Бушков Александр - Великолепные гепарды - Скачать бесплатно

Александр Бушков
Великолепные гепарды

(Записки человека долга)


Пролог

ЗА ТРИ ДНЯ ДО ОСНОВНЫХ СОБЫТИЙ

Большую черную машину они остановили у поворота, где на металлическом
штыре сидел расписной керамический гном, а рядом прохаживались у своих
мотоциклов люди из блокер-группы. Молча шли по осеннему лесу, подняв
воротники плащей, хотя дождя и ветра не было, почему-то шли гуськом, след
в след, хотя тропинка была широкая.
- Сколько там людей? - не оборачиваясь, спросил тот, что шел впереди.
Во рту у него была прямая трубка, и оттого вопрос прозвучал невнятно, но
его поняли. Когда говорит генерал, младшие по званию, как правило, слушают
очень внимательно. Тем более в такой ситуации.
- Уже человек двадцать. Местная полиция выведена из игры - я звонил
их министру.
- Как по-вашему, сколько у него патронов?
- Пока выпустил семнадцать, мой генерал. Сколько осталось, никто не
знает. Мы пришли, вот...
Домик был маленький, яркий, аккуратный. У крыльца стоял забрызганный
грязью автомобиль с распахнутой дверцей, к нему прилипли желтые листья, и
левая фара была разбита.
- Гнал как бешеный. Хорошо, Ричи не растерялся, сел ему на хвост и
немедленно связался со мной.
- Начнем.
Тому, кого называли генералом, подали микрофон. Все замолчали.
- Лонер, - сказал он, и гремящее эхо улетело в чащу. - Капитан Лонер,
я к вам обращаюсь!
Пуля, противно свистнув, срубила ветку высоко над их головами. Никто
не пригнулся. Ветка не долетела до земли, запуталась где-то в кронах.
- Лонер!
Карабин хлестко щелкнул три раза подряд, высоко над головами людей
взвихрились листья.
- Вот так и продолжается. Нужно что-то делать. По-моему, единственный
выход - газовые гранаты.
- Я бы мог пойти к нему. Я уверен, он не станет в меня стрелять, -
все время он бьет поверх голов. Вы разрешите, генерал?
- Нет. Не стоит рисковать. Святые Себастьяны мне не нужны. Лонер,
выходите, это бессмысленно!
Выстрел. Выстрел. Выстрел. И тишина.
- Ну ладно. Мы его скоро возьмем. Но скажет мне кто-нибудь, что могло
так на него подействовать?
Они молчали. Сказать было нечего. Существуют люди, которые никогда,
ни за что не сломаются. И все же?
- Пускать газометчиков, мой генерал? - спросил грузный человек в
синем плаще.
- Подождите, Патрик, езжайте в город. Свяжитесь с Региональным,
разыщите Кропачева и Некера. Некер, по-моему, в Роттердаме. Пусть
немедленно высылают замену. Резерв в готовность. Подтягивайте
газометчиков.
Человек в синем плаще попробовал по привычке щелкнуть каблуками, но
на усыпанной листьями земле у него ничего не получилось, и он смутился.
- Лонер, - генерал снова взял микрофон, и снова пуля пробила редеющую
осеннюю листву. - Одно слово - что там? Хоть это сказать можете? Вы же
мужчина, офицер, черт побери...
В ответ раздался вопль насмерть перепуганного человека:
- Там преисподняя!
- Внимание, газометчики, пошли!
Сухо треснул еще один выстрел, показавшийся глуше тех, что били до
него. Сначала никто ничего не понял, а когда поняли, к домику со всех
сторон бросились люди в форме войск ООН, в штатском, в маскировочных
комбинезонах. Генерал остался на месте и видел, как капитан, первым
распахнувший входную дверь, вдруг с места остановился на пороге, посмотрел
себе под ноги, медленно поднял руку, снял фуражку и остался стоять так...
- Господи! - выдохнул кто-то.

С о в е р ш е н н о с е к р е т н о. С т е п е н ь А-1.
Капитан Лонер Жан-Поль (Звездочет).
Профессиональный разведчик. Родился в 2007 г.
В июне 2032 г. закончил военное училище "Статорис" (факультет
контрразведки). Следователь по особо важным делам Международной Службы
Безопасности ООН (управление "Дельта"). Два национальных и три
международных ордена. Женат. Сын. Дочь.


День первый.

- Что вы подразумеваете под конфликтом?
- Когда люди грызут друг другу глотки, - сказал он. - Вовсе не
обязательно в буквальном смысле. Главное - враждующие непримиримы. Вы
согласны с тем, что и будущее невозможно без конфликтов, спасибо и на
том... Но вы упорно считаете, что все ограничится чинным ученым спором в
каком-нибудь хрустальном амфитеатре. А я пытаюсь втолковать вам, что и
через сто, двести лет конфликты так и не приобретут характера чисто
словесной дуэли. Всегда будут какие-то действия - не грязные, не кровавые,
но так или иначе ограничивающие возможность одного из противников бороться
и дальше. Действия.
- Знаете, расскажите лучше о ваших творческих планах.
- Вы увиливаете.
- Потому что не могу с вами согласиться, - сказал я.
- Потому что вы из упрямых, - передразнил он мою интонацию. - Упрямец
вы, Адам, - правда, имя у вас интересное. Адам Гарт. Прекрасное имя - по
нему абсолютно невозможно определить вашу национальную принадлежность.
Европеоид - и точка. Идеальное имя для разведчика.
- Фамилию родителей мы не выбираем, - сказал я. - А имена родители
дают нам, не спрашивая нас. Итак?
- Итак... Когда-то боролись с устаревшими общественными формациями.
Побороли. Боролись с ядерным оружием и регулярными армиями. Разоружились.
Сейчас борются с экстремистами. Я уверен, скоро одолеют и их. На дворе -
не Эдем еще, но далеко уже не клоака. А дальше? Вам не приходит в голову,
что человечество без оружия и войн, обеспеченное хлебом и работой, стоит
на пороге новых, неведомых конфликтов? Конфликтов благополучного
человечества. Любой самый привлекательный образ жизни, любая общественная
формация не вечны, что-то должно прийти им на смену, иначе - застой. Хоть
с этим вы согласны?
- Ну да, - сказал я, щелчком отправив за борт окурок.
- Вот. Ну а если общество встретится с конфликтами, которых мы пока и
представить себе не можем? Ну, скажем, борьба сторонников космической
экспансии с домоседами. Противостояние биологической и технической
цивилизаций? Сторонников изменения человеческого тела - с теми, кто
считает наше тело вечной и незыблемой святыней? Непримиримая схватка? -
Догарда прищурился. - Непримиримая.
Признаться, он мне надоел. Вскоре должен был показаться город, а я
еще многого не продумал, не успел составить четкого плана действий - так,
наметки, черновики. Впрочем, тут и не может быть четкого плана действий...
Догарда задумчиво курил - розовый, тугой, как дельфин, с лихой
шкиперской бородкой. Он был фантастом. Очень известным и популярным не
только на континенте. И потому умел играть словами, как черт - грешными
душами. А я просто-напросто не умел дискутировать о будущем человечества и
гипотетических путях его развития, моя специальность - сугубо
злободневные, сиюминутные дела, ничего общего с социальной футурологией не
имеющие.
- Вы мне не ответили, Адам.
Я очнулся и вспомнил, что меня со вчерашнего дня зовут Адам.
- Вряд ли мы переубедим друг друга, так стоит ли тратить порох?
Скажите лучше, что вам понадобилось в городе?
- Посмотреть хочу, - сказал он. - Я люблю бывать там, где есть тайна.
Тем более такая тайна.
В этом мы как раз не сходимся, мог бы я сказать. Я терпеть не могу
шататься по всяким таинственным местам, но именно поэтому меня то и дело
туда забрасывает. Точнее, забрасывают. И ничего тут не поделать, потому
что другой жизни мне не надо.
