциклопедия
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Законы пишутся людьми. Они же, люди, и преступают эти законы, и так,
видимо, будет продолжаться до конца времен. Только Никита X. мог пообе-
щать ошарашенным согражданам, что они, мол, скоро увидят последнего жу-
лика (бойкие киношники, кстати, слепили по случаю фильм "Последний жу-
лик").
Нет, не исчезли... Ни в застойные, ни в перестроенные времена - не
исчезнут и теперь, во времена разгула свободы (свободного разгула) и
беспредельных возможностей (всевозможного беспредела).
Судимостями, задержаниями, вытрезвителями "охвачено" нынче едва ли не
все население страны. Милиционер на улице встречается чаще фонарного
столба; водителя автомашины подстерегает притаившийся в кустах гаишник;
к подвыпившему на свадьбе гражданину подкрадывается из-за угла "козлик"
ПМГ... Наученный горьким опытом законопослушный гражданин спешит перейти
на другую сторону улицы при виде милицейского наряда, помахивающего "ду-
бинаторами"; вид автоматчика в подземном переходе вызывает боль в сердце
и легкость в ногах. Это всего лишь кончики щупальцев гигантской правоох-
ранительной системы, возлегающей в российских пространствах. Органы
чувств ее - в кабинетах дознавателей и сыскарей, пищеварительные орга-
ны - в бесчисленных тюрьмах и лагерях всех режимов.
Кого только не переваривает тюрьма и зона!.. Впрочем, кого-то и
действительно не может переварить. За решеткой и колючкой можно встре-
тить и профессора, и буквально неграмотного мужика, инженера и рабочего,
карманника и медвежатника, мошенника и грабителя. Кому тюрьма, а кому -
мать родна... Один и за десять лет срока не может адаптироваться, войти
целиком в ритм неволи; другой уже в КПЗ чувствует себя как рыба в воде.
Неприятием тюрьмы и зоны страдают в основном так называемые "интелли-
гентные" люди, севшие за махинации, по их мнению, вполне законные - без
крови и взламывания сейфов, без отмычек и финских ножей. Именно эта
часть зековского населения (меньшая часть!) видит в окружающем
большинстве только "уголовников", отказывая им в праве на общение; отка-
зывая себе в постижении так называемых "понятий" тюрьмы и зоны, на кото-
рых построена вся общественная и личная жизнь.
В этой книге сделана попытка информировать читателя о том, что его
ждет, если он, к примеру, не стерпит кабацкого оскорбления и ответит на
него по большому счету. Придется немного посидеть - вот и предлагаем вам
ознакомиться с подробностями быта и основополагающими принципами тюрем-
но-зоновского бытия.
Читателю предлагается антология знаменитых побегов, которые могли бы
войти (если уже не вошли) в "золотой фонд" преступного мира. На земном
шаре не существует тюрем и прочих мест лишения свободы, которые не знали
бы дерзких побегов и не менее дерзких попыток к бегству.
Штурмы тюремных стен, захваты заложников, подкопы, перелеты на само-
дельных агрегатах, коварные подмены и переодевания - все это ждет чита-
теля в данной книге.
Основной совет вы прочтете немедленно, в предисловии - дабы он не за-
терялся где-нибудь между строк этой книги.
Основной совет
Люди, с которыми вам (не дай Бог, конечно) придется сталкиваться в
тюрьме и зоне, уже осуждены земным народным судом, приговорены им, спра-
ведливым, к разным срокам наказания. Постарайтесь не судить их второй
раз; разглядите в них себе подобных; постарайтесь постичь сложные и
простые одновременно "понятия"; оцените окружающий вас мир неволи как
модель потустороннего общества; устраивайте быт уже в тюремной камере -
тем легче будет все забыть.
Автор
Часть первая
"ОТ ЗВОНКА ДО ЗВОНКА"
ЗАДЕРЖАНИЕ, АРЕСТ
Вряд ли найдется в пределах России хотя бы один человек, в той или
иной форме не сталкивавшийся с органами правопорядка (милицией), проку-
ратурой, судом. Впрочем, едва ли найдется и семья, в которой бы "никто
никогда не сидел". С 1917 года раскрутилась карательная машина "нового
строя" и не может остановиться до сих пор. Образы "колодников" и "катор-
жан в цепях" давно уже померкли перед страшными тенями жертв Соловков,
Беломорканала, Магнитки, Колымы. А зловещие фигуры Ягоды, Ежова, Берии,
"железного Шелепина", Семичастного, Щелокова, Андропова начисто перекры-
вают идиллические равнозначные фигуры прошлого - от князя Ромодановского
до рядового начальника контрразведки деникинской армии.
Начиная с 1961 года (принятие нового Уголовного Кодекса) "верхушечный
беспредел" сменился беспределом средних и низовых звеньев. Печально зна-
менитая 206 статья УК (хулиганка), по аналогу которой в царское время
пороли розгами или держали до утра "в холодной", всосала в систему исп-
равительно-трудовых учреждений многие тысячи перепуганных и удивленных
граждан. Семейные конфликты стали заканчиваться "отсидкой"; злостные
алиментщики, после первого же срока, начинали обрастать иными "судимос-
тями"; "тунеядка" (209), "нарушение паспортного режима" (196) - не
счесть статей, поставлявших рабсилу в ИТК всех режимов.
Нынешний Уголовный кодекс по многим статьям предоставляет возможность
заплатить штраф (ну, какие-нибудь жалкие 100 минимальных окладов), а ес-
ли не в состоянии заплатить, то можешь (и должен) отправиться по этапу в
места "не столь отдаленные". К тому же гораздо больше стало поводов у
"органов" для задержания гражданина - будь то отсутствие документов или
наличие "толстой сумки" с "челночной" мануфактурой; присовокупим к этому
"нетрезвый вид" - существует тенденция к задержанию граждан именно по
"виду", а не по "состоянию".
Мягкая форма
Собственно задержание может производиться в мягкой и в жесткой форме.
Ничего не подозревающий подследственный гражданин с подпиской о невыезде
может быть "отправлен в ИВС (КПЗ)" - в случае, если он совершил преступ-
ление, за которое законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы
на срок свыше одного года. (См. "Приложение".) Это основания, а поводы
всегда найдутся. Если вы не являетесь по повесткам (которые часто просто
бросаются в почтовый ящик), исчезаете даже на короткий период из поля
зрения следственных органов, продолжаете вести обычный образ жизни -
например, кутите в ресторанах, раскатываете по городу на машине, встре-
чаетесь с нежелательными (по мнению следствия) людьми, то вполне можете
вместо подписки о невыезде получить наручники на запястья; из кабинета
следователя вас уведут конвойные милиционеры. Останется лишь удивляться
резкой перемене жизни: казалось ведь, так мирно беседовали с таким милым
человеком, ничто не предвещало туч над головой. Это мягкая форма.
Жесткая форма
Задержанию в жесткой форме вы можете подвергнуться в любом месте: в
квартире, в ресторане, на вокзале, на улице, в метро.
Обычно работники милиции, козырнув, просят предъявить документы. Ре-
комендуем не возмущаться: именно с возмущения "гражданина" начинается
применение "жесткой формы" задержания. Возмущение (в зависимости от ха-
рактера задерживаемого) может перерасти в "сопротивление работникам ми-
лиции (печально известная 191 статья бывшего УК - ныне ст. 317, 318,
319); оторванные форменные пуговицы (или, упаси Боже, погон) могут пос-
лужить достаточным основанием для возбуждения уголовного дела, возникше-
го в общем-то на пустом месте, при полном отсутствии каких-либо преступ-
ных мотивов.
Задержание, арест относятся к так называемым мерам пресечения. Они
применяются в отношении обвиняемого, а в исключительных случаях - в от-
ношении подозреваемого в совершении преступления. Правда, закон не рас-
шифровывает "исключительные случаи", оставляя это право за "исполните-
лем" - милицейским "опером", следователем или судом.
