В августе 1958 года после многократных попыток свергнуть режим диктатора
Батисты Фидель Кастро направил на запад страны две колонны под
командованием К. Сьенфуэгоса и Че Гевары, которые в октябре достигли
провинции Лас-Вильяс и соединились с местными повстанческими силами. В
ноябре Повстанческая армия в Орьенте спустилась с гор и начала общее
наступление, в ходе которого все 4 фронта повстанцев на востоке Кубы
соединились. Деморализованная батистовская армия разваливалась.
Повсюду население с энтузиазмом присоединялось к повстанцам. К
концу декабря почти вся провинция Орьенте оказалась в руках повстанческой
армии, блокировавшей в Сантьяго 5-тысячный гарнизон правительственных
войск. Гевара начал штурм Санта-Клары – центра провинции Лас-Вильяс. В ночь
на 1 января 1959 г. Батиста бежал с Кубы в Доминиканскую Республику, а
затем в Испанию. В Гаване была сформирована военная хунта. 1 января
капитулировал гарнизон Сантьяго и повстанцы заняли город. В тот же день
пала Санта-Клара. По призыву Ф. Кастро в Гаване началась всеобщая
политическая забастовка, народ заполнил улицы. Хунта не продержалась и
дня. В течение 1 и 2 января 1959 года вся страна оказалась под контролем
Повстанческой армии и восставшего народа. Вечером 2 января передовые части
Повстанческой армии во главе с Геварой достигли Гаваны. 8 января в Гавану
вступили главные силы Повстанческой армии во главе с Фиделем Кастро,
восторженно встреченные населением. Движущими силами победившей 1 января
1959 года революции были рабочий класс, крестьянство, студенчество,
городские средние и мелкобуржуазные слои. Значительные круги местной,
преимущественно средней, буржуазии поддержали борьбу против диктатуры, хотя
активного участия в революции не принимали.
Режим Батисты пал, помимо всего, из-за его жестокости. Тысячи его
противников были подвергнуты пыткам или убиты, или то и другое. Коррупция
была до сих пор распространена, бедность оставалась бедностью. Поддержка
Батисты организованным рабочим классом иссякла. Батиста потерял
общественную опору, но он не стремился расположить к себе и местную элиту,
контролировавшую большинство кубинских богатств. Его переворот в 1952 году
не покончил с насилием, на что надеялись многие кубинцы, а, наоборот, ещё и
увеличил его. Экономический спад в 1958 году вызвал всеобщее недовольство,
в то время как сжимание экономической конкуренции и контроль Соединенных
Штатов помогли слоям среднего класса и буржуазии благосклонно отнестись к
самоуверенной националистической политике, обещанной Кастро. Режим Батисты
пал также из-за своей незаконности. Он захватил власть накануне всеобщих
выборов, выдвинувших других кандидатов, и сохранял своё правление путём
репрессий. Кастро сделал не менее двадцати пяти разоблачений Батисты,
опубликованных в прессе. В действительности диктатор недооценил своего
самого решительного противника, освободив его после того, как Кастро
отсидел около двух лет из пятнадцатилетнего приговора, и приуменьшал
угрозу, созданную силами бунтовщиков, пока не было слишком поздно.
Итак, режим Батисты был уничтожен. Однако перед Кубой сразу возникло
множество проблем. Имея высокоразвитое общество, Куба не могла провести
требуемых структурных реформ, пока она находилась в ловушке одной сахарной
культуры. Любая попытка изменения ситуации грозила недовольством со стороны
США, военное или просто дипломатическое вмешательство которых определяло в
прошлом курс кубинской политики. Таким образом, Кастро вступил в вакуум
власти, образованный не только им. Он умело ухватился за возможности,
предложенные соединением исторических условий, необычных для Кубы. Более
того, своим успехом Кастро обязан в равной мере как талантливому
использованию средств массовой информации, так и партизанской кампании.
Хотя некоторые формы разногласий между Кубой и США были неизбежны, с
самого начала конфликт разгорелся из-за взаимной подозрительности и
непонимания. Первоначальная симпатия к Революции среди широких кругов
американцев постепенно уступила место тревоге при виде судов и казней
приближённого к Батисте персонала, подвергнутого пыткам и казнённого вскоре
после победы. Американские стандарты правосудия вряд ли могли бы
применяться в стране, которая многие годы страдала от жестокой диктатуры.