Пассажиры сгрудились у правого борта и прилипли к биноклям, хотя до
города оставалось еще несколько миль. Мы долго молчали. Потом к нам
подошел моряк, кивнул мне и сказал:
- Попрошу приготовиться. Скоро берег.
И ушел, сверкая золотыми нашивками. Теплоход ощутимо гасил скорость.
Я поднялся и стал навешивать на себя фотоаппараты и диктофоны - реквизит,
черт его дери. Догарда помог мне привести в порядок перепутавшиеся ремни.
- Надеюсь, мы встретимся в городе.
- Надеюсь, - сказал я без всякого воодушевления.
Теплоход остановился на рейде. Невысокие синие волны шлепали о борт.
Матросы установили трап с перилами, пассажиры расступились, и я,
навьюченный аппаратурой от лучших фирм, прошел к борту под перекрестным
огнем пугливых, любопытных, восторженных взглядов. Теплым напутствием
прозвучал чей-то громкий шепот:
- Пропал репортер, а жалко, симпатичный...
Я оставил это без внимания, поправил ремни и шагнул на трап - увы,
это были не те ремни и не тот трап. Я был единственным пассажиром,
высаживавшимся в городе (Догарда собирался прилететь туда двумя днями
позже), и капитан не стал заходить в порт. Вряд ли на такой шаг его
толкнули одни заботы об экономии топлива. Наверняка боялся. Слухов
расплодилось несметное количество, и они были настолько нелепыми, что им
верили даже умные люди. Как всегда. Реликтовый мистицизм. Стоит случиться
чему-то странному, и моментально расползутся дилетантские гипотезы, в ход
пойдут, как водится, пришельцы с неподвижных звезд, хулиганствующие
призраки тамплиеров, шаманы малоизвестных племен и дерево-людоед из
девственных джунглей Борнео. А достоверной информации нет, надежных
отчетов нет, серьезных исследований нет, есть только паническое письмо
отцов города во все инстанции, вплоть до Ватикана и Красного Креста.
Письма, похожие на громогласный рев заблудившегося карапуза. Исключение
представляет только последнее письмо - анонимное, но не паническое, скорее
загадочное, однако, безусловно, написанное нормальным человеком. И еще у
нас есть самоубийство одного и полное молчание другого - а это люди, в
которых до недавнего времени никто не посмел бы усомниться. Их послужной
список, их деловые качества... Они ничем не уступают, а в чем-то и
превосходят человека, которого сейчас зовут Адам Гарт. Один из них даже
был? в свое время учителем и наставником так называемого Адама Гарта...
Уверенно застучал двигатель моторки, острый нос задрался над волнами,
и голубая вода вскипела белой пеной, борт теплохода остался позади.
Навстречу мне летел город - белая балюстрада набережной, яркие платья и
пестрые рубашки, качающиеся на привязи яхты, стеклянные здания, большая
надпись "Добро пожаловать!", выведенная белой краской на парапете,
разлапистые пинии, приткнувшийся в квадратной выемке ало-голубой
гидропланчик. И метеориты. Вот ты и прибыл, сказал я себе, вот ты и
прибыл. Адам, только твой Эдем, похоже, полон чудовищ и прочей нечисти...

С о в е р ш е н н о с е к р е т н о. С т е п е н ь А-1.
Полковник Кропачев Антон Степанович (Голем).
Профессиональный контрразведчик. Родился в 2010 г.
В 2028-2031 гг. служил в авиадесантных частях войск ООН. В 2033 г.
закончил военное училище "Статорис" (факультет контрразведки). В настоящее
время - следователь. Отдел кризисных ситуаций МСБ, член Коллегии МСБ.
Девять национальных и пять международных орденов. Нобелевская премия мира
(2039). Холост.

Моторка остановилась у широкой каменной лестницы, стукнулась бортом.
Три нижних ступени лестницы были под водой, а в воде плавали апельсиновые
корки, мятая пачка от сигарет и страница комикса.
Я взял чемодан и пошел вверх по лестнице. Итак, добро пожаловать. Мир
входящему. Будем надеяться, что и уходящему тоже...
Поднявшись на уровень земли, я поставил чемодан и огляделся. Тут же
кто-то за моей спиной спросил:
- Приезжий?
Я медленно обернулся. Передо мной стоял крупный мужчина в белом
костюме и фуражке с затейливым гербом какого-то яхт-клуба. Тоном
профессионального гида он спросил:
- Памятные места, достопримечательности, древности?
- Специализируетесь?
- Специализировался, - сказал он. - Экскурсионные прогулки, морские и
по городу. Автобусы, моторки. Ныне - архимертвый сезон. Один трактор
остался. Туристы отхлынули, и грех их за это винить...
Он посмотрел в небо, голубое, безоблачное, исчерканное во всех
направлениях дымными полосами. Метеориты падали и падали, безостановочно,
как на конвейере, сгорали над крышами, распадались пылающей пылью,
сыпались, как зерно из распоротого мешка, и не было им числа, и не было им
конца. Каждую секунду - метеорит. Может быть, чаще. Небо напоминало паучью
сеть, раскинутую над городом. Правда, паучья сеть красивее.
- Время бросать камни... - сказал он. - И хоть бы один на землю упал.
- Да, впечатляет, - сказал я. - Словно небо взбесилось.
- Скажите лучше - преисподняя.
- Преисподняя вроде бы располагается в подземельях, - сказал я. А
здесь - небо...
- Так как насчет достопримечательностей?
- Понимаете, я ведь приехал сюда работать. Из-за границы.
"Географический еженедельник" Международный журнал, редакция в Женеве.
- Не слышал...
- Больше узкопрофессиональный, чем развлекательный и
научно-популярный, - сказал я. - Мало кто знает.
- Может, это и к лучшему, что узкопрофессиональный, - сказал он. -
Потому что обычные заезжие журналисты суют нос под одну рубрику с
двухголовыми телятами и очевидцами приземления летающих тарелок. Правда,
до вас уже был один такой - тоже с самими серьезными намерениями,
узкопрофессиональный и близкий к кругам.
- И что?
- И ничего, - сказал он. - В первые дни развил бурную деятельность, а
теперь просиживает штаны в моем кабаке. Вроде бы мне это только на руку -
хороший клиент, бочку уже выпил, наверное. А с другой стороны, обидно -
очень уж деловым показался сначала, а теперь забыл и о делах, и о своем
Стокгольме (услышав про Стокгольм, я навострил уши). Когда только с него
отчет потребуют? Или в ваших международных журналах такое поведение в
порядке вещей?
- Да нет, - сказал я. - Он что, тоже из международного?
- Да. Какая-то "Панорама". Лео Некер. Не слыхали?
- Нет. А вашим любезным предложением насчет достопримечательностей,
быть может, и воспользуюсь. Где вас найти?
- Бар "Волшебный колодец", - сказал он. - После пяти всегда открыто.
Милости просим. Меня зовут Жером Пентанер.
- Адам Гарт.
Он кивнул мне и вразвалочку пошел вдоль парапета.
Я увидел условленную скамейку, сел, достал из кармана магнитофон и
вставил первую попавшуюся кассету Наконец-то появился мой человек.
- Здравствуйте, - сказал он. - Я Зипперлейн.
- Присаживайтесь, - сказал я после обмена ритуальными словесами
пароля. - Антон Кропачев.
- Тот самый?
- Тот самый.
Он сел, тихонько покряхтывая по-стариковски. Ему было под шестьдесят,
седой, худощавый, похожий на коршуна. Несмотря на теплую погоду, он
напялил синий плащ и застегнул его на все пуговицы. Некоторые на него
оглядывались.
- Вам не жарко?