Не давайте поводов
В общем, не давайте поводов для изменения меры пресечения с "лучшей"
на "худшую"; помните, что, находясь на свободе во время следствия, вы -
гражданин одного мира; момент вашего препровождения в подвал (чаще все-
го) ИВС (КПЗ) - момент перехода в другой мир, в котором еще предстоит
адаптироваться, избавиться от депрессии, привести в порядок разбежавшие-
ся мысли, упорядочить собственную логику и заново выработать сценарий
ответов на вопросы следствия. А ведь несомненно, что в 90% случаев
следствию намного выгодней (особенно в отношении впервые попавшихся) ме-
ра пресечения в форме ареста. Гражданин находится в полной, безраз-
дельной власти "органов"; уже сам выход на допрос кажется ему переменой
к лучшему: из темной камеры КПЗ - в светлое помещение с привинченной к
полу табуреточкой...
Психологические меры воздействия доводят человека эмоционального до
нужной кондиции в очень короткие сроки. Впрочем, к "толстокожему" могут
применить и физические меры. Это беззаконие на вполне законных основани-
ях ("хотел бежать", "хулиганские действия", "сопротивление работникам
ИВС", "замахнулся на дознавателя" и т. д. и т. п.). Могут просто "отова-
рить" коваными сапогами по определенным местам тела (добейся потом "экс-
пертизы"!); могут сделать "ласточку" (привязать или пристегнуть наручни-
ками запястья рук к ступням ног - за спиной); может быть, не везде это
делают, и уж конечно нет на этот счет никаких инструкций МВД, кроме зап-
рещающих; но все же, все же...
Во всяком городе свои милицейские "традиции"; легенды о них передают-
ся из уст в уста и надолго оседают в народной памяти. Короче: жаловаться
будешь после, а здоровье потеряешь нынче...
Если гражданин уверен в своей невиновности, то лучшее, что он может
сделать, - это не давать вообще никаких показаний до задержания и без
адвоката. (См. "Приложение".)
Причем мотивы отказа необходимо занести в протокол допроса: это помо-
жет удержать ретивых "работников" от возможной фабрикации материалов де-
ла.
Не бери лишнего
Выдержать достаточно долгий путь борьбы за собственную свободу (имея
в виду полную невиновность) может не всякий. Справедливости тяжело до-
биться в ограниченных кубометрах тюремной или иной камеры. Часто
следствие предлагает, теряя доказательства по основному делу, взять "на
себя" что-нибудь помельче. Мотивируется это "деловое предложение" прос-
то: сидишь, дурак, задыхаешься в камере, того гляди - туберкулез или что
похуже... А мы тебе гарантируем "двушку" (два года); ты ведь уже почти
год отсидел? Еще один год - на одной ноге отстоишь. А на зоне - свежий
воздух, санчасть, постель почище, помещение попросторней...
Удивительно, но находятся "граждане", принимающие подобные предложе-
ния! Впрочем, при нынешней многонаселенности тюрем и отсутствии всяких
санитарных норм и средств беспредел тюремщиков и самих зеков - это зако-
номерно...
Дубинки
Хотелось бы, в дополнение, сказать несколько слов о дубинках. В не-
забвенных "оттепельных" шестидесятых разрешили было милиции пользоваться
дубинками в соответствии с законом; милиционеры так резво взялись за де-
ло, что дубинки пришлось отнять. Мотивировали, правда, якобы усмиренным
хулиганьем, но по зонам-то чуть ли не каждый второй по 206-й чалился!
В области почек дубинка оставляет огромный кровоподтек, со временем
чернеющий. Пользуются дубинками все "бойцы" многотысячной правоохрани-
тельной армии; впрочем, и рядовой гражданин может приобрести это чудо
поздней перестройки в любом коммерческом ларьке.
"Вы арестованы!"
Итак, вежливо улыбнувшись, следователь прокуратуры говорит вам: "На
основании статьи... Уголовно-процессуального кодекса России и в целях
обеспечения нормальной работы следствия вынужден задержать вас с препро-
вождением в изолятор временного содержания Н-ского УВД". Нажимается кно-
почка, входит милиционер, и с этой минуты вы начинаете переставлять ноги
по ступеням, ведущим вниз.
КПЗ (ИВС)
Название ИВС (изолятор временного содержания) не прижилось в зековс-
ком обиходе, как и, например, СИЗО (следственный изолятор) - как называ-
ли "тюрьмой", так и по сей день называют. ИВС (КПЗ) - это несколько ка-
мер при отделении милиции. В эти камеры и помещаются все задержанные и
арестованные, а также пятнадцатисуточники. Иногда тут же "вытрезвляются"
до утра подобранные ПМГ пьяницы, а чаще всего - просто выпившие люди,
неосторожно покачнувшиеся в свете милицейских фар.
Внутреннее устройство
Половину, а то и две трети камеры занимает "спальное место" в виде
сколоченного из досок прямоугольного, от стены до стены, порога. "Место"
это густо покрыто надписями, рисунками, а также шахматно-шашечными поля-
ми, ячейками для игры в нарды и в "шиш-беш". Фигурки, шашки и "зары"
(кубики) лепятся из пайкового хлеба. Часто в щелях между досками можно
найти спички, "чинарики", а то и "мойки" (бритвенные лезвия), заботливо
оставленные для братвы предыдущими арестантами.
Дверь в камеру железная, стандартно-тюремная (кормушка, волчок), те
же засовы. Справа или слева от двери "параша" (бачок с крышкой для есте-
ственных отправлений), но нынче почти везде "параши" сменились чугунным
"очком" - тут же и кран для умывания. Окон чаще всего нет, или они уку-
порены чередующимися слоями жести с мелкими дырочками. Никакой свет не
проникает в это довольно мрачное помещение - царит полумрак, подсвечива-
емый лишь тусклой лампочкой из зарешеченного окошка над дверью. Часов ни
у кого нет; определить время можно лишь при передаче дежурства кара-
ульными или при раздаче скудной пищи, состоящей из чая, каши из загадоч-
ных злаков и сверхжидкого супа (баланды).
ОБЫСК (ШМОН)
Что взять с собой?
Если за вами "пришли" домой или если вы, отправляясь на очередной
допрос, уверены в аресте, то не грех собрать подходящий для арестантской
жизни "сидор" (просто мешок).
В этом качестве лучше всего подходит, скажем, чехол от одноместной
брезентовой палатки: он достаточно вместителен, и не имеет запрещенного
металла - "молний", пряжек, крючков; затягивается коротким шнуром.
Туда можно втиснуть две пары теплого белья, несколько трусов и маек,
побольше носовых платков, темную (одноцветную) рубаху потеплее (байко-
вую), кружку, ложку деревянную, спичек побольше, табачку (сигарет) по-
больше, конверты, бумагу, карандаш, чай, простую еду - хлеб, масло, кол-
басу, сало и т. п.
Рюкзачок стал "сидором"
Автор этих строк в свое время явился на допрос к следователю прокура-
туры в полной уверенности, что будет отпущен вчистую, как говорится. Но
пришел не пустой, а с рюкзачком: собирался после дачи показаний на заго-
родную рыбалку. Рюкзачок через полчаса после допроса получил название
"сидор", ибо содержал в себе почти полный комплект разрешенных предметов
и доступной пищи; не помешали и двадцать пачек "Примы"; топорик, правда,
пришлось сдать на шмоне, а с ним походный мини-примус, работающий на су-
хом спирте. Эх, вспоминал я этот примус: какая все же для чифира нужная
вещь!
К тому же один из милиционеров КПЗ проявил определенное милосердие:
сам открывал банку тушенки из "сидора" - бывшего рюкзачка и подавал ее в
обеденной миске. Мы делили этот достойный "грев" со стариком Худяковым,
бывшим старшиной-торпедистом, кавалером двух орденов Славы, попавшим на
свой новый, пятый или шестой срок отсидки после войны...