Закон о земельной реформе, военное и торговое соглашение, заключённое между
Кубой и Советским Союзом, только усилили опасения администрации США, что
Куба становится коммунистическим островом.
Следует также вспомнить, что из-за своей стратегической позиции и
исторических связей с Соединенными Штатами Куба считалась многими
поколениями американских политиков частью обороны южного фланга США и
ценным ключом к контролю за карибскими флотильными проходами в
Панамский канал и из него. Вскоре среди кубинцев возникли подозрения,
что США помогают контрреволюционерам захватить власть. Администрация
США под руководством Эйзенхауэра секретно дала указания ЦРУ
сформировать полувоенные войска для акции против кубинского
правительства.* Устный спор между двумя странами перерос в ряд мер и
противодействий. Когда кубинское правительство национализировало у
иностранных собственников заводы по очистке бензина после их отказа
обрабатывать сырую нефть, купленную у Советского Союза, правительство
США отменило кубинскую квоту на сахар. Кубинцы ответили захватом
крупнейших американских компаний, действующих на острове. Со стороны
США последовал запрет на торговлю с Кубой. Через некоторое время Куба
национализировала не только все оставшиеся предприятия, но также
крупные фирмы кубинских собственников.
Динамика развития американо-кубинского конфликта заставила
революционное правительство ускорить процесс политической и
экономической централизации. Кастро правильно рассуждал о том, что
неясно вырисовывающаяся конфронтация с Соединёнными Штатами позволит
быстро выполнить то, что в действительности являлось более долгосрочной
стратегией.
Кризис поляризовал кубинское общество. Именно с этого времени
начинается массовая эмиграция с Кубы. С середины 1960 года первая волна
эмигрантов покинула Кубу для проживания в изгнании в Соединённых
Штатах. Пока это, в большей степени, были выходцы из деловой и
профессиональной элиты Кубы, их отъезд устранял потенциальный источник
оппозиции новому режиму и ускорил, таким образом, процесс политической
централизации.
Наконец, в апреле 1961 года долгожданные отряды интервентов,
составленные из кубинских изгнанников, отплыли из Никарагуа вместе с
эскортом американского военно-морского флота. Новый американский
президент Джон Ф. Кеннеди одобрил план вторжения, разработанный ушедшей
администрацией, но запретил использовать силы США в сражении. Высадка
происходила в двух местах, одно из которых называется Плайя Хирон,
находящееся в Заливе Свиней. Однако план вторжения потерпел неудачу, и
интервенты были разбиты. Большую роль в этом сыграло то, что Фидель
исследовал вдоль и поперёк эту местность, разрабатывая план осушения
болот.
Ещё до середины 70-х годов из Кубы по разным причинам выехало,
главным образом в США, более полумиллиона человек, в том числе примерно
0,3 млн. – из Гаваны. Причины отъезда были разные: неприятие революции,
семейные обстоятельства, в том числе воссоединение с родственниками,
многие из которых покинули Кубу ещё до революции. Среди покинувших
страну были врачи, довольно много инженеров, преподавателей,
квалифицированных рабочих. Центром скопления враждебной Ф. Кастро
кубинской эмиграции в США стал курортный город Майами во Флориде.
Сейчас общее количество проживающих на юге Флориды кубинн_и во Флориде.
Сейчас общее количество проживающих на юге Флориды куби_нули Кубу ещё
до революции. Среди покинувших страну были врачи, довольно много ибными
группами, проживающими в Соединённых Штатах. Это самосознание кубинцев
США. Каждая диаспора тайно, или же открыто считает себя уникальной, а
также той, против которой направлены все действия той среды, в которой
она находится. И в этом кубино-американское население южной Флориды –
не исключение. Однако, так же, как и евреи, армяне и русские до них,
кубинцы Майами стремились рассматривать себя как sui generis. Для
изгнанника главное – память, и, прежде всего, память о ранах. Однако
то, что может явиться необходимым для группового выживания внутри
данной общности, её окружению, которое не разделяет ни воспоминаний, ни
ран, непременно покажется болезненным клановым самопоглощением. Именно
этот момент присутствует в отношениях кубинской общины на юге Флориды с
некубинским населением Майами, и, в более широком смысле, с
общественным мнением США в целом.