- Представьте, нет. Почему-то все время зябну. Может быть, это от
нервов, как вы думаете? (Я пожал плечами.) Черт его знает... Опоздал вот,
что совершенно недопустимо. Пойдемте, машина у меня за углом. Мы сняли для
вас номер. Собственно, можно было и не заказывать, половина отелей
пустует, да уж положено так... Что вам еще нужно? Машина?
- Пока что нет. Я хочу сначала осмотреться сам, чтобы не зависеть от
чьих-то суждений и мнений, которые наверняка ошибочны - ведь никто ничего
не знает точно. И номер в гостинице меня, откровенно говоря, не
устраивает. Нельзя ли поселить меня под благовидным предлогом в частном
доме, где есть... как вы их зовете?
- Ретцелькинды, - сказал он. - По аналогии с вундеркиндами.
Ретцелькинд - загадочный ребенок. Кажется, термин неточный, на немецкий
переведено плохо, да так уж привилось...
- Странный термин.
- Потому что вы слышите его впервые.
- Вы правы, - сказал я. - Итак? Между прочим, вас должны были
предупредить о возможном варианте "частный дом".
Он думал, глядя перед собой. Над крышами безостановочно вспыхивали
метеориты, и это производило впечатление, а в первые минуты даже
ошеломляло.
- Есть вариант, - сказал Зипперлейн. - Подруга моей племянницы, очень
милая и понимающая женщина. Сын шести лет, муж погиб.
- Прекрасно, - сказал я. - Теперь объясните мне, бога ради, что
происходит с Некером? Почему о том, что он пьянствует, и, судя по всему,
беспробудно, я узнаю от первого встречного? И, между прочим, мне очень не
понравилось, что я узнал о нем от первого встречного, - что-то я не верю в
такие случайности...
- Да? А от кого?
Я сказал.
- Ну, это вы зря, Пентанер - человек приличный. Просто работа у него
такая - встречать приезжающих. Вот вам и случайность. А что до Некера...
Откуда мы знаем, игра это или он действительно бросил дела и пьянствует? Я
не могу поверить...
- Резонно, - сказал я. - Простите. Я знаю Некера четырнадцать лет и
потому не могу поверить... Правда, я о Лонере помню. Зипперлейн, у вас
есть дети?
- Моим уже за тридцать.
- Наверное, следовало спросить о внуках...
- Один внук пяти лет.
- И?
- Да, - сказал он. - Ретцелькинд.
- И что вы обо всем этом думаете?
- Я боюсь. Бояться вроде бы стыдно, но я боюсь.
- Понимаю.
- Ничего вы не понимаете, - сказал он. - Извините, полковник, но
чтобы понять нас, нужно побывать в нашей шкуре. У меня почти
тридцатилетний стаж, четыре ордена и четыре раны, но сейчас я боюсь - до
боли, до дрожи. Вы представляете, что это такое - жить в городе, который
вот уже третий месяц бомбардируют, кажется, все метеориты Солнечной
системы. А ночью - северные сияния, миражи. Да-да, даже миражи ночью
бывают... И еще многое. Любое из этих явлений природы имеет свое
материалистическое, научное объяснение, но ни один ученый не может
объяснить, почему все это сплелось в тугой узел именно здесь. А ведь
метеориты и прочие оптические явления - лишь верхушка айсберга, безобидные
декорации сцены, где разыгрываются кошмары... Да, мы боимся.
- Вы можете кратко объяснить, что происходит с детьми?
- У вас у самого есть дети?
- Нет.
- Плохо, - сказал он. - Будь у вас дети, вы быстрее поняли бы. Дело в
том, что наши дети, я имею в виду ретцелькиндов, словно бы и не дети. Вот
вам и квинтэссенция. Словно бы они и не дети.
- Преждевременная взрослость? Вундеркинды?
- Да нет же, - досадливо поморщился Зипперлейн. - Вот видите, вы не
поняли. Вундеркинды - это совсем другое. Пятилетние поэты, шестилетние
математики, семилетние авторы поправок к теории относительности вписаны в
наш обычный мир, вписаны в человечество, если можно так выразиться.
Ретцелькинды - другие. Словно бы среди нас живут марсиане - со своими
идеями, со своей системой ценностей и стремлениями, о которых мы
ничегошеньки не знаем и не можем узнать, потому что они с нами об этом не
говорят! Ну не могу я объяснить! Речь идет о явлении, для которого нет
терминов, потому что ничего подобного прежде не случалось. Вы только
поймите меня правильно...
- Понимаю, - сказал я. - Пойдемте.
Зипперлейновская малолитражка была старомодная, опрятная и
подтянутая, как старый заслуженный боцман перед адмиральским строем. Мы
уселись.
- Что мне сказать Анне? - спросил Зипперлейн.
- Моя будущая хозяйка?
- Да.
- А вы чистую правду говорите, - сказал я. - Приехал человек из
столицы, хочет разобраться в ситуации.
- Что делать с Некером?
- Ничего, - сказал я. - Мы с вами оба ниже его по званию, его
полномочий никто не отменял. Пока мы не убедимся, что дело неладно...
- Вы не допускаете, что он мог докопаться до сути?
- Еще как, - сказал я. - Это - Некер. Это - сам Роланд. Вполне
возможно, что в вашем городе есть и другие люди, докопавшиеся до сути.
Вопрос первый: если они есть, почему они молчат? Вопрос второй: почему
Некер, если ему удалось докопаться до сути, ударился в загул?
- Может быть, на него так подействовала истина.
- Стоп, комиссар, - сказал я. - Я не знаю истины, способной выбить из
колеи Лео Некера. Нет таких истин, не было и не будет. Если бы вы знали
его так, как знаю я, подобные мысли автоматически показались бы вам
галиматьей и ересью низшего пошиба. Это один из моих учителей, это один из
тех, кто являет собой легенду Конторы, мифологию внутреннего
употребления...
- Вам виднее, - сказал он. - Я всего лишь полицейский. Однако при
столкновении с чем-то качественно новым прежние критерии могут оказаться
устаревшими...
- Как знать, как знать, - отделался я универсальной репликой.
Зипперлейн неожиданно затормозил, и я едва не вмазался носом в
стекло.
- Совсем забыл, - он виновато почесал затылок. - Дальше - только для
пешеходов. Можно в объезд. Или пройдемся? Всего три квартала.
- Давайте пройдемся, - сказал я. - Как два перипатетика.
Я взял чемодан, Зипперлейн запер машину, и мы тронулись. Голуби,
разгуливавшие по мостовой, недовольно расступились перед нашими ботинками.
Настроение у меня портилось. Когда впереди показался броневик, оно упало
едва ли не до абсолютного нуля.
Видимо, запрет автомобильного движения на броневик не
распространялся. Он стоял у кромки тротуара, высокий, зеленый, на толстых
рубчатых колесах, чистенький, словно только что вышедший из ворот завода.
На броне у башенки сидел сержант и что-то лениво бубнил в микрофон, двое
солдат в лазоревых касках стояли у колес, держа свои автоматы, как палки,
и откровенно скучали. Здоровенные такие румяные блондины, от них за версту
несло фиордами, набережной Лангелиние, Андерсеном и троллями. Мимо,
обогнав нас с Зипперлейном, прошла девушка в коротком желтом платьице, и
потомки Эйрика Рыже синхронно повернули головы ей вслед.
Мы миновали броневик, и я увидел их четвертого, лейтенанта, он стоял
вполоборота к нам, смотрел на противоположную сторону улицы, и его
расслабленная фигура была исполнена той же безнадежной скуки. Я взглянул
на него пристальнее и тут же отвел глаза. Хорошо, что Зипперлейн заслонил
меня.

С о в е р ш е н н о с е к р е т н о. С т е п е н ь А-1.
