Моисеева Зинаида - Диалог с мастером: Открытое письмо к Энн К. Энтус. - Скачать бесплатно

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Диалог с мастером Открытое письмо к Энн К. Энтус

Протекая через узкое горло реки, называемой жизнью, я все же знала, что впереди - свет и широкая гладь океана. И проснувшись однажды утром, я почти не удивилась, обнаружив, что живу и радуюсь.

Зинаида Моисеева

ЧИТАТЕЛЮ

Дорогой Читатель! Я впервые пишу не только для себя. До сих пор моя "Муза" была похожа на проходящий мимо поезд, в который я вскакиваю на ходу, не зная, где сойду, но именно неизвестность для меня и заманчива. Когда мне говорят: "Пиши!", перед глазами появляется унылый серый состав и проводница, проверяющая купленный по таксе билет с указанием места назначения. Скучно. И поэтому, любя и уважая тебя, Читатель, я забуду о тебе и сяду в свой поезд, где Прошлое становится Настоящим и снова возвращается в Прошлое - но уже иное...

На Мастерском семинаре, о котором пойдет речь, ты, Энн, сказала мне однажды: "Не пиши! Ни в коем случае", - и тогда я со спокойной душой написала дипломную работу. Энн, я снова слышу твой голос: "Не пиши!", и освобождаюсь от пресса слова "Должна"...

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

И вот я снова на том семинаре. Запомнился первый вечер - апрельский, теплый, в тихом уголке Подмосковья, который на три недели стал нашим островом. Мы - это 25 российских "Робинзонов", "крутых" специалистов из разных городов. Почти каждый съел свою "энэлперскую" собаку. Мы гуляем и делимся друг с другом своими методиками - уверенные в себе, почти "состоявшиеся" специалисты, осталось получить лишь корочку, где по - английски написано: "Master" за подписью Anne Kasman Entus. Мы еще не знаем, что Мастер - это состояние души. Не знаем цену, которую каждый из нас заплатит за эту подпись, ту, которая не измеряется в долларах. А ты, Энн, знаешь: мы для тебя не первые и не последние, но на эти три недели - единственные, как дети... А пока ты даешь нам возможность свободно подышать кислородом, от которого мы, городские жители, пьянеем так сильно, что чувствуем себя курортниками, а предстоящий семинар представляется нам чем - то вроде курортного романа... Да простит меня Бог за это сравнение, но ты - как русская Баба - Яга - затопила печку, а мы - Иванушки - дурачки - еще не знаем, что будем в ней жариться... Мы радостно общаемся на "международном" сленге с Американцем, который будет преподавать нам дзюдо. А между тем, в последнее утро я увижу в окно всего одного из нас - "последнего из могикан", который нашел в себе силы выйти на разминку...

Каждый пройдет свой путь. Я пишу о своем, но я - лишь одна из многих...

Наутро у тебя, Энн, "всего" полчаса уходит на то, чтобы собрать воедино русских с их загадочной душой и не менее загадочным менталитетом. "Во сколько лет у Вас дети узнают время?" - спрашиваешь ты. "В четыре или пять", - безмятежно отвечают твои русские "дети". Мы привыкли за свою жизнь к тому, что нас сгоняют в стадо, называемое "коллектив" и все время чему - то учат. Не приходя вовремя мы демонстрируем свою "свободу" ("А захочу - вообще не приду!"). Как собака, которая не чувствует поводка, пока хозяин его не натянет. Но оказывается, Энн, что тебя не интересует, будем ли мы приходить на занятия и во сколько именно. Лично ты будешь начинать занятия вовремя... Мы привыкли, что с нами кто - то что - то постоянно делает - погода, правительство, близкие и т. д. Вот теперь ты нас учишь - ну что же, мы позволяем. Учи, если хочешь... Но когда привычного выговора за опоздание не последовало, мне стало ясно, что придется срочно взрослеть и самой отвечать за все, что с тобой здесь происходит. Перед собой же отвечать - Родителя на семинаре не оказалось. На секунду я вдруг почувствовала, что лежу в колясочке под клетчатым одеялком и вижу чей - то взгляд, устремленный на меня, но как - то насквозь. И во мне прозвучал детский голос мудрого старичка: "На меня смотрят, но меня не видят... Есть ли я?.. Мир не добр ко мне..." Я встряхнулась, отбросила от себя это наваждение, вошла в состояние "Я - Профессионал" и приготовилась внимать твоим словам, Энн...

А поезд уже набирал скорость, хотя еще можно было соскочить с подножки...

В первый день ты рассказывала то, что мне было давно известно, так что меня больше занимало, как и на предыдущем семинаре, КАК ты общаешься с аудиторией, КАК выстраиваешь программу занятий. В этот день я легко дала себе установку: "Я все могу", не подозревая, что надеваю на себя спасательный круг. Он не давал пойти ко дну, когда семинар возникал во снах вперемешку с путиной на Тихом океане, и неизвестно, где было труднее...