Необходимо помнить, что первые кубинские изгнанники, которые прибыли
после победы Кубинской Революции по-настоящему верили, что вернутся
домой через несколько месяцев. В этой вере их укрепляли Соединённые
Штаты, особенно при администрации Кеннеди. Во время спонсированного
Соединёнными Штатами вторжения на Кубу специальных отрядов,
составленных из выходцев с Кубы и натренированных ЦРУ (операция,
закончившаяся так плачевно в Заливе Свиней), общественность кубинского
Майами верила, что Соединённые Штаты обязались свергнуть режим Кастро.
И, несмотря на неудачи, большинству кубинских выходцев хотелось верить,
что, по словам предпринимателя Панчо Бланко, «неважно сколько раз они
нас подводили, всё равно Соединённые Штаты были нашим лидером».
После окончания кубинского ракетного кризиса (рассматриваемого в
Майами как ещё одно предательство), Соединённые Штаты воздержались от
обещания кубинской общине военной поддержки. Но они молчаливо
продолжали одобрять то меньшинство внутри этой общины, которое всё ещё
мечтало о военных действиях, направленных на то, чтобы свергнуть
Кастро. Соединённые Штаты в значительной мере закрыли глаза на попытки
некоторых террористических групп, располагавшихся в южной Флориде,
начать атаку Кубы, поскольку каждая администрация, от Кеннеди до
Клинтона, за единственным исключением Джимми Картера, приходила в
кабинет, перенимая американскую враждебность режиму Кастро и надежду
Америки на его возможное исчезновение. Разные администрации уделяли
больше или меньше значения кубинской «проблеме» по очевидным причинам.
С точки зрения Вашингтона американо-кубинские отношения в большой
степени были аспектом американо-советских отношений. Параллельно с тем,
как вспыхивала и затухала холодная война, изменялась и интенсивность
спонсирования Кубой партизанских движений в Центральной и Южной
Америке, а также интенсивность разворачивания Соединёнными Штатами
своей кампании против Кубы.
Однако следует отметить, что в основном американское отношение к
режиму Кастро совпадало с настроениями внутри кубинской общины в
Майами. Доказательство этого – постоянное торговое эмбарго, которое
изначально установил президент Кеннеди и которое до сих пор остаётся в
силе. Каковы бы ни были начальные цели эмбарго, фактом является то, что
советские субсидии вскоре выявили бесполезность этого положения как
практического инструмента для свержения режима в Гаване. На протяжении
последних 30 лет его действительное значение было скорее символическим
– как видимая пропаганда враждебности к режиму Кастро и всему, на чём
он был основан. Но всё же доминирующим взглядом на проблему было то,
что эмбарго может быть снято только тогда, когда на Кубе будет
установлена демократия – что, по сути дела, означало, когда падёт
Кастро.
Проблема заключалась в том, что, в то время как для администрации в
Вашингтоне проблема Кубы носила в большой степени стратегический
характер, то в умах членов кубинской общины беженцев она занимала
центральное место. И это привело к постоянному чувству
противоречивости и взаимного непонимания в отношениях между кубинскими
беженцами в Майами и Вашингтоном. Если бы администрация настояла на
том, что она обязуется «восстановить демократию» на Кубе, то
американские кубинцы рассматривали бы это обязательство как нечто, что
вернёт их домой, так как с точки зрения этих людей такое
«восстановление» было затруднено не только существованием режима
Кастро, но и тем, что они сами до сих пор не вернулись на остров.
Что же отличает ситуацию с кубинскими беженцами от остальных
подобных ситуаций? Это, пожалуй, факт географической близости. У
русских, покинувших Санкт-Петербург и Москву, не было возможности
отдохнуть, пока они не добрались до Берлина или Парижа; евреи
разъехались по всему миру, от Испании до Харбина; то же самое можно
сказать и про армян, которые после бегства из Анатолии расселились
немного немало в Калифорнии. Кубинцев же забросило на небольшое
расстояние от дома, тем не менее, разрыв с прошлым был тотальным. С
1959 по 1979 гг. почти ни одному кубинцу не было разрешено вернуться на
Кубу, даже с простым визитом. В то же самое время, всё происходило так,
как если бы то, что кубинцы оставались в Майами, означало
психологически оставаться в состоянии готовности вернуться домой, как
только это станет возможным.
