Что такое мусор и чем он опасен - Экология - Скачать бесплатно
Оглавление
Введение 3
2. Черная смерть 3
3. Флагеллянты и отшельники 6
4. «Горожане, не выбрасывайте мусор из своих домов на улицу» 7
5. Молоко загрязнено мусором 12
6. Местами положение близко к катастрофическому 14
7. Сырье и энергия из мусора 17
8. Несколько цифр о санитарной очистке городов и вторичном использовании
отходов 21
Заключение 25
Список использованных источников 26
Введение
«В начале октября в лето господне 1347-е двенадцать генуэзских галер
бежали от гнева господня, павшего на них за грехи их, и пришли в гавань
Мессины. Люди на галерах несли в своей плоти такую ужасную болезнь, что
смертельным недугом заражался каждый, кто хотя бы говорил с ними, и уже не
мог избежать страшной смерти. Зараза нападала на каждого, кто имел дело с
беглецами. Зараженный чувствовал, что все его тело пронизывает несказанная
боль и потрясение. Потом на бедре или на руке заболевшего выступал нарыв
величиной с чечевицу, который люди называли «ожогом». Нарывы
распространялись на все тело, и больной начинал харкать кровью.
Кровохаркание продолжалось три дня, и никакие средства не помогали, а потом
жизнь покидала больного».
Черная смерть
Так более шести столетий назад богобоязненный монах-францисканец описал
начало эпидемии чумы на Сицилии. Так как тогда не знали ни гигиенических,
ни лечебных мер против этой болезни, эпидемия бушевала как лесной пожар, и
не только монах-летописец видел в ней бич божий, наказание, заслуженное
человечеством за его грехи. Считают, что за 1348—1350 гг. пандемия «черной
смерти»— пожалуй, самое страшное событие в документированной истории
человечества—уничтожила треть населения стран, лежащих между Исландией и
Индией.
В Померании чума унесла жизни даже двух третей населения. В Любеке
погибло 90 тыс. человек. В Вене ежедневно умирало 500—700 человек, но были
дни, когда эта цифра доходила до 960 и даже 1200. Особенно страшные потери
несли монастыри. Так, в Мейнингене погибла вся братия монастыря
францисканцев, за исключением трех монахов.
В Италии потери от чумы были больше, чем в Германии. Там вымерла
половина населения, в Венеции—даже три четверти, во Флоренции, население
которой до начала эпидемии составляло около 130 тыс. человек, потери
оказались более 10 тыс. В Лондоне выжил лишь каждый десятый, в русском
городе Смоленске потери были еще выше.
«О вы, счастливые потомки, вы не будете знать таких адских несчастий и
сочтете наше свидетельство о них за страшную сказку!»—так закончил
итальянский поэт и гуманист Франческо Петрарка (1304—1374) свое знаменитое
письмо, в котором он сообщал другу об опустошении, произведенном «черной
смертью» во Флоренции. Классическое описание этой вспышки чумы во Флоренции
оставил также другой знаменитый итальянский писатель и гуманист, Джованни
Боккаччо (1313—1375), современник Петрарки. Вот оно с некоторыми
сокращениями:
«Со времени благотворного вочеловечения сына божьего минуло 1348 лет,
когда славную Флоренцию, прекраснейший изо всех итальянских городов,
постигла смертоносная чума, которая под влиянием небесных ли светил или по
нашим грехам посланная праведным гневом божиим на смертных за несколько лет
перед тем открылась в областях востока и, лишив их бесчисленного количества
жителей, безостановочно подвигаясь с места на место, дошла, разрастаясь
плачевно, и до запада. Не помогали против нее ни мудрость, ни
предусмотрительность человека, в силу которых город был очищен от нечистот
людьми, нарочно для того назначенными, запрещено ввозить больных, издано
множество наставлений о сохранении здоровья. Не помогали и умиленные
моления, не однажды повторявшиеся, в процессиях или другим способом.
