Данил Корецкий
Принцип карате
Цель атаки в карате - вывести противника из боя по возможности одним
ударом. К этой цели ведут следующие средства:
удары наносятся с максимально достигаемой скоростью;
удары нацелены в жизненно важные центры противника;
каждый должен наноситься с мыслью, что это единственный шанс одолеть
противника, чтобы в удар была вложена вся энергия и сила.
Р. Хаберзетзер (3-й дан).
Путеводитель Марабу по карате.
Преамбула
На пустыре между школой и филармонией - традиционном месте всех тол-
ковищ, и больших и малых, Гарандин бил Колпакова. По принятым в микрора-
йоне меркам происходящее не относилось даже к малым - обыденный эпизод
уличной жизни. Один выступал не по делу, другой за это с него получает.
Так и было. Гарандин подошел в шумной толчее последней перемены, гля-
дя в сторону, сказал:
- Я с тебя имею.
И удалился скользящим боксерским шагом.
Теперь он получал. Вначале удары были несильными, простой обряд уни-
жения, потерпи - тем дело и кончится, даже следов на физиономии не оста-
нется. Но Генка, проявив крайнюю глупость, дал сдачи, зеваки оживились,
сидящий в стороне на штабеле досок Бычок настороженно дернул круглой
стриженой башкой с проплешинами то ли лишаев, то ли шрамов. А Алька во-
шел в азарт и замолотил вовсю: расквасил Генке нос, губы, подбил глаз, и
по животу навешал, и в солнечное...
Грош ему цена, хоть и боксер, вон сколько кирпичей, палок под ногами,
драл бы без оглядки до самого дома, если бы не щербатый ублюдок с метал-
лическими - взамен выбитых - зубами, веселящийся в полную меру своего
недалекого разумения:
- Лупи, братан, насмерть, га-га-га! Ложи, ложи в нокаут! Вот так, мо-
лоток!
Генка упал сам: отступая, зацепился за камень, но Гарандин торжест-
венно поднял руки, отмечая чистую победу!
- Пусть знает, как выступать! - Бычок спрыгнул на землю. - Дай пару
рваных, надо обмыть это дело.
Зеваки потянулись вслед за братьями, толковище опустело быстро, как
после заурядного спектакля. Только для одного человека происходящее ока-
залось не рядовым житейским фактом, а чрезвычайным событием. Генка был
самолюбив. Его никогда не били. Впервые он испытал чувство унижения.
Первый раз в жизни он струсил. Это угнетало больше всего.
К счастью, матери дома не оказалось. Петуховым он тоже не попался на
глаза, хотя долго обмывал холодной водой распухшее лицо.
Из ванной проскользнул в комнату, лег, накрылся с головой одеялом.
Детская привычка. Но в его возрасте уже не удается так легко спрятаться
от неприятностей и печалей реального мира.
На душе тяжело. А что особенного случилось? Все уже в прошлом. За-
быть, сделать вид, что ничего не произошло, обмануть самого себя. Девять
мальчишек из десяти так бы и поступили, тем самым закрепив на подсозна-
тельном уровне рефлекс труса. Генка совершенно точно знал, что этот путь
ему не подходит.
Воображение услужливо рисовало сладкие картины мести, но он их прого-
нял, не желая уподобляться беспомощным слабакам, находящим утешение в
собственных фантазиях.
Попробовал думать о приятном: синие сумерки, плещущая вокруг черная
вода, рыжий костер, стреляющий искрами, когда он палкой выгребал обуг-
ленные рассыпчатые картофелины, темный силуэт Лены на фоне желтой палат-
ки...
- Ты знал, что Саша не вернется?
- Откуда? Сказал: возьму ребят и обратно. Может, с лодкой что?
- Знал. Просто ты украл меня по-настоящему... Не ожидала. То-то Алик
взбесится.
"При чем здесь он?" - хотел спросить Генка. В последнее время Гаран-
дин начал кадрить Лену, а поговаривали, что он водится с девчонками не
просто так. Генка путался под ногами, мешал и сегодня, в походе, Гаран-
дин прямо предупредил, чтобы он отвалил, иначе пожалеет. Генка не отве-
тил, зная, что через час в условленное место подойдет на лодке Зимин и
они своей компанией отправятся на Зеленый остров, и Лена будет с ними.
Но почему она вспоминает этого хлыща?
- Пусть бесится, наплевать!
- Не ожидала...
В голосе Лены слышались странные, непонятные ему интонации. Она вооб-
ще была другой - за два месяца, что они встречались, он не знал ее та-
кой, хотя вряд ли смог бы объяснить, в чем состоит перемена. И позже, в
палатке, спасающей от ветра и комаров, вдруг наступил миг, когда ему по-
казалось, что она ждет от него опытности, которой он не имел и которой
она, конечно же, тоже не могла ожидать. Он убедил себя, что ошибся, пау-
за длилась вечность, и она спросила:
- Ну что, будем спать?
Тогда вопрос показался обычным, а сейчас вдруг приобрел скрытый отте-
нок, и все неясности и странности поведения Лены добавили горечи в его
нынешнее состояние.
Яркая объемная картина приятных воспоминаний поблекла, стала плоской.
Было холодно, дым костра выедал глаза, и эти комары... А у Саши испор-
тился мотор. Как бы Гарандин и с ним не учинил расправу...
Отвлечься не удалось, и заснул Генка с черными мыслями.
В школу он не пошел, ставил холодные компрессы и примочки из бодяги,
скрывая от самого себя, ждал Лену: слухи обязательно разнесутся, и она
вполне может зайти проведать.
Но пришли только Сашка с Николаем.
- К врачу не ходил? Этот гусь хвастает, что послал тебя в нокаут. На-
до проверить, нет ли сотрясения мозга...
- Все нормально.
Генка испытывал неловкость за свою разрисованную физиономию. И за
что-то еще.
- Может, втроем его? Да и Бычка заодно?
- Не выйдет. Бычок всю шпану приведет под школу.
- Да-а...
- Ты смотри, в четверг контрольная по физике. Анна Павловна говорит -
решающая.
- Куда я с такой мордой?
- Наплюй! Скоро экзамены.
- Ты бы наплевал?
- Да-а-а...
Натянутость не проходила.
- Ленка знает? - через силу спросил Генка.
- Уж наверно. Этот гусь от нее не отходит. Он какой-то новый поход
затевает, на два дня. Возьму, говорит, только избранных.
- Вот гад, что придумал! - Обычно сдержанный Николай сжал кулаки. -
Из двоек не вылазит, а туда же - "избранных"!
- Много званых, да мало избранных, - блеснул начитанный Саша.
- И Ленка тоже... Она жила в старом доме возле сквера, в детдоме сво-
его двора не было, нас туда гулять водили. Выйдет на балкон, расфуфырен-
ная, с бантами, ест шоколадные конфеты, мы таких и не видели, иногда
бросает вниз по одной. Только бросает не просто так, надо кружком хо-
дить, руки перед грудью, будто собачки на задних лапах хоровод водят.
Многие дети ходили, дрались из-за этих конфет, а она хохочет, в ладоши
хлопает.
Тося-дворничиха раз увидела, она с войны контуженая, мы думали, злая,
нас не любит, а тут схватила камень, как пустит им в окно... Мамаша у
нее этакая барыня, а тут выскочила и в крик по-базарному, да куда ей с
Тосей тягаться.
- Ты это к чему?
- Да к тому. Она уже тогда себя выше других ставила. И сейчас с этим
ничтожеством спелась. Так что не о чем тебе переживать. И не о ком.
Слово было сказано. Неудачливого мальчика Гену пожалели и успокоили.
И так может быть в жизни не раз и не два. Если...
Надо было думать, как жить дальше.