Полковник Конрад Чавдар. Родился в 2008 г. В 2026-2029 гг. служил в
авиадесантных частях войск ООН. В 2031-м закончил военное училище
"Статорис" (факультет общевойскового командования). В настоящее время -
командир полка специального назначения "Маугли". Четыре международных и
три национальных ордена. Женат. Сын.

Теперь прибавились дополнительные загадки. Конрад, я знаю, скромный
человек, но не настолько, чтобы на операции переодеваться в форму обычной
бронепехоты с погонами младшего по званию. Следовательно... Следовательно;
экипаж этого броневика весьма квалифицированно валяет ваньку, изображая
скучающих новобранцев. А на самом деле это - полк "Маугли", профессионалы,
элитная ударная группа по борьбе с терроризмом. От страха их сюда послали,
что ли? Совет Безопасности напуган здешними чудесами, и потому... Или
назревает что-то серьезное?
- В городе все спокойно? - спросил я. - Нет, я не о ретцелькиндах. В
других отношениях.
- Кажется, спокойно.
Черт бы тебя побрал, выругался я про себя, ты что, не помнишь, какие
люди сворачивали себе шею из-за того, что лишний раз произнесли или
подумали слово "кажется", очень уж положились на его обманчивую гибкость?
- Как вы носите пистолет, Зипперлейн?
- Как большинство - в "петле". Но чаще не ношу. Я уже пожилой
человек...
- А вы, часом, не фаталист?
- А вы?
- Когда как, - сказал я чистую правду.
- Этот город способен сделать вас фаталистом.
- Ну да, - сказал я. - За день выпадает уйма, метеоритов, и ни один
еще не упал кому-нибудь на голову. Это убеждает.
- Вы злитесь?
- Честное слово, не на вас, - сказал я. - Вы же умный человек,
комиссар. Я немножко злюсь на людей, которые далеко отсюда. Ради чистоты
эксперимента меня сунули сюда, абсолютно не проинформировав. Я все
понимаю, метод "контрольный след" сплошь и рядом дает неплохие результаты,
но могу я выругаться хотя бы мысленно?
- Да... - сказал он. - Что я еще могу для вас сделать?
- Оставьте на почтамте свой адрес. Вот, пожалуй, и все. Разве что...
Вы меня не проинструктируете?
- Инструктаж уместится в одной фразе, - сказал он. - Ничему не
удивляйтесь. Если станете удивляться, можете наделать глупостей. Что бы с
вами ни случилось, помните одно - это не галлюцинации, вы абсолютно
здоровы.
- Прекрасный инструктаж. Едва ли не лучший из всех, какие я за свою
службу получал... Нет, серьезно.
- Вот именно. Ничему не удивляйтесь. Возможно все, что угодно. Но это
не опасно для жизни и здоровья. По крайней мере не было прецедентов...
Все, мы пришли.
Посреди большого сада стоял красный кирпичный домик под черепичной
крышей.
- Зипперлейн, вы волшебник, - сказал я. - Жилище Белоснежки. Идиллия
и благодать. Хочется ходить по траве босиком и верить, что на свете
существуют свободное время и нормированный рабочий день...
Хозяйка вышла нам навстречу, когда мы подошли к крыльцу. Жаль, что я
не Дон-Жуан. Ей было лет двадцать шесть - двадцать восемь. Светлые волосы,
серые глаза. Голубое платье ей очень шло.
Зипперлейн отозвал ее в сторонку, вполголоса изложил дело, и хозяйка
охотно согласилась меня приютить - с большим энтузиазмом, как мне
показалось. Потом Зипперлейн откланялся, а я остался. Стоял на нижней
ступеньке крыльца, хозяйка, которую звали Анной, - на верхней. Оба
обдумывали, с чего начать разговор.
- Показать вам комнату? - спросила она наконец.
- Если вас не затруднит.
Комната мне понравилась, как и дом. Я поставил в угол чемодан и
посмотрел на Анну. Она мучительно искала слова.
- Так, - сказал я. - Все никак не можете решить, как со мной
держаться, верно?
- Верно, - ответила она с бледной улыбкой. - Вы из того же ведомства,
что и Зипперлейн, или серьезнее?
- Серьезнее.
- Судя по возрасту, капитан или майор?
- Полковник.
- О, даже так... Понимаете, Адам, лично я была далека от таких дел,
но есть обстоятельство... Хотя вы, наверное, никакой не Адам...
- Разумеется. Но какой-то отрезок времени мне предстоит быть Адамом
Гартом, так что так и зовите. И помните, что я чертовски любознателен - не
по складу характера, а по профессии мне все нужно знать и всюду совать
нос. Можно, я буду иногда задавать вопросы?
- Можно.
- Я вам не помешал своим вторжением? Ну, скажем: устоявшиеся
привычки, личная жизнь? Только откровенно.
- Может быть, так даже лучше, - тихо сказала красивая женщина Анна,
не поднимая глаз, и мне не понравились надрывные нотки ее голоса. - Вы
будете часто уходить из дома?
- Наверное.
- Вечерами тоже?
- Скорее всего. Вам нужно, чтобы вечерами меня здесь, не было?
- Наоборот. Я... Вчера... Зипперлейн пожилой человек, полицейский с
большим стажем, у него есть оружие, так что вечера его не пугают, и он бы
меня не понял... А может, и понял бы...
- Вы, главное, не волнуйтесь, - я осторожно взял ее тонкие теплые
пальцы, она заглянула мне в глаза, и этот взгляд не понравился еще больше
- я понял, что только огромным усилием воли она удерживается от того,
чтобы не броситься мне на шею, прижаться и зарыдать в голос. Плевать, что
она видит меня впервые, - ей необходимо выплакаться первому встречному.
Интересные дела, надо же довести человека до такого состояния...
- Так, - сказал я. - Вы хотите сказать, что вечерами здесь полезно
иметь при себе оружие?
- Нет, вы не поняли, - она поколебалась, потом решительно закончила:
- Мне страшно сидеть дома вечерами. Одной.
- Почему одной? У вас же есть сын.
- Мы сами не знаем, есть ли у нас дети...
- Ах, вот как, - сказал я, чтобы только не молчать.
- Не подумайте, ради бога, что я сошла с ума. Потом вы поймете, вы
очень быстро все поймете...
Хочется верить, подумал я. Пожалуй, сейчас ее вполне можно принять за
истеричку, страдающую манией преследования. Но в этом городе с его
головоломками нужно забыть привычные штампы. Над ее страхами как-то не
хочется смеяться - не испугаться бы чего-нибудь самому, ведь даже с самыми
бесстрашными здесь происходят пугающие метаморфозы. Я читал донесения
Лонера и не мог поверить, что их написал Звездочет. А потом он вдобавок...
Я слушал, что говорят о Некере, и не мог поверить, что это о Роланде
говорят...
- Вы считаете, что я не в себе? - спросила она напрямик, не отнимая
руки.
- Ну что вы. Вы очень красивая, очень милая, вы мне кажетесь
абсолютно нормальной, только сильно напуганной, - я смотрел ей в глаза,
старался говорить убедительнее. - Успокойтесь, ради бога. У вас теперь
полковник в доме, сам кого хочешь напугает, так что ему ваши страхи? Он и
с ними разделается. Знаете, мне дали хороший совет, и я намерен ему
следовать - ничему не удивляться. Поможет, как думаете?
- Не знаю... Вы тактичный человек.
- Иногда, вне службы.
- Вы даже не спросили, чего я боюсь.
- Потому что я, кажется, догадываюсь _к_о_г_о_...
- Вот видите. Страшно, да?
- Возможно...
- У вас есть дети?
- Господи, откуда...
- Тогда вы не поймете.
- Я могу понять, что это страшно. Насколько это страшно, я пока
понять не могу...
Она отняла руку:
- Я пойду. Вы хотите есть?
- Честно говоря, не отказался бы.
