Кастанеда Карлос - Активная сторона беcкoнечнocти - Скачать бесплатно
Карлос Кастанеда
Активная сторона беcкoнечнocти
Пер. с англ. - К.: "София", Ltd., 1997. - 320 с.
CARLOS CASTAN DA. TH ACTIV SID OF INFINITY
BAROR INT RNATIONAL, INC.
(c) "СОФИЯ", 1997
СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Часть первая
ТРЕПЕТ В ВОЗДУХЕ
ПУТЕШЕСТВИЕ СИЛЫ
НАМЕРЕНИЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ
КЕМ ЖЕ НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛ ДОН ХУАН?
Часть вторая
КОНЕЦ ЭПОХИ
ЗАБОТЫ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ
ПОЗИЦИЯ, НА КОТОРОЙ Я НЕ МОГ БОЛЬШЕ ОСТАВАТЬСЯ
НЕИЗБЕЖНАЯ ВСТРЕЧА
ПЕРЕЛОМНЫЙ МОМЕНТ
ИЗМЕРЕНИЕ ПОСТИЖЕНИЯ
СКАЗАТЬ "СПАСИБО"
Часть третья
ЗА ПРЕДЕЛАМИ СИНТАКСИСА
ПРОВОДНИК
ИГРА ЭНЕРГИИ НА ГОРИЗОНТЕ
ПУТЕШЕСТВИЯ ПО ТЕМНОМУ МОРЮ ОСОЗНАНИЯ
НЕОРГАНИЧЕСКОЕ ОСОЗНАНИЕ
ЧИСТЫЙ ВЗГЛЯД
ЧЕРНЫЕ ТЕНИ
Часть четвертая
НАЧАЛО ОКОЧАТЕЛЬНОГО ПУТЕШЕСТВИЯ
ПРЫЖОК В БЕЗДНУ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Copyrights
Эта книга посвящается двум учеиым, благодаря кото
рым я почувствовал желание, а затем и обрел способность
заниматься полевыми антропологическими исследования
ми, -профессорам Клементу Мейгануи Хэролду Гарфинке
лю. Следуя их советам, я с головой окунулся в полевую ситу
ацию, из которой уже никогда не вынырнул. Если я нарушил
дух " букву их наставлений, ну что ж... Я ничего не мог с
собой поделать.. Прежде чем я успел выдвинуть четкие "об
щественнонаучные" формулировки, меня поглотила огром
ная сила, которую шалманы называют Бесконечностью.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Синтаксис
Человек всмотрелся в свои уравнения
и заявил, что Вселенная имела начало.
В начале был взрыв, - сказал он, -
Назовем его "Большой Взрыв",
так и родилась Вселенная.
И она расширяется, - сказал человек.
Он даже вычислил продолжительность ее жизни:
десять миллиардов обращений Земли вокруг Солнца.
И весь мир был счастлив;
все решили, что его вычисления - это и есть наука.
Никому не пришло в голову, что,
предположив, что Вселенная имела начало,
этот человек просто следовал синтаксису своего языка;
синтаксису, который требует начал, вроде рождения,
развитий, вроде созревания,
и завершений, вроде смерти.
Только так строятся высказывания.
Вселенная когда-то началась,
а теперь она стареет, - заверил нас тот человек.
И она умрет, как умирает все,
и как он сам умер, после того как подтвердил
математически
синтаксис своего родного языка.
Синтаксис иного типа
Действительно ли Вселенная имела начало?
Верна ли теория Большого Взрыва?
Это - не вопросы (несмотря на вопросительный знак).
Является ли синтаксис, который требует начал,
развитий и концов для построения высказываний,
единственным существующим синтаксисом?
Вот это - настоящий вопрос.
Есть другие синтаксисы.
Есть такой, например, который требует, чтобы различ-
ные варианты интенсивности принимались как факт.
В этом синтаксисе ничто не начинается и ничто не кон-
чается; рождение - это не четко выделенное событие, а
лишь особый тип интенсивности, как и созревание, и смерть.
Человек этого синтаксиса, просматривая свои уравне-
ния, обнаруживает, что он вычислил достаточно много ва-
риантов интенсивности, чтобы авторитетно заявить:
Вселенная никогда не начиналась
и никогда не закончится,
но она прошла, и проходит сейчас, и еще пройдет
через бесконечные колебания интенсивности.
Этот человек вполне мог бы заключить, что сама Вселен-
ная является колесницей интенсивности и на ней можно
мчаться сквозь бесконечные перемены.
Он бы мог прийти к этому выводу, и ко многим другим,
пожалуй, даже не осознавая, что он лишь подтверждает син-
таксис своего родного языка.
ВВЕДЕНИЕ
Эта книга представляет собой своего рода коллекцию па-
мятных событий моей жизни. Я начал собирать ее, следуя
совету дона Хуана Матуса, шамана родом из индейского пле-
мени яки. Он был моим учителем и в течение тринадцати лет
пытался сделать доступным для меня мир знания шаманов,
которые жили в Мексике в древние времена. Дон Хуан пред-
ложил мне собирать коллекцию интересных случаев, и пред-
ложил как бы мимоходом, словно эта мысль только что
пришла ему в голову. Но таков уж был его стиль обучения.
Он предпочитал скрывать важность некоторых своих манев-
ров, маскируя их под вполне безобидные мирские действия.
Я думаю, что он защищал меня от жгучей боли окончатель-
ности, представляя все это как нормальные явления повсед-
невной жизни.
Со временем дон Хуан открыл мне, что шаманы древней
Мексики считали такое собирание памятных событий от-
личным способом активизации сгустков утерянной энергии,
существующих в нашем "я". Он объяснил, что такие сгустки
состоят из энергии, которая рождается в самом теле, а затем
вытесняется, выталкивается со своего места обстоятельства-
ми нашей повседневной жизни и становится недоступной.