Через несколько дней Генка отправился к Рогову, Рогов был знаменит.
Еще стояла возле ДФК щегольская "Волга" с серебряными перчаточками на
зеркальце за лобовым стеклом, еще терпеливо дожидалась мужа у входа кра-
савица Стелла, еще охотились за автографами поклонники и поклонницы, еще
не истрепались спортивные костюмы с гербом и надписью "СССР".
Со стороны казалось, что чемпион на вершине, что поражение - досадная
случайность, что впереди снова бесконечная череда побед. Но сам Рогов
знал, что это не так, чувствовал, что сделал первый шаг с ринга, хотя и
не подозревал, как далеко придется идти. И глаза у него были тусклыми и
печальными.
- Что, тезка, обиделся? - Рогов жестко взял Генку за подбородок,
крутнул вправо-влево, усмехнулся невесело. - И ты хочешь выучиться
драться, чтобы их проучить?
Чемпион не признавал скоропалительных, принятых под влиянием ситуации
решений и никогда не брал к себе обиженных и жаждущих мести. Но с Генкой
они десять лет прожили в одной квартире, это меняло дело.
- Давай, попробуй... Если охота не пройдет. И если получится.
Через месяц Рогов оставил Генку после тренировки.
- Ты почему в лицо не бьешь первым? Не знаешь? Сказать? Ждешь, пока
тебя ударят, чтобы озлился! Значит, характера не хватает. А без характе-
ра какой бокс?
Когда-то, в пору жизни в коммуналке, Рогов считал Генку младшим бра-
том и сейчас вовсе не хотел его обидеть.
- Я тебя не гоню - ходи, занимайся, я просто объяснить хочу... Ты ду-
маешь, в бою сколько раундов? Три? Неправильно! Это только на виду три.
А перед ними - сто или триста. И после них столько же. Ты со своей мяг-
котелостью еще в предварительных проиграешь. Потому что все будут знать
твою слабость и будут использовать ее как тактический прием! В боксе, да
и не только, в любом противоборстве жалости быть не должно! Кто злей,
кто сильней - тот впереди.
Генка молчал. Рогов, наверное, был прав, но его правота не убеждала.
И чемпион почувствовал неприятие своих слов.
- Знаешь, почему я проиграл первенство мира? Не поскользнулся, нет,
это объяснение для журналистов. И не перетренировался до потери формы -
это для спортивного начальства. Просто мне за все предыдущие годы так
набили голову, что иногда нарушается координация, в глазах плывет... Вот
она, правда, но ее только Литинский знает. Потому я и ушел из сборной...
Рогов подошел к снарядам.
- А тебе рассказал, чтобы на всю жизнь запомнил - не жди, пока уда-
рят. Молоти первым!
Он лениво ткнул мешок и рефлекторно добавил левой. В пустом зале гул-
ко разнесся хлесткий шлепок знаменитого, некогда победного удара.
- А не можешь - бросай вообще это дело. Оно тебе и ни к чему. В шах-
маты играешь, учишься отлично, на олимпиадах грамоты берешь... Зачем
лезть под кулаки?
Рогов обнял Генку за плечи, улыбнулся.
- А случ чего - беги ко мне, не дам в обиду!
Стелла сидела в машине, лучезарно улыбаясь. Рядом толклись любопыт-
ные.
- Идет, идет...
- Рог еще себя покажет!
- Многих забодает...
- Когда снова в сборную?
- Можно автограф?
Чемпион снисходительно улыбался, расписывался в подставленных блокно-
тах, вскидывал в приветствии мощную руку. Спокойный и уверенный, как
всегда, он ловко сел в машину, газанул так, что провернулись на асфальте
колеса, заложил лихой вираж и скрылся за поворотом. Толпа восторженно
смотрела вслед.
- Рог свое возьмет...
- Он тренируется тихо, без афиши...
- Рог, Рог, Рог...
И только он, Генка Колпаков, знал, что это остаточная инерция славы.
Домой он шел пешком, размышляя.
Рогов прав. Ему не нравилась прямолинейная грубость бокса, не нрави-
лись развинченные пацаны, сквернословящие и плюющие на пол в раздевалке,
не очень-то скрывающие, что готовятся к уличным дракам. Бросить! И ос-
таться беззащитным перед Гарандиным, Бычком и прочей швалью. Нет, черта
с два!
В школе не ладилось. Казалось - все обсуждают его позор, смеются за
спиной, тычут вслед пальцами. Нахватал четверок, по алгебре умудрился
получить тройку. Лена ходила с Гарандиным, оскорбленный Генка делал вид,
что ему все равно. Да и что здесь изменишь?
С тренировками тоже дела не шли на лад. Бить в лицо научиться не мог,
сам получал удары, проигрывал, с обреченностью отчаявшегося продолжал
заниматься.
Вмешался случай. За нарушение режима Литинский выгнал Гарандина из
своей секции, а Рогов взял к себе. В зале стало тесно. Ненавистный со-
перник насмешливо рассматривал Генку, подавал ядовитые реплики. Генке
казалось, что тот видит его насквозь. Он пропустил одну тренировку, вто-
рую, потом две сразу, а потом и вовсе забросил перчатки на шкаф.
Говорят, случайность есть проявление закономерности. Через пару не-
дель кто-то из дворовых ребят бросил камешек в окно.
- Петька Котов приехал, айда змею смотреть!
Кроме чучела кобры, у Петьки было два копья, лук со стрелами, риту-
альные маски красного и черного дерева. Но для Генки встреча с Котовым
оказалась знаменательной совсем не этим. Другим.
Но на это ушли годы.
Глава первая
- Значит, все дело в принципе?
В тоне Гончарова угадывалась усмешка, сопутствующая обычно их спорам
на эту тему, но Колпаков, как всегда, не обратил на нее внимания.
- И последовательно. Ежедневная и ежечасная работа. Крохотные, мик-
роскопические, незаметные сдвиги в сознании, мироощущении...
- Ты серьезен, как проповедник.
Усмешка стала явной.
- Потому что понял серьезность дела. И надеюсь со временем убедить
тебя.
- Вряд ли...
- Посмотрим. А пока одолжи тестер, мой барахлит.
Колпаков вернулся к стенду и занялся схемой. В индивидуальном плане,
который он составлял на неделю вперед и старательно выполнял пункт за
пунктом, сегодня значились окончательная доводка и регулировка. Но рабо-
та не ладилась, полдня ушло впустую. Значит, следует увеличить скорость
и внимательность, спрессовать время, чтобы уложиться в график.
- Пойдем обедать?
- Нет, я потом.
Отчего не идет наложение сигнала? Не иначе где-то просмотренный "хо-
мут". Но где? Схема прозванивалась десятки раз... Вход - норма. И здесь.
Нормально. А отсюда - фон. Возвращаемся по усилительному каскаду... В
нем ничего быть не может - сам монтировал, сам проверял... Но все же
посмотреть надо... И здесь... Вот! Черт побери! Нашел? Точно.
Дымящееся жало паяльника проникло в переплетение монтажных жгутов,
прижалось к матовому зернышку пайки, припой расплавился, и Колпаков уз-
ким клювиком пинцета оторвал тоненький проводок. Поставим его куда поло-
жено... Фон исчез. Что и требовалось... Теперь посмотрим выходной
блок...
Закончив со схемой. Колпаков взглянул на часы. Все шло по плану. И
замечательно, что нацеленный на конкретную задачу мозг не отвлекался на
посторонние мысли. Молодец, Генка!
О том, что Лена в городе, он узнал только вчера. Зимин позвонил нас-
чет распространения билетов и попутно сообщил, что видел ее на улице.