- Я накрою стол на веранде. Приходите минут через десять.
Она вышла, тихо притворив за собой дверь. Я расстегнул чемодан и стал
устраиваться. Достал пистолет из футляра, имитирующего толстую книгу с
завлекательным названием "Фонетические особенности южнотохарских наречий",
и задумался: нужен он или пока что нет? Остановился на компромиссе -
вставил обойму и засунул пистолет под подушку. В соответствии с традициями
жанра. Потом в соответствии с традициями собственных привычек закурил,
включил телевизор и сел в кресло.
Сквозь клубы дыма неслись конники в треуголках. Взблескивали палаши,
падали под копыта знамена, палили пушки. Одни побеждали, другие
деморализованно драпали, и их рубили. Кто кого - абсолютно непонятно.
Итак? Строго говоря, любая операция может считаться начавшейся только
тогда, когда ты начинаешь думать над собранной информацией. А информации у
меня и нет. Появление Чавдара и его переряженных в обычную пехоту ювелиров
можно объяснить просто - в городе есть некоторое количество элементов,
которых нужно обезвредить. Очередная банда.
С ретцелькиндами - полный туман. Сакраментальная проблема "отцов и
детей", судя по всему, выступает в качественно новом обличье. Детей просто
боятся. Анна боится вечерами оставаться в обществе собственного сына.
Чего-то боится Зипперлейн, комиссар полиции с тридцатилетним стажем. А
чего следует бояться мне? Наверняка есть что-то, чего мне следует
бояться...
Так ничего и не придумав, я вышел на веранду. Анна сидела за
столиком, накрытым для вечернего чая, а в глубине сада, возле клумбы с
пионами, возился светловолосый мальчишка лет шести. Я охотно поговорил бы
с ним, но не знал, с чего начать, - у меня не было никакого опыта общения
с детьми, я понятия не имел, как подступать к этим маленьким человечкам.
Между прочим, эти самые детки, детишки, херувимчики розовощекие сумели
каким-то образом напугать Лонера - до сумасшествия и самоубийства...
Я сел. Анна налила мне кофе в пузатенькую чашку и пододвинула
печенье.
- Вам понравился наш город?
Чтоб ему провалиться, подумал я и сказал:
- Красивый город. И сад у вас красивый. Сами ухаживаете?
- Сама. Вы любите цветы?
- Как сказать... - пожал я плечами.
Наверное, все-таки не люблю. Не за что. С цветами я, как правило,
сталкиваюсь, когда их в виде венков и букетов кладут на могилы. Возлагают.
В жизни таких, как я, цветам отведена строго определенная роль. За что же
их, спрашивается, любить, если они всегда - знак утраты и скорби?
- Хотите еще печенья? - спросила Анна, когда разговор о цветах
безнадежно забуксовал.
- Хочу, - сказал я, обернулся и перехватил ее взгляд - беззвучный
вопль.
Обернулся туда и сам едва не закричал. Мальчишка стоял у дерева
метрах в десяти от веранды, и к нему ползла змея, голубой кронтан,
ядовитая тварь была уже на дорожке, на желтом песке, в метре от ребенка, а
он не двигался, хотя прекрасно видел ее и мог убежать. Голубая тугая лента
медленно и бесшумно струилась, раздвигая тоненькие стебельки пионов, мой
пистолет остался в комнате, ребенок застыл, Анна застыла, застыл весь
мир...
Я метнул пику для льда, каким-то чудом оказавшуюся на столе.
Перемахнул через перила, в два прыжка достиг дорожки, и голова приколотой
к земле змеи хрустнула под моим каблуком.
- Что же ты, малыш... - Я наклонился к нему, хотел что-то сказать, но
натолкнулся на его взгляд, как на стеклянную стену, как выстрел.
Зипперлейн был прав. Они другие, и словами этого не выразить. Мне
положено разбираться в любых чувствах, которые могут выражать глаза
человека, но сейчас я не мог перевести свои ощущения в слова.
Можно сказать, что он смотрел презрительно. Или свысока. Или
равнодушно, как на досадную помеху. Или злобно. Или сожалея о том, что я
сделал. Каждое из этих слов имело свой смысл и было бы уместно при других
обстоятельствах, но здесь все слова, вместе взятые и в отдельности, не
стоили ничего. Они не годились для описания его взгляда. Всего моего опыта
хватало только на то, чтобы понять: я сделал что-то абсолютно ненужное, и
маленький человечек отметает меня, не собирается разговаривать, что-то
объяснять. Что он другой. Что между нами - стена.
Я оглянулся - Анна стояла на прежнем месте, она даже не смотрела в
нашу сторону. Она его боялась и не могла найти с ним общего языка, но вряд
ли от этих невзгод она стала столь бессердечной, что не сказала ни слова,
не подошла к сыну, только что избежавшему укуса ядовитой змеи. Стало быть,
она с самого начала знала, что никакой опасности нет...
Мальчишка прошел мимо меня, как мимо пустого места, присел на
корточки над неподвижной змеей. Я отвернулся, чувствуя себя лишним,
бессильным, напрочь опозорившимся. И тихонечко побрел обратно на веранду.
Анна убирала со стола.
- Вам не нужно было этого делать... - тихо сказала она.
- Ну откуда я знал? - так же тихо ответил я. - Значит, и это...
- И это тоже.
- Анна, можно мне посмотреть его комнату?
Ей очень хотелось послать меня ко всем чертям, но она понимала, что
не во мне дело.
- Господи, делайте что угодно... Там, направо.
Я проскользнул в дом. Конечно, вот эта дверь, разрисованная забавными
зверюшками и героями мультфильмов. Детская изумила меня спартанской
простотой. Маленькая кровать, желтый шкафчик, низенький столик - и больше
ничего. Никаких книг, никаких игрушек. На столе рассыпаны цветные
карандаши, лежат несколько листов белой бумаги. На одном - рисунок.
Ничего похожего на неуверенную детскую мазню. Четкими штрихами
изображено что-то непонятное, не имеющее смысла - для меня, но не для
художника. Полное впечатление осмысленного завершенного рисунка. Дом?
Возможно. Несколько домов, нарисованных один поверх другого - в разных
ракурсах, с разных точек зрения.
Я поворачивал рисунок так и этак. Да, дом, как-то уродливо
распластанный в одной плоскости, деформированный. В живописи я профан, но,
сдается мне, нечто подобное я видел у нынешних полисенсуалистов - луг,
каким видит его жаба. Галактика, какой ее видит несущийся со сверхсветовой
скоростью пьяный андромедянин...
Оглядываясь на дверь и ежась от стыда, я аккуратно сложил рисунок
вчетверо и спрятал в бумажник. Прекрасное начало, первое вещественное
доказательство - украденный из комнаты шестилетнего пацана рисунок.
Я взглянул на часы и стал собираться Надел другую рубашку, сменил
галстук на более легкомысленный. Пистолет оставил под подушкой. И
отправился искать Некера.
Прохожие проявляли полное пренебрежение к сгорающим над крышами
метеоритам - притерпелись, надо думать. На их месте я бы тоже, наверное,
притерпелся. Немного поплутав, я добрался до бара "Волшебный колодец" и
вошел. Очень большая комната со всеми атрибутами мини-заведения - стойка с
высокими табуретами, мюзикбокс в углу, два десятка столиков, шеренга
игральных автоматов, телевизор над стойкой. Тысячи таких
заведений-крохотулечек кое-как существуют от Куала - Лумпура до Баффиновой
земли, и, как правило, каждый старается обзавестись чем-то особенным,
неповторимым то доспехи средневекового рыцаря, тысячу лет назад с пьяных
глаз угодившего в болото и извлеченного при муниципальных работах, то
африканские маски в южноамериканских барах или южноамериканские индейские
вышивки в барах африканских, то (своими глазами видел в Лахоре) обломок
летающей тарелки, взорвавшейся по неизвестной причине прямехонько над
домом владельца бара. Здесь функцию раритета исполнял громадный засушенный
осьминог - морская тематика, как и положено в портовом городе. Рядом
висела табличка, возвещавшая, что этот самый кракен, прежде чем был
загарпунен, утащил в пучину трех боцманов, одного штурмана и откусил руль
у канонерки. Со времен своих славных подвигов кракен неимоверно усох...