Так что собирание памятных событий было для дона Хуана
и шаманов его линии средством повторного задействования
этой неиспользуемой энергии.
Необходимой предпосылкой такого собирания является
акт добросовестного и искреннего сведения воедино всех
связанных с событием эмоций и постижений. Ничто не дол-
жно быть упущено. Как сказал дон Хуан, шаманы его линии
были убеждены, что собирание памятных событий помогает
выполнить эмоциональную и энергетическую настройку,
необходимую для сознательного путешествия в неведомое.
Дон Хуан описал конечную цель своего шаманского зна-
ния как подготовку к окончательному путешествию, тому
путешествию, которое каждому человеку приходится пред-
принимать в конце своей жизни. Он сказал, что благодаря
дисциплине и решимости шаманы были способны сохра-
нять свое индивидуальное осознание и помнить о своей цели
даже после смерти. Для них то, что современный человек
называет "жизнь после смерти", было не туманным бесте-
лесным состоянием, а очень конкретным миром, до краев
наполненным практической деятельностью иного порядка,
чем практическая деятельность повседневной жизни, но то-
же весьма практической и функциональной. Дон Хуан счи-
тал, что собирание памятных событий своей жизни было для
шаманов подготовкой к вхождению в тот конкретный мир,
который они называли активной стороной бесконечности.
Однажды утром мы с доном Хуаном беседовали под его
рамадой. Рамада - это что-то вроде веранды, хрупкое со-
оружение из бамбука с редким навесом из прутьев, который
дает тень, но не защищает от дождя. Под навесом было
несколько небольших крепких посылочных ящиков, кото-
рые служили сиденьями. Надписи на ящиках поблекли и
скорее походили на узорные украшения, чем на адреса и
названия почтовых организаций. На одном из таких ящиков
я и сидел, прислонившись спиной к фасаду дома. Дон Хуан
сидел на другом ящике, привалившись к подпорному шесту
рамады. Я приехал на своей машине всего несколько минут
назад. Целый день просидел за рулем - в такую жаркую,
влажную погоду! Я потел, нервничал и ерзал.
Дон Хуан начал разговор, как только я удобно устроился
на ящике. Широко улыбаясь, он заметил, что люди, страда-
ющие избыточным весом, просто не знают, как надо бороть-
ся с ожирением. Что-то в изгибе его губ подсказало мне, что
это не просто шутка о тяготах дальних поездок на автомоби-
ле. Камешек был явно в мой огород: под видом шутки дон
Хуан самым что ни на есть открытым текстом заявил мне,
что я растолстел.
Я так занервничал, что непроизвольно дернулся на сво-
ем ящике и сильно ударился спиной о тонкую стену дома.
Этот удар потряс дом до самого фундамента. Дон Хуан воп-
росительно посмотрел на меня, но, вместо того чтобы спро-
сить, все ли со мной в порядке, он заверил меня, что я не
сломал его дом. Затем он стал пространно объяснять, что
этот дом - лишь его временное обиталище, а вообще-то он
живет в другом месте. Когда я спросил его, где же он на
самом деле живет, он долго смотрел на меня. Его взгляд не
был враждебным, но, как мне показалось, давал понять, что
я совершил бестактность. Я не понял, в чем тут дело, и решил
было повторить свой вопрос, но дон Хуан остановил меня.
- Здесь такие вопросы не задают, - сказал он жест-
ко. - Спрашивай что хочешь о процедурах или идеях. Когда
я буду готов сообщить тебе, где я живу (если вообще буду), я
тебе скажу, не дожидаясь твоих вопросов.
Я почувствовал себя отвергнутым и невольно покрас-
нел. Было очень обидно. Неудержимый хохот дона Хуана
только подлил масла в огонь. Он не просто отказался отве-
тить на мой вопрос; он меня оскорбил, а теперь еще и смеял-
ся надо мной!
- Я живу здесь временно, - продолжал между тем дон
Хуан, не обращая внимания на мое окончательно испорчен-
ное настроение, - потому что это магический центр. Факти-
чески, я живу здесь ради тебя.
Заявление было обескураживающим. Я не мог этому
поверить. Может, он так говорит просто для того, чтобы
загладить обиду?
- Ты действительно живешь здесь ради меня? - спро-
сил я наконец, не в силах сдержать любопытство.
-Да, -сказал он спокойно. -Я должен воспитывать*
тебя. Ты - такой же, как я. Сейчас я повторю тебе то, что
уже говорил раньше: задача каждого нагваля в каждом поко-
лении магов заключается в том, чтобы найти нового мужчи-
Англ. to groom - "ходить м лошадью", "чистить лошадь", ухаживать, холить,
амер. - "готовить к определенного рода деятельности" . -Прим. ред.
ну или женщину, которые, как и он сам, имели бы двойную
энергетическую структуру. Я увидел такую структуру у тебя
на автобусной станции в Ногалесе. Когда я вижу твою энер-
гию, я вижу два наложенных друг на друга светящихся шара
- один сверху, а другой снизу. Это и есть то качество, кото-
рое связывает меня с тобой. Я не могу отвергнуть тебя, как и
ты не можешь отвергнуть меня.
Его словаподействовалина меня самым странным обра-
зом. Если только что я злился, то теперь мне хотелось пла-
кать.
Дон Хуан продолжил, сказав, что он хотел начать мое
продвижение по пути воинов, как это называют маги, при
поддержке силы того места, где он жил. Место это - центр
очень сильных эмоций и реакций. Здесь тысячелетиями жи-
ли воины, пропитав саму землю своей озабоченностью бит-
вой.
В то время дон Хуан жил в северомексиканском штате
Сонора, примерно в ста милях к югу от города Гуаймаса, куда
я всегда ездил, чтобы повстречаться с ним, когда этого тре-
бовала моя исследовательская работа.