Саша ждал реакции на новость, но Колпаков промолчал - в тот момент он
сам не знал, как поступит. Решение оформилось к концу дня, и после рабо-
ты Колпаков отправился прямиком к ней, удовлетворенно отметив, что
раньше не отважился бы на это.
Громадный, на весь квартал, когда-то респектабельный и престижный дом
здорово обветшал. И мать Лены, некогда эффектная крашеная блондинка, за-
метно сдала: располнела, обрюзгла, только апломб остался прежним - как в
те времена, когда все звали ее Барыней.
- Милый, передайте Софье Зенитовне, что это типичное не то, - небреж-
но кивнув в ответ на приветствие, царственно произнесла она. - Зайдите в
прихожую, я отдам обе коробки. Почему вы без сумки?
Колпаков, вежливо улыбаясь, не перебивал.
- Как вы их собираетесь нести? - В голосе появилось раздражение. -
Что вы стоите как столб?
- Лена дома?
- Ах, Лена... Я немного ошиблась.
Она внимательно осмотрела Колпакова, и вряд ли он ей понравился.
- ...Скоро придет, можете подождать. Во дворе.
Дверь захлопнулась.
Вот курица, а какое самомнение! Ведь она всерьез рассказывала сосед-
кам о блестящей карьере дочери в столице: многочисленные поклонники,
сделавший предложение иностранный дипломат, предстоящее распределение в
Минвнешторг, квартира в столице, интеллектуально-богемное окружение -
ученые, писатели, артисты, в перспективе - работа заграницей...
Такие же клуши, как она, ахали и восхищались. Трезвые люди представ-
ляли, что желающих жениться дипломатов гораздо меньше, чем студенток в
московских вузах, и что едва ли молодого экономиста ждет столь сказочная
жизнь, однако вряд ли ктолибо смог бы переубедить Барыню, если бы даже
взялся за столь заведомо неблагодарное дело.
Теперь Лена вернулась, прекраснодушные мечты этой дурехи разбиты в
прах, и она наверняка отыгрывается на дочери. Жаль девчонку.
В подъезд прошел парень с огромной тощей сумкой, когда он выходил,
сумка раздулась во весь объем.
- Софье Зенитовне привет! - крикнул Колпаков.
Парень нервно оглянулся, недоуменно кивнул и ускорил шаг.
А во двор входила Лена...
- Послушай, мыслитель, на собрание опоздаешь! - В лабораторию загля-
нул Гончаров. - Не получается со схемой?
- У меня все должно получиться.
- Ах да, я забыл... - Снова насмешливый тон. - Хомут?
Колпаков кивнул.
- Надолго собрание?
- Думаю, что нет. Попереливают из пустого в порожнее. Иван Фомич не-
потопляем!
- Вот как?
У Колпакова мелькнула шальная мысль. А почему бы и нет?
Он снял халат, повесил на складную вешалку, вернувшись, расправил
складку и вслед за Гончаровым направился в актовый зал. Действительно,
почему бы не разворошить муравейник?
Собрание закончилось через два часа. Разгоряченные сотрудники не ус-
покаивались и в вестибюле.
- Щенок, набрался наглости!
- Не побоялся авторитета, принципиальный.
- Откуда он узнал про водопровод для матери?
- Клевета! Эти студенты уже от Ивана Фомича не зависели. Помогли от
чистого сердца, из уважения...
- Все правильно, молодец! Или правда глаза колет?
Точно, муравейник!
Колпаков был почти спокоен, пульс не превышал восьмидесяти. Дело сде-
лано, что говорилось вокруг, не имело никакого практического значения,
простое сотрясение воздуха, на которое не стоит обращать внимания. Ему
предстояла сегодня еще одна задача, ее тоже следовало решить с блеском.
Он нетерпеливо посмотрел на часы и подавил неразумное желание рассечь
толпу, как глиссер рассекает мелкие волны. И все же опаздывать он не лю-
бил и, выйдя на улицу, два квартала до автобуса мчался бегом, легкими
наклонами корпуса избегая столкновений с ошарашенными прохожими.
Навстречу в синих вспышках пронеслась "скорая" - Колпаков не обратил на
нее внимание.
К месту встречи он успел минута в минуту, но Лены не было, как и уве-
ренности в том, что она вообще придет. Так всегда случается, когда
пользуешься одолжениями. Но недостижимых целей нет.
Вдали мелькнул знакомый красный сарафан. Колпаков недовольно отметил,
что пульс зачастил, и, направляясь навстречу девушке, поспешил привести
его к норме.
- Привет.
Поздоровавшись, он не выпустил узкую кисть, а одним движением взял
девушку под руку. И тут же пожалел, получилось слишком развязно. Хотя с
технической стороны выполнено безукоризненно.
- Однако! - Лена убрала руку. - За эти семь лет ты основательно под-
набрался самоуверенности.
- Нет. Просто уверенности.
- Полезное качество. Если не переходит границ.
Сказано вроде в шутку, но довольно прохладно. И вообще...
Колпаков на миг пожалел, что с напористостью атакующего танка сломил
противодействие Лены и склонил ее к сегодняшней встрече.
Лена вовсе не выглядела неудачницей, скорей наоборот. Держалась с
подчеркнутым достоинством. Говорила свысока и несколько иронично.
Мужчины откровенно рассматривали ее, оборачивались вслед. Она попра-
вила лямку сарафана, и Колпаков подумал, что у нее красивые плечи. Даже
в мертвенном свете ртутных фонарей не поблекли забранные в тугой узел
тяжелые волосы медно-красного отлива.
- Где работаешь?
На красивом лице мелькнула гримаска.
- На ТЗБ... Ну, торгово-закупочная база. Отдел изучения спроса потре-
бителей. Хотя чего там изучать: что есть, то и берут.
Колпаков вспомнил прожекты Барыни.
- А мать?
- Что мать?
Она осеклась, и Колпаков понял, что задел за живое. Не будет же де-
вушка рассказывать каждому про глупость не имеющей диплома и болезненно
переживающей этот факт Барыни, которая по-своему представляет блага выс-
шего образования.
- Давай лучше сходим в кино.
Между плакатом с наставившим на прохожих длинноствольный револьвер
красавцем и светящейся надписью "Билеты проданы" бушевала толпа.
- Так ведь билетов нет...
Лена взглянула удивленно.
- И ты не можешь достать?
- Как же я их достану?
Она пожала плечами:
- Одной уверенности в жизни мало.
Колпаков молчал. Он был недоволен собой и раздражен. Это усиливало
недовольство: холодное спокойствие - единственное допустимое состояние.
- О чем задумался?
- О прошлом. Похоже, что ты все забыла.
- А ничего и не было... - В улыбке Лены холода имелось в избытке. -
Может быть, сны... С годами грань между сном и явью стирается, особенно
у впечатлительных юношей.
- С моей впечатлительностью давно покончено.
- Рада за тебя.
Разговор не клеился. Наступила томительная пауза.
- Расскажи лучше, как жила в Москве? - бодро спросил Колпаков.
На лице девушки отразилась досада.
- Да что рассказывать... Совсем другая жизнь. Прекрасные театры, ши-
карные рестораны, интересные люди. Даже не знаю, что я теперь буду здесь
делать?
Это беспросветное "здесь" относилось к городу, в котором Колпаков ро-
дился и вырос, привычному укладу, сложившемуся кругу общения и, конечно,
к нему самому. Гена Колпаков испытал давно забытое ощущение маленького
мальчика, которого пацаны постарше тычками и подзатыльниками отгоняли от
недоступных, а оттого еще более притягательных рассказов о тайнах взрос-
лой жизни.
Он быстро взял себя в руки, хотя неприятный осадок от проявленной,
пусть даже только самому себе, слабости не проходил. У Лены тоже испор-
тилось настроение, и, судя по всему, совместно проведенный вечер грозил
стать не только первым, но и последним.
