Мень Александр - Сын человеческий - Скачать бесплатно

Александр Мень
Сын человеческий


Сокращенный журнальный вариант ("Смена", 1990, NoNo6-- 12)
Все подстраничные примечания внесены в текст в квадратных скобках.
Цифры в квадратных скобках относятся к примечаниям в конце глав.



Светлой памяти моей матери

ОТ АВТОРА

Для чего написаны эти страницы? Нужны ли они, если об Основателе
христианства было уже столько сказано?
Любая новая книга на евангельскую тему может вызвать подобные вопросы.
Кроме того, очевидно, что никакой труд, посвященный жизни и учению Иисуса
Христа, не в состоянии заменить своего первоисточника. "Есть книга, -- писал
незадолго до смерти Пушкин, -- коей каждое слово истолковано, объяснено,
проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам
жизни... Сия книга называется Евангелием, -- и такова ее вечно-новая
прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно
откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и
погружаемся духом в ее божественное красноречие" [1]. В самом деле, кто,
кроме евангелистов, сумел справиться с этой грандиозной задачей --
запечатлеть образ Иисуса Назарянина, причем пользуясь удивительно скупыми
средствами?
Итак, если мы хотим знать правду о Христе, то должны искать ее прежде
всего в Евангелии.
Но тот, кто впервые берет его в руки, может столкнуться с известными
трудностями. Ведь авторов Нового Завета отделяют от нас почти две тысячи
лет. Современному человеку бывает нелегко понять многие их намеки, обороты
речи, а подчас даже самый ход их мысли, что вызывает необходимость в
комментариях, которые давали бы ключ к Евангелию.
Изучение новозаветной письменности давно уже стало целой наукой. Сотни
толкователей -- богословов, историков, филологов -- проделали огромную
работу по разбору и сопоставлению текстов, по уточнению их смысла. Они
кропотливо исследовали каждую главу и каждый стих Евангелия.
Ценность этих аналитических трудов бесспорна. Они помогли уяснить
немало важных подробностей. Однако авторы их следовали методу, который
нередко оставлял на втором плане главное. Обширные критические экскурсы о
Матфее, Марке, Луке и Иоанне почти заслонили самого Христа. А ведь
евангелисты стремились донести до нас именно весть о Сыне Человеческом,
который есть альфа и омега христианства; без Него оно лишается души,
попросту говоря, не существует.
Вот почему за последние полтора века в евангельской историографии
наряду с богословским и литературным анализом стали использовать также и
метод обобщения, синтеза. Авторы, которые пошли по этому пути,
хотели, опираясь на данные текстуальной критики, воссоздать целостную
картину земной жизни Христа.
Одним из первых этот подход применил известный русский проповедник
архиепископ Иннокентий Херсонский (Борисов). Его очерки вышли в 1828 году
под названием "Последние дни земной жизни Иисуса Христа". Книга с тех пор
выдержала много изданий и продолжает пользоваться широкой популярностью.
Однако она охватывает события только Страстной недели.
Остается сожалеть, что опыт полной "биографии" Христа, написанной в
форме связного повествования, был предпринят впервые автором нехристианским.
Речь идет об Эрнесте Ренане, французском историке и публицисте, книга
которого "Жизнь Иисуса" появилась в 1811 году.
В ней автору удалось нарисовать яркую и правдивую панораму евангельской
эпохи и необычайно живо изобразить Самого Основателя христианства, хотя,
будучи по мировоззрению скептиком-позитивистом, Ренан в значительной мере
исказил Его облик.
Успеху "Жизни Иисуса" немало способствовало и то, что центральная тайна
Евангелия -- тайна Богочеловечества -- отступила в христианском
сознании на второй план. Это естественно привело к реакции, выразителем
которой стал Ренан. Вскоре после выхода в свет его книги соотечественник
Ренана -- пастор Эдмон Прессансе писал: "Человечество Христа очень часто
приносилось в жертву Его Божеству, забывали, что последнее неотделимо в нем
от первого и что Христос... не Бог, скрывшийся пор видом человека, но Бог,
сделавшийся человеком, Сын Божий, униженный и поруганный, говоря смелым
языком ап. Павла, Христос, действительно подчинивший Себя условиям земной
жизни... Христа очень часто представляли нам как отвлеченный догмат, и
потому бросились в противоположную крайность" [2].
И поклонников, и противников Ренана сначала больше занимали его
философские взгляды; когда же интерес к ним остыл, а страсти, разгоревшиеся
вокруг "Жизни Иисуса", стали утихать, отчетливо обнаружились достоинства
примененного в книге метода.
Характерен случаи, который рассказывали о Владимире Соловьеве. Однажды,
беседуя с обер-прокурором Синода К. П. Победоносцевым -- человеком крайне
консервативным, философ попросил у него позволения издать по-русски "Жизнь
Иисуса", снабдив ее, разумеется, критическими примечаниями.
-- От вас ли я это слышу? -- возмутился обер-прокурор. -- Что это вам в
голову пришло?
-- Но ведь надо же наконец народу о Христе рассказать, -- ответил,
улыбаясь, Соловьев.
Сам он относился к Ренану отрицательно, но котел подчеркнуть, что, как
правило, многословные труды критиков и толкователей мало приближали людей к
евангельскому Христу. В этом смысле на их фоне мог выигрывать даже Ренан.
Неудивительно, что вслед за книгами архиеп. Иннокентия Херсонского и
Ренана стали выходить другие, написанные в том же жанре, и число их с каждым
десятилетием увеличивалось. Нередко, правда, результаты получались спорными
и противоречивыми. Одни хотели видеть в Назарянине только реформатора
иудейства, другие -- последнего из пророков; сторонники насилия изображали
Его революционером, толстовцы -- учителем непротивления, оккультисты --
"посвященным" эзотерического ордена, а враги традиционных общественных
устоев -- борцом против рутины. "Есть нечто трогательное, -- замечает
известный историк Адольф Гарнак, -- в этом стремлении всех и каждого подойти
к этому Иисусу Христу со стороны своей личности и своих интересов и найти в
Нем самого себя или получить хотя бы некоторую долю в Нем" [3]. С другой
стороны, в таких попытках обнаруживалась узость людей, которые силились
разгадать "загадку Иисуса", исходя только из своих, подчас весьма
односторонних воззрений.
Между тем личность Христа неисчерпаема, она превосходит все обычные
мерки; вот почему каждая эпоха и каждый человек могут находить в Нем новое и
близкое им. 06 этом, в частности, свидетельствует и история искусства. Если
мы сравним фреску в катакомбах Рима или древнерусскую икону с изображением
Христа у Эль Греко или модерниста Шагала, то легко убедимся, как по-разному
преломлялся Его образ на протяжении веков.
Чем же можно проверять и корректировать эти трактовки в живописи, в
науке и литературе?
Единственным критерием здесь является само Евангелие, на котором
основаны все попытки изобразить Сына Человеческого.
Правда, некоторые историки утверждают, что Евангелия слишком лаконичны,
чтобы дать материал для "биографии" Иисуса. Действительно, в них опущены
многие факты, ряд конкретных деталей остается неясным, но непредубежденный
исследователь найдет в них все важнейшие черты жизни и учения Христа. К тому
же скудость источников обычно не мешает создавать жизнеописания великих
людей, о которых сохранилось куда меньше достоверных данных.
Есть и богословы, отвергающие возможность изложить евангельскую историю
лишь на том основании, что Новый Завет не "объективный рассказ", а проповедь
о спасении и Спасителе мира. Но если даже Евангелия и возникли как книги
церковные, богослужебные, содержащие прежде всего благовестие веры, это
вовсе не исключает их исторической ценности. Созданные не летописцами и не
историками, они, однако, содержат свидетельство, пришедшее к нам из первого
века Церкви, когда еще были живы очевидцы земного служения Иисуса.
Повествования евангелистов подтверждаются и дополняются античными и
иудейскими авторами, а также открытиями современных археологов. Все это
позволяет считать задачу биографов Иисуса Христа вполне осуществимой.
Разумеется, чисто исторический аспект не может являться главным в Его
"биографии".
Сын Человеческий принадлежит не только прошлому. Сегодня, как и в то
время, когда Он жил на земле, Его любят, в Него верят и с Ним борются.
Однако нельзя забывать, что путь Христов проходил среди людей
определенного времени, что к ним в первую очередь было обращено Его слово.
Св. Иоанн Златоуст рекомендовал, читая Евангелие, представлять себе
конкретную обстановку, служившую фоном священных событий. Теперь мы можем
следовать этому совету успешнее, чем во дни самого Златоуста, поскольку
располагаем более подробными сведениями об Иудее I века.
Увидеть Иисуса Назарянина таким, каким видели Его современники, -- вот
одна из главных задач книги о Нем, если она строится по принципу
историко-литературного синтеза. Среди христианских авторов,
руководствовавшихся этим принципом, наибольшую известность приобрели
Фредерик Фаррар, Коннингем Гейки, Альфред Эдершейм, Анри Дидон, Франсуа
Мориак, Дмитрий Мережковский, Анри Даниель-Ропс, Артур Нисен, Чарлз Додд. Но
поскольку все они писали для Запада, появление еще одной книги этого
направления, ориентированной на русского читателя, может быть оправдано.
В ней автор не ставил себе исследовательских целей, а стремился лишь к
тому, о чем говорил Вл. Соловьев в беседе с Победоносцевым, -- просто
рассказать о Христе. Рассказать на основании Евангелий, лучших
комментариев к ним, а также других источников. При работе были приняты во
внимание важнейшие результаты современной новозаветной критики, но с учетом
того, что и она сама нуждается в критическом подходе.
Предназначена эта книга в основном для тек, кто прочел Евангелие
впервые или даже совсем незнаком с ним. Поэтому рассказ начинается с
внешних событий, лишь постепенно приближаясь к темам более глубоким и
сложным.
Впрочем, искушенный читатель, быть может, тоже найдет здесь для себя
нечто новое, хотя прямо ему адресован только раздел, относящийся к "теории
мифа" и происхождению Евангелий.
Автор надеется, что книга окажется небезынтересной и для неверующих.
Любому человеку следует иметь представление об Основателе религии, которая
стала неотъемлемой частью мировой культуры.
Цитируя Новый Завет, автору пришлось отказаться от общеупотребительного
синодального перевода. Достоинства его несомненны, но, сделанный более
полутора веков назад, он устарел как в научном, так и в литературном
отношении. Поэтому в книге использован (с некоторыми поправками) новый
перевод, осуществленный в Париже под редакцией архиепископа Кассиана (1970).
Ссылки на литературу приведены только в самых необходимых случаях.
Желающие углубить свои знания в этой области могут обратиться к трудам,
указанным в библиографии.
Если предлагаемый очерк поможет читателю лучше понять Евангелие,
пробудит к нему интерес или просто заставит задуматься, цель автора будет
достигнута.