Я пробрался к стойке и попытался привлечь внимание игравшего
миксерами Жерома. Привлек. Взял бокал гимлета и ушел на облюбованное
свободное местечко в углу Столик попался тихий. Двое юных влюбленных
переплели пальцы под столом. Как некий контраст, тут же примостился
старик, худой, весь какой-то высохший, подобно легендарному кракену, он
обхватил полупрозрачными ладонями стакан с чем-то желтым и поклевывал
носом.
Я поставил бокал на столик. От этого звука Мафусаил вздрогнул и
пробудился.
- Ваше здоровье, - сказал я.
- Прозит, - сказал он.
Мы отхлебнули и помолчали.
- Он умер, - сказал старик.
- Кто? - вежливо поинтересовался я.
- Рольф Швайнвальд.
- А...
- Вот так. И за ним пришла та, что приходит за всеми людьми. Пришла,
увы, с опозданием на сотню лет. Рольф Штайнвальд, ста двадцати четырех лет
от роду, был личностью в своем роде уникальной - последний доживший до
наших дней эсэсовец. Дивизия "Викинг". Свое давно отсидел, но оказался
столь крепким, что казалось" сам дух Черного корпуса упорно держит на этом
свете свое последнее вещественное воплощение. Лет десять назад
экс-оберштурмфюрер впал в старческий маразм и с тех пор строил на своем
дворе оружие возмездия "Фау-3", используя в качестве основных деталей
консервные банки и прочий бытовой хлам. Соседские мальчишки сооружение
разваливали, он снова строил. А теперь вот подох" не достроив.
- Это эпоха, - сказал мне старик. - Вы понимаете, целая эпоха ушла.
Если подумать, весь двадцатый век. Я все это видел, понимаете? Берлин.
Бабельсберг. Мюнхен. Не растерзанный союзной авиацией Мюнхен, а
олимпийский, тридцать шестого года. Вы знаете, что фюрер учредил особую
медаль для немецких победителей Игр? Вы представляете, как это выглядит,
когда звучит команда "марш!", и шеренга с размаху опускает сапоги на
булыжную мостовую.
- И еще Дахау, - сказал я.
- Что? - он подумал, припоминая. - Ах, да... Дахау и еще этот, как
его... ну, вы лучше помните. Печи. Кого-то там сожгли, говорят, некоторые
были учеными, что-то такое изобрели, чуть ли не эпохальное... Печально. Я
все понимаю - были издержки, как у любого политического движения. Может
быть, не следовало их так уж... чересчур. Может быть, не стоило
сотрудничать с сионистами, а и их вешать. Но, молодой человек, если бы вы
видели, как это было красиво! Факельные шествия - ночь, маленький живой
огонь факелов, колышущиеся тени, и тысячи людей в едином порыве... Форма.
Человек в форме никогда не чувствует себя одиноким, ущербным, он всегда в
рядах, с кем-то, частица могучего целого. Где это теперь? Войска ООН?
Семенная вытяжка, пародия на армию и строй, оперетка...
Он горько покривился и обеими руками поднял к губам стакан. Этих
динозавров остались считанные единицы - развитая геронтология, высокий
уровень медицины... может, еще и яростное желание жить, сохраниться, быть?
Они единодушно открещивались от ушедшей идеологии, все воевали на Западном
фронте, если собеседник был с востока, и на Восточном - если собеседник
был с запада. Но все поголовно и навзрыд сожалели о порядке и братской
сплоченности, чьими символами были мундир, френч, китель...
- Вот и ваш Некер появился, - сказал бесшумно подошедший хозяин.

С о в е р ш е н н о с е к р е т н о.
Э к с п р е с с - и н ф о р м а ц и я. Д о п у с к А-0.
Генерал-майор Некер Лео-Антуан (Роланд). Родился в 1984 г. Сорбонна,
военное училище "Статорис" (командно-штабной факультет). Имеет ученую
степень магистра, автор ряда работ по международному праву в области
взаимоотношений транснациональной контрразведывательной службы ООН с
национальными правительствами. В настоящее время - начальник Отдела
кризисных ситуаций. Член Коллегии МСБ, заместитель начальника
регионального управления МСБ "Дельта". Четыре международных и шесть
национальных наград. Женат. Сын. Дочь.

Я обернулся - откровенно, не маскируясь. Некер сидел у входа. Это был
он и не он. Крупная фигура, густые усы, мужественное лицо стареющего
военного - импозантный моложавый джентльмен с фамильного портрета
викторианских времен. Но я хорошо его знал и видел, что он стал другим.
Полное впечатление надломленности, безвольности, и это не игра. Он на
самом деле сломлен.
Во времена оны Роланд был для меня учителем, недосягаемым эталоном и
господом богом, да и потом, поднабравшись опыта, я смотрел на него снизу
вверх - право же, он заслуживал такого взгляда. Что же делает с людьми
этот проклятый город и как он этого добивается? По спине у меня побежали
мурашки при мысли - что, если то же суждено и мне? Поток, неотвратимо
затягивающий в омут... Но должен же кто-то прервать череду необъяснимых
падений, по сути, предательств?
Я подошел к нему и сел напротив. Он равнодушно поднял голову. А потом
узнал меня.
- Здравствуйте, генерал, - сказал я. - В Центре беспокоятся, куда это
вы запропастились.
- Меня всегда можно найти в этом милом заведении, - сказал он. - От и
до. Сижу и пью. Омерзительное занятие, знаете ли. Я все жду, когда
начнется белая горячка, и я с превеликой радостью лишусь рассудка, но
горячка никак не приходит...
- Что с вами?
- Информация, - сказал он. - Я ведь был хорошим сыщиком, верно? А
теперь получил информацию, которую человеческий мозг - или по крайней мере
мой мозг - переварить не в состоянии.
- Вы докопались? - спросил я.
- Да.
- И что вы знаете касаемо здешних странностей?
- Наверное, все, что нужно знать, - сказал он. - Но вам я не
собираюсь ничего говорить. Поймите, вы сами должны... Речь идет о
ситуации, где все наши условности и установления не имеют никакого
значения. Представьте, что на заселенный негуманоидами Марс попадает
земной ботаник и с точки зрения ботаники пытается рассудить тамошние
политические или научно-технические споры. Представьте, что неграмотный
филиппинский рыбак отправлен разбираться в склоках и сложностях дублинской
дирижаблестроительной фирмы. Я о нас с вами. Профессиональные
контрразведчики пытаются стать судьями в деле, которое требует других
судей... или вообще не нуждается в судьях. Я говорю загадками, да? Но вы
должны сами до всего докопаться.
- И тогда? - спросил я.
- А вот тогда-то начнется самое интересное и сложное... Нужно будет
сделать выбор, принять решение. Я его принять не смог, в чем честно
признаюсь. Я думал, что знаю все о добре и зле, все о жизни и своем месте
в ней. Но... Я не могу сделать выбор. Страшнее всего - как раз эта
неспособность принять решение...
- Кто такой Регар? - спросил я резко.
- Тот человек, на месте которого я хотел бы быть.
- Лонер настаивал, что это враг.
- Значит, Лонер ничего не понял. - Он глянул мне в глаза. - Голем,
надеюсь, ты понимаешь, что взять меня будет довольно трудно? Или ты здесь
со своими мальчиками?