Кубинские беженцы многое привнесли в культуру и жизнь Майами, и это
не единственный случай, когда пришлая группа населения трансформирует
атмосферу американского города. Но, в отличие, скажем, от ирландцев в
Бостоне или евреев в Нью-Йорке, кубинцы никогда не смогут почувствовать
себя дома, будучи в Майами, несмотря на то, что они изменили его.
Сплочённость кубинской общины в США всегда сопротивлялась условиям,
которые исторически всегда разрушали сплочённость прочих диаспор.
Разумеется, многие кубинцы заключают межнациональные браки с не
кубинцами, и, в то время как высшие эшелоны профессиональных и деловых
учреждений по-прежнему остаются состоящими в подавляющем большинстве из
англо-саксонцев, то прибывающие отряды докторов, юристов, брокеров и
предпринимателей в большой степени состоят из лиц, имеющих кубинское
происхождение.
Число кубинцев во Флориде постоянно увеличивается. Администрации
обычно не ограничивали их приток в страну, так как кубинцы имели статус
беженцев и связанные с этим особые права. Однако, столкнувшись в 1994
году с более чем сорока тысячами кубинцами, направляющимися на лодках
во Флориду, администрация Клинтона нарушила закон и обычай и отказала
беженцам высадиться, вместо того, чтобы направить их на американскую
базу в заливе Гуантанамо (Куба) вместе с беженцами с Гаити. Это решение
ошеломило кубинцев в Майами. Без всякого предупреждения их особый
статус был аннулирован. С их родственниками, вместо того, чтобы
рассматривать их как беженцев, спасающихся от тирании Кастро,
обращались, как с беженцами, которые стоят у «ворот» Америки и шумно
требуют чего-то особенного. Здесь чувствовалось возрастающее нежелание
принимать нелегальных мигрантов.
В действительности, перед тем как принять это решение, администрация
проконсультировалась не только с правителем штата Флорида, Лоутоном
Чайлзом, но и с Хорхе Мас Каноса и другими представителями Кубино-
Американской Национальной Организации (организации, представляющей
интересы кубинцев США), и они неохотно согласились на это. Данное
решение сопровождалось рядом суровых новых ограничений по поводу
поездок американских кубинцев на Кубу и пересылки денег (в этом
вопросе Организацию пришлось уговаривать какое-то время). Тем не
менее, эта уступка со стороны Организации не имела никакого значения
по сравнению с общим радикальным изменением в обращении с кубинцами,
пытающимися попасть в Соединённые Штаты как обыкновенные мигранты.
Многие в кубинском Майами избрали точку зрения, что такая политика
являлась лишь временной реакцией на чрезвычайную ситуацию, и
утверждали, что, позволяя мигрантам покидать Кубу, Кастро хотел
достичь своих собственных целей.
Без сомнения, в каком-то смысле так и было. Но администрация
Клинтона прекрасно понимала, что Кастро был готов поступить таким
образом опять, причём в любой момент, когда ему захочется, так как, по
крайней мере миллион кубинцев из одиннадцати миллионов населения
острова уехали бы, если бы у них была такая возможность. Некоторые
кубинцы в Майами и сочувствующие им в Конгрессе призывали к военно-
морской блокаде США, которая, по их мнению, одновременно предотвратит
дальнейшую массовую миграцию и, как они утверждали, наконец, уберёт
Кастро со сцены. Администрация Клинтона поступила разумно, понимая
политический риск дальнейшей массовой миграции, и предпочла
договориться с Гаваной. Результат был наихудший из всех возможных, с
точки зрения кубинских беженцев. Большинство из двадцати двух тысяч
кубинцев в Гуантанамо были допущены в Соединённые Штаты, но отныне все
кубинские эмигранты, взятые на море, доставлялись обратно на Кубу, так
же, как и беженцы с Гаити. 10 мая, спустя шесть дней после того, как
новая политика в отношении беженцев была провозглашена, тринадцать
кубинцев, которых взяли несколькими днями раньше, были доставлены
береговой охраной Соединённых Штатов на кубинскую военно-морскую базу
Бахиа де Каванас, 40 миль от Гаваны. Вот какую оценку этому событию
дал Франсиско Эрнандес, человек, занимающий должность президента
Кубино-Американской Национальной Организации: «Это день позора для
Соединённых Штатов. Вооружённые Силы США нарушили своё обязательство
защищать беззащитных и нападать на агрессора». На следующий день в
Майами были демонстрации, а среди политически менее активного
большинства царило опустошающее чувство потрясения. Потому что всем
было ясно: что бы ни думали об этом кубинцы южной Флориды,
администрация Клинтона декларировала, что длившееся в течение 36 лет
сотрудничество между правительством США и общиной кубинских
изгнанников закончилось.