Можно еще "заныкать", "закурковать" (спрятать) нечто запрещенное за-
ранее, но это делают люди бывалые, не зарекающиеся от тюрьмы: им советы
эти не новы; первоходочники же, как правило, и сидеть в общем-то не со-
бирались...
Лекарства брать не нужно: отберут. По заключению врача могут позво-
лить лишь очки; будут давать что-то астматикам; диабетики, может быть,
смогут выхлопотать поддержку в виде инсулина; короче, надеяться на меди-
цину могут лишь так называемые "хроники" (и это везде - от ИВС (КПЗ) до
самой зоны).
Шмон в КПЗ - это еще не шмон
Обыск (шмон) в КПЗ сводится чаще всего к изъятию запрещенных предме-
тов, к которым относится все колющее, режущее и затягивающееся (ремни,
галстуки, шнурки).
Деньги проносят и в тюрьму, но тут каждый старается сам кто во что
горазд, хотя много и апробированных способов. Но, к сожалению, все апро-
бированные способы давно известны опытным шмональщикам в тюрьме, на этот
счет инструктируются солдаты ВВ.
Многое зависит и от личности обыскиваемого, потому что делатели шмона
- опытные психологи (аналогично, скажем, и таможенники со стажем), по
движению глаз и неосторожным нервным движениям вас вычислят в первые же
минуты и тогда уж "тряхнут" до внутренностей.
Хорошие сигареты вряд ли доедут с вами до тюрьмы. В КПЗ вам будут вы-
давать из ваших пачек по пять или десять (везде свои порядки) сигарет в
день, а в день отправки "на тюрьму" выяснится, что вы за неделю скурили,
все пять блоков своего "Мальборо" или "Винстона".
Поэтому будьте попроще: "Прима" и "Беломорканал" менее интересны ра-
ботникам КПЗ, и у вас больше шансов появиться в тюремной камере с хоро-
шим запасом курева.
Вообще, довольно странный подход у органов к определению запрещенных
предметов; но если вспомнить, что не во всякой столовой на воле подаются
вилки или, упаси Бог, ножи... Вилки, конечно, ни в КПЗ, ни в тюрьме ни к
чему: ими просто нечего есть... Часто уже именно в КПЗ ощущается ка-
кой-то особый вкус пищи, особый запах жиров (если таковые вообще прибав-
лены) - лечебно-технического свойства. Хлеб почему-то все зеки называют
"спецвыпечкой"; действительно, какой-то "спец" есть и в хлебе: его дос-
таточно трудно проглотить, если он свежий, и почти невозможно разжевать,
если он чуть зачерствел.
Шмон (обыск) в КПЗ как бы предваряет длинную вереницу тюремных и ла-
герных шмонов, предстоящих будущему заключенному. Многих вводит в заб-
луждение его поверхностность; в будущем тюрьма неприятно удивит.
НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ
"Уболтать" мента
Если вы живете в маленьком городе или арестованы и помещены в КПЗ в
"своем районе", то шансы договориться с работниками КПЗ или даже со сле-
дователем - повышаются, "договориться" - имею в виду передачу забытых
вещей, еды, курева или организацию вполне законного свидания с родствен-
никами.
Караульным милиционером может оказаться приятель приятеля, племянник
жены брата - да мало ли кто еще! Поэтому бывалые люди пользуются этим,
особенно стараются "полосатики", идущие на "особняк" (об этом позже);
когда открывается "кормушка" в камере КПЗ, такой хитроумный зек уже си-
дит на корточках возле нее и тут же начинает "убалтывать" мента:
"Послушай, командир, что-то мне лицо твое знакомо? Ты не с улицы Ти-
мирязева?" "Да, с Тимирязева", - отвечает "командир". "Точно! - якобы
радуется зек. - Ты Вани Бякина племяш!"
"Нет, я Тони Шерлушовой сын".
"Ты? Тонькин сын? Ништяк, командир! Мы с ней в девятом классе за од-
ной партой сидели..."
Ну и так далее.
Дальше следует или попадание - или промах. При промахе милиционер на-
чинает понимать, что его "внаглую" колпашат; он начинает грубить и в от-
вет получает полновесный "отлай", в котором все известные нецензурные
выражения кажутся дамским набором из лексики придворного этикета. Причем
говорится все это тем же тихим голосом и завершается довольно успокои-
тельно: "Извини, командир, погорячился, нервы никуда, сам знаешь... Не
бери в голову..."
Цель такого "убалтывания" ясна при "попадании": Тонькин сын неохотно,
но все же соглашается сделать какое-нибудь доброе дело для "одноклассни-
ка" матери: позвонить, передать, принести... Впрочем, и без "убалтыва-
ния" настоящих знакомцев хватает... Конечно же по делу ничего передавать
нельзя: органы не дремлют. Для караульного же передача записки (малявы)
по делу означает голимую статью и минимум - позорное увольнение из рядов
доблестной милиции.
Давление извне
Именно в КПЗ легко оказывается психологическое давление на подс-
ледственного-первоходку. К примеру, в камеру заглядывает милиционер и
говорит первоходочнику:
"Слышь, эй, ты! Сидоров! Там двое приехали с управы - сейчас будут
"колоть" тебя! Ты семнадцатого февраля где был?"
"В пивбаре, на Абрикосовой, пиво пил..."
"Ну, вот! А там в восемь вечера гражданина какого-то "замочили".
"Кормушка" захлопывается перед носом у вскочившего Сидорова, который
остается "сам на сам" со своими нервными размышлениями о 17 февраля и о
мифическом гражданине. Хорошо, если в камере найдутся добросердечные бы-
валые люди, успокоят, скажут: "Гонит (врет) мент, на понты хотят взять,
пугают". Ведь через полчаса Сидорова могут дернуть на допрос по основно-
му делу, а голова его будет забита мыслями о совершенно постороннем и
скорее всего выдуманном убийстве.
Веселые люди
Легко переносится отсидка в КПЗ, если в компании сокамерников есть
веселый человек, не "гонщик" (болтун), а хороший рассказчик, мастер при-
кола (смешного рассказа или поступка).
В 1984 году со мной в одной камере КПЗ ждал этапа "на тюрьму" некто
Дима П., в общем-то взрослый уже мужик, сидевший раза четыре за раз-
ное... На третий день пребывания в "хате" он вдруг вскочил с "лежбища",
застучал в "кормушку". Минут через десять "кормушка" открылась.
"Чего надо?"
"Командир, дай карандаш или ручку, гумагу (бумагу) тоже дай! Совесть
замучила, хочу повиниться! Следак-то мой тута?
"Тута... Сейчас принесу бумагу, ручку..."
Через пять минут Дима уже рьяно что-то строчил на белом листе в по-
лумраке, не обращая внимания на неодобрительные взгляды сокамерников.
Отдав "гумагу" милиционеру, он снова улегся, сложив под головой руки.
Через минут пятнадцать "кормушка" снова открылась:
"Ты что ж, гад, на дурку косишь, что ли?"
"Ты че, командир, кто косит? Я всю правду изложил!" - встрепенулся
Дима, подскочил к двери.
"А что ж ты пишешь тут, гондон! "Сознаюсь, что был вовлечен в шайку
Ульяновым... он же Ленин... перевозили антисоветскую газету "Искра", ге-
роин, кокаин... Заправлял у них также Коля Бауман, еще Яков какой-то...
где живут - не помню..." Ты че пишешь, а?"
В "хате" уже стоял дикий хохот.
Дело кончилось благополучно, а ведь, если подумать, могли, конечно,
крутнуть по 190-1-й... Не крутнули. Дима-то был чернушник из чернушни-
ков, вечная 147-я статья (мошенничество) тогдашнего УК. Уж никак к нему
не липла "антисоветчина" 190-1-й статьи.