Но в первые два дня мне казалось, что ты преподаешь студентам таблицу умножения. Я была уверена в успешности своей учебы, в высокой оценке (так было всегда), о чем не преминула сообщить тебе в одном из упражнений...

При всем желании не могу вспомнить семинар в его хронологической последовательности и отличить факты от своих фантазий - запечатлелись четко в памяти день первый и день последний. Остается пожелать себе, чтобы фантазия уводила не слишком далеко от реальности, если таковая вообще была...

ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ

Все проходит... А мне в последние дни кажется, что я сослана на этот остров пожизненно, и находится он не в Подмосковье, а где - то рядом с Бали. Во всяком случае, я уже становлюсь похожа на аборигена Бали: выхожу из состояния транса только тогда, когда это необходимо. Я смотрю на осунувшиеся лица коллег, пьющих шампанское, и сообщаю себе о том, что у нас праздник - день окончания семинара, но мое сообщение прерывается строкой из песни: "День рождения страны, вернувшейся с войны..." С войны, где один день идет за четыре. Такое у меня ощущение... Последний рывок длинной в три дня - экзамен - сорвал последние маски. Я помню и люблю лицо каждого человека из нашей группы. В часы недолгого сна я видела нас взводом солдат, выбирающихся по болотам из окружения. Того, кто падал, поднимали другие. На эмоции сил не было, было лишь сострадание и упрямое: "Мы все можем". Да не привычное маленькое "Я", а большое "Мы". И, отступая от диалога с тобой, Учитель, я обращаюсь к Вам, мои дорогие коллеги, со словами, которых не сказала тогда: "Спасибо за то, что любили меня даже в то время, когда я не хотела быть одной из Вас, когда мне не нужна была" дружественная вселенная ". Простите меня те, кому я невольно причинила боль. И примите мою Любовь и Уважение каждый из Вас и все вместе"...

Что же произошло? Что толкнуло меня на эти патетические строки?.. Наш поезд несся с огромной скоростью и мы все время изменялись: робкие становились чуть ли не нахальными, самые уверенные - детишками, боящимися темноты, тихие и незаметные - волевыми и сильными. Каждый проходил через свой "процесс"... Еще в начале семинара я решила позволить себе роскошь: оставаться собой, как бы это ни выглядело. Выглядело это далеко не всегда красиво. Во мне образовалась раздвоенность: "Я - Личность" и "Я - Профессионал" и эти части с каждым днем все дальше отъезжали друг от друга. Ко второй части у меня нет претензий - у тебя, Энн, их тоже не было. Экзамен был сдан, знания получены. Как личность же, исключая дни экзамена, я стала ребенком, для которого люди таят в себе опасность для жизни, исключая тебя, Энн, и двух моих друзей. Это произошло во время памятного для нас с тобой реимпринтинга. Под твоим руководством, Энн, я снова попала в запертый больничный изолятор со стеклянными стенами. Мне 2 года и никого рядом - все за стеклом, им нет никакого дела до меня, я ничего не слышу. Я не смогла выйти оттуда... Наступило время обеда. Ты, Энн, думала, продолжить ли реимпринтинг. И решила: "Нет". Ты оборвала его. Мне было неуютно. Я немного обиделась на тебя. Потом поняла, что у тебя просто нет времени на меня, как у тех взрослых людей за стеной изолятора. Я еще не знала тогда, что ты любишь меня больше, чем я сама, и несешь ответственность за свою работу. Ты в меня верила, я в себя уже не очень.

Помнишь, ты говорила нам: "Человека не обязательно оставлять в комфортном состоянии после Вашей работы". Да, ты права, самая высокая мотивация к изменению - уйти из зоны дискомфорта. Но тогда мне как - то не рассуждалось. Я бежала на следующий день в Москву, проигнорировав лекцию Брайена Ван дер Хорста. За этот день я успела разрушить в своей жизни столько, сколько можно успеть за один день. Но "Я - Профессионал" заставил вернуться обратно и продолжать учиться. А боль "ребенок" выплескивал в стихи, которые всем нравились. Двое ребят из группы выбрали для моделирования то, как именно я их пишу. Я научила их просто рифмовать строки - откуда им было взять обруч, который сжимал мое сердце и давал сигнал: "Пиши!"

Помнишь, Энн, костер в лесу, на котором мы сжигали символы своих страхов, оков, боли? Но на их месте предстояло образоваться чему - то новому, еще неведомому для нас. А пока на их месте возникали пустоты как после хирургического вмешательтва...