Без сомнения, близятся и другие потрясения. Есть тенденция к
постепенному расшатыванию, ослаблению торгового эмбарго, и эта
тенденция убыстряется в связи с американскими бизнес интересами. Ясно,
что администрация Клинтона больше не боится кубинского Майами, и если
есть что-то, что отличает внешнюю политику администрации, то это
намерение удовлетворять торговым интересам США, насколько это
возможно.
Уныние и самокритика, распространённые в южной Флориде в
настоящий момент, могут в действительности стать началом нового
реализма среди кубинцев Майами. Хотя это не означает, что мечта о
возвращении немедленно должна исчезнуть, или что они перестанут
считать себя обществом, стремящимся превратиться из политических
беженцев в обыкновенную американскую этническую группу. По-прежнему,
кубинцы чётко осознают себя кубинцами, и, если учесть свободолюбивый
национальный характер кубинцев, то можно с уверенностью сказать, что
на сегодняшний день кубинцы, наряду с мексиканцами, являются одним из
народов США с наиболее чётким и развитым самосознанием.
Кубинские беженцы 36 лет жили между постоянным разочарованием
и постоянным ожиданием возвращения. Они также ждут, когда же, наконец,
американское правительство задумается всерьёз о том, чтобы отстранить
Фиделя Кастро от дел. И эта надежда на протяжении лет оставалась
непоколебимой, даже несмотря на то, что кубинская община в Майами
менялась сама по причине того, что со сцены постепенно уходили люди,
жившие на Кубе как взрослые ещё до 1959 года, а также, несмотря на
рост поколений, рождённых уже в Америке и прибытие новых иммигрантов с
острова. За последние 15 лет кубинцы, прибывавшие в США, очень
различались культурно, социологически и даже, в какой-то степени, в
расовом отношении, так как последние прибывшие начали целую цепочку
небелой кубинской иммиграции.
Изгнанник, конечно же, всегда надеется, даже когда надежда почти
неосуществима, и всегда сохраняет, по возможности, коллективное
чувство исключительности. Но в случае с кубинцами южной Флориды эти
мечты о возвращении оказались не безосновательными. С 1966 года (год
подписания Акта о Кубинском Регулировании) и по сей день, кубинцы
рассматривались как политические беженцы, а не иммигранты. Обычные
американцы, как в южной Флориде, так и в целом по стране с трудом
могли привыкнуть к мысли, что кубинцы являются беженцами, а не
иммигрантской группой. Но кубинцы могли продемонстрировать это, указав
на особое обращение с ними, что отличало их от любых других
коллективов в Соединённых Штатах. И это было свидетельством того, что
правительство соглашалось с их собственной интерпретацией своего
положения, а не с общественной.
Эта разница порождала неприязнь, которая время от времени возникала
в южной Флориде между кубинцами, которые сейчас играют довольно важную
роль в жизни Майами, и некубинцами, которые стремились рассматривать
своих кубинских соседей как группу, добившуюся многого за последние 36
лет, в частности, благодаря особым привилегиям. И эти привилегии не
получали другие группы, прибывающие в Америку. Другими словами, здесь
речь идёт об иммигрантской группе, которая, определённо была не хуже,
чем, скажем, ирландская или итальянская. Но суть взаимного непонимания
заключается в том, что, так или иначе, кубинцы южной Флориды
рассматривали себя не как иммигрантов, а как изгнанников, беженцев.
И, с точки зрения беженцев, каждый час из этих 36 лет, с тех пор,
как Кастро взял власть, был часом добавленных страданий. Никакой
материальный успех, настаивают они, не может возместить потерю родной
земли – особенно, если эта земля находится всего в 140 милях от их
места жительства в южной Флориде. Они изменили Майами, но, каким бы
уютным он ни был, это не Гавана и никогда не будет ею.