Приблизительно к началу весны означенного года болезнь начала проявлять
свое плачевное действие страшным и чудным образом. Не так, как на востоке,
где кровотечение из носа было явным знамением неминуемой смерти,—здесь в
начале болезни у мужчин и женщин показывались в пахах или под мышками какие-
то опухоли, разраставшиеся до величины обыкновенного яблока или яйца; народ
называл их чумными бубонами. В короткое время эта смертельная опухоль
распространялась от указанных частей тела и на другие, а затем признак
указанного недуга изменялся в черные и багровые пятна, появлявшиеся у
многих на руках и бедрах и на всех частях тела, у иных большие и редкие, у
других мелкие и частые. И как опухоль являлась вначале, а позднее
оставалась вернейшим признаком близкой смерти, таковым были пятна, у кого
они выступали. Казалось, против этой болезни не помогали и не приносили
пользы ни совет врача, ни сила какого бы то ни было лекарства: таково ли
было свойство болезни, или невежество врачующих (которых, за вычетом ученых
медиков, явилось множество, мужчин и женщин, не имевших никакого понятия о
медицине) не открыло ее причин, а потому не находилось подобающих
средств—только немногие выздоравливали, и почти все умирали на третий день
после появления указанных признаков—большинство без лихорадочных или других
явлений. Развитие этой чумы было тем сильнее, что от больных, через общение
с здоровыми, она переходила на последних, совсем так, как огонь охватывает
сухие или жирные предметы, когда они близко к нему подвинуты.
Такие происшествия порождали разные страхи и фантазии в тех, кто,
оставшись в живых, стремились к одной, жестокой цели: избегать больных и
удаляться от общения с ними и их вещами; так поступая, воображали они
сохранить свое здоровье. Некоторые полагали, что умеренная жизнь и
воздержание от всех излишеств сильно помогают борьбе со злом; собравшись
кружками, они жили, отделившись от других, укрываясь и запираясь в домах,
где не было больных и им самим было удобнее; употребляя с большой
умеренностью изысканнейшую пищу и лучшие вина, избегая всякого излишества,
не дозволяя кому бы то ни было говорить с собою и не желая знать вестей
извне—о смерти или больных, они проводили время среди музыки и
удовольствий, какие только могли себе доставить. Другие, увлеченные
противоположным мнением, утверждали, что много пить и наслаждаться, бродить
с песнями и шутками, удовлетворять, по возможности, всякому желанию,
смеяться и издеваться над всем, что приключается,—вот вернейшее лекарство
против недуга. И как говорили, так, по мере сил, приводили это в
исполнение, днем и ночью странствуя из одной таверны в другую, выпивая без
удержу и меры, чаще всего устраивая все в чужих домах, лишь бы прослышали,
что там есть нечто им по вкусу и в удовольствие. Делать так было легко, ибо
все предоставили и себя и свое имущество на произвол, точно им больше не
жить; оттого большая часть домов стала общим достоянием, и посторонний
человек, если вступал в них, пользовался ими так же, как пользовался бы
хозяин. И эти люди, при их скотских стремлениях, всегда, по возможности,
избегали больных. При таком удрученном и бедственном состоянии нашего
города почтенный авторитет как божеских, так и человеческих законов почти
упал и исчез, потому что либо хворали, либо у них осталось так мало
служилого люда, что они не могли отправлять никакой обязанности, почему
позволено было делать все, что заблагорассудится.
Многие иные держались среднего пути между двумя, указанными выше: не
ограничивая себя в пище, как первые, не выходя из границ в питье и других
излишествах, как вторые, они пользовались всем этим в меру и согласно
потребностям, не запирались, а гуляли, держа в руках кто цветы, кто пахучие
травы, кто какое другое душистое вещество, которое часто обоняли, полагая
полезным освежать мозг такими ароматами,—ибо воздух казался зараженным и
зловонным от запаха трупов, больных и лекарств. Иные были более сурового,
хотя, быть может, более верного мнения, говоря, что против зараз нет
лучшего средства, как бегство от них. Руководясь этим убеждением, не
заботясь ни о чем, кроме себя, множество мужчин и женщин покинули родной
город, свои дома и жилье, родственников и имущества и направились за город,
в чужие или свои поместья, как будто гнев божий, каравший неправедных людей
этой чумой, не взыщет их, где бы они ни были, а намеренно обрушится на
оставшихся в стенах города, точно они полагали, что никому не остаться там
в живых и настал его последний час...