Тяжелые люди
Плохо дело, если в камере находится человек, во что бы то ни стало
решивший покончить счеты с жизнью. Его попытки, пусть даже (и чаще все-
го) неудачные, вгоняют остальное население камеры во всеобщую депрессию,
озлобление. Вскрытые вены давно уже не помогают никому: вскрывайся! В
"кормушку" заглянули: "Ну что, литр вытек уже? Хорошо! Сейчас в "Скорую"
звякнем..."
Не лучше, если кто-то "косит" (симулирует) с благой целью "отма-
заться" от срока через психушку. Некоторые пьют из отхожего места воду,
мочатся на окружающих и т. п. Настоящий псих и то поприятней... Если
статья не "тяжелая", то, конечно, есть возможность "свалить" через при-
нудительное лечение в обычном дурдоме. Но "тяжелая" статья - это "спец-
больница", учреждение "тюремного типа", с выродками санитарами, уколами
неизвестными препаратами и жестким, "беспредельным" режимом.
КПЗ - недолгий срок, редко более десяти суток. В один прекрасный день
начинают греметь засовы всех камер; на улице слышен глухой лай стороже-
вых овчарок и гудение автомобильных двигателей; матерятся солдаты и пра-
пора. Это приехали специальные машины - "автозаки", это этап "на
тюрьму"; сейчас отдадут мешки, и все поедут навстречу к еще одной (не
последней) новой жизни.
Прежде чем мы запрыгнем в железную коробку автозака, сопровождаемые
щелканьем овчарочьих зубов и подгоняемые прикладами и кулаками конвоя,
обратим внимание на тех, с кем нам придется делить в течение продолжи-
тельного времени тяготы тюремной и лагерной жизни. На ком же, собствен-
но, тюрьма держится?
Кто сидит?
В незабвенные годы "застоя" основную массу заключенных составляли так
называемые "бытовики", т. е. совершившие преступления "в быту": один
пырнул ножом соседа после третьего стакана водки; другой застал жену с
хахалем и зарубил обоих топором, прихватив до кучи проклятую тещу; тре-
тий "забыл" про алименты и, к удивлению своему, неожиданно очутился с
годом срока в ИТК общего режима; колхозники вынесли из колхозного амбара
пару мешков комбикорма (выносили уже не раз и попали под "месячник
борьбы с несунами" (показательный процесс); нервный гражданин оказал
сопротивление работникам милиции (а всего-то и хотели: паспорт посмот-
реть) - получи три года!..
Колхозные поля, городские танцплощадки и дискотеки, рестораны и за-
водские цеха - основные поставщики рабочей силы во все управления ИТУ, в
эти комбинаты по переработке человеческого материала в преступный.
Попадались и выродки, вроде Феди У., ходившего мастурбировать на
детские сеансы в кинотеатры родного города, или Валентина С., изнасило-
вавшего собственную десятилетнюю дочь; таких были единицы, и часто они
не доживали даже до тюрьмы (СИЗО), не говоря уже о зоне.
Столетний полицай
И уж совсем редкими гостями в тюрьмах были убийцы-маньяки, нынче
расплодившиеся по России, как кролики в Австралии. Иногда вдруг обнару-
живались бывшие полицаи и каратели.
В 1977 году в Симферополе проходил показательный процесс по делу дво-
их таких. Они содержались в одиночных камерах смертников; когда нашу ка-
меру выводили на прогулку, автор этих строк уговорил "пупкаря" и загля-
нул в "волчок" одной из камер. По помещению 4 на 4 кв.м выгуливал себя,
шаркая огромными войлочными тапками, тщедушный и, показалось, столетний
старикашка. Голова его тряслась. В одной руке он держал пластиковую та-
релочку, а в другой - такую же ложку. Тарелка тряслась вместе с рукой, и
роба старикашки была забрызгана баландой.
"Сколько ему дали?" - спросил я пупкаря.
"А, вышак! Кассацию написал - отказали, теперь помиловку (прошение о
помиловании) отправил... Откажут..."
"Хозяйственники"
Сравнительно большое число обитателей тюремных камер составляли так
называемые "хозяйственники", т.е. арестованные за хищения или взятки.
(Слово "коррупция" употреблялось тогда лишь в адрес американских сенато-
ров, итальянской мафии и акул тамошнего бизнеса.)
Суммы, проходившие по этим делам, впечатляли рядовых граждан, живших
от зарплаты к зарплате в стабильном советском обществе. 10 тысяч рублей,
40 тысяч, 50 тысяч - такие деньги подводили обвиняемых под
"расстрельные" статьи; впрочем, чаще они отделывались "десятками" и
"пятнашками" в ИТК усиленного режима. Они не были "тузами" теневой эко-
номики, просто оказались в один прекрасный день у некоей трещины или ды-
ры, в которую сами собой сыпались незаконные (с точки зрения тогдашней
системы) доходы.
Когда в сети ОБХСС попадался крупный "сазан" (вроде бывшего директора
Елисеевского гастронома в Москве Соколова), то дело раскручивалось в ре-
кордно короткие сроки (2-3 месяца) и, как правило, оканчивалось смер-
тельным приговором. - Тем "хозяйственникам", которые не имели поддержки
"с воли", достаточно тяжело было переносить условия лишения свободы:
слишком уж контрастировала утерянная жизнь с вновь обретенной. Удовлет-
ворение всевозрастающих потребностей сменялось вынужденным ограничением
потребностей даже самых необходимых, "умственный труд" сменялся "тяжким
физическим", а всеобщее уважение, замешанное на зависти, равнодушием, а
то и презрением окружающих сокамерников, солагерников. Драма часто обо-
рачивалась трагедией (см. главу "...Иные").
Новые и старые люди
Нынче контингент пребывающих в местах лишения свободы конечно же из-
менился... Хулиганы сменились рядовыми бандитами и рэкетирами, "хо-
зяйственники" - горе-бизнесменами. "Бытовиков" меньше не стало; все так
же рубят топорами изменивших жен и нагрубивших собутыльников по всей ма-
тушке-России.
Крадут же у хозяев приватизированной экономики ничуть не меньше, чем
у былого застойного государства. Конечно, у хозяина красть опасней - он
может обойтись и без милиции, своими силами, но... кто не рискует, тот
не пьет...
Потому-то и переполнены сверх всякой нормы ИВС (КПЗ), СИЗО (тюрьмы),
ИТК (зоны, лагеря) всех режимов. Меньше стало лишь бомжей, которые в бы-
лые годы сидели все поголовно, хоть и в разное время. Да они и сами са-
дились - отдохнуть от голодной и холодной жизни. Теперь бомжи если и си-
дят, то лишь за преступление, так сказать, в чистом виде: кража, грабеж,
мошенничество, убийство и т.д. и т.п.
В тюрьме и зоне все заключенные делятся по "мастям" (об этом мы расс-
кажем в одной из последующих глав). Но если обходиться без "мастей", то
теоретически можно было бы разделить зековский народ на три основных ти-
па:
1) кто "стремился" в тюрьму (вольно или невольно);
2) кто сел по "обстоятельствам";
3) невинно осужденные.
В качестве иллюстрации в следующей дополнительной главе мы расскажем
о нескольких реальных лицах, отбывавших в разное время разные сроки на-
казания. А после этого вновь перейдем к подробному описанию путешествия
- из кабинета следователя прокуратуры к вратам "шлюза" зоны.
Побеги
Бутырские хроники
В 1996 году в день выборов президента России из застенков московской
Бутырки исчезла молодая девушка, которая до этого смиренно ожидала суда.
Знаменитый следственный изолятор N 2, имеющий 225-летнюю историю и осо-
бый статус (тюрьма охраняется еще и как памятник архитектуры N 531),
знает лишь четыре случая побега и одну попытку.