- Я здесь один, - сказал я. - И у меня нет приказа вас брать. Получи
я приказ, я бы это сделал. Пусть даже один. Но мне всего лишь поручено
разыскать вас. Я вас нашел. И говорю вам - за вас беспокоятся. Лучше бы
вам поехать в Центр.
- Учту. Знаешь, что хуже всего? Прекрасно понимаешь, что с тобой
происходит... Прощай. Желаю оказаться счастливее.
Он встал, поклонился коротким офицерским поклоном, бросил на стол
мятый банкнот и пошел к выходу. Я остался один. Может быть, где-то в
городе есть страшная пасть, которая одного за другим глотает наших людей и
выплевывает подменышей, безмозглых и безвольных двойников? Нет. Глупости.
Есть информация. Истина. Знание, которое то пугает людей до смерти, то
погружает в прострацию...
- Скучаете? - раздался рядом девичий голосок.
Я поднял глаза от исцарапанной пластиковой крышки столика. Блондинка.
Лет двадцати. Фланелевые брючки, белая безрукавка. На девицу определенной
профессии из портового города явно не походит. На подсадку мелких
грабителей тоже. Милая девочка, которой скучно. Или милая девочка, которая
играет милую девочку, которой скучно.
- Скучаете? - повторила она.
- Скучаю - сказал я. - Вы, как я понимаю, тоже? Что будете пить?
- Все равно.
Я отправился к стойке.
- Что вам налить? - спросил Жером.
- Да хотя бы гимлет, - сказал я. - Думаю, дама согласится.
- Между прочим, девчонка не какая-то там, так что учтите.
- Учту, - пообещал я. - Из приличной семьи, а?
- Из очень приличной. Как ваша работа?
- Работаю помаленьку.
- То-то, что помаленьку.
- А поспешишь - людей насмешишь, - сказал я.
Вернулся к своей незнакомке и преподнес ей бокал. Незнакомка
пригубила, не сводя с меня глаз. Интересно, к чему милой девочке из очень
приличной семьи шататься по вечернему кабаку не самого высшего разряда?
- У вас красивые глаза, - сказал я. - Коралловые губки. И вообще вы
прелесть.
- Вы уже теряете голову?
- И заодно - способность соображать, - сказал я. - Никак не могу
сообразить, чем привлек ваше внимание.
- Мне же скучно, - напомнила она.
- Аргумент веский. Кто вы?
- Это уже не по правилам, - засмеялась она. Я могу оказаться... ну,
хотя бы шведской принцессой.
- Ваше высочество, - сказал я почтительно, - но я-то могу оказаться
Синей Бородой или людоедом. Не боитесь?
- Нет. Вы на негодяя не похожи. Я разбираюсь в людях.
Родная, мысленно воззвал я к ней, знала бы ты, какие люди
отправлялись в Края Великого Маниту как раз оттого, что переоценили свое
умение разбираться в людях...
- Ну, если не похож... - сказал я. - Позволительно ли мне будет, ваше
высочество, узнать ваше имя?
- Алиса.
- Адам. Журналист. Буду писать о ваших чудесах и странностях. Меня
послали, потому что я страшно люблю загадки.
- Загадки... - протянула она с непонятной интонацией. - Вы давно в
городе?
Сегодня приехал. Что у вас обычно показывают туристам?
- Я вам покажу Могилу Льва, - сказала Алиса. - Это...
- Я знаю.
- А посмотреть не хотите?
Ситуация сложилась странная. Шла явная игра, мы оба понимали, что
идет игра, понимали, что другой это чует.. Не это же прекрасно - что
началась игра, что на меня кто-то вышел! И я сказал:
- Хочу.
- Тогда идемте, - сказала она.
У нее был мотороллер, старенький, но резвый. Вела она быстро и умело.
Мы промчались по ночным улицам пронизанным многоцветием неона, метеориты
огненными росчерками проносились над крышами и сгорали, таяли. Казалось,
на небе нет уже половины звезд - они осыпались роем осколков, пригоршнями
раскаленной пыли.
Город остался позади, за нашими спинами, дорога шла в гору. В луче
фары мертвым холодным светом вспыхивали дорожные знаки. По всем канонам
жанра дорогу сейчас должна загородить машина с погашенными фарами, и из
нее полезут хмурые асоциальные типы с ручными пулеметами наперевес. Эх,
если бы...
Вот и памятник. Лев распростерся на вершине горы, уронив косматую
голову на правую лапу, а под левой смутно различалась рукоять меча - я
знал, что он сломан.
Лет семьсот назад рыцари графа Раймонда Гервенского убили здесь
Ралона, бывшего бочара, поднявшего восстание и провозглашенного королем.
Одно из стародавних восстаний против злого короля, обманываемого
неправедными советниками. Восстание, обреченное на поражение неумолимыми
законами развития общества, - о чем его участники, разумеется, и
подозревать не могли. Насколько я помнил, все протекало весьма стандартно
- король воевал где-то далеко, и восставшие вырезали небольшой гарнизон
города, спалили замки наиболее ненавистных окрестных сеньоров и решили,
что все кончено. Что касается графа Гервенского, то этот хитрый лис не
растерялся и не заперся в замке, сообразив, что людей и припасов у него
мало, а к неприступным замкам его Гервен, безусловно, не относится. Посему
он торжественно и принародно присягнул королю Ралону, снискал его доверие,
был им возведен в герцоги и через неделю удостоился чести сопровождать
Ралона в соседний город, примкнувший к восстанию. Двадцать вассалов графа
скрытно поехали следом и догнали кортеж на этом самом месте... Настоящий
король, испугавшись, срочно заключил невыгодный для себя мир и повернул
рыцарскую конницу на восставших. Все кончилось через три дня. И получило
неожиданное продолжение через семьсот лет. Так уж случилось, что город не
мог похвастаться знаменитыми земляками. Родившиеся в других местах великие
люди, равно как и эпохальные исторические события, обошли город стороной.
Но отцам города хотелось иметь красивый памятник, который можно показывать
туристам, сделать символом вроде Русалочки, Сирены, Медного всадника и
Эйфелевой башни. Вот олдермены и не придумали в свое время ничего лучшего,
кроме как скопировать знаменитый швейцарский монумент, поставленный
сложившим головы за пределами Гельвеции ландскнехтам.
Мы стояли у каменного зверя, накрытые его тенью, и молчали. Удачный
повод для глубокомысленных рассуждений о том, что все относительно, а мир
наш полон парадоксов - бедняга Ралон, возмутитель спокойствия, спустя
столетия после смерти удостоился памятника, а граф Гервенский всего через
полгода после убийства им народного короля впутался в заговор недовольной
усилием централизованной власти знати - каковую знать миропомазанный
король быстренько развесил на воротах фамильных "замков.
- Жаль, - сказала Алиса.
- Кого? Или - что?
- Короля Ралона.
Я буркнул что-то в том смысле, что законы развития общества - вещь
упрямая, на кривой ее не объедешь...
- Господи, я не потому. Ралон был молодой и красивый. Жаль.
- Вы что, его видели? - пошутил я. - В мемуарах де Шалонтре о
возрасте Ралона ничего не сказано...
- Разумеется, видела, - сказала Алиса. - Иначе откуда бы я знала, что
он был молодой и красивый?
- У вас собственная машина времени?
- Не верите?
- Нет, я ужасный рационалист. Верю только тому, что вижу своими
глазами.
- Прекрасно. Тогда подойдите.
- Куда?
- Вот сюда, - сказала Алиса, взяла меня за руку и потащила к
памятнику.
В лунном свете львиные глаза мерцали как-то загадочно, я нагнулся и
рассмотрел, что они не мраморные, как следовало бы. Стеклянные, похоже.
Черная точка зрачка, кружево радужной оболочки. Обычно у статуй не бывает
таких глаз.
- Откуда у него такие глазищи? - спросил я.