Примечания ("ОТ АВТОРА")
[1] А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений. М. -- Л., 1949, т. VII, с.
443.
[2] Э. Прессансе. Иисус Христос и Его время. Пер. с франц. СПб., 1869,
с. 11.
[3] А. Гарнак. Сущность христианства, -- в кн.: Общая история
европейской культуры. СПб., 1910, т. 5, с. 40.

ПРОЛОГ

Весной 63 года до н. э. на дорогах Палестины показались колонны римских
солдат. За ними со скрипом тянулись обозы, грохотали тяжелые осадные орудия,
в тучах пыли блестели панцири легионеров и колыхались боевые знамена.
Командовал армией сорокатрехлетний полководец Гней Помпей. Втайне
мечтая о мировом господстве, он любил рядиться в тогу международного арбитра
и говорил, что явился в Сирию не для захвата чужих владений, а как защитник
порядка и освободитель. В эти годы он достиг зенита славы и был окружен
любовью военных. То, что Помпей расправился с пиратами -- этим бичом
мореплавателей -- и победоносно завершил кампанию против Митридата
Понтийского и Тиграна Армянского, укрепило его позиции как в Риме, так и за
его пределами.
Ближний Восток Помпей застал в состоянии войны, которую вели между
собой местные царьки и правители. Поэтому он поспешил водворить там мир,
раздавая титулы и короны, и в то же время объявил все сирийское побережье
провинцией Рима. Этот момент совпал с упорной борьбой за иерусалимский
престол двух братьев-претендентов -- Аристобула и Гиркана. Они обратились к
Помпею с просьбой решить их спор. Но пока в Дамаске тянулись переговоры,
Аристобул внезапно передумал и отказался от помощи римлян. Узнав об этом,
разгневанный Помпей быстрым маршем двинулся на Иерусалим...
Палестина, или страна Израиля, по которой шли теперь когорты и где
через сто лет должен был прозвучать голос Христа, расположена на перекрестке
Европы, Азии и Африки, что постоянно делало ее яблоком раздора. Многие
завоеватели на протяжении веков покушались на ее территорию, хотя она
никогда не славилась особенным плодородием или природными богатствами. Эта
небольшая полоса земли, протянувшаяся по берегам Иордана и Мертвого моря,
включает всевозможные оттенки климата и рельефа. Недаром ее называют краем
контрастов. Вечные снега лежат на вершинах израильских гор; зимой снег
нередко выпадает даже на юге, а кое-где летом жара достигает почти
тропической силы. Пальмы и гранатовые деревья, смоковницы и кипарисы
соседствуют с зарослями орешника и ивняком; зеленые равнины чередуются с
голыми скалистыми грядами.
В древности наиболее цветущим был северный округ -- Галилея,
расположенный на запад от озера Кинерет (Генисарет), которое иногда называли
Галилейским морем. Среди населения этой местности жило много иноплеменников,
из-за чего ее именовали "Галилеей языческой". С юга к ней примыкает область
Самария. Когда-то вместе с Галилеей она составляла Северное
Израильское Царство, уничтоженное в 722 году до н. э. ассирийцами.
Завоеватели угнали в плен жителей городов, а на их место переселили людей из
Месопотамии и Сирии. Колонисты смешались с израильтянами и приняли их веру,
сохранив, однако, свои старые обычаи. Иудеи отказывались признать в этих
самарянах собратьев, считая их полуязычниками, что вело к конфликтам,
о которых упоминают и Евангелия. Несколько сот самарян и сегодня живут в
Израиле. Подобно своим предкам, они почитают священной гору Гаризим, где
некогда стоял их храм.
Южная часть страны, или собственно Иудея [Римляне называли Иудеей всю
Палестину], представляет полную противоположность Северу. Неприветливая и
бесплодная, она похожа на гористую пустыню с оазисами. Ее суровый, но
здоровый климат закалил иудеев, сделав их выносливым, чуждым изнеженности
народом. Последним пунктом на пути римлян в Иерусалим, еще сохраняющим
прелесть благодатного Севера, был Иерихон; он славился целебными источниками
и пальмовыми рощами. Именно там разбил свой лагерь Помпей и оттуда привел
солдат к стенам иудейской столицы.
Иерусалим, переживший пятнадцать веков славы и падений, уже давно стал
легендарным городом. Он был расположен на горе и представлял собой мощную
крепость. Вид его стен смутил Помпея, который знал толк в осадном деле.
Однако ему помогли раздоры, бушевавшие внутри города. Аристобул сдался на
милость римлян, а партия его брата Гиркана открыла им ворота. Только те, кто
не желал мириться с присутствием чужеземцев, заперлись в храмовой цитадели,
готовые стоять насмерть.
Целых три месяца шла осада, пока римляне с величайшим трудом не
разрушили одну из башен. Когда они хлынули в ограду Храма, то с изумлением
увидели, что священники продолжают совершать богослужение. Все время, покуда
длилась отчаянная оборона, духовенство не покидало алтаря и погибло вместе с
защитниками святыни.
Пользуясь правом победителя, Помпей захотел осмотреть знаменитый Храм,
в том числе и Дебир, Святое Святых, место, куда мог входить, да и то
раз в году, только первосвященник. Переступить запретный порог толкало
римлянина неудержимое любопытство: ведь о религии иудеев ходили самые
фантастические слухи. Одни рассказывали, что в Дебире находится золотое
изображение ослиной головы, другие уверяли, что там прячут человека,
обреченного на заклание. Что же скрывается в нем на самом деле? Каких только
сюрпризов не подносил загадочный Восток людям Запада!
В напряженной тишине отодвинута завеса... И что же? Удивлению Помпея и
его офицеров не было границ. Они ожидали увидеть нечто необыкновенное, по
крайней мере какой-то образ -- прекрасный или отталкивающий. Но там было
пусто. Там обитало Незримое...
Со странным чувством, к которому примешивался суеверный страх, покинули
римляне Храм, не прикоснувшись ни к чему. Но, наверное, они удивились бы еще
больше, если бы узнали, что судьба поставила их лицом к лицу с религией,
предназначенной стать колыбелью учения, которое завоюет Восток и Запад,
беломраморную Элладу и их родной Рим.
Чем же отличалась эта религия от прочих?
Ответить на вопрос можно, лишь начав издалека.
Уже тогда, когда свет разума впервые вспыхнул в человеке, он ощутил
реальность некоей высшей Силы, объемлющей мироздание. Для первобытных
охотников было естественно отождествить Ее с тем, что мы теперь называем
природой. Поэтому всюду -- в облаках и звездах, в реках и живых существах --
люди искали присутствия Божественного.
Сначала, как правило, это приводило к грубому идолопоклонству, к
обоготворению отдельных предметов и явлений. Позднее в Индии, Китае и Греции
культ природы породил веру в то, что видимый мир есть единственно подлинная
действительность. Но такой взгляд шел вразрез с общечеловеческим духовным
опытом и не получил широкого признания.
Напротив, с приходом религиозной и философской зрелости культур
укрепилось убеждение, что верховная Реальность в корне отличается от всего
частного и ограниченного. Последним словом дохристианской мысли стало учение
о Божестве, Чье сокровенное, неисповедимое бытие находится по ту сторону
зримого. Как бы ни называть Его -- Небом, Отцом, Судьбой, -- глубина Его не
может быть познана никем из смертных. Идея эта не только вытекала из
переживаний мистиков, но имела и логическое основание. Поистине -- какой
разум в состоянии охватить саму Беспредельность?..
Однако таинственный порыв ввысь не погас в человеке. Он все время
стремился преодолеть дистанцию, отделяющую его от Неба, связать свою жизнь с
иным миром. В результате продолжали существовать две тесно переплетенные
веры: вера в Непостижимого и -- в стихийные божества. Последние, казалось,
стояли ближе к человеку, и с ними можно было вступить в прямой контакт.
Считалось, что есть секретные магические приемы, с помощью которых люди
способны влиять на демонов и духов. Подобный утилитарный взгляд оставался
господствующим в течение тысяч лет.
Многобожие и магия тщетно пытались заполнить пропасть,
отделяющую землю от неба.
Впервые эта раздвоенность была снята в библейском Откровении. Оно учило
о Боге "святом", то есть несоизмеримом с тварью, и одновременно -- о
человеке как Его "образе и подобии". Таинственное родство бесконечного Духа
и духа конечного делает, согласно Библии, возможным Завет между ними.
Завет, или Союз, есть путь к единению человека не с богами, а именно с
высшим Началом, пребывающим над Вселенной.
Примечательно, что религию Завета исповедовал народ, который не создал
могущественной цивилизации, не выделялся в политическом отношении и лишь на