Так как для большого количества тел, которые каждый день и почти каждый
час свозились к каждой церкви, не хватало освященной для погребения земли,
особливо если бы по старому обычаю всякому захотели отводить особое место,
то на кладбище при церквах, где все было переполнено, вырывали громадные
ямы, куда сотнями клали приносимые трупы, нагромождая их рядами, как товар
на корабле, и слегка засыпая землей, пока не доходили до краев могилы...
Сколько больших дворцов, прекрасных домов и роскошных помещений, когда-
то полных челяди, господ и дам, опустели до последнего служителя
включительно! Сколько именитых родов, богатых наследии и славных состояний
осталось без законного наследника! Сколько крепких мужчин, красивых женщин,
прекрасных юношей, которых, не то что кто-либо другой, но Гален, Гиппократ
и Эскулап признали бы вполне здоровыми, утром обедали с родными, товарищами
и друзьями, а на следующий вечер ужинали со своими предками на том
свете!»[1]
Флагелланты и отшельники
Уже в 1348 г. из Италии чума была занесена в Австрию и Баварию. На
пасху 1349 г. она достигла района Франкфурта-на-Майне. С троицы до дня
святого Михаила она особенно ужасно бушевала в Вене. В городе и его
окрестностях остались в живых не более трети жителей. Чтобы скорее
избавиться от массы трупов, их сбрасывали по 6 тыс, в общую могилу.
Затем, в 1350 г., «черная смерть» пришла в восточную Фрисландию и
ШлезвигТольштейн. Здесь эпидемия была настолько страшной, что спустя 20 лет
дома все еще стояли пустыми, и не вся земля обрабатывалась. В том же году с
троицы до дня святого Михаила чума бушевала в Магдебурге.
Но еще более страшные опустошения вызвала чума в Англии, особенно в
Ирландии, о чем рассказал монах-летописец Клин:
«Из-за оной чумы обезлюдели целые деревни и города, замки и рынки, так
что трудно было найти в них живого человека. Зараза была такой сильной, что
тот, кто коснулся больного или мертвого, скоро и сам захватывался болезнью
и умирал. Одновременно хоронили исповедников и исповедовавшихся. Страх
смерти удерживал людей от любви к ближнему и от исполнения последнего долга
перед усопшими».
Торговое судно занесло чуму из Лондона в Норвегию, там болезнь
распространилась по всей стране, а затем вступила в Швецию и Данию. Позже
она попала в Шотландию, Исландию и Гренландию. Здесь закончился путь
«черной смерти», начавшийся в Китае.
Эта невиданная всемирная катастрофа не только уничтожила многие
миллионы людей, но и отразилась на самых разных областях жизни, сказалась
на морали тех, кто выжил. Так, в Константинополе оставшиеся в живых стали
добродетельнее, богатые раздавали свое имущество беднякам или дарили его
церкви. Богатые пожертвования скапливались в русских монастырях, а в
Германии на деньги, пожертвованные церкви в ознаменование чудесного
избавления от чумы, возводились великолепные храмы. Напротив, горожане
Флоренции и Парижа, любящие прожигать жизнь, считая, что судьба дала им
краткую передышку перед смертью, пустились во все тяжкие. Во Фландрии и на
юге Германии, да и во многих других местах, в гибели людей винили евреев:
говорили, все дело в том, что они отравили колодцы.
Многие считали, что страшное наказание господне обязывает к суровому
покаянию. Так, из Венгрии шли толпы женщин, обнажавшихся и бичевавших себя
на городских площадях. Местные жители, охваченные религиозным фанатизмом,
присоединились к этим шествиям. Эти флагелланты (самобичеватели) уверяли,
что тот, кто наложит на себя такое наказание, избежит чумы. На деле
выходило наоборот: так, во Фландрии среди самобичевателей потери от болезни
были выше; чем среди остального населения.
Многие были охвачены массовой истерией, выражавшейся в плясках до
изнеможения. Полуголые люди танцевали в церквах, домах и на улицах,
распевая богохульные песни. К танцующим присоединялись тысячи, захваченные
их буйством. На день всех святых они собрались в Льеже, чтобы убить там
священников и весь причт. Лишь с трудом удалось духовным пастырям
предотвратить массовое убийство.