- Неужели мне нужно вступать в битву, дон Хуан? -
спросил я, не на шутку встревоженный его заявлением, что
однажды и мне потребуется озабоченность битвой. Я уже
научился принимать все, что он говорит, с предельной серь-
езностью.
- Можешь в этом не сомневаться, - ответил он с улыб-
кой. - Когда ты впитаешь в себя все, что можно впитать в
этом месте, я смогу уйти.
У меня не было никаких оснований сомневаться в его
словах, но я как-то не мог себе представить, чтобы дон Хуан
куда-то ушел из этих мест. Он был неотъемлемой частью
всего того, что его окружало. Но дом его и впрямь выглядел
временным жилищем.. Это была лачуга, типичная для земле-
дельцев-яки: фактически, просто обмазанный глиной пле-
тень с плоской соломенной крышей. В доме была одна боль-
шая комната - столовая, она же и спальня, - и пристрой-
ка-кухня без крыши.
- Очень трудно иметь дело с людьми, имеющими лиш-
ний вес, - сказал дон Хуан.
Мне это показалось не слишком уместным. Но дон Хуан
просто вернулся к той теме, с которой я его сбил, толкнув
спиной стену его хижины.
- Минуту назад ты ударил мой дом, как стенобитный
шар, - сказал он, медленно покачивая головой из стороны
в сторону. - Какой удар! Удар, достойный такого упитанно-
го человека.
Меня задело, что он говорит обо мне так, словно на мне
можно уже поставить крест. Я немедленно занял оборони-
тельную позицию. Дон Хуан, ухмыляясь, выслушал мои бес-
связные объяснения о том, что для такой костной структуры
у меня совершенно нормальный вес.
- Да конечно, конечно, - согласился он примиритель-
но. - У тебя большие кости. Ты, наверное, с легкостью мог
бы носить на себе еще тридцать фунтов веса, и никто, я тебя
уверяю, не заметил бы этого. Я бы, например, не заметил.
Но его ехидная усмешка ясно давала понять, что он
продолжает издеваться надо мной. Затем он спросил, как
мое здоровье вообще, и я начал рассказывать о своем здо-
ровье, отчаянно пытаясь предотвратить любые дальнейшие
комментарии по поводу моего веса. Но дон Хуан сам сменил
тему.
- А как поживают твои странности и причуды? - спро-
сил он вдруг со смертельной серьезностью.
Чувствуя себя последним идиотом, я ответил, что они
поживают хорошо. "Странностями и причудами" он имено-
вал мой интерес к собирательству. В то время я как раз с
новым пылом предавался своей старой страсти - коллекци-
онированию всего, что только можно коллекционировать. Я
собирал журналы, марки, пластинки, реликвии Второй ми-
ровой войны -штыки, каски, флаги и тому подобное.
- Насчет моих причуд, дон Хуан, могу тебе сказать
только одно: я пытаюсь распродать свои коллекции, - ска-
зал я с видом мученика, которого заставляют сделать что-то
совершено невыносимое.
- Быть коллекционером - не такая уж плохая идея, -
ответил дон Хуан с таким видом, словно действительно так
считал. - Все дело в том, что именно коллекционировать.
Ты собираешь всякий мусор, никому не нужные предметы,
которые порабощают тебя так же сильно, как и твоя люби-
мая собака. Ты не можешь просто так взять и уехать по
своим нуждам, если у тебя есть собака, за которой ты должен
ухаживать, или коллекции, о которых ты будешь постоянно
беспокоиться.
- Я на самом деле ищу покупателей, дон Хуан, честное
слово, - запротестовал я.
- Нет-нет, не думай, что я тебя в чем-то обвиняю, -
ответил он. - Наоборот, мне нравится твой дух коллекцио-
нера. Мне просто не нравятся твои коллекции, вот и все. Я
бы предложил тебе коллекционировать кое-что действи-
тельно стоящее.
Дон Хуан сделал долгую паузу. Казалось, он то ли ищет
нужные слова, то ли драматически разыгрывает хорошо
скрываемое сомнение. Он взглянул на меня глубоким, прон-
зительным взглядом.
- Каждый воин действительно должен собирать осо-
бый альбом, - заговорил он наконец, - альбом, раскрыва-
ющий личность воина; альбом, который фиксирует обстоя-
тельства его жизни.
- Почему ты называешь это коллекцией дон Хуан? -
заспорил я. - И этот альбом, зачем он?
- Это именно коллекция, - отрезал дон Хуан. - И
больше всего это похоже на альбом с фотографиями, сделан-
ными с памяти, фотографиями вспоминания памятных со-
бытий.
- Эти "памятные события" памятны в каком-то особом
смысле? - спросил я.
- Они памятны, потому что обладают особым значени-
ем в твоей жизни, - сказал дон Хуан. - Я предлагаю тебе
собрать такой альбом, поместив в него полный отчет о раз-
личных событиях, которые имели особое значение в твоей
жизни.
- Каждое событие в моей жизни имело для меня особое
значение, дон Хуан! - заявил я убежденно и тут же почувс-
твовал неловкость от того, как высокопарно это прозвучало.
- Не каждое, - ответил он, улыбаясь и явно наслажда-
ясь моей реакцией. - Далеко не все события в твоей жизни
имели для тебя такое уж большое значение. Было несколько
таких, которые, мне кажется, изменили кое-что для тебя,
осветили твой путь. Обычно события, которые изменяют
наш путь, являются одновременно и безличными, и глубоко
личными.
- Я не стараюсь казаться сложнее, чем я есть, дон Хуан,
но, поверь мне, все, что со мной происходило, соответствует
этим параметрам, - сказал я, зная, что лгу.
Сразу же после того, как я сделал это заявление, мне
захотелось извиниться, но дон Хуан просто не обратил на
него никакого внимания.
- Не относись к этому альбому как к мешанине из
банальных переживаний твоей жизни, - продолжал он как
ни в чем не бывало.