Такого, конечно, случиться не должно, судьба обязательно выбросит вы-
игрышную карту, и Колпаков ждал события, которое придет ему на помощь.
Или которое можно будет использовать себе на пользу. И такое событие
произошло.
Они проходили по центральной аллее чистенького скверика, вдоль ухо-
женной клумбы, а чуть в стороне, за живой изгородью, прятался павильон
"Соки - воды - мороженое". Ни того, ни другого, ни третьего там испокон
веку не водилось, зато продавали на розлив дешевое вино, ссуживались в
обмен на пустую бутылку мутные выщербленные стаканы. И посетители соби-
рались соответствующие: мятые хмыри с оловянными глазами, безвольная
пьянь из окрестных дворов, нервически-взвинченная блатная мелочевка да
совсем зеленая шпана, опасная непредсказуемыми, "на авторитет", выходка-
ми. Они пили, жевали, глотали и выпускали табачный дым, сквернословили,
ссорились, порой доходило до драк.
На этот раз скандал начался звоном разбитой посуды, невнятными выкри-
ками, кто-то упал вместе со стулом, место происшествия мгновенно обсту-
пила плотная толпа зевак, и визг толстой буфетчицы: "Он с ножом!" - из-
вестил, что каша заваривается круче обычного.
- Что там? - Лена брезгливо сморщила носик.
- Пойдем посмотрим.
На опустевшей веранде возле перевернутого стула длинноволосый парень
зажимал разбитый рот. В опущенной руке тускло отсверкивал металл.
- Хде фета ссука?
Он отнял ладонь, бессмысленно уставился на испачканные пальцы.
- Где? - Длинноволосый нетвердо шагнул вперед, выругался. - Запорю!
Толпа откачнулась, Лена вцепилась Колпакову в рукав.
- Ужас! Пошли отсюда!
- Нет. Вначале я его успокою.
Колпаков сказал это достаточно громко и не торопясь двинулся к веран-
де, чувствуя, что мгновенно оказался в центре внимания.
- Брось нож, дубина!
Он говорил немного иронично, с ленцой, и видел себя со стороны - уве-
ренного, подтянутого, в отглаженном костюме, коротко подстриженного -
полная противоположность измятому, окровавленному перегарному субъекту,
бездарно размахивающему своей жалкой железкой.
- Ты слышал, что я сказал!
Парень попятился.
Черт! Трусливый бык может испортить всю корриду!
Тупое лицо, бессмысленный взгляд, сейчас он готов воткнуть холодный
металл в мягкое человеческое тело, чтобы завтра каяться, просить проще-
ния, упирая на то, что чувствует силу, потому и пятится, мерзость, как
бы еще бежать не бросился...
Может, так бы и получилось, но распахнулось наглухо задраенное окошко
выдачи и буфетчица панически завизжала:
- Не лезь на рожон, зарежет!
Испуганный крик вернул длинноволосому утраченную было агрессивность,
он кинулся вперед, выставив перед собой нож.
Эффектней всего выпрыгнуть и ударить пяткой в лицо, но на скользком
кафеле рискованно, да и неэстетично, к тому же этот болван сам облегчил
задачу защиты выставленной далеко вперед рукой.
Колпаков шагнул навстречу, развернулся корпусом, уходя с линии атаки,
для страховки поставил блок левой, а правой схватил запястье противника,
вывернул наружу, чувствуя, как прогибаются кости, и рванул книзу, однов-
ременно выстрелив коленом вверх, в локтевой сустав. Раздался тихий, но
отчетливый хруст.
Колпаков аккуратно опустил бесчувственное тело на пол, нашел отлетев-
ший нож. Обычный перочинный, на синей пластмассе выштамповано "Цена 1 р.
40 коп.". Клинок в тусклых мазках, воняет рыбой.
Он брезгливо бросил нож на прилавок.
- Отдадите милиции. А понадобится свидетель... - Он записал на сал-
фетке фамилию, место работы и телефон.
- Молодец, парень! - похвалила буфетчица. И, понизив голос, предложи-
ла: - Налить стаканчик? Я угощаю!
- Спасибо, - усмехнулся Колпаков. - Не пью.
Окруженный почтительным молчанием, он подошел к Лене. Она смотрела с
интересом.
- Молодец! Я не знала, что ты такой отчаянный! Совсем не испугался!
- Нет. Испугался. Пульс подскочил до сотни. Впрочем, учитывая ситуа-
цию, - это допустимо.
- Что с тобой? Временами у тебя делается отсутствующий взгляд и ка-
кой-то деревянный голос...
- Не обращай внимания, я снимал напряжение.
- Ты и это умеешь?
Лена взяла его под руку, прижалась, испытующе заглянула в лицо.
- Да, ты здорово изменился... Надо же! А почему ты почти каждую фразу
начинаешь словом "нет"?
- Потому что возражать трудней, чем соглашаться.
- А ты любишь преодолевать трудности?
- Приучил себя их не обходить. Теперь препятствие на пути только уве-
личивает мои силы.
- Вот это здорово. Таким и должен быть настоящий мужчина.
Колпаков сдержал довольную улыбку и подвел Лену к круглой, под стари-
ну, афишной тумбе.
- Читай!
- Что? А... Зеленый театр. Спортивно-показательный вечер "Знакомьтесь
- карате". В программе: что такое карате, сокрушение предметов, де-
монстрационный бой. Вход по пригласительным..." Про это я слышала, но
говорят, что пробиться совершенно невозможно...
- Здесь я могу блеснуть. Держи.
- О! Ты просто кладезь сюрпризов! Если быстро не иссякнешь, я могу и
влюбиться!
Небрежная обыденность фразы царапнула самолюбие, но вида он не подал.
Весело болтая, они дошли до Лениного подъезда и тепло распрощались. Ве-
чер удался. И, возвращаясь домой, Колпаков подумал, что должен благода-
рить за это патлатого хулигана, который так вовремя подвернулся под ру-
ку.
Проснулся Колпаков ровно в шесть, как приказал себе накануне, - пос-
ледние годы он даже не заводил будильник для страховки. Тихо размялся,
чтобы не потревожить спящую за ширмой мать, она работала допоздна -
прикнопленный к доске чертеж почти окончен. Полсотни раз отжался на ку-
лаках, потом на кистях, на пальцах, выполнил норму приседаний, работать
на макиваре без того, чтобы не переполошить всю квартиру, было нельзя, и
он только ткнул обтянутую поролоном пружинную доску.
После обычной восьмикилометровой пробежки Колпакову удалось проско-
чить в ванную, которую, как правило, крепко оккупировали Петуховы, но не
успел он порадоваться своему везению, как выяснил, что нет горячей воды,
а холодного душа, несмотря на всю его полезность, он терпеть не мог -
одна из немногих оставшихся неизжитыми слабостей.
Ругая слесаря, домоуправление и откладывающийся уже четвертый год
снос вконец обветшалого дома, Колпаков подавил недостойное желание огра-
ничиться обтиранием влажным полотенцем и стал под слабые ледяные струй-
ки.
Завтракал он в полвосьмого, к этому времени мать накрывала в комнате
стол - Геннадий не любил есть на общей кухне, - подавала отварное мясо
или рыбу, овсяную кашу, овощи, вместо чая - стакан теплой кипяченой во-
ды.
После еды он полчаса занимался медитацией, сегодня распорядок оказал-
ся нарушенным, и, выходя за дверь, Геннадий поймал удивленный взгляд ма-
тери - окружающие привыкли к его крайней пунктуальности.