короткое время достиг национальной независимости. Однако верность Богу он
сумел пронести через долгие столетия своей мучительно трудной истории.
Предки этого народа с незапамятных времен кочевали между Сирией и Египтом.
Предание сохранило память о племенном вожде евреев Аврааме (ок. 1900
г. до н. э.), с именем которого связано начало ветхозаветной религии. Первая
ее заповедь указывала на важность человеческих поступков перед лицом Неба.
"Я -- Бог Всемогущий; ходи передо Мной и будь непорочен". Аврааму было
обещано, что через его потомков "благословятся все племена и народы земли",
хотя оставалось тайной, что будет означать это благословение [1].
В XVII веке до н. э. гонимые голодом евреи переселились на восток
нильской Дельты, где постепенно подпали под деспотическую власть фараонов.
Вера Авраама была почти забыта.
Около 1230 года группа еврейских кланов, носивших имя "Сыны Израиля",
или просто Израиль, была объединена Моисеем -- их великим
пророком и законодателем. Он вернул народ к "Богу отцов", к "Богу Авраама,
Исаака и Иакова" и вывел соплеменников из "дома рабства". В память об
"исходе" и освобождении Моисеем был установлен праздник Пасхи.
Скрывшись в Синайской пустыне, израильтяне некоторое время обитали в
окрестностях священной горы Синай и оазиса Кадеш, где пророк торжественно
провозгласил основы религии Завета.
Моисей заповедал народу чтить лишь одного Бога, Владыку и Создателя
мира, Который есть Ягве, Сущий, Тот, Кто обладает бытием, будучи Сам
превыше всего чувственного. Пророк запретил поклоняться каким-либо природным
богам и даже делать изображения Самого Ягве. Знаком Его пребывания среди
верных был только ковчег, большой ларец, украшенный фигурами крылатых
существ -- керубов. Его укрепляли на длинных шестах и во время битвы несли
перед воинами.
Моисей учил, что по воле Сущего Израиль должен стать избранным
Его орудием, "народом святым и царством священников", то есть общиной людей,
предназначенной служить истинному Богу.
Культ кочевников-израильтян был свободен от обилия церемоний,
свойственного всем древним религиям. Учение пророка кратко сформулировано в
Декалоге, десяти заповедях, которые были начертаны на двух каменных
плитах. Суть их сводилась к верности Господу-Избавителю, а также основным
нравственным нормам: чти отца и мать, не убивай, не кради, не
прелюбодействуй, не клевещи, не завидуй. Из культовых обычаев Декалог
упоминает лишь один -- закон субботнего дня, посвященного Богу.
Кроме Десяти заповедей, к той же эпохе, вероятно, относится и
молитва-исповедание, начинавшаяся словами: "Слушай, Израиль! Ягве -- Бог
наш, Ягве -- един. И возлюби Ягве, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею
душою твоею, и всеми силами твоими!" [2].
Величественная простота Моисеевой веры и ее заповеди, следовать которым
и до сих пор оказывается столь нелегко, знаменовали коренной поворот в
религиозном сознании. Неудивительно, что Моисей должен был пережить трагедию
непонятого пророка.
Библия повествует о том, с каким трудом воспринимали вчерашние рабы
уроки своего учителя, как они восставали против него, как сильна была над
ними власть привычных суеверий. Но пророк не отступал даже тогда, когда ему
казалось, что дело проиграно. И его усилия не пропали даром. Религия Завета
стала тем прочным корнем, из которого выросли духовная стойкость и единство
народа.
Еще при Моисее израильтяне начали проникать в Ханаан, как тогда
называли Палестину, а после его смерти большая их часть перешла реку Иордан
и завоевала страну. Осуществилась мечта многих поколений: жить на "земле
Авраама". Племя иудейское осело в районе гористого Юга, а остальные колена
-- на Севере. Но вскоре оказалось, что дети пустыни попали в положение
победителей, которым пришлось покориться культуре побежденных. Цивилизация
хананеев, родственная финикийской, была по тем временам высокоразвитой. Тем
не менее ханаанские культы продолжали сохранять древний изуверский характер.
В них практиковались и человеческие жертвоприношения, и ритуальные убийства
детей, и храмовая проституция. Праздники, связанные с плодородием,
сопровождались у хананеев чувственными обрядами и оргиями.
Под воздействием народа, среди которого ему пришлось жить, Израиль стал
быстро терять свою духовную самобытность. Почитание Ваалов и других
земледельческих богов Ханаана незаметно вошло в быт еврейских крестьян. Как
говорит Библия, "Сыны Израиля уклонились от Ягве, Бога своего".
Около 1100 года на ханаанский берег высадились воины, пришедшие с
островов Эгеиды. То были филистимляне, народ, уже овладевший секретом
выплавки железа. Они быстро установили власть над страной, и от них
впоследствии она получила свое греческое название -- Палестина. Израильтяне
и хананеи, имевшие только бронзовое оружие, не могли противиться
завоевателям.
Прошло почти полвека, прежде чем иго чужеземцев было осмыслено как
небесная кара за отступничество. И тогда явились проповедники, призывавшие
возвратиться к вере отцов. Они пробудили народные силы и возглавили
восстание против филистимлян.
Война длилась долго и закончилась победой. В результате ее было
образовано независимое еврейское царство. Около 1000 года при царе
Давиде оно объединило несколько родственных племен и простерло свои
границы "от Нила до Евфрата". Религиозной и политической столицей Давид
сделал ханаанскую крепость Иерусалим, куда по его приказу перенесли ковчег.
Пророк Нафан предсказал царю, что его преданность вере будет вознаграждена:
один из потомков Давида станет основателем вечного царства.
По обычаю Востока, когда человека провозглашали монархом, священник
возливал на его голову кубок елея. Елей, масло оливы, считали символом
прочности. Обряд же "помазания" напоминал о том, что власть даруется от
Бога, Дух Которого отныне будет пребывать на Избраннике. Поэтому каждый
властелин Израиля (а иногда и пророк) именовался Помазанником,
Мессией, или по-гречески -- Христом. Однако со временем этот
титул стали относить лишь к великому Царю грядущего.
Для израильтян обетование о Мессии сливалось с общей надеждой на
свершение неведомых замыслов Господних. Эта надежда издавна была характерной
чертой Ветхого Завета. Она зародилась еще во дни Авраама; потом вожделенной
целью стала "земля обетованная", куда указал путь Моисей, и, наконец,
пророчество Нафана дало новое направление народным чаяниям.
Не следует, впрочем, думать, что духовная жизнь Израиля оставалась в ту
пору незамутненной. В каждой главе библейской истории есть драматические
страницы, повествующие о борьбе и соблазнах, падениях и отступничестве.
Малодушие и страсти, тяга к чужим культам и расчеты политиков не раз
колебали веру.
После Давида контакты с Финикией и Египтом вновь усилили влияние
язычества. Хотя в храме, который построил царь Соломон, не было изображения
Бога (то есть соблюдался Моисеев завет), зато рядом с ним разместились
капища иноверцев. Когда же в 922 году царство распалось на Север и Юг,
Израиль и Иудею, угроза идолопоклонства стала еще реальней. Повсюду
воздвигались алтари в честь Ваалов и Астарты, казалось, еще один шаг -- и
язычество будет признано второй официальной религией Израиля.
Духовный кризис сопровождался кризисом социальным. Самодержавие
монархов, которые все больше расширяли свои привилегии, рост имущественного
неравенства, бесправие и разорение крестьян, огромные налоги, проникновение
в страну финикийской роскоши -- все это не могло не тревожить людей, которые
верили в миссию Израиля и ужасались его упадку. Их взоры были обращены к
идеалам Синая, к чистой вере патриархальной старины.
Из среды этих оппозиционеров и вышли пророки. Божии посланцы,
звавшие народ очнуться от спячки.
Обычно они проповедовали в Храме. Не намереваясь создавать новую
религию, пророки хотели возродить и очистить ту, что была унаследована от
времен Моисея. Пророки отказывались во имя ложно понятого патриотизма
льстить толпе и без колебаний начали переоценку всего строя национальной
жизни.
Деятельность пророков совпала с той эпохой, когда большинство
цивилизованных стран вступило в полосу религиозных революций. Это был
исторический перелом, который можно сравнить лишь с появлением христианства.
Старое мировоззрение, ставившее в центр ритуал, заклинание, магию, начало
колебаться. Повсюду, от Китая до Италии, появились мировые учители,
пытавшиеся найти новые ответы на жгучие вопросы жизни и веры. Авторы