Я глубоко вздохнул, закрыл глаза и попытался успоко-
иться. Снова и снова я сталкивался с одной и той же нераз-
решимой проблемой: мне совершенно не нравились эти мои
визиты к дону Хуану. В его присутствии я чувствовал себя в
опасности. Он постоянно придирался ко мне и не оставлял
мне никакой возможности показать мои сильные стороны.
Мне надоело терять лицо каждый раз, как я открываю рот;
мне надоело чувствовать себя дураком.
Но где-то внутри меня прозвучал и другой голос, донес-
шийся из самых глубин, далекий, почти неслышный. В пылу
своего внутреннего диалога я услышал, как кто-то сказал,
что мне уже слишком поздно поворачивать назад. Это был
не мойголоси не мои мыслит кто-то неведомый говорил, что
я зашел слишком далеко в мир дона Хуана и теперь нужда-
юсь в доне Хуане больше, чем в воздухе.
- Говори что хочешь, - казалось, шептал мне этот
голос, - пб^ ле будь ты таким эгоистичным, ты бы так
сильно не расстраивался.
- Это голос твоего другого сознания, - произнес дон
Хуан, словно читая мои мысли.
Мое тело непроизвольно подпрыгнуло. Мой страх был
так велик, что на глаза навернулись слезы. Я, как на испове-
ди, рассказал дону Хуану о том, что меня беспокоило.
- Твой конфликт вполне естествен, - сказал он, - и
поверь мне, я не стараюсь его обострить. Мне это не свойс-
твенно. Но я могу рассказать тебе несколько историй о том,
как мой учитель, нагваль Хулиан, проделывал это со мной. Я
ненавидел его всем своим существом. Я был очень молод, и
я видел, как его обожали женщины. Они просто преклоня-
лись перед ним, а когда я пытался просто поздороваться с
ними, они набрасывались на меня, как львицы, готовые заг-
рызть. Меня они смертельно ненавидели, а его - любили.
Каково, по-твоему, было мае".
- И как ты справился с этим конфликтом, дон Хуан? -
спросил я с неподдельным интересом.
- Ни с чем я не справлялся, - заявил он. - Этот
конфликт был результатом сражения между двумя моими
сознаниями. У каждого из нас,, людей, есть два сознания.
Одно полностью наше и похоже на тихий голос, который
всегда несет в себе мир, порядок, смысл. Другое сознание -
это нечто встроенное извне*. Оно приносит нам конфликты,
внутренние споры, сомнения, чувство безнадежности.
внутренние споры, сомнения, чувство безнадежности.
Англ. - "foreign installation".
Я был так поглощен своими ментальными процессами,
что совершенно не уловил сказанного доном Хуаном. Я мог
бы воспроизвести его слова, ноонинеимвзаидля меня ника-
кого смысла. Дон Хуан спокойно, глядя мне прямо в глаза,
повторил все то, что он только что сказал. И снова я не смог
понять смысла его слов. Мое внимание не фокусировалось.
- Не пойму, в чем тут дело, дон Хуан, но я не могу
сосредоточиться на том, что ты мяе говоришь, - признал-
ся я.
- А я очень хорошо понимаю, почему ты не мо-
жешь, - сказал он, широко улыбаясь. - Поймешь и ты
когда-нибудь, сразу же, как только разберешься: любишь ты
меня или нет. В тот самый день, когда ты перестанешь быть
центром мира - я-я. Ну а пока что давай отложим вопрос о
наших двух сознаниях и вернемся к идее твоего альбома
памятных событий. Я должен добавить, что составление та-
кого альбома - это упражнение на дисциплину и бесприст-
растность. Можешь также считать его актом битвы.
Предсказание дона Хуана - о том, что конфликт моей
любви и нелюбви к нему закончится, как только я откажусь
от своего эгоцентризма, -для меня ничего не решало. Соб-
ственно, оно лишь еще больше расстроило и разозлило ivie-
ня. И когда дон Хуан сказал об альбоме как об акте битвы, я
набросился на него со всей яростью.
- Уже саму идею коллекции событий трудно понять, -
заявил я протестующим тоном, -а то, что ты называешь ее
"альбомом", который к тому же является "актом битвы", -
для меня это уже слишком. Это слишком неясно. Эти мета-
форы настолько неясные, что теряют всякий смысл.
- Странно! По мне, так как раз наоборот, - спокойно
ответил дон Хуан. - Для меня в том, что такой альбом
является актом битвы, содержится бездна смысла. Я бы не
хотел, чтобы мой альбом памятных событий был чем-ни-
будь другим, кроме акта битвы.
Я хотел продолжать спорить дальше, собираясь объяс-
нить ему, что понимаю идею альбома памятных событий. Я
возражал лишь против того, что дон Хуан так запутанно ее
излагает. В то время я считал себя сторонником ясности и
функциональности в использовании языка.
Дон Хуан воздержался от комментариев по поводу мое-
го воинственного настроения. Он лишь покивал головой,
как бы полностью соглашаясь со мной. И тут произошло
что-то непонятное. Не то у меня совершенно иссякла энер-
гия, не то, наоборот, гигантская волна энергии подхватила
меня. Совершенно неожиданно, помимо воли я осознал бес-
смысленность этой перебранки и мне стало стыдно.
- Почему я так себя веду? - честно спросил я дона
Хуана.
Моему смущению не было предела. Я был так потрясен
только что пережитым, что у меня вдруг потекли слезы.
- Не беспокойся о глупых мелочах, - сказал дон Хуан
успокаивающе. - Все мы такие, и мужчины, и женщины.
- Ты имеешь в виду, дон Хуан, что мы по природе
мелочны и противоречивы?
- Нет, мы не мелочны и не противоречивы, - ответил
он. - Наша мелочность и противоречивость - это, скорее,
результат трансцендентального конфликта, под влиянием
которого мы все находимся. Но только маги болезненно и
безнадежно осознают его. Это конфликт двух сознаний.