Первые два имели место еще в разгар монархии. Третий задокументирова-
ли в декабре 1992 года. Тогда из Бутырки, через крышу тюремного двора
удачно скрылись двое зеков, уже приговоренных к сроку. Покинув прогулоч-
ную площадку, они незаметно достигли контрольно-пропускного пункта ме-
бельной фабрики, которая примыкала к тюрьме, и так же незаметно миновали
контролеров. Администрация Бутырки была настолько шокирована этой выход-
кой, что подняла на ноги все оперативно-розыскные структуры Москвы.
Спустя несколько дней один из беглецов уже ехал в "воронке" обратно в
тюрьму. Чуть дольше гулял его напарник. 17 апреля 1994 года СИЗО N 2
вновь был поднят по тревоге. В шесть утра двое головорезов, получивших
длительные сроки за разбой, ухитрились спрятаться в хозяйственном дворе,
среди стройматериалов. Обнаружив недостачу в рядах узников, охрана бро-
силась обыскивать обширные владения Бутырки. В 7. 15 утра зеков вытащили
с хоздвора и определили в карцер.
И, наконец, четвертый побег, один из самых удачных и самых удиви-
тельных. При нынешнем обилии контрольных средств, телекамер и прочих
электронных наворотов покинуть тюрьму обычным путем, то есть через кори-
доры, "предбанники", а тем более ворота, почти невозможно. После январс-
ких событий 1994 года, когда охрану питерских "Крестов" подло обманул
убийца Данилин, подобным аферам должен был прийти конец. Но так и не
пришел. Из женского корпуса (краткая справка: из восьми тысяч обитателей
Бутырки каждый десятый - женщина) под конвоем вышла двадцатишестилетняя
Светлана Сорокина, имевшая небогатую уголовную биографию, но яркую внеш-
ность, которая, видимо, и сыграла главную роль.
Света родилась в Таллинне, а когда ей исполнилось пятнадцать, в семье
случился конфликт с отцом. Корни скандала покрыты тайной, но он стал
судьбоносным в жизни Светланы. После долгих странствий по веселому и
хлебосольному Кавказу, она на шесть лет осела в Саратове, где заочно
окончила четыре курса юридического института. Недолго трудилась судебным
секретарем. Затем Сорокина вновь пустилась в кочевую жизнь. Москва, на
которую возлагались большие надежды, встретила ее враждебно, и здесь
утомительные перемещения по городам и весям завершились. Светлану арес-
товали за грабеж и ношение огнестрельного оружия. Сценарий промысла был
до обидного убог. Вместе со своим приятелем девушка трудилась возле об-
менного пункта валюты, "кидая" клиентов направо и налево. Вычислив прос-
така, решившего обменять банкноту с портретом американского президента
(обычно Франклина), она уговаривала совершить обмен вне пункта по более
завышенному курсу. Приняв у клиента купюру, Сорокина начинала в уме
что-то умножать, отнимать, делить, шевеля губами. Эту глубокомысленную
операцию прерывал напарник, выныривающий из-за угла: "Атас, менты!" Лоху
совали однодолларовую банкноту и скрывались. Пока жертва крутила "one
dollar" с двумя дорисованными нулями, мошенники быстро терялись в толпе.
Но в один прекрасный день случилась осечка. В этот день и именно в
этом пункте решил сдать "сотку" сотрудник милиции. Оценив его характер-
ную наружность, которая пробивалась даже из-под штатского одеяния, Свет-
лана отошла в сторону. Пересчитав рубли, мент удалился. К окошку подошла
худенькая женщина и молча уставилась на табличку с курсом валют. После
минутного колебания она согласилась продать сто долларов первой встреч-
ной девице. Однако в последний момент женщину что-то насторожило, и она
попыталась забрать деньги. После секундной возни женщина завопила. Мили-
ционер, решивший, на беду Сорокиной, вторично пересчитать деньги, но уже
за углом, вернулся на крик. Партнер Светланы, спешивший на выручку и
увидевший крепкого, не по-летнему одетого субъекта, притормозил и, не
мешкая, ринулся прочь.
При обыске у Сорокиной изъяли пистолет Макарова, который вызвал у
арестованной бурю эмоций. "Меня подставили, ствол подбросили", - изрекла
она заученную фразу в этом же кабинете и отправилась в СИЗО N 2.
Следствие тянулось пятнадцать месяцев. За последние полгода Сорокина
близко сошлась со своей соседкой по "каменному мешку". Валентина Ворон-
цова проходила по делу о мошенничестве. Под бутырской стражей она уже
отсидела срок, назначенный судом, и на днях должна была покинуть тюрьму.
Этим фактом и воспользовалась ее здешняя подруга Сорокина. Начались чу-
деса, вполне пригодные для сценария кассового боевика. Светлана нас-
только очаровала соседку, что та подробно вывалила ей мельчайшие подроб-
ности своего уголовного дела и прочитала полный курс своей автобиогра-
фии. О том, что двигало Воронцовой, которая одной ногой уже стояла за
тюремными воротами, можно лишь гадать. Возможно, ей посулили деньги, а
возможно, сыграло роль тривиальное сочувствие. Богатая на жесты и мимику
лица Сорокина могла без труда выдавить слезу и обставить дело так, что
Воронцова первой бы заговорила об обмане. Версиями сыт не будешь.
Камера N 314, рассчитанная на 25 "посадочных" мест, была набита до
отказа. Семьдесят три узницы от мала до велика месяцами томились в душ-
ной пропотевшей камере, дожидаясь суда, как спасения. Тошнотворный ка-
мерный смрад, пропитанный всевозможными выделениями, стал вечным спутни-
ком камер. Он пробивался в коридор, заставляя морщиться контролеров и
конвой. Он впитывался в кожу, волосы, одежду, преследовал даже после ба-
ни. Этот запах запоминается на долгие годы. Попадая в камеру СИЗО, неис-
кушенная тюрьмой женщина шокирована, раздавлена и тешит себя надеждой на
скорый суд.
В день президентских выборов в СИЗО N 2, где имелись 434 камеры, было
шумней обычного. Большинство узников имели право голоса, и многие из них
решили исполнить свой гражданский долг. Наблюдатели, как со стороны ком-
мунистов, так и со стороны демократов, строго следили за ходом выборов в
Бутырке. Охрана была вынуждена ходить с избирательной урной по камерам и
принимать от зеков бюллетени. В этом нештатном оживлении открылась дверь
камеры N 314, и контролер скомандовал: "Воронцова, на выход". Высокая
длинноволосая девица вышла из камеры и отчеканила информацию из карты
подследственной Воронцовой Валентины Дмитриевны. В коридорном полумраке
контролер принялась сличать фотографию с лицом Сорокиной. Сходство не
было разительным, но в общих чертах подруги были похожи: тот же овал ли-
ца, длинные волосы, темные глаза. К тому же работник тюрьмы учитывал тот
грустный факт, что советские застенки могут изменить человека до неузна-
ваемости. За шесть месяцев толстяки худели, кто-то седел, иному сворачи-
вали в разборках нос или рвали губы.
Сорокина-Воронцова сдала под роспись казенное имущество, указанное в
той же карте, и двинулась на выход. Впереди она должна была сдать корот-
кий экзамен дежурному офицеру. Женщина-офицер вновь начала сверять сни-
мок с "оригиналом" и вновь подмена осталась вне подозрений. Однако тор-
жествовать победу было еще рано. Согласно служебной инструкции все, кто
покидает стены СИЗО, должны пройти собеседование с кем-то из руководства
тюрьмы. В тот день Сорокина предстала перед заместителем начальника СИЗО
по хозяйственным вопросам. Тот держал в руках уже не карту подследствен-
ной Воронцовой, а ее уголовное дело. Девичья память не подвела. Она чет-
ко отвечала на вопросы, называя фамилию следователя и судьи, имена по-
дельников, дату и место ареста Воронцовой... После допроса Светлана под-
писала все документы (не подкачала и роспись, заученная в камере) и, ми-
нуя еще ряд постов, оказалась на Новослободской улице.