Упанишад, Будда, Махавира, Лао-цзы, Конфуций, Заратустра и греческие
философы -- вот те, кто духовно сформировал мир, в который пришел Иисус
Назарянин. Они были Его предтечами, но в строгом смысле слова называть так
можно только израильских пророков.
Многое роднит их с великими мудрецами Востока и Запада. Подобно
отшельникам Индии, они знали, что Бог как абсолютный источник бытия
превосходит все земное; подобно персидскому реформатору Заратустре, верили в
Него как в совершенный Свет и Добро; подобно Гераклиту, они созерцали в Нем
динамическую, "огненную" силу; подобно Анаксагору и Платону, говорили о нем
как о вселенском Разуме, или Премудрости. Но при этом пророки были далеки от
того, чтобы вместе с Буддой считать эту жизнь злом, тягостным маревом; в
отличие от элейских метафизиков не учили, что Творец и мир есть нераздельное
целое.
Они знали, что Бог, как бы ни был велик Он, связан узами любви со Своим
творением, что человек -- Его избранник, которому Он Себя открывает.
Самое непостижимое в пророках -- тайна их вдохновения. Они не строили
гипотез, не создавали умозрительных систем. Бог непосредственно через
них возвещал Свою волю. Речь пророков обычно начиналась словами: "Так
говорит Ягве". Дух Господень овладевал ими с покоряющей силой, и люди
внимали их голосу, как голосу Неба. Это чудо потрясало самих пророков.
Иногда им было даже трудно охватить умом все открывшееся.
Пророки отчетливо сознавали себя орудиями, глашатаями и посланниками
Всевышнего. Но в то же время они были непохожи на языческих прорицателей,
вроде пифий, которые вещали, находясь в состоянии бессознательного транса. В
опыте библейских провидцев просветленный человеческий дух предстоял Сущему,
открывающему Себя как Личность. Бог говорил с миром и ждал от него ответа.
Таким образом, в пророках осуществлялось единение твари с Творцом,
осуществлялся тот Завет, который был основой веры Израиля.
Пророки не только переживали встречу с Богом в глубине своего существа,
но видели Его руку в жизни народов. Это было откровением, уникальным среди
других религий.
"Вечный закон, который греки усматривали в стройном развитии и движении
материи, -- пишет английский историк Кристофер Доусон, -- для иудеев
осуществлялся в превратностях человеческой истории. В то время как философы
Индии и Греции размышляли об иллюзорности или вечности космических
процессов, пророки Израиля утверждали нравственную цель истории и объясняли
преходящие события своего времени в их отношении к божественной воле" [3].
Наблюдая неизменные ритмы природы: восходы и закаты, смену времен года
и движение планет, -- большинство древних философов пришло к мысли о
циклическом характере бытия. Все, полагали они, несется по кругу, все
один раз случившееся повторится опять, и ничего не может быть в корне
изменено. Рождаясь, умирая и возникая вновь. Вселенная и человек обречены на
вечный круговорот. В противовес этому взгляду Библия учит о творении,
которое устремлено ввысь, к совершенству. И хотя одновременно с добром
возрастают и злые силы, в конечном счете они будут побеждены, и миру
откроется свободный путь к Царству Божию. Иными словами, пророки стали
первыми, кому открылись направление и смысл истории.
Благодаря пророкам учение Моисея приобрело черты мировой религии
[Т. е. религии универсальной, в противоположность старым, чисто национальным
культам]. По словам Паскаля, единственным выражением библейской веры "должна
быть любовь к Богу, и Бог осуждает все остальное" [4]. Эта любовь требовала
не столько церковных церемоний, сколько человечности, добра и правды.
Поэтому в проповеди пророков такое большое место занимала идея социальной
справедливости. Как бы ни различались учители Израиля по своему характеру,
темпераменту и общественному положению, их всех объединяла
бескомпромиссность в отношении к отступникам, тиранам и лицемерам, которые
надеялись "задобрить" Творца дарами и жертвами.
Вот пламенный Илия (ок. 850 г.), защитник гонимых и
обездоленных, который без колебания бросает упрек в лицо самому царю.
Вот пастух Амос (ок. 770 г.), человек из народа, не желающий
даже называть себя пророком; но он не может молчать, когда Господь повелел
ему идти по городам и возвещать День Суда. Пусть не надеются израильтяне на
свою избранность. Ее будут достойны лишь те, кто следует закону правды
Божией.
Не подобны ли сынам эфиопов для Меня вы, сыны Израиля? -- говорит
Ягве.
Не вывел ли Я Израиль из Египта, как филистимлян из Крита и сирийцев из
Кира? [5]
Вот левит Осия (ок. 750 г.), оплакивающий духовное вырождение
Северного царства. Он провозглашает, что любовь между людьми дороже Богу
всех пышных ритуалов. "Милосердия хочу, а не жертвы", -- говорит Господь
через пророка [6].
Вот Исайя, иерусалимлянин знатного рода, влиятельный советник
царя (ок. 730 г.). Его не может обмануть показной блеск двора, не радуют
толпы во дворе Дома Господня. Никакие воскурения и молитвы не в состоянии
заменить чистоты сердца и справедливых поступков.
К чему Мне множество жертв ваших? -- говорит Ягве...
Когда вы приходите пред лице Мое, кто требует от вас этого?
Довольно топтать дворы Мои, и не приносите больше ненужных даров...
Удалите от очей Моих злодеяния ваши, перестаньте делать зло, научитесь
делать добро,
Ищите правды, удерживайте насильников, защищайте сироту, вступайтесь за
вдову. [7]
Пророков нередко называют социальными утопистами. Но на самом деле они
не предлагали никаких политических реформ. Если Платон разработал проект
режима с общностью имущества и контролем правительства над всеми сферами
жизни, а философ Ямбул мечтал о Городе Солнца, где все будут равны, то
пророки ставили на первое место веру и нравственные задачи человека. Они
знали, что одних внешних перемен недостаточно, что гармония в мире возможна
лишь в результате гармонии между волей Божией и волей людей.
Но именно поэтому пророки не собирались мириться с язвами общества. Их
страстный протест был продиктован верой в высокое предназначение человека.
Они говорили о "Дне Господнем", когда кончится царство зла среди людей.
Духовному взору Исайи предносилось явление Помазанника, через Которого Сущий
установит Свое Царство. Тогда все народы познают вечную правду, оставят
идолов и преступные дела. Бог "отрет каждую слезу", и земле снова будет
возвращен Эдем. Пророк Иеремия (ок. 630 г.) связывал конец старого
мира с Новым Заветом, который будет начертан уже не на каменных
скрижалях, а в душах людей.
Эсхатологические чаяния пророков обостряли в них чувство
ответственности за свой народ. Ему дано откровение, и потому его грехи
преступны вдвойне. Ему поручена миссия привести человечество к Богу, но если
избранные окажутся недостойными, небесный покров покинет их. Из дальних
стран придут язычники, чтобы разрушить Израильское и Иудейское царства.
Грозные предсказания скоро сбылись. В 772 году Северная монархия евреев
была сметена с лица земли Ассирией, а в 586 г. халдейский царь Навуходоносор
II взял штурмом Иерусалим, сжег Храм и угнал основную массу иудеев в
Вавилон.
Казалось, такая катастрофа могла привести к полному исчезновению
Израиля и его религии. Но этого не случилось. Закваска пророков была
настолько сильна, что и вдали от отечества иудеи продолжали сознавать себя
народом Божиим. Испытание углубило в них покаянное чувство, и с тех пор
языческие соблазны перестали манить их, как прежде. Пророки, жившие среди
изгнанников, -- Иезекииль (ок. 580 г.) и Исайя Второй (ок. 550
г.) -- продолжали дело своих предшественников. Они проповедовали в
молитвенных домах, вели беседы, писали книги. Под их влиянием иудейство
постепенно превращалось в сплоченную Общину -- Церковь Ветхого Завета.
Через полвека "плен на реках Вавилонских" кончился, Халдея была
захвачена персами. В 538 году царь Кир, основатель величайшей державы
Востока, разрешил всем переселенным в Вавилон иноземцам вернуться на родину.
Одушевленные речами проповедников, многие иудеи направились в землю отцов.
Но смелые мечты энтузиастов, вообразивших, что дни Мессии наступят
немедленно, разбились о неприглядную действительность. Вместо прежнего
Израиля было образовано маленькое княжество, подчиненное Ирану, которое
включало лишь Иерусалим с его пригородами. Крепость Давида лежала в руинах,
новоприбывшие терпели нужду.
Прошло время пророков; нужно было теперь учиться жить по их заветам, но