Отклонившись на несколько кварталов от повседневного маршрута. Колпа-
ков подошел к длинному, выкрашенному унылой блекло-голубой краской зда-
нию, двумя прыжками преодолел бетонную лестницу, ступени которой - гряз-
но-серые, растрескавшиеся, с крошащимися краями, напоминали о тех немо-
щах, страданиях и болях, которые приносят с собой посетители городского
травматологического пункта, миновал шеренгу выстроившихся в вестибюле
жестких просиженных стульев и решительно толкнул обитую вечным черным
дерматином дверь, из-за которой невнятно доносились голоса: один тихий и
просительный, другой уверенный и гулкий.
Первый принадлежал неказистому серенькому мужичку из тех, которые об-
речены быть неуслышанными даже при максимальном напряжении голосовых
связок. Он осторожно баюкал загипсованную руку, напротив хирург рассмат-
ривал черный прямоугольник рентгеновского снимка, от которого и исходила
отчетливо ощущаемая в кабинете напряженность.
Колпаков поздоровался, мужичок на мгновение повернул изможденное неб-
ритое лицо, но не ответил, плаксиво добубнивая начатую фразу:
- ...жена ругается - сколько можно на бюллетне сидеть... Да и мне ма-
яться уж невмоготу... Только лечить надо-то по-хорошему, на то вы и вра-
чи, калечить каждый умеет...
- Я тебя калечил? - равнодушно спросил врач. - Пей меньше в другой
раз.
Хирург был приземист, бородат, могуч, когда он говорил, то выдыхал
воздух с такой силой, что казалось, в бочкообразной груди работает куз-
нечный мех.
- Видишь снимок? Срослось неудачно, бывает. Надо ломать!
- Несогласный я, и жена...
- А то хуже будет, - раздраженно повысил голос травматолог. - Чего
бояться? Делов на копейку, раз - и все!
Он сжал в огромном кулаке карандаш, раздался хруст.
- Вам, конечно, ничего, моя боль-то...
Мужичок обреченно втянул голову в плечи и, неловко сморкаясь здоровой
рукой, шагнул к выходу.
- Завтра и приходи, я мигом управлюсь, - напутствовал его хирург, а
когда дверь закрылась, по инерции договорил, обращаясь к Колпакову: -
Разнылся из-за пустяков! Надо же быть мужчиной...
Сам хирург, безусловно, считал себя мужчиной. Иссиня-черная шерсть
выбивалась из-под не сходившихся на широких запястьях рукавов халата,
курчавилась на шее, пучками торчала из ушей, и раз он еще завел бороду и
отпустил длинные завивающиеся локоны, значит, расценивал чрезмерную во-
лосатость как несомненный признак мужественности.
"Интересно, посчитал бы ты пустяком, если бы я тебе сейчас сломал па-
лец?" - подумал Колпаков, и, очевидно, хозяин кабинета почувствовал его
настроение.
- Что у вас?
Впрочем, сухость вопроса могла быть обычной манерой разговора с посе-
тителями.
- Вчера вечером к вам доставили парня с травмой руки...
- Хулигана-то? Жаль, не на меня нарвался - сразу бы в морг свезли.
Родственничек?
- Я его задержал и, кажется, перестарался. Он сильно пострадал?
- Вот люди! - Хирург яростно сверкнул круглыми, чуть навыкате глазами
и вскочил с места. - Людишки! Все подряд - либо слабаки, либо трусы, ли-
бо слюнтяи! Надо же! Поймал бандита и распустил сопли, ах, не сделал ли
ему больно? Да эту мразь давить, в землю вгонять, головы отрывать! А ты
проведать пришел, беспокоишься: сю-сю, сю-сю. Мужчина...
Последнее слово он процедил с таким презрением, что Колпаков не вы-
держал.
- Ты мужчина - по два раза руки ломать...
Бородач подскочил вплотную. Колпаков разглядел дряблость и пористость
кожи.
- Меня не задевай - по стенке размажу!
Но Колпаков уже овладел собой.
- А как же клятва Гиппократа? - И спокойно, как ни в чем не бывало,
предложил: - Давай лучше потягаемся, кто кому палец разожмет.
Бородач мертвой хваткой вцепился в протянутую руку, дернулся, напря-
гаясь, потом еще раз.
- Не получается? - сочувственно спросил Колпаков. - Вот так надо...
Одним рывком, хотя и с трудом, он разогнул толстый палец противника.
Тот ошеломленно моргал, не понимая, как мог проиграть там, где обяза-
тельно должен был выиграть. Ярость улетучилась бесследно, ее сменила
растерянность. Оказалось, что хирург моложе, чем кажется на первый
взгляд, - не больше тридцати.
- Как же это ты? Ну-ка, покажи руку...
Травматолог профессионально осмотрел кисть Колпакова, отметил два
шрама - следы перелома, потрогал окостеневшие мозоли у основания первой
и второй фаланг..
- А-а-а... Извините за грубость, сенсей...
Колпаков чуть улыбнулся.
- В курсе?
Бородач почтительно кивнул.
- В институте была секция, да меня этот узкоглазый не взял. Не знаю
почему - я и штангой занимался, и боксом, физическая подготовка - дай
Бог...
"Ясно почему", - подумал Колпаков и перешел к делу.
Через пять минут Колпаков покинул травмпункт. Хирург проводил его до
выхода из больницы, с непривычной для самого себя вежливостью попрощал-
ся. Внешне расставание выглядело вполне дружеским, хотя нельзя было ска-
зать, что они остались вполне довольны друг другом.
Колпаков испытывал к новому знакомому глухую неприязнь, хотя и свя-
занную с его комплексом сверхполноценности, но вызванную не этим, а ка-
ким-то запрятанным в подсознание обстоятельством, докопаться до которого
он сейчас не мог.
А могучий бородач, глядя в удаляющуюся спину Колпакова, с раздражени-
ем думал, что слюнтяйство и сентиментальность свойственны даже сильным
людям. На кого же в таком случае можно ориентироваться в этом мире?
Колпаков свернул за угол, травматолог швырнул на мостовую недокурен-
ную сигарету, длинно сплюнул и недоумевающе покрутил головой.
"И охота было ему тратить зря время!"
Но бородач ошибался: Колпаков ничего не делал напрасно.
В институт он пришел как всегда - за десять минут до начала работы.
Вчерашние страсти еще не улеглись: некоторые разговоры при его появлении
смолкали, сторонники Ивана Фомича демонстративно отворачивались, против-
ники - столь же демонстративно приветливо здоровались.
На кафедре еще никого не было, и Колпаков толкнул дверь соседнего ка-
бинета - заведующий любил работать утром. И точно - Дронов оказался на
месте. Он положил ручку, посмотрел внимательно, будто раздумывая, привс-
тав, протянул руку, жестом пригласил сесть напротив.
- Послушай, Геннадий, ты сам решил выступить или тебе кто-то подска-
зал?
- Кто мне мог подсказывать? - напряженно спросил Колпаков.
Шеф во многом был старомоден, и если видел в ком-то хотя бы тень не-
порядочности, такой человек переставал для него существовать. К тому же
он страдал чрезмерной мнительностью и мог заподозрить то, чего на самом
деле нет.
- Мало ли кто! Институт кишит интриганами. Вместо занятий наукой они
изощряются в склоках и сплетнях - еще бы, ведь снискать славу здесь куда
легче! Иван Фомич когда-то был крупным ученым, но, к сожалению, послед-
ние десять лет погряз в этой трясине. И стал большим мастером, да-да...
Илья Михайлович тяжело вздохнул и дунул на поверхность стола, очищая
ее от видимых только ему соринок.
- С ним никто не мог тягаться, все недруги оказывались бессильны, и
вчерашнее обсуждение тоже кончилось бы ничем... - Дронов посмотрел Кол-
пакову прямо в глаза. - И вдруг на сцене появляется зеленый юнец с горя-
щим взглядом и убийственными, безошибочно нацеленными аргументами и сва-
ливает монументальную фигуру с пьедестала. Да с каким грохотом!