Настоящая же задача города Майами сейчас – помочь этим кубинцам
сопротивляться соблазну ассимиляции с окружающим населением и
предоставить им гражданский контекст, внутри которого они могли бы
сохранять свой статус беженцев.
Конечно, многие кубинские беженцы, особенно те, которые приехали в
Соединённые Штаты детьми, быстро влились в общий американский поток. И
после 36 лет многие кубинские беженцы, и, вероятно, многие
американские кубинцы, рождённые уже в США, не заинтересованы в
возвращении на остров, даже если Кастро будет свергнут. Голосование
«Майами Геральд» показало, что впервые довольно значительное число
жителей кубинского Майами могли допустить, что не вернутся на Кубу.
Но, тем не менее, почти никто из людей кубинского происхождения не
описал бы себя как просто американца. Важно также и то, что почти
никто из них не отрёкся от мысли о возможности однажды вернуться на
остров. В этом заключается отличие кубинцев Майами от более маленьких,
но довольно существенных кубинских общин в Лос-Анджелесе, Чикаго и Нью-
Йорке. Кубинцы Майами могут говорить при опросе, что они не верят в
то, что когда-нибудь вернутся навсегда, но, на самом деле, они до
конца не отрекаются от веры в такую возможность, скрывая своё решение
до тех пор, пока Кастро не исчезнет со сцены.
Такая позиция является как чисто кубинской, так и чисто
американской. Она просто отражает тот факт, что многие люди в Майами
действительно многое пережили. Для поколения людей, которые покинули
Кубу взрослыми это вопрос потерянной собственности и статуса, вопрос
людских судеб, подвергнувшихся изменению в Соединённых Штатах. Это
потери, которые никогда не смогут быть возмещены, разве только, в
какой-то степени, символически, путём отстранения Кастро от дел.
Никогда не прекращать надеяться стало вопросом чести. Молодые же
поколения, особенно те, у которых не было никакой памяти о жизни на
Кубе, имели опыт взросления в Майами в атмосфере общины беженцев, за
обеденным столом слушая истории о потерянной стране. Но для молодого
поколения присутствует американская вера в то, что судьба человека не
определена, а победа одних над другими не постоянна. Поэтому оптимизм
в какой-то степени всё же присущ молодым поколениям кубинцев США.
С 1980 года и до настоящего времени более чем 200 000 новых кубинских
иммигрантов прибыли в Майами. Несмотря на все разговоры о том, что
кубинцы вернутся домой после того, как Кастро уйдёт со сцены,
продвижение кубинцев на север сохраняется, и, похоже, будет
продолжаться, что бы ни случилось на острове. Власти штата Флорида уже
разработали план по поводу массового продвижения около полумиллиона
кубинцев на север на случай, если режим Кастро внезапно падёт.
Во время крушения Советского Союза общественность кубинского
Майами сделала заключение, что настал долгожданный момент беженцев, и
что распад Советского Союза обязательно приведёт к падению режима
Кастро. Многие считали, что коммунизм не мог выжить в Гаване, если он
не смог выжить в Москве, особенно если принимать во внимание то, что
режим Кастро стал к тому времени очень сильно зависеть от советских
субсидий.
Однако случилось так, что режим Кастро пошатнулся, но не
развалился. Фидель, казалось, выбрал китайский вариант сочетания шагов
по направлению к рыночной экономике и укреплённой однопартийной
системы. Очевидно то, что кубинское правительство пока ничего не
смогло сделать для того, чтобы обеспечить стабильный экономический
рост. Тем не менее, количество иностранных инвестиций неуклонно
растёт, и чувство осады, бросавшееся в глаза большинству посетивших
Гавану несколько лет назад, уступило место осторожному предвкушению
того, что скоро дела на острове пойдут в лучшую сторону.
Кубинские беженцы продолжают поддерживать торговое эмбарго,
несмотря на их озабоченность тем, что Кастро вообще не будет свергнут,
если события примут сегодняшний курс. Но их отношение к этому эмбарго
и их участие в нём стало более противоречивым. Они рассматривали
Кубинский Демократический Акт(1992) как последнее звено, завершившее
картину кубинского социализма. Хотя Акт содержал
|