Никакие врачебные меры не помогали против чумы, а строгие гигиенические
мероприятия проводились лишь в редких случаях. Некоторые города выставили
стражу, которая не пропускала в город никого из тех мест, где бушевала
чума, а кое-где, например в Венеции, создали, как мы бы теперь сказали,
городские управления здравоохранения. Но в целом чуму ничто не могло
остановить, и во многом ее разгул был связан с антисанитарией
средневекового города.
«Горожане, не выбрасывайте мусор из своих домов на улицу»
Как, собственно, выглядели немногие крупные города в Европе раннего
средневековья? Рост и развитие городов в XI и XII вв. шли параллельно с
созданием соответствующих фортификационных сооружений, чего требовало
неустойчивое политическое положение стран Европы в то время. Крепостные
сооружения опоясывали город. Число жителей росло, но пространство,
охваченное защитным кольцом, не могло увеличиваться, и так возникла
знакомая нам теснота средневековых городов. Их жителям часто попросту не
хватало воздуха. Положение осложнялось тем, что жители, переселившиеся в
город из окружающих деревень, не желали расставаться со своей живностью.
Гуси, утки, свиньи бродили по переулкам и площадям, загрязняя их. Кроме
того, новоиспеченные горожане поступали со всяким мусором и отходами, как
привыкли в деревне—вываливали их в мусорные кучи, а то и просто выбрасывали
через окно на улицу, не очень-то интересуясь, есть ли под окнами прохожие.
Туда же попадали и экскременты. Улицы поэтому были так завалены всякой
дрянью, что, бывало, члены магистрата не могли пройти в ратушу на
заседание, а настоятели—в свои церкви. Пара ходуль, особенно весной,
считалась необходимой «обувью» каждого горожанина.
Предписания по уборке мусора, принятые во второй половине XV в. в
Нюрнберге, показывают, какую отчаянную борьбу даже в это, уже сравнительно
просвещенное время приходилось вести с такими обычаями.
«В день святой Катарины (23 ноября) городской зодчий должен приказать,
чтобы мостовую подмели и навоз и мусор с моста Катарины, от городских ворот
у конюшни и фонтанов и от других ворот, где сидит городской рыбак, увезли,
дабы люди, приходящие в город на праздник, не огорчались тем, что не
подметены улицы, пусть даже вся грязь к этому времени уже замерзнет. Равным
же образом городской зодчий должен надзирать, чтобы к рождеству, масленице,
во дни, когда из собора выносят реликвии для показа прихожанам, на пасху,
троицу и на день святого Зельбальда или вообще когда в город приходит много
народа, да и в иные дни года, когда окажется совершенно необходимо, чтобы
от аптеки «У проповедников» до ратуши и фонтана, а также у канав в квартале
свечников и за ратушей, но более нигде мостовая была подметена, а весь сор
и навоз убраны...
На рыночной площади город не обязан ничего делать, понеже тут
убирать—обязанность нового госпиталя, который весь год разбрасывает тут
грязь. А буде же окажется, что мусор и грязь там слишком долго лежат, а не
собирают их в кучи и не увозят, то городской зодчий обязан иметь о том
беседу с главным лекарем сего госпиталя».
Не только в Нюрнберге, но и в других средневековых городах стража
напоминала жителям:
«Горожане, не выбрасывайте мусор из своих домов на улицу, не
подкладывайте свой навоз к дверям соседей. От вашего дома мусор надо
увозить каждые восемь дней» (так было во Франкфурте-на-Майне, а в
Нюрнберге—каждые четыре дня).
Отбросы — крысы — чума
Средневековое общество в отличие от античного не принимало мер по
защите окружающей среды. Как пишет зоолог, паразитолог и гидробиолог Ханс
Либман, можно выделить три основных недостатка в отношении людей
средневековья к своей окружающей среде:
отбросы и мусор накапливались на улицах. Сбор отходов и очистка улиц
проводились недостаточно тщательно, было мало частных и общественных
уборных;
не хватало бань;
эти антисанитарные условия приводили к эпидемиям. Увеличивалось
количество крыс, что приводило к распространению чумы. Оспа, чума и холера
свирепствовали так, как никогда не бывало в античное время.