Я почти не удивилась, получив сертификат "Практика НЛП". Как ты сказала: "Мастерство у тебя есть, а поведенческая гибкость на уровне практика. Мне не жалко бумаги, но я слишком уважаю тебя, чтобы дать тебе ее". Ты напомнила мне слова Эриксона: "Тяжелая жизнь - это страшное преимущество". И ты сказала, что уверена во мне. И что я многому тебя научила. Я слабо удивилась: "Я? Тебя? Да чему?" Но не стала спорить, мне было все равно тогда. Я испытывала к тебе странную смесь любви и обиды, с чем и уехала...

ГОД СПУСТЯ

Такое есть у нас "ругательство" - равнодушный человек. Для меня же слово равнодушие означает: "ровная душа". В этой душе могут помещаться сильный Дух, Вера, Любовь, вытеснившие страх и неуправляемые эмоции.

Я еду к тебе, Энн, год спустя с ровной душой. Снова весна, светит солнце. Я живу и люблю жить. В ней по - прежнему всякое - разное происходит, но ничто не трагедия. Это не повторенный за кем - то штамп, это - мое приобретение. Один из результатов давнего семинара, и я заплатила за него сполна, как и за умение любить - сострадать всем людям, а не только слабым и беспомощным, дар верить в Бога и в себя - как в частицу его...

Я еду и смотрю фильм о себе длинной в год. За это время я потеряла почти все, что может потерять человек. На время даже себя. Помню, как не хотела никого видеть, болела душа, и я завидовала мертвым. Они уже ничего не чувствовали, кроме Любви. Жизнь в теле была для меня оковами. Я ощущала себя узником на чужом празднике. На время работы с другими людьми я вновь оживала, профессионализм был сильней моего умирающего эгоизма. Я умирала, чтобы родиться вновь - иной, более совершенной и гармоничной. Но тогда это было больно и страшно. Когда я переставала верить в себя, я жила твоей верой в меня, Энн. Иногда я писала тебе письма в далекую Канаду и не отправляла и мысленно отвечала себе на них. Протекая через узкое горло реки, называемой жизнью, я все же знала, что впереди - свет и широкая гладь океана. И проснувшись однажды утром, я почти не удивилась, обнаружив, что живу и радуюсь. Только вот не той детской радостью, подобной солнцу, которую я ждала, а спокойной радостью взрослого человека, принимающего мир и людей. Я больше не хотела их менять - я чистила алтарь своей Души и душа наполнялась, как пустой сосуд, Любовью ко всем и всему живущему и к себе тоже...

Я ехала к тебе, Энн, и мне хотелось рассказать тебе о своей любви к тебе и благодарности Милтону Эриксону. В трудные для себя дни я читала его книгу "Мой голос останется с Вами". Помнишь, когда врачи сообщили его маме, что Милтон не доживет до рассвета, он не спал и ждал, когда взойдет солнце? Я тоже ждала своего рассвета...

Войдя в комнату, я увидела ребят с нашего семинара и сначала мне показалось, что не было этого года, мы опять вместе. Но нет - не мы - другие, более свободные, радостные, светлые, мудрые. Меня приветствовали так, как если бы я вышла из этой двери вчера, а сегодня вернулась. И у меня было такое чувство, что времени нет.

Потом я стояла в аудитории, где ты объясняла что - то новому поколению энэлперов. Мне не хотелось вслушиваться в слова - я смотрела на тебя и чувствовала остро, как зверь - радость, детский восторг. И ты услышала мое молчание - подошла и обняла так тепло, как можешь именно ты. Наш разговор с тобой превратился для меня в два диалога - диалог слов и диалог ощущений. Мне так ценно все, что я услышала и почувствовала, что я не хочу передавать ничего даже бумаге. Пусть останется живым...

Мы с ребятами сидели и смотрели, как "новое поколение" получает сертификаты о прохождении маленького отрезка пути длинной в жизнь. Каждый что - то говорил. Я узнавала нас в день первый семинара. Они тоже становились "крутыми". Во мне родились ощущения, которые я бы выразила словами: "Свет и Любовь". Когда подошла твоя очередь говорить, ты сказала: Радость. Любовь. Свет. И я обрадовалась совпадению...

Из лирического состояния меня вывел смешной вопрос мальчика: "Энн, а Кастанеда был энэлпером?" И твой ответ: "Нет, насколько я знаю, он писал сам". Я себя тоже больше не чувствую энэлпером. Кастанеда был Кастанедой, Эриксон был Эриксоном, а Энн Энтус - это Энн Энтус. Она неповторима как любой из нас, только ее пока больше. А мы, ее ученики, все время растем и меняемся. Мы уже не можем жить иначе.

Ты, наверное, снова в Канаде, Энн. Но для нас ты - близкий человек. Твой голос останется с нами, где бы мы ни были. И когда ты будешь читать эти строки, позволь себе осознать, как любят тебя твои русские ученики, почувствовать тепло наших рук на своих плечах, услышать наши голоса, видеть наши лица...

Дай тебе Бог удачи и счастья, Мастер!