Дон Хуан сверлил меня взглядом; его глаза были как два
черных уголька.
- Ты все время говоришь мне об этих двух сознани-
ях, - сказал я, - но мой мозг не фиксирует то, что ты
говоришь. Почему?
- В свое время ты поймешь, почему, - ответил он. -
А пока что достаточно будет, если я еще раз повторю тебе то,
что я говорил о двух сознаниях. Одно из них - наше истин-
ное сознание, продукт всего нашего жизненного опыта; то
сознание, которое редко говорит, потому что оно побеждено
и подавлено до полного затемнения. Другое сознание, кото-
рое мы используем ежедневно во всем, что мы делаем, встро-
ено в нас извне.
- По-моему, сама концепция сознания как "чужерод-
ного устройства" настолько дикая, что мой ум отказывается
принимать ее всерьез, - сказал я и почувствовал, что совер-
шил настоящее открытие.
Дон Хуан не отреагировал на мои слова. Он продолжал
объяснять свою идею двух сознаний.
- Чтобы разрешить конфликт двух сознаний, нужно
намереваться сделать это, - сказал он. - Маги призывают
намерение, произнося слово "намерение" вслух, громко и
ясно. Намерение - это одна из сил, существующих во Все-
ленной. Когда маги призывают намерение, оно приходит к
ним и прокладывает путь для достижения цели. Это значит,
что маги всегда выполняют то, что они решают сделать.
- Ты имеешь в виду, дон Хуан, что маги получают все,
что хотят, даже если это нечто мелкое, обычное и произволь-
ное? - спросил я.
- Нет, я не это имею в виду. Намерение, конечно, можно
призывать для чего угодно, - ответил он, - но маги выяс-
нили дорогой ценой, что намерение приходит к ним лишь
для чего-то абстрактного. Это "предохранительный клапан
магов"; иначе они были бы прасто невыносимы. В твоем
случае призывать намерение, чтобы разрешить конфликт
твоих двух сознаний или чтобы услышать голос твоего ис-
тинного сознания, - это отнюдь не мелкое, произвольное
или обычное дело. Наоборот, это высокая и абстрактная
задача, и она жизненно важна для тебя!
Дон Хуан сделал небольшую паузу и снова заговорил об
альбоме.
- Мой собственный альбом, будучи актом битвы, тре-
бовал сверхсерьезного птодхода к отбору материала, - сказал
он. - И сейчас он представляет собой полное собрание неза-
бываемых моментов моей жизни и всего того, что подводи-
ло меня к ним. Я сосредоточил в своем альбоме все, что было
и будет иметь доя меня значение. Я считаю, что альбом
воина должен быть максимально конкретным и ошеломля-
юще точным.
Я пока не улавливал, чего хочет от меня дон Хуан, но
слова его стал понимать очень хорошо. Он посоветовал, что-
бы я сел в одиночестве и позволил мыслям и воспоминаниям
свободно приходить ко мне. Мне нужно было попытаться
позволить голосу из глубины говорить со мной и подсказать
мне, что именно нужно выбрать. После этого я должен был
уйти в дом и лечь на кровать. Мое ложе в доме дона Хуана
было сделано из деревянных ящиков, а матрасом служило
несколько дюжин пустых джутовых мешков. Хотя все мое
тело болело с непривычки после сна на такой постели, на
самом деле она была очень удобной.
Я решил следовать рекомендациям дона Хуана как мож-
но более добросовестно и начал думать о прошлом, припо-
миная события, которые оставили след в моей жизни. Вско-
ре я понял, как глупо было заявлять, что все события моей
жизни были в равной степени важными. Пытаясь заставить
себя вспоминать, я обнаружил, что не знаю даже, с чего
начать. Через мое сознание текли бесконечные несвязные
мысли и воспоминания о разных случавшихся со мной собы-
тиях, но я никак не мог решить, насколько они для меня
важны. Создавалось даже впечатление, что вообще все было
не слишком важным. Похоже было на то, что я прошел
сквозь жизнь, как труп, - ходячий и говорящий, но абсо-
лютно ничего не чувствующий. К тому же мне было все
труднее концентрироваться на предмете своих размышле-
ний, а потому я вскоре оставил все это и заснул.
- Что-нибудь получилось? - спросил меня дон Хуан,
когда я проснулся через несколько часов.
После сна и отдыха мне не стало легче, Я по-прежнему
был раздражен и злобно огрызнулся:
- Ничего!
- Ты слышал этот голос из глубины?
- Кажется, да, - соврал я.
- И что он тебе сказал? - спросил он очень серьезным
тоном.
- Я не могу думать об этом, дон Хуан, - выдавил я из
себя.
- Ага, ты уже вернулся в свое обычное осознание, -
заметил он и сильно похлопал меня по спине. - Твое пов-
седневное сознание снова победило. Давай расслабим его,
поговорив о твоей коллекций памятных событий. Я должен
сказать тебе, что отбор событий для альбома - дело непрос-
тое. Вот почему я говорю, что этот альбом - акт битвы. Тебе
придется десять раз переделать себя, чтобы узнать, что имен-
но выбирать.
И тут, пусть только на секунду, я вдруг ясно понял, что у
меня действительно два сознания; но эта мысль была очень
тонкой и сразу же исчезла. Осталось лишь ощущение моей
неспособности выполнить требования дона Хуана. Но вмес-
то того чтобы снисходительно принять свою несостоятель-
ность, я позволил ей испугать меня. Главным устремлением
моей жизни в то время было всегда являться в хорошем
свете. Потерпеть неудачу, проиграть - для меня это было
нестерпимо. Не зная, как справиться с той задачей, которую
ставил передо мной дон Хуан, я сделал то, что только и умел
делать хорошо: разозлился.
- Мне надо еще многое обдумать относительно этого,
дон Хуан, - сказал я. - Моему уму нужно дать какое-то
время, чтобы он свыкся с этой идеей.