Дронов сделал паузу и многозначительно похлопал ладонью по стопке ис-
писанных фиолетовыми чернилами листов.
- Естественно, возникает вопрос, откуда взялся этот прыткий молодой
человек, кто вложил ему в руки оружие, чью силу чувствует он за собой,
кто, опытный и авторитетный, стоит за ним, придавая смелость и уверен-
ность?
Ощущая неприятное волнение. Колпаков расслабился и перешел на дыхание
низом живота.
- И ответ у многих готов: Дронов! Вот кто направлял своего ученика! В
интригах примитивное мышление свойственно не только низким умам, к тому
же известная логика в таком объяснении есть. Но я тебя ничему, кроме ра-
диофизики, не учил! Потому и спрашиваю: кто?
- Разве я сказал нечто неизвестное? - Голос Колпакова звучал совер-
шенно ровно. - Просто все считают, что некоторые вещи следует обходить
молчанием, и старательно делают вид, будто их вообще не существует. А
мне это надоело! Почему кто-то должен был специально учить меня сказать
правду? Или вы считаете, что сам я на это не способен?
- Гм... Но... Как бы это лучше выразить... Откуда такая смелость? Да-
же не так... я вовсе не считаю себя трусом, но молодому человеку, не за-
щищенному степенями, званиями и прочими регалиями, обычно свойственна
осторожность... Иногда это качество еще называют благородным. Поэтому
твоя эскапада нетипична и вызывает удивление...
- Охотно объясню, - перебил Колпаков. - Я уже почти семь лет занима-
юсь особой тренировкой духа по восточной методике...
- Духа? - изумился Дронов. - Вы с ума сошли! Не хотите же вы ска-
зать...
- Не волнуйтесь, Илья Михайлович, материалистическое начало во мне
незыблемо. Просто неточно выразился: тренировка тела, но и укрепление
характера...
- Это другое дело... - пробурчал профессор.
- И сейчас мне "осторожность" и "благоразумие", о которых вы говори-
ли, представляются тем, чем являются в действительности - обычной тру-
состью!
Дронов ничем не выразил несогласия.
- А бороться с ней можно только одним способом - сделать то, чего де-
лать не хочется. Я почувствовал, что спокойней отсидеться молча, и пере-
силил себя - встал и выступил.
- Гм... Такое, конечно, и в голову никому не пришло. Мы вчера долго
беседовали с ректором, и Петухов был, и Гавриленко, весь "треу-
гольник"... Ты известен как чрезвычайный рационалист, из того и исходи-
ли... Фомичу больше не работать, на его место, и это ни для кого не сек-
рет, пойдет Дронов, - профессор чуть наклонил голову, будто представля-
ясь. - На заведование кафедрой тоже один кандидат - Гончаров. Неплохо
иметь друга непосредственным начальником, а научного руководителя - пер-
вым проректором и председателем совета?
Колпаков дернулся, порываясь вскочить с кресла, но все же остался на
месте.
"Два часа медитации в день, неврастеник", - сказал он себе, а вслух
хладнокровно спросил:
- Какие же поступки, уважаемый учитель, дали вам основание считать
меня расчетливым мерзавцем?
- Ну, зачем же так? Я сказал, что твой рационализм тут ни при чем,
скорее - юношеский максимализм и стремление к справедливости, товарищи
со мной согласились... А сегодня я просто хотел проверить свои сомнения,
точнее, опровергнуть их твоими аргументами. Извини, если этим тебя оби-
дел.
- Не стоит, все нормально.
Действительно, полное самообладание, хороший пульс...
- Однако и выдержка у тебя, Геннадий! - преувеличенно весело сказал
профессор. - Что там у тебя за система? Может, и мне поучиться на ста-
рости лет, а то на советах так иногда и ждешь, что кондрашка хватит!
Дронов несколько принужденно рассмеялся. Он изо всех сил старался
загладить последствия неприятного разговора.
- Приходите сегодня вечером, - Колпаков положил на стол пригласи-
тельный билет, потом добавил еще несколько. - А эти предложите кому-ни-
будь. Может, Петухов или Гавриленко заинтересуются, а может, и сам...
Колпаков показал пальцем вверх. - Будет очень наглядно, если у кого ос-
тались сомнения - сразу рассеются. Тем более что я активно участвую...
- Никаких сомнений! - замахал руками Илья Михайлович. - Теперь все
понятно, я подтвержу товарищам свое вчерашнее мнение...
Профессор Дронов был рад, что все хорошо кончилось. Он не любил оби-
жать людей, причинять кому-либо боль. Поэтому система Геннадия Колпакова
для него совершенно не годилась.
Выйдя из кабинета заведующего, Колпаков не вернулся на кафедру, а
направился в конец коридора, свернул за угол и оказался в крохотном ту-
пичке у пожарной лестницы, с окном, выходящим во внутренний двор инсти-
тута. Глядя на вымощенный серыми и коричневыми плитами пустынный прямоу-
гольник, Колпаков задумался.
Он сказал Дронову правду - выступая против Ивана Фомича, он действо-
вал почти рефлекторно: сработала неприязнь к этому надутому демагогу,
злость на молча прячущих глаза "благоразумных" и, конечно, привычка ло-
мать собственные слабости.
Но, вставая с уютного, такого неприметного в общей массе стула, прив-
лекая внимание настороженно затихшего зала и беспокойно зашевелившегося
президиума, он увидел и те благоприятные для себя последствия, о которых
говорил Илья Михайлович Дронов. Увидел вторым зрением, со стороны, как
научился видеть результат еще не нанесенного мощного атеми, нацеленного
в самую уязвимую точку противника.
Что же было первичным? Неужели неосознанно закрепленный на подсозна-
тельном уровне рационализм? И тогда он, Геннадий Колпаков, не властелин
своего духа, а марионетка Системы, используемой последние годы как раз
для того, чтобы очиститься от присущих человеку недостатков и безукориз-
ненно владеть собой...
По двору прошел Веня Гончаров, и поток неприятных размышлений прер-
вался.
Чушь! Колпаков повернулся к красному пожарному щиту, обозначил цуки в
конусообразное ведро, четко зафиксировав кулак в нескольких миллиметрах
от шершавой поверхности. Чушь! Взвинтив еще несколько прессующих воздух
ударов в свои сомнения, Колпаков не торопясь двинулся обратно, на ходу
приводя к норме чуть участившееся дыхание - он всегда стремился к абсо-
люту.
Гончаров уже сидел за своим столом.
- Поспешите, Геннадий Валентинович, через пять минут звонок, а надо
еще подготовить оборудование. Я только что дал старосте ключ, но вы лич-
но проследите, чтобы все было в порядке.
- Хорошо, Вениамин Борисович.
На первом курсе молодой, неостепененный ассистент Гончаров проводил с
ними лабораторные занятия, а после урочных часов возился со своей уста-
новкой. Геннадий заинтересовался, начал помогать, постепенно увлекся
по-настоящему, да так и пошел в кильватере.
Их сотрудничество оказалось плодотворным и взаимовыгодным: экспери-
ментальная часть одного из параграфов диссертации Гончарова стала курсо-
вой работой Колпакова, в институтском сборнике появилось несколько напи-
санных в соавторстве статей. Через год Гончаров защитил кандидатскую, а
еще через три Колпаков - дипломный проект. Кроме того, они стали
друзьями, а это значило не меньше, чем все остальное.