ни у кого не было ни сил, ни энергии, ни уверенности в будущем. Когда из
Вавилона около 400 года прибыл священник Эзра (Ездра), он нашел кое-как
отстроенный храм и народ в состоянии полной апатии.
Эзра привез с собой полный текст Закона Божия, именуемый Торой,
или Пятикнижием Моисеевым. Тора выросла из Десяти Заповедей и дополнялась на
протяжении веков. Священники записали устные предания и уставы времен
Моисея, а также внесли в книгу богослужебные правила. Отныне ей предстояло
служить религиозным, нравственным и гражданским кодексом Израиля.
Опасаясь влияния языческих соседей, Эзра и его продолжатели
книжники задумали отделить иудеев от всего мира. Неукоснительное
соблюдение субботы, пищевые запреты и другие обычаи преследовали одну цель
-- ограждение Общины.
На первый взгляд создается впечатление, что законники похоронили
наследие пророков под грудой мелочных предписаний. Однако, как показало
время, их крутые обособительные меры были тогда оправданы. Именно благодаря
их мощному панцирю религия Библии вышла невредимой из той битвы, которая
разыгралась в Палестине при греческом царе Аитиохе Епифане.
Греция к этому времени давно перестала быть островом демократии. Ее
погубили партийная борьба, войны и распри. Повсюду народ тяготел к сильному
централизованному правительству. Поэтому, когда в IV веке до н. э. Александр
Македонский провозгласил себя монархом, он лишь привел к логическому концу
процесс, начавшийся уже за сто лет до него.
Чтобы придать царской власти высший авторитет, Александр причислил себя
к сонму богов. Так поступили и его наследники, и среди них был Антиох Епифан
(175 -- 163). Этот царь, всерьез возомнивший себя сверхчеловеком, хотел
спаять подвластные ему народы, насаждая среди них единую цивилизацию
эллинизма, ее стиль, вкусы, религию. Предприятие Антиоха нигде не встречало
преград, и только вера Израиля стала тем камнем, о который он споткнулся.
Рядовое духовенство, книжники и народ сначала оказывали ему лишь
пассивное сопротивление, но когда царь осквернил храм, устроив там
жертвенник Зевсу, и начал путем террора вводить многобожие, против него
вспыхнуло восстание. Оно быстро переросло в освободительную войну,
возглавленную Иудой Маккавеем, полководцем из Хасмонейского рода.
В годы борьбы вновь прозвучало пророческое слово. Неведомый провидец,
скрывшийся под именем Даниила, написал книгу, где клеймил тиранию и
религиозные преследования. Автор изобразил великие державы в виде алчных
зверей и предсказывал, что настанет час, когда с неба явится Избавитель и
положит конец империям-хищникам. В отличие от чудовищ, олицетворявших
царства мира сего. Мессия, согласно Даниилу, будет подобен человеку,
"Сыну Человеческому". Этот контраст указывает на коренной переворот,
который ожидает мир.
Прилив воодушевления творил чудеса. Маккавей нанес армии Антиоха ряд
чувствительных ударов, освободил Иерусалим от врагов и выбросил из Храма
"мерзость", как называли иудеи языческий алтарь. Когда же Иуда погиб в бою,
его дело продолжили братья. В 140 году Симон Хасмоней был коронован и стал
царем-первосвященником. Израиль добился независимости и вернулся к границам,
какие имел при Соломоне. Укрепились и общины за пределами страны. Эти
"церкви рассеяния" служили связующим звеном между Иудеей и остальным миром.
Их трудами Библия была впервые переведена на греческий язык. Ко времени
Рождества Христова из 4 миллионов иудеев почти 3 миллиона жило в чужих
землях. Впоследствии существование их очагов, разбросанных повсюду, окажет
немалую услугу апостолам христианства.
Хасмонейская династия не оправдала, однако, ожиданий народа. Новые цари
скоро превратились в заурядных деспотов, не желавших считаться с Законом
Божиим. Произвол властей вызвал отчуждение ревнителей веры от царствующего
дома. К тому же законными монархами по традиции считались лишь потомки
Давида. В силу этого Хасмонеев просто терпели как временных правителей.
Душой оппозиции двору стала группа благочестивых людей, которых
называли "отделившимися", или фарисеями. Сначала они пробовали
свергнуть династию, но в 88 году их мятеж был беспощадно подавлен. Сотни
фарисеев были распяты на крестах царем Александром Яннаем.
После смерти Янная положение фарисеев упрочилось. Но постепенно они
отошли от политики, всецело посвятив себя религиозной деятельности. Многие
из фарисеев стали толкователями Закона и учителями, раввинами. В школах и
синагогах они вели трудную, но необходимую работу: укрепляли в людях основы
веры и нравственности. Непоколебимая преданность Богу, прочные семейные
устои, гуманность, любовь к свободе и справедливости -- все это было привито
народу лучшими представителями фарисейства, среди которых особенно выделялся
кроткий мудрец Гиллель, прибывший в Иерусалим около 40 года до н. э.
По .его мнению, сущность Закона заключена в золотом правиле: не делай другим
того, чего не желаешь себе, а все остальное Гиллель считал лишь
"комментарием" [8].
Было в законничестве и другое направление. Его вождем стал соперник
Гиллеля -- Шаммай. Если первый охотно приобщал иноплеменников к вере,
то второй презрительно гнал их от себя. Шаммай придавал огромное значение
так называемым "преданиям старцев". Его ученики умножали число обрядовых
предписаний и любили выставлять напоказ свое благочестие.
Фарисеи пользовались большим уважением в народе. Зато саддукеи
-- священническая аристократия, связанная со двором, -- относились к ним
враждебно и не разделяли их воззрений. В отличие от фарисеев саддукеи
считали, что со смертью для человека все кончается. Они признавали только
Пятикнижие, а на писания пророков смотрели как на второстепенные. Эти
богатые и надменные люди не слишком доверяли предсказаниям о Мессии и
ориентировались лишь на земную политику.
Параллельно с фарисейским братством около 160 года в Палестине возник
полумонашеский орден "Сынов света" или ессеев. Не желая иметь ничего
общего с греховным миром, ессеи избрали уединенную жизнь в пустыне. Около
140 года их глава, которого они называли Учителем Праведности,
основал колонию на берегу Мертвого моря в Кумране. Там, вдали от суеты,
ессеи трудились сообща, проводя свободное время в ритуальных трапезах,
молитвах и чтении Библии. В их общины, насчитывавшие в целом до 4 тысяч
человек (число значительное для маленькой страны), стекались всевозможные
мечтатели, а также разочарованные и уставшие от жизни люди. Большинство
ессеев придерживалось безбрачия, хотя некоторые и сохраняли семейный образ
жизни.
Уверенные в скором явлении Христа, "Сыны света" готовились достойно
встретить Его приход. Они не сомневались, что в День Суда всех, кроме них,
ждет погибель.
Выпады сектантов против Хасмонейского дома привели к гонениям на
Учителя Праведности. Его почитатели говорили, что в наказание за это
монархию должна постигнуть суровая кара. Предсказание ессеев исполнилось
через полвека после смерти их вождя. В 63 году Палестину заняли войска
Помпея. Он присоединил ее к империи и оставил Гиркану II только тень
верховной власти. А в 40 году Римский сенат даровал титул царя Иудеи
идумейскому военачальнику Ироду, который после трехлетней гражданской
войны вступил на престол Давида.
Между тем евреи "рассеяния" продолжали активно усваивать элементы
греческой культуры. Наиболее образованные среди них стремились согласовать
античную философию с Библией. В этом направлении особенно много сделал
Филон Александрийский, современник Ирода. Он учил о божественной
Силе, которую вслед за мудрецами Эллады называл Логосом, Словом.
Тайна Божества, говорил Филон, необъятна и невыразима, но, когда Оно
проявляет Свое могущество и благость, то действует через Слово. Словом Сущий
творит и поддерживает Вселенную, в нем Он открывается смертным. Филоновская
идея Логоса как посредника между Творцом и космосом помогла впоследствии
излагать Евангелие на языке философов.
Сближение иудеев с эллинистическим миром привело к тому, что многие
язычники заинтересовались их религией. Отрицание идолопоклонства, здоровая
нравственность, живое религиозное чувство иудеев -- принесли им первых
новообращенных. Начали наконец сбываться слова пророков о народах, которые
придут к Богу истины, добра и справедливости. Кое-где слово "иудей" стало
приобретать скорее вероисповедное, нежели этническое значение.
Во II и особенно в I веке до н. э. прозелиты, то есть люди,
перешедшие в иудейство, в большом числе появлялись в разных частях Римской