- Конечно, конечно, - успокоил меня дон Хуан. -
Можешь ждать хоть всю жизнь, но все-таки поторопись.
В тот раз на эту тему больше ничего не было сказано.
Вернувшись домой, я совершенно забыл обо всем этом. И
вдруг однажды, сидя на какой-то лекции, 'я услышал внут-
ренний властный приказ: искать памятные события в своей
жизни. "Услышал" - не совсем подходящее слово; это ско-
рее было похоже на удар тока или нервный спазм, который
потряс все мое тело - от макушки до пят.
Я честно взялся за дело. Мне потребовалось несколько
месяцев, чтобы переворошить все переживания моей жиз-
ни, которые, по моему мнению, были важными. Но, осмот-
рев свою коллекцию, я понял, что имел дело лишь с идеями,
не имевшими абсолютно никакой реальной значимости.
Вспомненные мною события были не более чем абстрактны-
ми точками во времени. У меня возникло чрезвычайно неп-
риятное ощущение, что я пришел в мир только для того,
чтобы действовать, не позволяя себе останавливаться и хоть
что-то чувствовать.
Одним из забытых событий, которые я обязательно хо-
тел вспомнить, был день моего зачисления в аспирантуру
Калифорнийского Университета Лос-Анджелеса (UCLA).
Но, как ни старался, я не мог вспомнить, что я делал в тот
день. С ним не было связано ничего интересного, ничего
особенного - вообще ничего, кроме моей идеи, что этот
день должен быть памятным. Поступив в аспирантуру, я
должен был радоваться и гордиться, но этого не было!
Другим экспонатом моей коллекции был тот день, когда
я чуть не обвенчался с Кэй Кондор. Вообще-то у нее была
другая фамилия, но она изменила ее на Кондор, потому что
хотела стать актрисой. Ее козырной картой было внешнее
сходство с Кэрол Ломбард. Тот день был памятным в моем
сознании не столько из-за происходивших событий, сколько
потому, что она была красива и хотела выйти за меня замуж.
Она была на голову выше меня, что делало ее еще интереснее
в моих глазах.
Меня волновала мысль о венчании в церкви с высокой
женщиной. Я взял напрокат серый смокинг. Брюки были
широковаты для моего роста. Не то чтобы висели колокола-
ми, но были широковаты, и это очень меня беспокоило.
Кроме брюк, меня раздражало то, что рукава розовой ру-
башки, которую я купил специально для этого случая, были
на три дюйма длиннее, чем следовало; мне пришлось вос-
пользоваться резиновыми лентами, чтобы подтянуть их по-
выше. А так вообще все шло прекрасно - до того момента,
когда гости и я узнали, что Кэй Кондор передумала и не
собирается приходить на свадьбу.
Будучи очень порядочной молодой леди, она прислала
мне через мотокурьера записку с извинениями. В записке
написала, что, не приемля развода, она не может связать
свою судьбу с человеком, который не разделяет ее взглядов
на жизнь. Она напомнила мне, что я всегда хихикал, произ-
нося фамилию - Кондор, а это было знаком полного неува-
жения к ее личности. Она обсудила эту проблему со своей
матерью. Обе они очень любят меня, но не настолько, чтобы
ввести в свою семью. Заканчивалась записка тем, что мы
должны набраться смелости и мудрости и расстаться нав-
сегда.
Состояние моего ума можно было охарактеризовать как
"полное оцепенение". Пытаясь вспомнить тот день, я не мог
понять, то ли я испытывал чудовищное унижение, оказав-
шись дурак дураком перед толпой людей в своем взятом
напрокат сером смокинге и слишком широких брюках, то ли
был сокрушен тем, что Кэй Кондор не выходит за меня
замуж.
Это были единственные два события, которые я мог
четко выделить. Примеры довольно жалкие, но, покопав-
шись, мне удалось найти в них философский смысл. Кажет-
ся, я был человеком, который проходит сквозь жизнь без
единого подлинного чувства, подходя ко всему лишь с ин-
теллектуальной меркой. Подражая стилю дона Хуана, я при-
думал себе такое определение: человек, который изо всех сил
старается жить "как положено".
Я был уверен, например, что день моего поступления в
аспирантуру УКЛА должен быть памятным днем. Поскольку
памятным он не был, я постарался искусственно наделить
его значимостью, которой на самом деле не ощущал. То же
можно сказать и о том дне, когда я чуть не женился на Кэй
Кондор. По идее, это должно было стать для меня опустоши-
тельным переживанием, но не стало. В момент вспоминания
этого события я понял, что в нем ничего нет, и сразу же начал
усердно воссоздавать то,, что я должен был чувствовать.
Приехав к дому дона Хуана, я представил ему свои два
примера памятных событий.
- Это все чепуха, - заявил дон Хуан. - Никуда не
годится. Такие истории связаны исключительно с тобой как
с личностью, которая думает, чувствует, плачет или вообще
ничего не ощущает. Памятные же собыдяда из альбома мага
-это события, которые могут выдержать испытание време-
нем, потому что они не имеют ничего общего с человеком,
хотя человек и находится в самой их гуще. Он всегда будет в
гуще событий, всю свою жизнь, а возможно и потом, но не
совсем лично.
Его слова привели меня в полное уныние. В то время я
искренне считал дона Хуана вредным старикашкой, кото-
рый получает особое удовольствие от того, что выставляет
меня полным дураком. Он напоминал мне преподавателя
скульптуры из художественной школы, которую я когда-то
посещал. Этот мастер обязательно подвергал критике все,
что делали ученики, и во всех их работах находил изъяны.
Затем он требовал, чтобы работы были исправлены соответ-
ственно его указаниям. Ученики отходили и делали вид, что
подправляют что-то в своих скульптурах. Я вспоминал, ка-
ким самодовольством сиял мастер, когда, осматривая якобы
переделанные работы, он приговаривал: - Ну вот, теперь
совсем другое дело!