«Духовный мир средневековья благодаря деятельности церкви в
значительной мере сохранился до наших дней, а технические и гигиенические
достижения античности, как и познания в области охраны окружающей среды, в
основном были утрачены». Скопления мусора, отходов и экскрементов на улицах
средневековых городов создавали идеальные условия для размножения грызунов,
особенно крыс. Сохранились счета за уничтожение грызунов, что дает нам
возможность представить себе масштабы бедствия. Так, хотя мюнхенский
магистрат выплачивал за уничтожение одной крысы всего 1 пфенниг, в 1525 г.
было выплачено 28 гульденов за 5985 крыс.
Еще в античные времена и в средние века высказывались подозрения, что
между крысами и чумой существует какая-то связь. Крысы были завезены в
Европу в раннем средневековье, их родина—страны Востока. До XII в. крысы не
были известны в Европе, их завезли с собой возвращавшиеся крестоносцы. По
другой теории, эти грызуны попали в Европу во время великого переселения
народов в 400— 1100 гг. нашей эры. Как бы там ни было, в средневековых
городах крысы нашли для себя идеальное пристанище и уже к концу XIII в.
стали настоящим бедствием. "Во времена Шекспира устанавливались даже дни
всеобщих молений о защите против крыс. Крысолов был важным чиновником
городского управления.
Вслед за черной крысой в середине XVIII столетия к нам пришла серая
(пасюк). Считается, что ее родина—район к востоку от Байкала и Внутренняя
Монголия. Смене более мелкой черной крысы серым пасюком способствовали
местные условия: отсутствие в городах налаженной системы сбора и удаления
отбросов позволило пасюку утвердиться в жилье человека. В этот период в
Центральной Европе, несмотря на войны, чуму и голод, продолжался рост
городов, росло население в них, увеличивалось и количество сточных вод и
всякого рода органических отходов. В XVIII в. одним из основных видов пищи
стал картофель. Этот очень важный экологический момент историки часто
оставляют без внимания, а ведь именно переход с зерна на картофель, можно
сказать, потеснил с ее позиций черную крысу, предпочитающую обитать в
зерновых амбарах. В раннем средневековье возделывание зерновых культур,
строительство деревянных домов с высокими чердаками и зачастую соломенной
крышей благоприятствовали черной крысе. Переход в позднем средневековье к
каменному строительству, выращиванию картофеля, который хранится в
подвалах, а при приготовлении в пищу дает много очисток, ухудшили условия
для черной крысы и способствовали распространению серой.
Опасность для здоровья людей, которую несут с собой крысы, частично
объясняется тем, что эти грызуны загрязняют пищевые продукты, а частично
тем, что они являются, кроме того, переносчиками заразных болезней. Они
могут передавать ящур, грипп лошадей, болезнь Васильева— Вейля (особая
форма желтухи), лихорадку от укуса крыс, сыпной тиф и чуму, а кроме того,
гельминтов—трихинелл и крысиный цепень.
Распространение чумы связано с распространением крыс, так как
возбудитель этой болезни переносится крысиной блохой. Возможен и перенос
человеческой блохой. Исследования эпидемии чумы в Венеции (1575—1577 гг.)
показали, что инфекция, видимо, распространялась как непосредственно от
человека к человеку, так и через блох. Таким образом, плохо поставленная
ассенизация городов способствовала в средние века распространению не только
крыс, но и различных видов блох».
Чума, получившая название «черной смерти» из-за черных бубонов,
появляющихся на теле больного, долгое время была самой распространенной и
наиболее опасной из заразных болезней. Вплоть до середины XVII в. она
регулярно, чуть ли не каждое десятилетие, появлялась в разных странах и
наносила большой ущерб населению. «Можно утверждать, что появление чумы
было связано с ростом средневековых городов и с недостаточными мерами по
защите окружающей среды в них. С падением Римской империи перестали
соблюдаться существовавшие до того строгие предписания относительно
устранения твердых и жидких отбросов из городов, а вслед за этим появилась
и чума. Впервые она отмечена в III в. нашей эры: эта страшная болезнь с 251
по 266 г. распространилась во многих городах цивилизованного мира. По имени
Киприана, епископа карфагенского, ей дали наименование «чума Киприана»[2].