империи. Некоторые из них обратились под влиянием книг, написанных от лица
греческой ясновидящей Сивиллы. Это имя было псевдонимом, которым
пользовались иудейские миссионеры Египта. Они предрекали миру гибель за то,
что он отдал себя во власть истуканов и деспотов. Из уст в уста передавалась
весть о том, что из Иудеи выйдет Некто, предназначенный стать властелином
народов.
Но между тем в действительности мировое господство все больше
сосредоточивалось в руках римлян.
Превращение Рима в империю началось уже около 200 года до н. э., после
его победы над главным конкурентом -- Карфагеном. Однако при этом военная
мощь оказалась пагубной для республиканского строя самой Италии. Слишком
много земель приходилось держать в повиновении, слишком влиятельной стала
армия, чтобы демократические элементы правления смогли сохраниться. Обещая,
принуждая, подкупая, диктаторы незаметно свели к нулю большинство
политических свобод. Республика была задушена, и Рим на всех парусах шел к
единоличной тирании.
После гражданских войн и кровавого террора 30-х годов до н. э.
племянник Юлия Цезаря Октавиан Август довольно легко установил
самодержавный порядок. По словам Тацита, Август, "именуя себя консулом и
якобы довольствуясь трибунской властью для защиты прав народа, сначала
покорил своими щедротами воинов, раздачами хлеба -- толпу, и всех вместе --
сладостными благами мира, а затем, набирая мало-помалу силу, начал подменять
собой сенат, магистратов и законы" [9].
Еще Юлий Цезарь запретил все союзы и организации, даже самые
безобидные, режим же Августа возвел постоянный надзор за гражданами в
принцип. Разыгрывая демократа, Октавиан бдительно следил за любым возможным
очагом недовольства. Этой цели хорошо служила разветвленная сеть шпионов.
Впрочем, многие полагали, что абсолютизм -- вполне умеренная плата за
спокойствие, стабильность и длительный международный мир. "Век Августа"
называли лучшим периодом Рима, золотым веком его культуры. При Августе
Капитолий горделиво вознесся над миром, внушая почтение и страх. Римский
орел раскинул крылья от Атлантики до Ближнего Востока и от Британии до
африканских берегов. Город на семи холмах превращался в центр, куда "вели
все дороги".
Блестящая военная техника, организация и дисциплина завоевали римлянам
положение хозяев Средиземноморья. Правительственные чиновники вывозили из
покоренных стран несметные богатства. Со всех концов текли они в Рим: рабы,
слоновая кость и звери для цирка из Нумидии, мрамор из Греции, хлеб из
Египта, стекло и пурпур из Финикии. Коммерческие караваны доставляли ковры,
ткани и драгоценности из Вавилона, Аравии, Индии и даже Китая. Столица была
перестроена. Говорили, что цезарь принял ее кирпичной, а оставил мраморной.
Превосходные магистрали соединили Рим с окраинами; оживились торговля и
контакты между провинциями. Юридическое равенство всех, кто стал "римским
гражданином", способствовало сближению народов Востока и Запада. Казалось,
мечта философов-стоиков о едином государстве, где каждый человек --
гражданин вселенной, близка была к воплощению.
Неудивительно, что придворные поэты превозносили Августа и не скупились
на панегирики. Сам цезарь поощрял льстецов и всеми средствами поддерживал
свой авторитет. Для этого исподволь, начиная с восточных провинций, стал
создаваться культ императора. Вскоре по всей державе уже действовали храмы
Августа; ему пелись славословия, его провозглашали "отцом отечества",
"сотером" -- спасителем наций.
Зрелище поднимающейся империи с человекобогом во главе поражало
современников. Заговорили уже о "нерушимом царстве", установленном на века.
Однако покоренные народы не хотели мириться с этой перспективой. В конце
правления Августа начались волнения во многих провинциях, где на Рим
смотрели как на поработителя. Иудеи верили, что этот апокалиптический Зверь
падет от меча Мессии.
Завоевания не избавили Рим от тяжких внутренних конфликтов. Земельные
владения и финансы все больше сосредоточивались в руках олигархии.
Разоренные крестьяне Италии толпами шли в Рим, где кормились случайными
заработками и подачками правительства. Долгие войны буквально наводнили
столицу рабами (их там было около миллиона). Рабы много раз поднимали
восстания, пытаясь вернуться в родные края, но эти попытки неизменно
кончались расправами. Так, после разгрома гладиаторов Спартака шесть тысяч
непокорных были распяты вдоль дороги от Капуи до Рима.
Не менее глубоким был и духовный кризис. Древние верования и мифы у
многих стали вызывать насмешку. Религия теряла свое значение, превращаясь в
составную часть гражданских обязанностей. Еще Цицерон говорил, что
официальный культ нужен только для соблюдения порядка в массах.
Находились и люди, которые готовы были идти куда дальше. Поэт Лукреций
видел в религии просто вредное заблуждение. В своей книге "О природе вещей"
он воскрешал материализм старых греческих философов Демокрита и
Эпикура. Согласно их доктрине, Вселенная есть не что иное, как случайное
образование, порожденное пляской атомов. Рано или поздно ее ждет гибель.
Лукреций уже видел повсюду симптомы мировой осени, предвещавшей конец и
распад мира. Подобные идеи широко распространялись не только на Западе, но
также в Индии и Китае.
Однако сама природа человеческого духа не позволяла ему слишком легко
примириться с идеей бессмысленности бытия. Даже разуверившись во всем, люди
не хотели признать жизнь случайным всплеском материи, вслед за которым
наступает тьма.
Поэтому, когда римляне познакомились с религиями Востока, они жадно
потянулись к ним. Началось подлинное завоевание Запада чужеземными культами.
Египетской Исиде стали молиться от Британии до Балкан, в Риме сооружались
иудейские синагоги, храмы Фригийской богине-матери Кибеле, персидскому богу
Митре. Уличные проповедники возвещали истины, принесенные с берегов Ганга,
из Парфии и Средней Азии. Возродились греческие мистерии, которые сулили их
участникам бессмертие и познание высших миров. Оккультные учения,
астрология, магия и ворожба находили последователей во всех классах
общества. Погоня за чудесным вызвала рост суеверий и шарлатанства.
Видя это, люди, скептически настроенные, готовы были вообще отказаться
от надежды разгадать смысл жизни. По их мнению, на вопрос: "что есть
истина?" -- ответа не существует. Словом, разброд в умах был полный.
Мистические искания и бездуховность, жажда чистоты и нравственное разложение
могли встретиться в одной семье. Нередко отец замыкался в стоическом
презрении к суете мира, мать ходила на ночные радения сектантов, а сын
изобретал новые виды удовольствий и острых ощущений.
Человек стоял на распутье и со всех сторон слышал призывные голоса:
будь равнодушен к печалям и радостям жизни, погрузись в спокойное созерцание
-- говорили буддисты и стоики; живи согласно природе, как все существа, --
учили киники и эпикурейцы; счастье в знании и размышлении -- возражали им
философы-естествоиспытатели; очищай себя тайными обрядами и обретешь
бессмертие -- уверяли наставники мистерий; храни верность единому Богу и
соблюдай Его закон -- возвещала религия Израиля; а римский орел, высматривая
добычу, парил над этим водоворотом духа, где, как в первозданном хаосе,
смешались противоборствующие начала.
Время от времени оживала надежда, что появится тот, кто выведет мир из
лабиринта. Поэт Вергилий предсказывал рождение младенца, с которого начнется
новая Сатурнова эра. Буддисты ждали Будду Майтрейю, индуисты -- очередное
воплощение бога Вишну, персы -- Спасителя-Саошианта, иудеи -- Мессию...
В Палестине с каждым годом сгущалась атмосфера мистических чаяний.
Надеялись, что вот-вот явится с неба пророк Илия и совершит помазание над
Посланником Божиим. Многие думали, что Он будет великим воином, который
сокрушит языческие царства. Другие же верили в конечное торжество добра над
злом, света над мраком, бессмертия над смертью, верили, что "Бог
посетит народ Свой" [10].
Наконец, когда все, казалось, было уже испытано и исчерпано, над темным
горизонтом истории зажглась утренняя заря. В двадцатый год правления Августа
в маленьком селении Назарет галилейская Дева услышала весть: "Ты родишь Сына
и наречешь Ему имя ИИСУС. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, в
даст Ему Господь престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом
Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца".