- Не унывай, - сказал дон Хуан, прерывая мои воспо-
минания. - В свое время я тоже через это прошел. Многие
годы я не просто не знал, что выбрать, но думал, что у меня
просто нет переживаний, из которых можно выбирать. Мне
казалось, что со мной вообще никогда ничего не происходи-
ло. Конечно же, все со мной происходило, но, пока я старался
защищать идею самого себя, у меня не было ни времени, ни
желания что-то замечать.
- Ты можешь конкретно сказать мне, дон Хуан, чем
плохи мои истории? Я знаю, что они - ничто, но остальная
моя жизнь точно такая же.
- Я повторю тебе еще раз, - сказал он. - Истории из
альбома воина - не личные. Твоя история о том дне, когда
тебя приняли в аспирантуру, - это не что иное, как предпо-
ложение, что ты центр мира. Ты чувствуешь, ты не чувству-
ешь. Ты понимаешь, что я имею в виду? Вся эта история -
это ты сам!
- Но может ли быть иначе, дон Хуан? - спросил я.
- В другой истории ты уже почти прикоснулся к тому,
о чем я говорил, но снова превратил это в нечто в высшей
степени личное. Я знаю, что ты мог бы добавить еще больше
деталей, но все эти детали были бы просто продолжением
твоей личности.
- Я на самом деле не могу понять, о чем ты, дон Хуан,
- возразил я. - Любая история, увиденная глазами очевид-
ца, по определению должна быть личной.
- Да-да, конечно, - сказал он с улыбкой, как всегда,
наслаждаясь моим смущением. - Но тогда это история не
для альбома воина, а для какой-то другой цели. Памятные
события, которые мы ищем, несут на себе темную печать
безличностности. Они пропитаны ею. Я не знаю, как еще
объяснить это.
В этот момент меня как будто озарило, и я понял, что он
имел в виду под "темной печатью безличностности". Мне
показалось, что он имел в виду нечто зловещее. Зловещее
значение для меня имела тьма. Я тут же рассказал дону Хуану
историю из моего детства.
Один из моих старших кузенов был интерном в меди-
цинской школе. Однажды он привел меня в морг, убедив
предварительно, что молодому человеку совершенно необ-
ходимо видеть мертвецов; это зрелище очень поучительно,
ибо демонстрирует бренность жизни. Он снова и снова
приставал ко мне, уговаривая сходить в морг. Чем больше он
рассказывал о том, какими незначительными становимся
мы после смерти, тем более возрастало мое любопытство.
Мне еще никогда не приходилось видеть труп. В конце кон-
цов любопытство победило, и я пошел с ним.
Он показал мне разные трупы, и ему удалось испугать
меня до бесчувствия. Мне показалось, что в трупах нет ниче-
го поучительного или просветляющего. Но они действитель-
но были самыми пугающими вещами, которые я когда-либо
видел. Брат все время поглядывал на часы, словно кого-то
ждал. Он явно хотел продержать меня в морге дольше, чем
позволяли мои силы. Будучи по натуре честолюбивым, я был
уверен, что он испытывает мою выдержку, мое мужество.
Стиснув зубы, я поклялся себе терпеть до самого конца.
Но такой конец мне не снился и в кошмарном сне. На
моих глазах один труп, накрытый простыней, вдруг пошеве-
лился на мраморном столе, как будто собирался встать. Он
издал мощный рыгающий звук, который прожег меня наск-
возь и останется в моей памяти до конца жизни. Позже
двоюродный брат, ученый-медик, объяснил мне, что это
был труп человека, умершего от туберкулеза. У таких трупов
все легкие изъедены бациллами, и остаются огромные дыры,
заполненные воздухом. Когда температура воздуха изменя-
ется, это иногда заставляет тело изгибаться, словно оно пы-
тается встать, что и произошло в данном случае.
- Нет, это еще не то, - сказал дон Хуан, качая головой
из стороны в сторону. - Это просто история о твоем страхе.
Я бы и сам испугался до смерти, но такой испуг никому не
освещает путь. Впрочем, мне было бы интересно узнать, что
случилось с тобой дальше.
- Я заорал как резаный, - сказал я, - а мой брат назвал
меня трусом и сопляком, который от страха чуть не обделал-
ся.
Я явно зацепил какой-то темный слой своей жизни. Сле-
дующий случай, который я вспомнил, был связан с шестнад-
цатилетним парнем из нашей школы, который страдал ка-
ким-то расстройством желез и имел гигантский рост. Но его
сердце не успевало расти вместе с остальным телом, и однаж-
ды он умер от сердечного приступа. Из какого-то нездорово-
го юношеского любопытства мы с одним товарищем пошли
посмотреть, как его будут укладывать в гроб. Похоронных
дел мастер, который, пожалуй, был еще более паталогичен,
чем мы, впустил нас в свою каморку и продемонстрировал
свой шедевр. Он уместил огромного парня, рост которого
превышал семь футов и семь дюймов, в гроб для обычного
человека, отпилив ему ноги! Мастер показал нам, как он
пристроил ноги в гробу - мертвый юноша обнимал их ру-
ками, словно трофеи.
Ужас, который я тогда испытал, был по силе сравним с
тем, что я испытал в детстве при посещении морга, но этот
новый страх был не физической реакцией, а психологичес-
ким переворотом.
- Это уже ближе, - сказал дон Хуан, - но и эта исто-
рия еще слишком личная. Она отвратительна. Меня от нее
тошнит, но в ней чувствуется большой потенциал.
Мы с доном Хуаном посмеялись над тем, какой ужас
содержится в ситуациях повседневной жизни. К этому вре-
мени я уже окончательно погрузился в самые мрачные вос-
поминания и рассказал дону Хуану о моем лучшем друге. Рое
Голдписсе. Вообще-то у него была польская фамилия, но
друзья дали ему прозвище Голдписс, потому что, чего бы он
ни коснулся, все превращалось в золото; он был прирожден-
ным бизнесменом.