Валентина Воронцова обещала сообщить об обмане лишь на следующий
день. За это время ее счастливая подруга должна была покинуть Москву и
убраться как можно дальше. Но вместо этого Сорокина не только осталась в
Москве, но и плюнула на элементарную предосторожность. Ее приютила дав-
няя подруга. Через неделю беглянка бойко торговала на Дорогомиловском
рынке голландскими тюльпанами. Спустя три недели ее опознал оператив-
но-поисковый отряд...
Нет ничего хуже, чем непогода
Если бы семь лет назад почетному комбайнеру из глухой украинской де-
ревни Леониду Сердюку сообщили, что через те же семь лет он начнет ко-
сить не только зерновые, но и "капусту". Сердюк бы удивился. Тем не ме-
нее его судьба дала поворот, вырвала из родной Былбасовки и забросила в
Харьков, где жил брат, старший инспектор ГАИ. Там 25-летний Леня окончил
курсы кройки и шитья, но в ателье проработал чуть больше года.
О Сердюке-старшем история умалчивает. Младший брат был менее скромным
и достиг высот. В подделке документов. Мозолистые крестьянские руки мог-
ли смастерить "ксиву", где ее хозяин значился кем угодно - рыбинспекто-
ром, товароведом, прокурором и т.п. Сердюк обладал потрясающей зри-
тельной памятью. За два года он сформировал картотеку самых различных
служебных удостоверений, где от руки набросал их основные параметры и
цвет вклейки. Удалось переснять и красную книжицу брата. За свое изобра-
зительное ремесло Сердюк брал деньги, сбывая липовые документы друзьям и
знакомым. Такса зависела от статуса "ксивы". При себе Сердюк держал
удостоверение штатного сотрудника украинского журнала "Перець", которое
могло бы заменить дюжину иных. Едва "фельетонист" Сердюк ступал на порог
магазина или базы, как глава ведомства начинал нервно подергиваться,
хлопотливо перебирать на столе бумажки и заговорщицки подмигивать. Через
полчаса Сердюк выходил со служебного входа, едва волоча тяжелую сумку
или же грея в кармане парочку червонцев.
Доверчивых торгашей он бомбил по пяти областям Украины, пока не нар-
вался на директора обувного магазина, знавшего собкора "Перця" лично.
Сердюка галантно вывели из магазина и усадили в милицейский "бобик" При
обыске на его квартире были изъяты самодельные резиновые печати, нас-
тольный переплетный аппарат, листы красного коленкора и уже готовые
вклейки. Особенно милицию поразила "ксива", выданная инспектору по лич-
ному составу облУВД. С левой страницы взирало доброе лицо Сердюка. Этим
удостоверением, еще пахнущим типографской краской, Леонид Семенович на-
меревался облегчить себе общение с работниками милиции. Опасаясь, что
энергичный и подвижный Сердюк пустится в бега, милиция поместила его в
следственный изолятор. К тому времени вчерашний капитан степных кораблей
уже обрел городские манеры, связную речь и аристократическую худобу ли-
ца. Но все же очаровать судей ему не удалось: ему присудили четыре года
общего режима. Сердюк вернулся в общую камеру и стал дожидаться этапа.
На третий день он внезапно потребовал встречи с заместителем начальника
по хозчасти.
- Я художник, - орал он в кормушку во время очередного получения пи-
щи. - Мне нужно двигаться, работать кистью, искать образ. Среди этих не-
доумков я завяну. А вы все будете отвечать!
После этой тирады мрачные "недоумки" провели на лице Сердюка неслож-
ную пластическую операцию. Одинокий художник не унимался. В конце концов
ему таки пофартило. У главы тюремной хозчасти выдалась свободная минута,
и он решил пообщаться с чудаковатым зеком. Сердюк был как всегда краток:
- Геннадий Анатольевич, - зек по дороге в админкорпус вытащил из
контролера эти два слова. - Я не привык сидеть сложа руки. И скажу вам
прямо: с пропагандой и агитацией в этой тюрьме дела обстоят не лучшим
образом. Где плакаты о честном труде и чистой совести, где профилакти-
ческие стенды, где, наконец, стенгазета о буднях тюрьмы? Я не поверю,
что вы все пустили на самотек. Просто тюрьме не хватает человека с ярко
выраженной индивидуальностью, который хотел бы отбывать свою трудовую
повинность в вашей тюрьме. Этот человек сидит перед вами.
Сердюк действительно уже сидел в кресле, забросив ногу на ногу. Слу-
шая весь этот бред, начальник ХОЗО не сводил глаз с припухшего лица. Под
конец встречи он произнес лишь одно слово: "Уведите". О Леониде Семено-
виче вспомнили через неделю. Поначалу ему вручили ведро с кистью и отп-
равили на побелку забора. Затем он трудился в мастерской, готовя перво-
майские плакаты. Наконец он таки стал главным тюремным пропагандистом и
агитатором. Первым его детищем был лозунг: "Заслужи трудом досрочное ос-
вобождение". И хотя буквы слегка косили и коричневая краска местами рас-
текалась, плакат повесили на стене одного из корпусов. Пробный шар имел
успех. Работа закипела. На фанерных листах и кусках холщовой ткани, най-
денных на хоздворе, стали появляться: "На свободу - с чистой совестью",
"Не человек управляет трудом, а труд человеком", "За курение в неполо-
женном месте вы будете строго наказаны". Пиком его творчества стала
стенгазета в штабном клубе. Она называлась "Служить и охранять". Сердюк
листал годовые подшивки в красном уголке, передирал положительные статьи
о буднях исправительных учреждений и адаптировал их на здешний лад: из-
менял фамилии, города, квартальные показатели. В шкафу клуба Сердюк
вдруг обнаружил пыльный фотоувеличитель и парочку треснувших пожелтевших
ванночек. После такой находки он начал клянчить фотоаппарат, пока кто-то
из офицеров не принес старую добрую "Смену".
Об агитационной затее СИЗО заговорили в облУВД. Корреспондент городс-
кой газеты наведался в тюрьму и потратил почти всю фотопленку. Он зас-
тавлял Сердюка встать рядом с газетой, вдумчиво склониться над очередным
плакатом, таскать по двору фотоувеличитель, вешать на стену новый лозунг
"Грубая пища - путь к здоровью" и тому подобное. Администрация тюрьмы с
умилением взирала на инициативного редактора "Служить и охранять". Ему
выделили кладовку, купили пленку и реактивы. Стенгазета посвежела. Ее
стали украшать портреты некоррумпированных офицеров и сержантов, фоторе-
портажи с праздничных мероприятий, моменты вручения гуманитарной помощи.
Бурная редакционная деятельность Леонида Сердюка продолжалась три месяца
и прервалась с появлением в СИЗО нового сотрудника - младшего лейтенанта
внутренней службы Коника.
О появлении на тюремном КПП новичка Сердюк узнал одним из первых. Для
газеты как раз готовился материал о молодом пополнении. На редакторском
столе даже нашли черновой вариант заметки со свежим незатасканным загла-
вием "Доверим вахту молодым". Как только новость о кадровом вливании
коснулась ушей Сердюка, он начал спешно готовиться к побегу. Прежде все-
го он занялся "служебным удостоверением". Отыскав в красном уголке мате-
риалы партийной конференции, он содрал красный переплет и за час склеил
добротную книжицу, где с внешней стороны красовался золоченый герб СССР,
вырезанный с обложки Конституции СССР. Под гербом имелся золоченый текст
"Свод директивных материалов...", в котором издали должно было угады-
ваться совсем иное. Сложней оказалось с вклейками. Среди обширной агита-
ционной литературы Сердюк едва нашел бумагу с бледно-зелеными знаками.
Это был форзац книги "В помощь районному лектору".