- Не знаю, не знаю... - быстро прошептала Алиса, пригибая мою голову
поближе к львиной. - Просто в один прекрасный день взяли и стали вот
такими. Ниже нагибайся, ниже. Смотри ему в глаза и думай про короля
Ралона. Про него самого, про то, как его убили. Про то, что хочешь его
увидеть. Про Время.
Я так и не успел убрать с губ скептическую ухмылку.
Вокруг был ясный день, светило солнце, блестело море. На месте города
появился другой, раз в десять меньше, крохотный городок со средневековой
гравюры - мощные, на совесть сработанные зубчатые стены, из-за стен
виднеются шпили и острые высокие крыши, словно пучок стрел в колчане. У
пристани несколько кораблей со спущенными парусами. Я стоял на том же
самом месте (только гора была гораздо круче, не сглажена временем) и
смотрел сверху на город, каким он был семьсот лет назад. Впрочем, меня не
было в летнем дне. Там был только... черт, как сказать? Там был только мой
взгляд, а ноги по-прежнему ощущали мраморный постамент, но своего тела я
не видел.
Слева, метрах в десяти от меня, появились всадники. Кони шли шагом, я
не слышал стука копыт и разговора, хотя губы седоков шевелились. Продолжая
разговор, двое остановились буквально рядом со мной и смотрели вниз, на
город. За их спинами почтительно молчали телохранители.
Нетрудно определить, кто есть кто. Алиса оказалась права. Король
Ралон был рослым красивым малым лет тридцати, одет богато, пышно даже, но
сразу видно, что к этой роскоши он не привык. И в седле сидел несколько
неуклюже. Не то что его собеседник, лет сорока, с умным, холеным лицом,
довольно приятным.
Король что-то сказал, улыбаясь и показывая на город. Он не успел даже
понять, что его убили...
Роли, несомненно, были распределены заранее. Здоровенный детина,
заросший до глаз рыжей бородищей, внезапно по незамеченному мной знаку
обрушил секиру на непокрытую голову короля Ралона (я на миг зажмурился).
Беззвучно скрестились мечи и боевые топоры, королевские телохранители один
за другим вылетали из седел, и когда появились десятка два конников в
одежде с гербами графа, им почти не пришлось ничего делать.
Я выпрямился, окунулся во мрак, снова увидел свое тело,
распростертого над обломками меча каменного льва и кроваво-красные
росчерки метеоритов над городом. Беззвучное прошлое растаяло.
- Теперь веришь? - спросила Алиса.
- Теперь верю, - сказал я. - Потому что...
Пришла мысль, от которой стало холодно.
Едва речь зайдет о прошлом, почему-то прежде всего под этим мы,
страдая своеобразной дальнозоркостью, понимаем давние века, старинные
времена. Однако прошлое - это и то, что случилось сутки, час, минуту
назад...
Я опустился на колени, встретился взглядом с застывшими глазами
льва-оборотня. Сосредоточиться. Думать о человеке, которого никто не видел
мертвым, - кроме тех, кто его убил. А мы так и не нашли тех, кто его
убил...
Полгода назад майор Дарин из "Гаммы" не вернулся с задания, исчез,
растворился в воздухе на улицах трехмиллионного города, далеко отсюда, на
другом континенте. До сих пор мы не знаем, что с ним случилось, где он
оступился (если он оступился), как он погиб. Такое еще случается, нам
противостоят не опереточные злодеи, и, когда знамя покрывает пустой гроб и
над пустой могилой трещит залп, злоба в тысячу раз мучительнее оттого, что
она бессильна, у врага нет имени, лица и адреса...
Рослый загорелый человек сбежал по ступенькам аэровокзала и
направился к стоянке машин. Все правильно. Дарина встречают те, из
"Серебряного волка", они не знают его в лицо и понятия не имеют, что это
не долгожданный курьер, что курьера мы аккуратно и чисто взяли в Маниле...
Зеленая "Комета" и узкое, напряженное лицо человека за рулем. Машина
долго петляет по улице, выполняя классические маневры с целью выявления
возможного хвоста. Повороты, перекрестки, стада лакированных автомобилей,
регулировщики в белых нарукавниках, толчея, мельтешение вывесок и реклам.
Машина выезжает за черту города - видимо, резидент обожает свежий
воздух. Я незримо присутствую рядом с сослуживцем и другом, одним из тех
парней, о которых по высшей справедливости нельзя говорить без красивых
слов, я знаю, что сейчас его убьют, но я бессилен что-либо изменить. Я
остаюсь зрителем, бесплотным духом. Все уже свершилось полгода назад.
Спириты пламенно уверяют, что души умерших постоянно незримо присутствуют
рядом с нами, видят каждое наше движение, слышат каждое наше слово.
Хочется верить, что это неправда, - иначе какой пыткой было бы хваленое
бессмертие души, ее способность все видеть и все знать, и полнейшее
бессилие что-либо изменить...
Автоматически открывается калитка, чугунное кружево, автомобиль
тормозит у белой виллы, двое поднимаются на крыльцо, и я бесплотно иду
следом, и вот уже Дарин с непроницаемым лицом идет навстречу осанистому
типу в золотом пенсне. И падает на ковер лицом вниз. Тип в золотом пенсне
недоуменно и растерянно оглядывается - он явно такого не ожидал. Из-за
портьеры появляется человек с пистолетом, и уж его-то я знаю как
облупленного - Визенталь, он же Серый Антихрист. Теперь мне все ясно - где
был прокол, кто недоучел и что. Значит, вот так. Визенталь. Бывший майор
военной разведки одного маленького, но чрезвычайно воинственного
государства в те времена, когда еще существовали национальные армии и
разведки. Теперь притворяется мирным рантье и притворяется, надо отдать
ему должное, чрезвычайно непробиваемо. До сих пор мы так и не смогли
доказать, что Визенталь и Серый Антихрист - одно и то же лицо. Теперь -
другое дело. Виллу мы эту найдем. Трупы в подвале выкопаем. Перевернем все
вверх дном, найдем отпечатки пальцев, свидетелей, теперь мы твердо знаем,
что Визенталь там был, и будем танцевать от этой печки. Визенталь сейчас в
Мехико, беззаботно глазеет на старинные здания и покупает поддельные
антики - ну что ж, пусть пока погуляет...
Стоп, стоп. Что же, я поверил, будто передо мной машина времени?
Может быть; все это обман. Может быть, Алиса владеет гипнозом. Впрочем,
проверить нетрудно...
- Некоторые очень пугаются, - сказала Алиса. - А у тебя крепкие
нервы.
- Есть немного, - сказал я.
Она стояла, сунув руки в карманы курточки, легонько покачиваясь с
пятки на носок. Сколько людей до меня смотрели в глаза этому льву, и что
они заказывали?
Если это не гипноз, следовало бы окружить памятник танками... Многие
дали бы отрубить себе руку, лишь бы узнать, какие бумаги просматривали и
что делали в недалеком прошлом некоторые мои коллеги, - прошлое означает и
то, что произошло минуту назад... А ревнивые мужья, мелкие жулики,
желающие подсмотреть код сейфа, нечистоплотные бизнесмены и просто грязные
типы, которых манит соседская спальня? Но если это всего-навсего гипноз,
каким дураком я буду выглядеть, потребовав охранять памятник? Черт возьми,
неужели начались порожденные здешними чудесами дилеммы? Зябко стало от
такой мысли.
Меня тянуло спрашивать и допрашивать, но я молчал. Успеется.
Выпрямился, глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, посмотрел в сторону
моря. Небо в эту ночь было чистое, звездное, сверкали огни города, над
ними метались алые росчерки метеоритов, а над метеоритами...
Над метеоритами, над городом, стояла радуга - пронзительно чистое
семицветье. Одним концом она упиралась в искристо поблескивающее море,