Но талант к бизнесу превратил его в сверхамбициозного
человека. Он хотел стать первым богачом мира. Оказалось
же, что конкуренция на этом поприще слишком жесткая.
Голдписс жаловался, что, делая свой бизнес в одиночку, он
не мог тягаться с лидером некоей исламской секты, которо-
му каждый год жертвовали столько золота, сколько он сам
весил. Перед взвешиванием этот лидер секты старался
съесть и выпить столько, сколько позволял его желудок.
Итак, мой друг Рой немного опустил планку и решил
стать самым богатым человеком в Соединенных Штатах. Но
и на этом уровне конкуренция была просто бешеная. Он
спустился еще ниже: уж в Калифорнии-то он сможет быть
самым богатым человеком. Однако и тут он опоздал. И он
отказался от мысли, что со своей сетью киосков, торгующих
пиццей и мороженым, он сможет соперничать с уважаемы-
ми семьями, которые владеют Калифорнией. Он настроился
на то, чтобы быть первым воротилой в Вудланд-Хиллз, его
родном пригороде Лос-Анджелеса. Но, к несчастью для него,
на одной с ним улице жил мистер Марш, владевший фабри-
ками по производству лучших в Америке матрасов, невооб-
разимый богач. Разочарованию Роя не было пределов. Он
так страдал, что в конце концов испортил себе здоровье. В
один прекрасный день он умер от аневризмы мозга.
Его смерть стала причиной моего третьего визита в по-
койницкую. Жена Роя попросила меня, как его лучшего дру-
га, позаботиться о том, чтобы труп был должным образом
обряжен. Я отправился в погребальную контору, а там сек-
ретарь провел меня во внутреннее помещение. Когда я во-
шел, мастер как раз хлопотал вокруг своего высокого мра-
морного стола. Он с силой толкал двумя пальцами вверх
уголки уже застывшего рта покойника. Когда наконец на
мертвом лице Роя появилась гротескная улыбка, мастер по-
вернулся ко мне и сказал подобострастно:
- Надеюсь, вы будете довольны, сэр.
Жена Роя - мы уже никогда не узнаем, любила она его
или нет, - решила похоронить его со всей пышностью,
какой он заслуживал. Она заказала очень дорогой гроб, по-
хожий на телефонную будку; фасон она позаимствовала из
кинофильма. Роя должны были похоронить в сидячем поло-
жении, как будто он ведет деловые переговоры по телефону.
Я не остался на похороны. Уехал с очень тяжелым чувс-
твом, смесью бессилия и злости - такой злости, которую не
изольешь ни на кого.
- Да, сегодня ты действительно мрачен как никогда, -
заметил дон Хуан, смеясь, - но несмотря на это, -а может,
и благодаря этому, - ты почти у цели. Уже подошел вплот-
ную.
Я всегда удивлялся тому, как менялось мое настроение
при каждой встрече с доном Хуаном. Приезжал я расстроен-
ный, брюзжащий и мнительный. Но через некоторое время
мое настроение чудесным образом менялось, я становился
все более экспансивным, а затем вдруг успокаивался - та-
ким спокойным я никогда не бывал в повседневной жизни,
Мое новое настроение отражалось и в моей речи. Обычно я
говорил как глубоко неудовлетворенный человек, еле сдер-
живающийся, чтобы не начать жаловаться вслух, но жалоб-
ным был уже сам голос.
- А ты можешь привести мне пример памятного собы-
тия из своего альбома, дон Хуан? - спросил я в привычном
тоне скрытой жалобы. - Если бы я знал, что тебе нужно, мне
было бы легче. Пока что я просто блуждаю в потемках.
- Не объясняй слишком много, - сказал дон Хуан,
сурово взглянув на меня. - Маги говорят, что в каждом
объяснении скрывается извинение. Поэтому, когда ты
объясняешь, почему ты не можешь делать то или другое, на
самом деле ты извиняешься за свои недостатки, надеясь, что
слушающие тебя будут добры и простят их.
Когда на меня нападают, мой любимый защитный ма-
невр - демонстративно не слушать нападающих. У дона
Хуана, однако, была отвратительная способность захваты-
вать все мое внимание без остатка. Нападая на меня, он
всегда умудрялся заставить меня слушать каждое его слово.
Вот и сейчас пришлось выслушать все, что он сказал обо мне.
Хотя его слова не доставили мне ни малейшего удоволь-
ствия, это была голая правда.
Я избегал его глаз. Как обычно, я чувствовал себя под
угрозой, но на этот раз угроза была особенной. Она не беспо-
коила меня так, как беспокоила бы в повседневной жизни
или сразу после моего приезда в дом дона Хуана.
После долгого молчания дон Хуан снова заговорил.
-Яне буду приводить тебе пример памятного события
из моего альбома, - сказал он. - Я сделаю лучше: назову
тебе памятное событие из твоей собственной жизни; оно
наверняка подойдет для твоей коллекции. Или, скажем так,
на твоем месте я бы обязательно поместил его в свою коллек-
цию памятных событий.
Я подумал, что дон Хуан шутит, и глупо засмеялся.
- Тут не над чем смеяться, - отрезал он. - Я говорю
серьезно. Когда-то ты рассказал мне историю, которая попа-
дает в самую точку. ,
- Что это за история, дон Хуан?
- О фигурах перед зеркалом, - сказал он. - Расскажи-
ка мне ее еще раз. Но расскажи со всеми подробностями,
какие сможешь вспомнить.
Я начал кратко пересказывать эту старую историю. Дон
Хуан остановил меня и потребовал тщательного, подробно-
го изложения с самого начала. Я попробовал еще раз, но мое
|