Примечания ("ПРОЛОГ")

[1] Книга Бытие 17, 1; 12, 3.
[2] Исх. 20, 2-- 17; Втор. 5, 6-- 21; 6, 4-- 9.
[3] Ch. Dawson. Progress and Religion. New York, 1960, p. 125.
[4] Б. Паскаль. Мысли о религии. Пер. с франц. М., 1902, с. 126.
[5] Амос 9, 7. Здесь и далее ветхозаветные цитаты даны в переводе
автора.
[6] Осия 6,6.
[7] Книга пророка Исайи I, II сл.
[8] Вавилонский Талмуд, Шаббат, 31 а.
[9] Тацит. Анналы, 1, 2.
[10] Лк. 1, 68.

* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *

ОТ ВИФЛЕЕМА ДО КАПЕРНАУМА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

"ВО ДНИ ЦАРЯ ИРОДА"
4 г. до н. э.

Перенесемся теперь мысленно в Иудею последних месяцев Иродова
правления.
Жители Иерусалима, привыкшие, что их город часто посещают пилигримы из
дальних стран, вероятно, не обратили внимания на караван чужеземцев, который
двигался по его улицам зимой 750 года от основания Рима. Но вскоре о них
заговорили, так как стало известно, что путешественники разыскивают царя
Иудеи, причем вовсе не Ирода, а другого, недавно родившегося. "Мы видели
восхождение его звезды и пришли поклониться ему", -- объясняли они.
Оказалось, что это были восточные маги, обнаружившие в небе знак великого
Властелина. То, что разыскивать его они пришли в Иерусалим, удивить никого
не могло. Все слышали пророчества о таинственном Человеке из Иудеи, Которому
надлежало покорить мир.
"Где родившийся царь иудейский?" -- спрашивали волхвы, но вместо ответа
испуганные люди торопились пройти мимо. Нужно было хоть немного знать о
положении дел в Иерусалиме тех лет, чтобы понять, насколько вызывающим и
неосторожным казался сам этот вопрос. Но путники, ехавшие издалека, едва ли
догадывались о своей оплошности. Вероятно, они пребывали в полном неведении
относительно всего, что творилось в Иудее при Ироде.
Жизнь этого монарха, прозванного льстецами Великим, могла бы дать сюжет
для нескольких трагедий в духе "Макбета". Захватив власть при поддержке
римлян и против воли народа, он тщетно пытался завоевать популярность. За
тридцать три года его царствования, внешне блестящего, враждебность к Ироду
только увеличилась.
Человек жестокий и честолюбивый, постоянно терзаемый страстями, Ирод
был далек от религиозных проблем, которые волновали тогда иудеев. Дворцовые
интриги и женщины, войны и строительство поглощали его целиком. При нем
страна вновь получила автономию. Ирод покрыл ее десятками крепостей и
воздвиг в городах множество зданий в западном стиле. Он с одинаковым
усердием занимался сооружением театров, ипподромов, святилищ в честь своего
покровителя Августа и ремонтом иерусалимского Храма. Правда, последний был
предметом особенных забот царя. В своем тщеславии Ирод хотел затмить
древнего Соломона. Он гордился Храмом, в который вложил огромные средства и
который превратил в одно из чудес света. Однако даже этим он не мог
завоевать доверия подданных.
Отец Ирода был идумейским сановником, а мать -- арабского
происхождения; законных прав на корону он не имел. Как все узурпаторы, царь
страдал болезненной мнительностью, и ему всюду мерещилась измена. Хасмонеи,
потомки свергнутой им династии, вызывали наибольшие опасения Ирода; поэтому
он использовал любой повод, чтобы избавиться от них.
Роковую роль в судьбе царя сыграло то обстоятельство, что его жена
Мариамна (кажется, единственное существо, которое он искренне любил) была
княжной хасмонейского рода. В этой гордой и смелой красавице жил дух воинов,
боровшихся за независимость страны. Она не умела скрывать своего презрения к
мужу, а ее мать Александра, часто вмешиваясь в их жизнь, возбуждала тревогу
и без того подозрительного Ирода.
Когда Александра, используя влияние египетской царицы Клеопатры,
добилась для своего семнадцатилетнего сына звания первосвященника, она
невольно толкнула его на гибель. Ирод заметил, что юноша стал пользоваться
любовью в Иерусалиме, и не мог этого стерпеть. В 35 г. до н. э. во время
праздников брата Мариамны утопили ночью на глазах у царя. Его конец был
представлен как несчастный случай, но сестра и мать прекрасно понимали, что
произошло в действительности.
В 30 году положение Ирода было прочным как никогда. После Актийской
битвы, которая принесла Октавиану полноту власти, царь Иудеи получил
надежный политический ориентир. Доверие и поддержка Августа обеспечивали
незыблемость его трона. Но чем удачнее шли дипломатические дела Ирода, тем
невыносимей становилась жизнь в его собственном доме.
К 29 году семейная драма достигла катастрофической точки. Ненависть
Мариамны стала столь явной, что царь заподозрил и ее в причастности к
заговору. И однажды, подстрекаемый родственниками, Ирод в припадке ярости
вынес приговор той, что была ему дороже всего. Послушные судьи быстро
согласились с волей царя.
На казнь Мариамна шла, не прося пощады, и держалась с удивительным
достоинством. Мать же в страхе за свою участь публично поносила ее. Эта
сцена привела в содрогание всех свидетелей последних минут царицы.
Ирод с трудом пережил роковой день. Когда все было кончено, он почти
лишился рассудка. Его преследовал образ убитой, он без конца звал Мариамну
по имени, кричал, чтобы ее привели к нему, напивался до бесчувствия,
проводил ночи в оргиях, устраивал бешеные скачки, но призраки не оставляли
его. Здоровье царя было настолько подорвано, что, казалось, он на пороге
смерти.
Тем не менее Ирод поправился и с удвоенной энергией продолжил
вакханалию убийств. Он казнил Александру, казнил мужа своей сестры и многих
других близких и царедворцев. Сыновей от Мариамны, Александра и Аристобула,
прибывших из Рима после долгой отлучки. Ирод сначала принял радушно, но
вскоре и они вызвали у него недоверие. Фальшивые письма, доносы, показания,
вырванные под пытками у слуг, -- все было пущено в ход в отвратительной
игре, которая кончилась тем, что обоих князей повесили в Самарии.
Последние годы жизни Ирода были особенно мрачными. Хотя партия
"иродиан" видела в нем идеального монарха, чуть ли не Мессию, он знал, что
ненависть народа к нему только возросла. Эти настроения поддерживались в