С 531 по 580 г. летописцы говорят о «Юстиниановой чуме»[3]. В те времена
нередки были наводнения, и крысы, изгнанные водой из затопленных
местностей, сбегались в города, располагавшиеся обычно на возвышенностях.
Города буквально кишели крысами, а с ними появлялись блохи. Наблюдается
общая закономерность: при всех эпидемиях чумы болезнь как бы волнами
распространялась от побережий в глубь суши. Особенно благоприятные для крыс
условия создавались в портовых городах и на побережьях. Быстрое размножение
грызунов побуждало их расселяться подальше от моря, в глубинные районы
суши.
Вряд ли можно теперь себе представить, как бы повернулась история
средневековья, если бы не значительные потери народонаселения, связанные с
эпидемиями чумы. Так, в 1679 г. только в Вене чума унесла жизни примерно 80
тыс. человек. Примерно столько же потеряла Прага в 1681 г. Во многих
немецких городах вымерло тогда более трети населения».
Столь же ужасные последствия вызвало распространение особо опасных
болезней—холеры и оспы. Их эпидемии в средние века также были связаны с
антисанитарией в старых городах, где дома лепились один к другому.
«Запущенность общественного здравоохранения в средние века была явно
связана с недостатком знаний. Многие столетия такие болезни, как чума,
оспа, холера, проказа и тиф, оставались серьезнейшей угрозой для
человечества, и угроза их наступления была снята с нас лишь сравнительно
недавно».
В одном красочном описании Лондона XIII в. говорится об узких улочках,
похожих на тропинки, извивавшиеся между нависшими по обеим сторонам домами.
Посередине каждой из таких улочек в Темзу стекали сточные воды, куда
бросали отходы мясники, сливали ненужное варево кожевенники и мыловары.
Широкая Темза, основной транспортный путь города, играла, таким образом,
роль главного коллектора лондонской канализации. Грязная речная вода
просачивалась в подземные водоносные слои и отравляла колодцы, поэтому
водовозы, поставлявшие горожанам воду из пригородных, чистых колодцев,
никогда не сидели без дела. Многие вместо воды пили вино и пиво. «Всякие
массовые заболевания объясняли «отравлением колодцев», но на самом деле
причиной их были заразные болезни: чума, холера, тиф, оспа».
Еще в начале XVI в. выдающийся гуманист Эразм Роттердамский жаловался в
письме к своему врачу:
«Меня поражает и угнетает мысль о том, что вот уже много лет Англия
хронически поражена чумной заразой... Все полы здесь из глины и покрыты
болотным камышом, причем эту подстилку так редко обновляют, что нижний слой
нередко лежит не менее 20 лет. Он пропитан слюной, экскрементами, мочой
людей и собак, пролитым пивом, смешан с объедками рыбы и другой дрянью.
Когда меняется погода, от полов поднимается такой запах, какой, по моему
мнению, никак не может быть полезным для здоровья».
Огромную роль в избавлении городов Европы от чумы сыграл рост
санитарии, гигиены и цивилизованности, а также строительство выгребных ям и
канализации, хотя на первых порах и примитивной. Гварини[4] еще в 1610 г.
жаловался, что в Германии во многих домах еще нет «отхожих мест». Как мы
уже говорили, в средние века люди мылись редко, а одежду носили до тех пор,
пока она не истлевала.
В этой связи интересно вспомнить слова английского философа,
политического деятеля и историка Дэвида Хьюма (1711—1776) о последствиях
великого лондонского пожара 1666 г.:
«После великой огненной бури город очень быстро отстроился заново, и
строители проследили за тем, чтобы улицы были сделаны более широкими и
прямыми, чем до сих пор. Как ни велико было несчастье, его счастливые
последствия оказались еще больше, так как после пожара Лондон оказался
значительно здоровее. Чума, бушевавшая здесь по два-три раза в век, а в
промежутках между крупными эпидемиями таившаяся в каком-нибудь из самых
грязных уголков города, со времени этого великого бедствия не появлялась ни
разу».
Опыт великих эпидемий во всех странах заставил зодчих и планировщиков
учитывать при строительстве городов и жилищ гигиенические аспекты.
|