На вырезанных прямоугольниках Леонид Семенович аккуратно вывел тушью
все, что вызубрил на документе старшего брата. Затем он попросил одного
из "шнырей" (тюремной обслуги) сфотографировать его на фоне свежевыбе-
ленной бетонной стены. Из полученного снимка редактор вырезал свою физи-
ономию и поместил ее в удостоверение. Последним ударом кисти была тем-
но-красная печать. Поставив свою работу на стол, Сердюк отошел на неко-
торое расстояние. По его мнению, "ксива" имела эффект на расстоянии не
ближе двух метров.
Потом наступила очередь униформы. Неделю назад удалось достать комп-
лект тюремной одежды. Зек вывернул казенную куртку и задумался. Пришлось
слегка изменить покрой. Пригодились курсы кройки и шитья. Края материи
были прихвачены не нитками, а клеем. Разведя в ванночке темно-синюю гу-
ашь, зек выкрасил робу и повесил ее сушиться в кладовке, в которую никто
почти не заходил. К утру она высохла. Та же участь постигла и брюки, но
в этот раз был выбран радикально черный цвет. Словно папа Карло, бывший
портной выкроил из ватмана верх белой рубашки с воротником и рубашечной
планкой. Из черного книжного переплета родился приличный галстук. Не ос-
тались без внимания и ботинки, также получившие черный цвет. Последним
появился темный берет, перешитый из тюремной кепки. Под конец зек вынес
из штабного клуба папку с поздравительным адресом в бордовой коленкоро-
вой обложке. Все было готово к побегу.
Утром осужденный Сердюк как всегда вышел из камеры и двинулся на
хоздвор. Через несколько часов молодой офицер Коник должен был заступить
на вахту у тюремных ворот. Уединившись в мастерской, редактор местной
газеты приступил к маскараду. Он продел голову в бумажный ворот и закре-
пил на нем коленкоровый галстук. Поверх была надета довольно симпатичная
куртка, от соприкосновения с которой на руках оставались пятна краски.
Куртка предательски шуршала и слегка обсыпалась, но откладывать операцию
не хотелось. Как назло, осеннее небо затянуло тучами. В любой момент мог
сорваться дождь, и модному одеянию пришел бы конец. Представив мутные
потоки, стекающие с робы, галстука и, главное, берета, зек вздрогнул. Он
собрался с мыслями, надвинул на глаза берет, вымыл руки, сжал в руке ми-
лицейское удостоверение и вышел из мастерской. Сердюку удалось незаметно
выбраться с хоздвора. Впереди лежал контрольнопропускной пост N 1. В это
время с неба упали первые капли дождя. Зек заспешил.
Чем ближе он подходил к дежурке, тем уверенней себя чувствовал. Воз-
можно, потому, что играл ва-банк. Думы о последствиях провала таяли, ус-
тупая место наглости, граничащей с отчаянием. Когда до поста оставался
десяток метров, сердце Сердюка остановилось, сперло дыхание. Зеку пока-
залось, что на вахте кто-то из старой команды, которая отменно знала не-
формального идеолога в лицо. Но в следующую секунду вырвался вздох об-
легчения. У "главной кнопки" дежурил незнакомый младший лейтенант, уши
которого напоминали прямоугольные трапеции. Крашеный зек резко замедлил
шаг, небрежно развернул "ксиву" и лениво пробасил:
- Следователь Забирко. Чепурной проходил или нет?
Взгляд офицера упал на книжечку и слегка заострился. Выждав мгно-
венье, зек сложил документ. Коник вопросительно уставился на Сердюка.
Тот повторил вопрос.
- Кто такой Чепурной? - спросил дежурный.
- Адвокат, мать его так. Уже час его жду.
Осыпая бранью непунктуального адвоката, Сердюк пошел прочь. Он так же
тайком вернулся на хоздвор и быстро переоделся в старую форму. Помаячив
минут двадцать среди местной публики, он вновь закрылся в кладовке. Че-
ред десять минут к посту N 1 вновь вальяжно шагал "следователь Забирко"
с папкой в руке.
- Не было адвоката?
- Не было.
- Во мудак, а?
С минуту Сердюк бродил возле поста. Уже начинал моросить дождь. Зек
решительно подошел к зарешеченной двери:
- Ладно, открывай калитку. Посмотрю на улице. Может, пропуск потерял.
Дежурный офицер колебался. Сердце зека вновь сжалось. Поместив нес-
колько секунд, Коник положил руку на кнопку. Щелкнул электронный замок
решетки. Чуть позже открылась наружная дверь. Сердюк был свободен.
Эта свобода длилась чуть больше часа. Дождь усилился. Чтобы не вызы-
вать подозрений, беглый редактор должен был имитировать поиски адвоката.
Проклиная все на свете, он походил туда-сюда вдоль тюремных стен и зас-
пешил прочь. Можно было укрыться под козырьком одной из контор, располо-
женных возле СИЗО, но Сердюк рвался подальше от тюрьмы. Лишь психически
больной позволил бы себе после побега пережидать внезапный дождь в сотне
метров от осточертевших застенков. В любую минуту Сердюка могли хва-
титься, обыскать тюремные дворы и наконец сделать запрос на пост N 1.
Небо расколола молния, и хлынул ливень. Пробежав еще десяток метров.
Сердюк сорвал берет и бросил в мусорную тумбу. На руках остался тем-
но-коричневый след. Зек был уверен, что такой же след красуется на его
стриженой голове, и надежда была лишь на дождь. Он не рискнул сесть в
автобус, чтобы не пачкать пассажиров направо и налево. Темно-синие поте-
ки залили белый ворот. Сердюк остановился, чтобы перевести дух, и нырнул
под навес остановки. Под его ногами сразу же растеклась цветная лужица.
Какая-то бабка во все глаза уставилась на него и открыла рот. Сердюк по-
казал ей кукиш и побежал дальше. Через десять минут дождь прошел так же
неожиданно, как и начался. Но это беглеца уже не радовало.
Леонид Семенович представлял из себя в лучшем случае странное зрели-
ще. Короткостриженая голова с коричневыми пятнами на лбу и затылке, "об-
лысевшая" куртка с отклеившимся рукавом, грязные клочья воротника, по-
верх которых свисал вздувшийся от воды галстук. В таком виде можно было
продвигаться лишь глубокой безлунной ночью, да и то проселочными дорога-
ми. К своему проигрышу Сердюк вдруг отнесся философски. Он побрел в под-
воротню, еще надеясь укрыться в какомто подвале. Навстречу ему бодро вы-
нырнул милицейский патруль, прятавшийся от дождя под аркой. Все три сер-
жанта вытаращили глаза и на мгновенье остановились. Где-то на ремне тре-
щала рация. После краткого замешательства патруль обступил Сердюка, ко-
торый был ко всему равнодушен.
- Вы здесь живете? - поинтересовался тот, что с рацией.
Леонид Семенович тупо смотрел перед собой. В его душе вдруг оборва-
лась невидимая нить, и, распахнув промокшую "ксиву", которую еще держал
в руке, он истерически завопил:
- Я следователь Забирко! Я вынужден вас арестовать! Не трогать меня,
не имеете права! Менты поганые, гады, гады, гады...
Сердюка вели под выкрашенные руки. Беглый зек изрыгал проклятия и
твердил, что он редактор газеты и что он заставит всю областную милицию
подать в отставку. Дежурный отделения, где истекающему краской субъекту
выделили угол в коридоре, вначале сделал запрос в психиатрическую лечеб-
ницу. Офицер с интересом рассматривал мокрую книжицу, озаглавленную
"Свод директивных материалов". На ней еще пробивалось "Забирко Михаил
Дементьевич" и "..ель по особо важн..." Лучше всего сохранилась фотогра-
фия три на четыре, с которой уверенно смотрел подозрительный тип.