стране фарисеями, которые бойкотировали любые начинания царя. Многие из них
были казнены за то, что предсказывали скорый закат преступного правления.
Легко вообразить, в какое смятение пришел семидесятилетний царь, когда
узнал, что какие-то восточные послы расспрашивают в городе о "родившемся
царе иудейском". Кто этот очередной претендент на престол? Какие силы стоят
за ним?.. Самым неприятным в известии было для Ирода то, что он впервые
слышал об этом очередном заговоре.
Встретившись с иностранцами. Ирод выяснил, что речь, по-видимому, идет
о Ребенке, Которого считают будущим Мессией. С такого рода посягательствами
на свою власть царь не раз имел дело и понимал, что здесь нужны быстрота и
решительность. Он стал выяснять у священников, где ожидалось рождение
Мессии, и, когда ему назвали Вифлеем, послал туда волхвов, прося их сообщить
подробные сведения о новоявленном царе иудейском. Меньше всего Ирода
заботило исполнение библейских пророчеств. Помутившийся разум старика строил
планы новой расправы.
Вифлеем был расположен недалеко от столицы. Когда чужеземцы прибыли в
городок, там уже давно знали о таинственном Младенце, родившемся в укрытии
для овец. Местные пастухи -- первые, кто видел Его, -- рассказывали о
необыкновенных знамениях, которые привели их в пещеру.
Плотник Иосиф и Мария, родители Младенца, были выходцами из Галилеи;
они появились в Вифлееме года полтора назад во время переписи, проводившейся
в связи с присягой Августу.
Рассказывали, что, когда Мать пришла с Младенцем в Иерусалим для
выполнения очистительных обрядов и посвящения первенца, Ее Сыну предсказали
великое будущее. Прозорливый старец Симеон, взяв из рук юной Матери Дитя,
принес благодарение Богу и сказал, что теперь может умереть спокойно, ибо
видел Спасение, которое Бог "уготовал для просвещения язычников и славы
Израиля". Праведник благословил изумленных родителей и добавил, обращаясь к
Марии: "Вот Он лежит на падение и на восстание многих во Израиле и в
знамение пререкаемое, Тебе же самой душу пройдет меч" [1].
Об этом пророчестве услышали многие находившиеся в храме. Те, кто
ожидал "утешения Израилева", передавали его из уст в уста. Дошло оно,
конечно, и до Вифлеема. Поэтому волхвы без труда смогли отыскать Иосифа и
Марию. Войдя в их дом, они сложили у ног Ребенка свои дары и, поклонившись
Ему, удалились...
Ирод безрезультатно ждал вестей: маги предпочли идти на родину другим
путем, минуя Иерусалим.
Убедившись, что его план не удался, царь решил разом покончить с
предполагаемой опасностью. В Вифлеем был направлен отряд солдат с
распоряжением умертвить там всех младенцев моложе двух лет.
В какой степени приказ был исполнен, неизвестно. Ирод, несомненно,
давал его в глубокой тайне. Иосиф Флавий, писавший о тех временах, не
упоминает о Вифлеемской трагедии. Впрочем, в его глазах она могла быть
слишком незначительной в сравнении с бесчисленными зверствами Ирода.
Как бы то ни было, Тот, Кого искали убийцы, был уже далеко от города.
Галилейская семья скрылась вскоре после ухода волхвов. Иосиф знал, что
разумнее совсем покинуть пределы Иродовых владений, и отправился в Египет --
один из ближайших центров, где жили евреи "рассеяния".
Таким образом мы видим, что с первых же дней мир встретил Мессию
ненавистью и угрозами. Но это был не весь мир. Те, кто верил и ждал, кто был
чист сердцем и полон надежд, встретили Христа иначе. Вифлеемские пастухи,
старец Симеон и восточные мудрецы признали в Нем грядущего Царя.
Весной того же года тяжкая болезнь приковала Ирода к постели. Его
продолжали мучить страхи, он то и дело выслушивал доносчиков, несколько раз
менял завещание. Царю не давала покоя мысль, что народ с нетерпением ждет
его конца. Узнав, что какие-то юноши, подстрекаемые раввинами, разбили на
храме золоченого орла -- эмблему Рима, он велел их немедленно арестовать и
судить со всей строгостью. Невзирая на недуг, Ирод нашел в себе силы даже
присутствовать на процессе. Обвиняемых приговорили к сожжению на костре, что
вызвало бурю негодования в Иерусалиме.
Умирающего царя увезли в Иерихон, где пытались лечить водами. Выл
момент, когда боли чуть не привели Ирода к самоубийству; его едва успели
спасти. Шум и крики челяди донеслись до старшего сына царя, находившегося
под стражей, тот решил, что отец скончался, и просил тюремщика освободить
его. Но стражник донес об этом Ироду, и тот в ярости отдал приказ немедленно
умертвить князя. А через пять дней смерть настигла и самого монарха.
Агония его была ужасна, он сыпал проклятиями, бредил новыми казнями.
Говорят, будто он велел перерезать группу знатных заложников, чтобы хоть
таким образом лишить народ радости и заставить его проливать слезы. День
смерти Ирода стал впоследствии национальным праздником евреев.
Семья царя устроила ему пышные похороны. Облаченное в пурпур тело несли
на золотых носилках. За ними в сопровождении гвардейцев шли его сыновья:
Архелай, Антипа, Филипп и другие, родившиеся от многочисленных жен Ирода. Но
не успели смолкнуть вопли наемных плакальщиц, как началась борьба за власть
между наследниками. По завещанию Иорданская область и Галилея отходили к
Антипе, земли к северу от них -- Филиппу, а иерусалимский трон, Иудея и
Самария -- Архелаю. Однако для утверждения раздела нужно было ехать в Рим.
Перед отбытием царской семьи в городе вспыхнули беспорядки; народ требовал
наказать соучастников преступлений Ирода. Архелай отверг все петиции и
уехал, поручив Иерусалим римскому командованию, которое жестоко расправилось
с восставшими. Тем не менее страна продолжала бурлить, а к императору
отправились делегаты с просьбой о полном устранении ненавистной династии.
Август одобрил завещание Ирода. Каждый из трех его сыновей получил свою
долю наследства. Но Архелай, вопреки его ожиданиям, вернулся домой без
царского титула. Цезарь дал ему только звание "этнарха", правителя народа,
хотя при этом обещал, что сделает его царем позднее, если он докажет свою
лояльность сенату.

Примечания ("ГЛАВА ПЕРВАЯ")
[1] Лк 2, 22 сл. Слова "падение и восстание" указывают на тех, кто