Колпаков аккуратно повесил в шкаф пиджак, надел отглаженный халат,
перед зеркалом тщательно застегнул пуговицы и завязал пояс. Он уже взял-
ся за ручку двери, как Гончаров сказал вслед:
- Слышал новость? Наконец решился вопрос с кооперативом, в начале
следующего года закладываем. Может, тебе есть смысл не ожидать слома
своей хибары, а вступить в пайщики?
Лаборантка вышла, они остались наедине и могли позволить неофици-
альный тон.
- А деньги на первый взнос? Разве что в лотерею повезет!
- Я займу. И без процентов.
- Спасибо, Веня. Но долг надо отдавать, а я сам еле свожу концы с
концами. Так что, если внезапно не разбогатею, придется ждать сноса.
Колпаков прошел в лабораторию. Работа продвигалась полным ходом: Вася
Савчук успел разъяснить задание, нарисовал на доске схему собираемого
устройства, распределил ребят по стендам.
- Вечером останемся? - Взгляд у Савчука чистый и пытливый.
- Нет. Сегодня нет. Но я принес тебе пару интересных статей, можешь
использовать этот метод расчета частотных характеристик.
Савчук под руководством Колпакова готовил работу на институтский кон-
курс. История повторяется. А Гончаров уже доцент, и докторская на выхо-
де... Дай Бог...
Колпаков проверил правильность монтажа схем и разрешил перейти к из-
мерениям, а сам заперся в лаборантской и полчаса просидел на пятках, от-
решившись от всего земного.
Только после этого исчезла скрытая, но все же ощущаемая неудовлетво-
ренность от допущенного утром нарушения распорядка.
В перерыве Колпакова пригласили к телефону. Он удивился, так как се-
годня не ждал звонков.
- Здравствуй, Геннадий! - Голос Лены звучал звонко и весело. Лед тро-
нулся? - Ты не перестал быть волшебником? Тогда достань еще три билета!
У нас ужасный ажиотаж, а подружки хотят пойти... Сделаешь? Молодец, ты
меня не разочаровал! Ну, хорошо, до вечера...
Разговор вызвал у Геннадия двойственное чувство. Давая Лене свой те-
лефон, он не надеялся, что она станет ему звонить, да еще так скоро...
Можно было порадоваться, но откровенно практичная направленность беседы
портила настроение. На помощь пришла Система.
"Маленькая победа лучше большого поражения". Фраза всплыла в мозгу
сама, оставалось повторить ее десять раз, медленно, по слогам, вдумыва-
ясь в смысл. И Колпаков ощутил удовлетворение: он сумел пробудить в Лене
интерес к себе, а это только первый важный шаг. Настроение восстанови-
лось.
В середине дня Колпакова вызвал Дронов.
- Оказывается, ты решителен не только на собраниях. К тому же чрез-
мерно скромен. Ну-ну... Вот товарищ хочет с тобой поговорить...
Илья Михайлович, улыбаясь, похлопал его по плечу и вышел, оставив на-
едине с худощавым парнем, уверенно сидевшим в профессорском кресле.
- Капитан Крылов, из Центрального райотдела милиции, - привычно
представился тот, доставая из папки официальный бланк, оттиснутый на
грубой серой бумаге.
Колпаков рассказал о событиях прошлого вечера, прочитал составленный
капитаном протокол, расписался.
- Подробно записано.
- Вы же основной свидетель.
- Почему? Там стояла целая толпа!
- Зеваки. Только глазеть любят. Вмешаться боятся, показания давать
ленятся. Так и живут всю жизнь в сторонке.
Крылов пренебрежительно махнул рукой.
- Черт с ними. Покажите лучше, как вы взяли его на прием.
Колпаков показал.
- Ага... Мы пользуемся другим: аналогичный захват, потом отвлекающий
удар левой в лицо и локтевой сустав на изгиб через предплечье... Эффек-
тивность та же, но контролируется сила нажима, потому, как правило, уда-
ется обойтись без травм. А вы уложили его на операционный стол. В горяч-
ке?
Колпаков, глядя в сторону, кивнул.
Перед закрытой кассой уныло толклась очередь, рассчитывающая на до-
полнительные билеты. Разрезав ее плечом. Колпаков открыл дверь служебно-
го входа, кивнул старушке у столика с телефоном, в раздевалке надел ки-
моно и присоединился к ребятам, разминающимся в пыльном полумраке отго-
роженной тяжелым занавесом сцены.
Разогрев мышцы, Колпаков слегка раздвинул плотную, напоминающую плюш
ткань. Открытый, без крыши, поднимающийся амфитеатром зал был заполнен
до предела. Он скользнул взглядом по первым рядам - пригласительные сюда
раздавали членам оргкомитета.
Лену с подружками отыскал сразу. Веселые, оживленные, нарядные, они
ярким пятном бросались в глаза.
Дронов и Гончаров, лаборантка кафедры, Вася Савчук, несколько препо-
давателей - видно, шеф распределил билеты...
Колпаков вспомнил, что он собирался сделать, да так и не удосужился,
- пригласить мать. Впрочем, ей всегда некогда, да и неинтересно.
Монументом силы выделялся во втором ряду бородатый хирург. Колпаков
снова испытал к нему непонятную антипатию и отошел от занавеса.
Перебрал кирпичи, квадраты и прямоугольники неструганых досок, прове-
рил устойчивость изготовленной Окладовым у себя на заводе опорной
конструкции, попробовал, легко ли раздвигаются лапы держателя.
- Порядок? - подмигнул Николай.
- Да вроде.
- Даром, что ли, у меня пятый разряд! - Окладов поставил на стол ап-
течку и графин с водой.
- А вы сомневаетесь, щупаете, Гришка своими ручищами все перевернуть
пытался... Выдержит!
- Готовы?
За кулисы вышел Колодин. Строгий черный костюм председателя городской
федерации резко контрастировал с белым, свободного покроя кимоно.
- Будем начинать.
Следом появился председатель спорткомитета Стукалов, зампред федера-
ции бокса Добрушин, мастер спорта международного класса по боксу Литинс-
кий, чемпион республики по самбо и дзюдо Таиров, быстрый и энергичный
Володя Серебренников из горкома комсомола.
Все по очереди здоровались с четверкой участников и рассаживались за
длинным, покрытым зеленым сукном столом в углу сцены.
Последними пришли корреспонденты местных газет с фотокамерами на из-
готовку.
- Со вспышкой не снимать, - встревоженно предупредил Габаев. - И не
отвлекать, особенно в момент сосредоточения!
- Все собрались?
Колодин махнул рукой, занавес раздвинулся.
Колодин представил публике сидящих в президиуме, потом участников.
Парни в кимоно коротко поклонились и опустились на пятки. В зале пронес-
ся шумок удивления.
- Как вы уже знаете из газет, недавно создана Всесоюзная федерация
карате, таким образом, получил права гражданства новый, оригинальный и
необычный вид спорта, - обратился Колодин к собравшимся. - Его необыч-
ность состоит в том, что путем специальных тренировок тела и воли
спортсмен получает возможность высвобождать скрытые запасы энергии и
концентрировать их, добиваясь феноменальных результатов. Например, голой
рукой сокрушать твердые предметы: камни, доски, кирпичи. Как это делает-
ся, вы скоро увидите. - По залу вновь прошла волна оживления. - Занятия
карате укрепляют не только мускулы, но и дух, позволяют лучше познать
себя и разобраться в окружающем мире.
Литинский шепотом спросил что-то у Добрушина, тот пожал плечами и об-
ратился к Стукалову, но увидел лишь повторение собственного жеста.
Корреспонденты делали пометки в блокнотах, один сфотографировал зал,
президиум, сидящих неподвижно спортсменов.
- Сейчас я коротко расскажу об истории этого экзотического вида еди-
ноборства...
То, что последует дальше, Колпаков да и любой другой из четверки бой-
цов знали наизусть.