Задержанного Сердюка попросили встать с пола и отойти от стены. Тот
покинул загаженный угол и безучастно стал снимать холодную мокрую курт-
ку. На свет явилась голая грудь в клочках грязного ватмана. Заодно де-
журный попросил снять и странные брюки. Через минуту Леонид Семенович
стоял в характерных казенных трусах. Ждать ответа из психбольницы офицер
не стал. Он снял телефонную трубку, набрал номер следственного изолятора
и передал дежурному сообщение о странном субъекте. В тюрьме об участи
Сердюка даже не подозревали. Когда прозвучало слово "Забирко", дежурный
Коник напрягся. Его трапециевидные уши в момент налились кровью. На его
служебной карьере был поставлен крест.
В тюрьме забили тревогу. Оказалось, что бесследно исчез агитатор и
пропагандист Сердюк. Его не нашли ни в кладовке под звучным названием
"фотолаборатория", ни в красном уголке, ни в мастерской. На его рабочем
столе валялись засохшие кисти, пакетики из-под химикатов, баночки с
краской, обрывки ткани. Их хозяин словно растворился. Забрать голого ху-
дожника-оформителя приехали лишь после обеда.
ПОЕЗДКА В АВТОЗАКЕ
Приемка этапа
Прием этапников из ИВС в автозак (и далее - в СИЗО (тюрьму) осу-
ществляется конвоем внутренних войск. Начальник конвоя буквально осмат-
ривает передаваемых ему "граждан" на предмет побоев, ярко выраженных бо-
лезней (температуры и т.п.). Может и не принять кого-то, если непра-
вильно оформлены документы, есть жалобы (отобрали вещи, не вызвали вра-
ча). Это не нравится работникам ИВС (КПЗ), им обязательно нужно разгру-
зить камеры, отправить в тюрьму всех, кому положено там быть. Впрочем,
обычно договариваются все три заинтересованные стороны: работники ИВС
возвращают, скажем, отобранные незаконно сигареты (или дают из своих за-
пасов), гражданин - зек - берет назад претензии, а начальник конвоя дает
"добро" на погрузку. Автозак - специальная машина-фургон, разгороженный
внутри решетками плюс по бокам два т.н. "стакана" для одиночных заклю-
ченных, которых по той или иной причине нужно изолировать от общей мас-
сы. Иногда это просто женщины.
Как сельди в бочке
10-15 пассажиров в автозаке - достаточно просторно; но бывает, эконо-
мя бензин на ездках, набивают под сорок человек; ну, держитесь, сердеч-
ники, астматики и просто пожилые преступники!
Вперед в таком случае лучше не лезть (по возможности); последнему, у
решетки, легче дышать. Были случаи: придавливали в жаркую погодку сер-
дечников - во двор тюрьмы они мешками вываливались из автозака.
Иногда придавливают нарочно: какого-нибудь извращенца (особенно неу-
молима зековская братва, если преступление совершено в отношении ребен-
ка). Часто менты сами помещают подобную сволочь не в отдельный "стакан",
а в общую массу. "Задохнулся на этапе, сердце слабое, ничего не подела-
ешь". Тюрьма спишет, а суду - работы меньше; или зоне - забот...
Многие из подобных случаев - легенды, обросшие красочными подробнос-
тями, но родились-то они из реальных фактов...
Раскачка
Фургоны некоторых автозаков делятся надвое перегородкой вдоль - едут
две группы заключенных. Это делается для того, чтобы обезопасить конвой
от раскачки автозака. Раскачка (с последующим переворотом и падением ав-
тозака) - один из способов борьбы бесправного зека за свои малые права.
Овчарки
При погрузке в автозак используются служебные овчарки. Скажем, фургон
уже полон, а остается еще человек десять. При помощи команды "Фас!", ку-
лаков и прикладов "солдатиков" и эти десять вбиваются в плотную массу
"пассажиров". Хорошо, если тюрьма находится в этом же городе: 20-30 ми-
нут езды в сдавленном состоянии выдержать все-таки можно. Но могут везти
и далеко - например, в областной центр из района, километоов сто...
Конвоиры
Многое зависит от начальника конвоя и от самого личного состава.
В застойные времена зеков-россиян частенько сопровождали "русофобы" -
прибалты или жители среднеазиатских республик. Если с азиатами еще можно
было договориться, то прибалты, особенно литовцы, просто свирепствовали.
Один из таких "солдатиков" аргументировал свою ненависть так: "Рюский,
сволотшь, отнял у меня свободную Литву!" При этом его не смущал комсо-
мольский значок на собственной гимнастерке и присутствие среди этапников
двоих "антисоветчиков".
Да и со "своими", русскими, договориться было тоже нелегко. Известная
поговорка "вологодский конвой шутить не любит" часто получала реальное
воплощение в виде битья прикладами в самые неожиданные места.
Но все же как бы ни было велико расстояние от ИВС (КПЗ) до ворот СИЗО
(тюрьмы), - это один из самых кратких периодов жизни подозреваемого, об-
виняемого, подсудимого или уже осужденного гражданина. Часто главный
путь - от тюрьмы до зоны - длится месяцами тряски в "столыпинском" ваго-
не - например, по разнарядке из Питера в Амурскую область. Но это уже
другая история, другая глава.
Побеги
"Черный ворон"
15 сентября 1994 года в Москве из автозака - автомобиля для перевозки
заключенных - сбежало четверо подследственных. Дело близилось к полудню,
когда на Рублевское шоссе выехал "ГАЗ-53". В боксированном салоне между
зарешеченными камерами находился вооруженный пистолетом конвоир. Его на-
парник сидел в кабине водителя, не спуская глаз с сигнальной лампы. Вне-
запно она замигала. Завизжали тормоза, и младший лейтенант внутренней
службы Махеев выскочил из кабины. Расстегнув кобуру, он открыл дверь ав-
тозака и увидел перед собой вороненый ствол Макарова. Один из зеков су-
мел выломать замок решетки и обезвредить конвоира. Тот лежал на грязном
полу без сознания.
- Ключи! Ключи давай! Глухой или как?
Отобрав у шокированного охранника связку, зек перебросил ее своим ко-
решам, а сам спрыгнул вниз и в считанные секунды обезоружил младшего
лейтенанта. Затем подбежал к водителю, который уже начинал проявлять лю-
бопытство, выволок его из кабины и вместе с охранником загнал в камеру
салона. Вновь щелкнули запоры, захлопнулась дверь. Заключенные ехали на
следственный эксперимент из следственного изолятора. Как выяснилось поз-
же, мысль о побеге возникла спонтанно. Бывший слесарь, а ныне профессио-
нальный вор Григорьев заметил, что запоры на решетке доживают свой век.
Перемигнувшись с братвой, которая парилась в соседних боксах и которая
начала оттягивать внимание на себя (а попросту затеяла возню, напоминаю-
щую разборки), он разломал замок, вырвался в коридорчик и двумя-тремя
ударами свалил охранника. Потом нажал аварийную кнопку вызова.
Получив на руки два пистолета, зеки бросились к припаркованной на
обочине "Волге". Ее водитель испуганно заторопился, прыгнул за руль и
повернул ключ. Однако беглецы уже были рядом. Шофера положили на асфальт
у бордюра. "Волга" сорвалась с места и понеслась в сторону Кутузовского
проспекта.
Пленники автозака подняли шум. Они кричали и били ногами по металли-
ческим бокам "ГАЗа". Прохожие спешили пройти мимо, опасаясь, что из
мрачного серого авто с единственным зарешеченным окном в любой миг могут
вырваться стриженые субъекты. Дверь автозака открыл наряд милиции. Пос-
ледний побег из автозака на дорогах Москвы случился четыре года назад.
12 июля 1990 года по аналогичному сценарию действовали шестеро подс-
ледственных.
Автозак (его также именуют и "черный ворон") пришел на службу тюрем-
ной системе еще в 20-е годы. До этого заключенных переправляли пешим
этапом. Людными городскими улицами шла колонна, сопровождаемая усиленным
|