- ...Карате - военное искусство, имеющее возраст около двух тысяч
лет. Его истоки можно найти в Индии, Китае, Японии. Существует множество
легенд, объясняющих происхождение карате. Согласно одной, в глубокой
древности индийский правитель, наблюдая за борьбой животных, проанализи-
ровал и классифицировал их движения и на этой основе разработал технику
боя и экспериментировал на людях, нанося удары в жизненные центры орга-
низма. При этом он убил более ста рабов...
Колпаков сосредоточился, и голос, излагающий хорошо знакомые вещи,
пропал, исчезла сцена, заполненный зрителями амфитеатр, сознание обво-
локлось непроницаемой серой пеленой, но он все же оставил узкую щелочку,
чтобы не пропустить нужного момента.
- ...в китайских монастырях... на острове Окинава феодалы запрещали
простым людям ношение оружия... в начале двадцатого века начался японс-
кий период развития карате, который тесно связан с именем профессора Ги-
шина Фунакоши... в нашей стране карате развивается как соревновательный
вид спорта, дающий прекрасную тренировку ума, воли, тела, позволяющий
полностью использовать возможности человеческого организма...
Серая пелена растаяла.
- Сейчас мы переходим к первой части программы сегодняшнего вечера, -
объявил Колодин. - Шивари - разбивание твердых предметов - один из самых
сложных и эффектных разделов карате.
Мальчики из начинающих принесли в президиум несколько кирпичей и пос-
ле того, как их тщательно осмотрели, установили один на держателе опор-
ной конструкции.
Саша Зимин встал, поклонился публике, президиуму, положил сверху ма-
ленькую матерчатую прокладку - он всегда берег руки - и без видимого на-
пряжения коротким, обманчиво легким ударом разбил кирпич на две части.
Мальчики положили два кирпича, один на другой. Саша на мгновение за-
мер с поднятой рукой, потом ладонь стремительно, как нож гильотины, об-
рушилась вниз, и красные обломки посыпались на пол.
В зале зашумели.
Зимин поклонился президиуму, публике и сел на место.
- Обман, кирпичи треснутые, - прорвался сквозь одобрительный шум
глумливый выкрик.
Колпаков сразу нашел в двенадцатом ряду компанию расхристанных юнцов,
визгливым гоготом поддерживающих самого нахального.
Пьяные? Просто развязные, не привыкшие и не желающие считаться с нор-
мами поведения и правилами приличия?
- Вот демонстрация умения мгновенно выплескивать в точку удара всю
свою силу, - не обращая внимания на крик, пояснял Колодин. - А поклоны -
элементы ритуала, обязательного для карате. Продолжаем показ шивари. Бо-
лее сложный, требующий серьезной подготовки удар выполняет Николай Окла-
дов.
Теперь Зимин взял кирпич за верхний край, уперев локоть в бок. Окла-
дов стал в стойку напротив и выбросил кулак от бедра. Брызнули осколки.
- Дуриловка, у них все кирпичи трухлявые!
- Попрошу соблюдать тишину и порядок. Бойцам необходимо сосредото-
читься, вы им мешаете, - предупредил Колодин.
Следующий предмет - полуметровый отрезок двухдюймовой доски - он по-
казал не только президиуму, но и пустил в зал. Доску передавали из рук в
руки, осматривали, искали трещины или дефекты древесины, изо всех сил
гнули, пытаясь сломать. Потом ее вернули на сцену и положили на раздви-
нутые лапы держателя. Колпаков сделал положенные по этикету поклоны, по-
дошел по-кошачьи, присел на широко расставленных ногах, собрался.
Раз... Доска тонкая, она не является сколь-нибудь серьезной преградой
и легко будет разрублена ладонью, не уступающей по твердости и остроте
лезвию меча...
Два... Задержать дыхание, расслабиться, собрать воедино всю жизненную
энергию...
Три! Рука обрушивается вниз с максимально возможной скоростью, рабо-
тает все тело - спина, низ живота, ноги; резкий выдох с выплеском киме,
кисть превращается в сталь, ничто не может устоять перед ударом!
Хеке! Еще до того, как обломки запрыгали по полу, Колпаков будто со
стороны увидел собственную руку, проходящую сквозь преграду.
Он поклонился, сделал несколько вдохов низом живота, превратившись в
сосуд, медленно наполнился воздухом сверху донизу и резко выбросил этот
воздух снизу доверху.
Сбросив напряжение, Колпаков взялся держать деревянный квадрат, кото-
рый Габаев должен был разбить прямым цуки. Григорий стал в стойку и за-
мер, намечая левой рукой точку попадания. Ему выпал, пожалуй, самый тя-
желый номер, зрители это почувствовали, наступила полная тишина, даже
фотокорреспондент перестал щелкать затвором аппарата.
Колпаков подумал, что сейчас дурацкий выкрик может испортить все де-
ло.
Габаев напрягся так, что побелел кончик носа, задержал дыхание, под-
нимая давление, и с резким выдохом ударил, но секундой раньше из двенад-
цатого ряда раздался прежний залихватский голос:
- Кончай балаган, она подпилена!
Габаев выполнил цуки технически безукоризненно - вовремя довернул
бедра, стремительно отбросил назад левую руку, и все эти движения, скла-
дываясь, придавали бьющей руке дополнительную мощь, но сконцентриро-
ваться не сумел, потому кулак не разбил преграду, а с глухим стуком уда-
рился об нее.
Колпаков почувствовал, как дернулась в руке доска, и почти физически
ощутил боль, которую испытал Габаев.
- Слабак! Так и я могу! - изощрялся тот же весельчак, не понимая, что
шутит с огнем.
Забыв про невозмутимость, сдержанность и хладнокровие - основные дос-
тоинства мастера карате, Габаев рванулся было к ведущей в зал лесенке,
но Колодин сделал шаг вперед, загораживая дорогу, и тот остановился, ма-
шинально ощупывая кисть и локтевой сустав - не выбил ли, а горящим
взглядом отыскивая в толпе крикуна.
В зале произошло движение: знакомый Колпакову бородатый хирург, бес-
церемонно расталкивая публику, пробрался к двенадцатому ряду, завязалась
короткая возня, в проход выпали два недавно ободряюще ржавших парня, а
бородач уже возвращался обратно, таща за собой слабо упирающегося
третьего.
Стащив вниз, травматолог подхватил его за шиворот и за штаны, нес-
колько раз качнул и, как тряпичную куклу, забросил на сцену.
- Покажи-ка, пакостник, что ты можешь, да пусть люди на тебя полюбу-
ются!
Зрители захохотали. Стоявший на четвереньках пестро одетый юнец с
перстнями на руках, цепочкой на шее, железными бляхами на штанинах имел
карикатурный вид.
- Это же клоун! - выдавила сквозь смех женщина в первом ряду.
- Точно, ряженый! Они нарочно, для забавы его выпустили!
Зал веселился. Неожиданная интермедия пришлась кстати, и нашлось бы
немного людей, считавших, что она не подготовлена заранее.
Оказавшись в центре внимания, крикун мгновенно утратил смелость и
развязность. Он даже не делал попытки встать, только ошалело крутил го-
ловой, надеясь, что случится чудо и все происходящее с ним окажется дур-
ным сном.
Габаев левой рукой схватил его за ворот, поставил на ноги и вытащил
на середину сцены, к станку, установил на держатель кирпич.
События развивались не по программе, Колодин на ходу искал выход:
- Некоторые зрители выразили сомнение в достоверности показанного и
изъявили желание повторить сокрушение твердых предметов...
Пестрый юнец, судя по его виду, испытывал только одно желание - ока-
заться как можно дальше от станка, твердых предметов, зловеще прищурив-
|
